CC BY
48
2002.03.018. ЗДРАВОМЫСЛОВА Е., ТЕМКИНА А.
ФЕМИНИСТСКАЯ КРИТИКА ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИХ ОСНОВАНИЙ СОЦИОЛОГИИ: ПЕРСПЕКТИВЫ СОЦИОЛОГИИ
ГЕНДЕРНЫХ ОТНОШЕНИЙ // Введение в гендерные исследования / Под ред. Жеребкиной И.А. - Харьков, СПб., 2001. - С.174-196.
В статье российских социологов представлена аргументация феминистской эпистемологической критики и обсуждаются возможности построения альтернативной эпистемологии, служащей основой
гендерного подхода в социологии. Магистральную линию (mainstream) социальной теории и классической социологии феминистки обозначают как мужскую социологию (male-stream sociology).
Социологическая эпистемология стала складываться в конце XIX в. как продолжение эмпирической методологии Бэкона и картезианского рационализма в социальных науках. В социологии картезианство воплощено в традиции, изложенной в работе Э. Дюргейма "Метод социологии" (1894). Правила социологического метода,
сформулированные Дюркгеймом, подвергаются критике
представителями многих направлений постклассической социологии, включая феминистов.
(1)Первое правило социологического метода гласит, что для объективного исследования "нужно систематически устранять все предпонятия", то есть необходимо избавиться от чувств, предрассудков, оценочных суждений и эмоций познающего субъекта. Эта позиция в дальнейшем развивается Т. Парсонсом, Р. Мертоном и другими представителями основного русла социологической теории (структурнофункционального анализа).
В феминистском исследовании, напротив, признается, что познающий субъект обладает желаниями и интересами, процесс познания локален и контекстуален. Претензия на бесстрастность и внеэмоциональность "познающего" - в лучшем случае самообман. Не осознавая своей имплицитной заинтересованности, исследователь способствует сохранению и воспроизводству существующего социального порядка и соответствующей ему структуры властных отношений.
(2) Дюркгейм утверждает, что предмет исследования (или "вещи, которые должен изучать социолог") следует определять "через составные элементы их природы, а не по соответствию их с более или менее идеальными понятиями" (цит. по: с. 178). Это означает, что "социолог с первого шага вступает прямо в сферу реального". Предполагается, что
сфера социального представляет собой объективную реальность и внеположена субъекту познания.
Феминистская критика напротив утверждает, что социальная реальность контекстуальна. Позитивистская методология маскирует интересы "познающего", выдавая субъект за аксиологически свободный и безэмоциональный. На самом деле внеположенной социальной реальности не существует. Она сконструирована взаимодействием "познающего" и "познаваемого".
Важно выяснить, какой опыт, какая позиция стоит за псевдообъективизмом позитивистской социологии. Феминистки утверждают, что социологические факты и социальные теории выражают опыт общественной жизни (публичной сферы) эпохи модерна, который сложился как преимущественно мужской. Именно мужчины занимали(ют) ключевые позиции в сфере политического действия и оплачиваемого труда. Общественная сфера мыслится как предназначение мужчины даже в том случае, когда в ней активно участвуют женщины. Опыт исследователя общества - это тоже опыт мужчины, т. е. он является гендерно-специфичным. Таким образом, позитивистская социология представляет собой часть господствующего дискурса, в котором зашифрованы интересы белого мужчины среднего (господствующего) класса.
(3) Дюркгейм утверждает, что источником социального знания служит ощущение, которое может быть субъективным. Социальные факты тем легче могут быть представлены объективно, чем более полно они освобождены от индивидуальных проявлений. Постоянство и повторяемость - критерии объективности получаемого знания.
Феминистки ставят под сомнения критерии верификации (надежности и валидности) социального знания, тиражируемые позитивистами. Новое знание, приобретаемое в феминистском исследовании, озвучивает "молчавшее бытие", которое контекстуально, индивидуально, и, зачастую, уникально, т. е. не проверяемо и не повторяемо.
Главный вывод Дюркгейма заключается в том, что социологическая методология независима от всякой философии (идеологии). "Феминистки, напротив, утверждают, что идеология
встроена в науку и ее эпистемологию, всякая социология идеологична. Именно поэтому утверждение объективности полученного знания о социальной реальности является отражением доминирующего дискурса, и этим утверждением поддерживается существующий порядок, однако идеологизированность социологии замаскирована" (с.180).
Развивая критику позитивистской методологии, феминистки переосмысливают классические социологические представления о субъекте и объекте познания, и дают им новые определения. В социологических текстах вместо термина "субъект познания", утверждают феминистки, следует читать: "мужчина, занимающий
господствующую социальную позицию" (с.180). Поэтому вместо
категории "субъект познания" феминистки предлагают использовать альтернативную категорию - познающего (knower). На английском языке, отмечают авторы, это отглагольное существительное является гендерно нейтральным.
Объективность эмпирически обнаруженных социальных фактов также подвергается сомнению, поскольку они игнорируют целый ряд опытов, в частности, опыт женщин. Феминистская критика ставит следующий диагноз. "Классическая социология является
политизированным знанием, далеким от объективности. Она представляет собой идеологию патриархата и оправдание мужского господства. Феминистки предлагают вместо термина "объект познания", предполагающего внеположенность и объективность социальных фактов, использовать категорию познаваемое (the known)" (с.181).
Критика эпистемологических оснований классической социологии предполагает построение альтернативной эпистемологии, методологии и метода, которые позволили бы осмыслить женский опыт. Женский опыт, по мнению феминисток, носит неоднородный и множественный характер. Он включает в себя, по крайней мере, три измерения.
Во-первых, опыт специфический для женщин, связанный с семьей, воспроизводством, эмоциями, сексуальностью. Долгое время он вообще не был предметом исследований, или занимал в социологии маргинальное положение. Феминистская эпистемология ставит этот опыт в центр исследования.
Во-вторых, опыт женщин - участниц движения против дискриминации по признаку пола. Благодаря этому опыту феминистки стали особенно чувствительны к практикам исключения, замалчивания, табуирования социальных меньшинств в социальном познании. Феминистская эпистемология становится когнитивным элементом борьбы за равные возможности мужчин и женщин. В рамках когнитивного протеста феминистского движения эпистемология классической социологии реконструируется как основа социальной системы и политического режима патриархата. Смена эпистемологической парадигмы рассматривается феминистками как существенная задача феминистского движения.
В-третьих, опыт женщин-социологов, принадлежащих к поколению второй волны феминистского движения, которая началась в 1960-е годы. В это время позитивистская социология занимает доминирующие позиции, количественные методы признаются единственно научными. Феминистки проблематизируют свой профессиональный опыт: они обнаруживают несоответствие их личного опыта, их
повседневного знания тому, что говорит о женщине социология, и тому, как она говорит (на "отцовском языке", по выражению Д. Смит) о женщине. В работе "Методы, патриархатного письма"(2000 г.) Д. Смит подробно описывает отчуждение профессиональных социологических практик от опыта женщины-исследовательницы.
"Итак, многомерный женский опыт порождает потребность в формировании новой теории познания, новой методологии и новых исследовательских техник, поскольку классические образцы социологии оказались "гендерно-слепыми". Социологии вынесен приговор: она объявлена патриархатной наукой" (с.184). В течение двадцати лет феминистски ориентированные исследователи пытаются сделать социологию чувствительной к женскому опыту (или вообще к другому). Но как сделать патриархатную науку иной? Как превратить ее из сферы подавления, эксплуатации и стратификации в область эмансипирующего знания? Как построить феминистскую эпистемологию? В рамках феминистской теории сформировалось четыре эпистемологических ответа на эти вопросы - феминистский эмпиризм, позиционизм, социальный конструктивизм и постмодернизм.
Эмпиризм как феминистская эпистемология представляет собой исследовательскую стратегию включения женщин в позитивистский дискурс (adding women). "Эмпиристки" в духе либерального феминизма считают, что таким образом можно решить проблему непредставленности женского опыта в социальном знании. Авторы выделяют несколько способов "включения женщин" в социальное знание.
Первый способ - это принятие мер по увеличению числа женщин в сообществе социальных исследователей. Однако С. Хардинг и Д. Смит справедливо подчеркивают, что такая "добавка" не изменяет эпистемологической ситуации: "включенные" женщины начинают
говорить на языке основных социологических теорий, берут на вооружение существующий дискурс и его методологию.
Второй - формирование женской темы в ряде традиционных исследовательских областей. Это означает изучение женщин, внесших вклад в развитие общества под рубриками: "женщины в литературе",
"женщины в истории", "женщины в политике", "женщины в науке". Однако и эта стратегия не изменяет существующий порядок функционирования социального знания. Включение женщин в качестве объекта познания сохраняет жестко закрепленные гендерные практики в обществе.
Третий способ введения женщин в доминирующий дискурс - это изучение специфических женских опытов, прежде всего тех, которые связаны с депривациями: насилием, обездоленностью женщин, но не с позиции виктимизации, а с позиции переживания этих практик и их изменений. Такой способ получил развитие в эпистемологии "позиционного" подхода.
В рамках позиционного подхода утверждается, что объективное знание может быть получено на основе общего женского опыта, т. е. опыта дискриминации, опыта страдания и опыта сопротивления. Классиками данного направления в 80-е годы стали С. Хардинг, Д. Смит, Н. Хартсок. Они полагают, что преимущества женской позиции (feminist standpoint) связаны с проблематизацией женской идентичности. В духе марксизма они утверждают, что социальная позиция угнетенного создает возможности для истинного знания, и соответственно женщина-исследователь обладает рядом преимуществ. Положение женщин создает возможность проблематизировать те сферы жизни и практики, которые оказались упущенными, не замеченными, не артикулированными основным руслом мужской социальной науки. Кроме того, критическая позиция (участие в женском движении) делает видимой несправедливость гендерной стратификации, умалчивающей и обесценивающей женский опыт.
Позиционный подход подвергается критике по двум основаниям. Во-первых, ссылаясь на сходство в положении женщин, он игнорирует различия между ними (на что указали, в частности, цветные феминистки). Во-вторых, исходит из того, что все женщины одинаково угнетены, и потому на основании анализа их опыта может возникать истинное, объективное знание.
Основной тезис социально-конструктивисткого подхода заключается в том, что социальный мир не существует сам по себе, а предстает в совокупности взаимодействий, интерпретируемых действующими лицами (Бергер, Лукман, Гоффман, Гарфинкель). Феминистские теоретики распространили основные тезисы социального конструктивизма на анализ процесса "создания гендера" в повседневных взаимодействиях.
В отличие от позиционизма конструктивисты утверждают, что не
существует особой феминисткой науки и универсального знания, поскольку любая наука, любое знание - контекстуально и является продуктом опыта. Знание - это когнитивная практика, в каждой конкретной ситуации нужно анализировать, кто изучал, что, когда и почему. Под сомнение ставится уместность обсуждения единого опыта женщин. Основой знания считается множественные опыты женщин, находящихся в разных позициях. Специфические социальные и культурно-исторические контексты порождают представления о власти и господстве, располагая разные группы в иерархическом порядке и приписывая им либо доминирующие, либо вторичные статусы.
Задачей феминистского исследования, таким образом, становится реконструкция гендерных отношений в разных контекстах, создаваемая из множества локализованных рассказов и систем репрезентаций.
Конструктивистская эпистемология подвергается критике за ее релятивизм. Во-первых, тезис о различии опыта женщин, принадлежащих к разным социально-культурным группам, подрывает исходное феминистское положение об универсальном мужском господстве и тем самым лишает теоретических оснований политическую борьбу. Во-вторых, локализированное знание не может претендовать на статус научного, оно не всегда проверяемо, критерии верификации далеко не всегда уместны в такой методологии (с.191).
Четвертый вариант альтернативной эпистемологии вписывается в рамки постмодернизма (Фуко, Деррида, Бодрийяр). Такая эпистемология отрицает идею нейтральных "фактов", существующих независимо от теории. Получаемое знание порождено ценностями и интересами "познающего". Любое знание (и социологическое) представляет собой культурное производство власти, поэтому любые претензии на объективную истину беспочвенны. Как утверждает представительница феминистского постмодернизма Дж. Батлер, субъект познания является одновременно субъектом действия, "субъект выстроен властью... и такой субъект никогда не выстраивается полностью, но подвергается ее воздействию и производится снова и снова" (цит. по: с.192).
Постмодернистская эпистемология исходит из признания неразделенности знания и власти: не только субъект, изучающий объект, сконструирован, но сконструировано и само "изучающее познание". Как только знание признается истинным, оно становится императивом власти или "руководством к действию". Деконструкция категорий гендерного порядка становится главной задачей феминистского исследования.
На постмодернистскую эпистемологию, по словам авторов, распространяются аргументы критики социального конструктивизма. В
частности, в рамках данной эпистемологии также проблематизируются однозначные понятия гендерной идентичности, а также политик сопротивления гендерному неравенству.
Итак, четыре эпистемологические позиции феминизма по-разному осмысливают отношение познающего и познаваемого. В то же время, им свойственен и ряд общих моментов. Все варианты феминистской эпистемологической альтернативы подвергают критике существующие способы производства знания, легитимизируют новые темы исследования, устанавливают новые междисциплинарные соотношения, ставят вопрос о необходимости гендерно чувствительного подхода к процессу познания. "Открыв гендер как полезную категорию анализа, феминистские исследователи обнаружили женский опыт как источник знания и поставили эпистемологический вопрос о том, как гендерные перспективы исследователя преломляют его взгляд на мир" (с.193).
Эпистемология как теория познания не является абстрактной философской позицией, ее выбор определяет стратегии и техники исследования. В феминистских дебатах чаще всего утверждается, что существуют не особенности метода, а особенности его применения. Феминистская теория, используя традиционные методы, например, в социологии, отдает предпочтение так называемым качественным "мягким" методам. Преимущества этих методов в том, что они в меньшей степени навязывают позицию исследователя и стремятся к озвучиванию иных социальных миров.
В некоторых случаях феминистки делают акцент на специальных техниках, связанных с участием в женском движении. К ним относятся исследовательские стратегии, сопровождающие работу групп "роста сознания" и "коллективной памяти", акционистские техники, диалоговые методы.
Опыт социологической рефлексии показывает, что власть, пронизывающая дискурс, проникает и в исследовательскую ситуацию. Она заключается в асимметрии положений изучающих/изучаемых, возможности манипулирования и управления информантами. Для преодоления (или смягчения) иерархии в исследовательской ситуации предлагается также включать информанта в обсуждение результатов анализа. Кроме того, признается, что исследователь - это исторически локализованная личность с конкретными желаниями и интересами, влияющими на постановку задач, способ проведения исследования и его интерпретацию. Поэтому рефлексия на всех этапах становится основной особенностью феминистского исследования.
Феминистская критика, отмечает автор в заключение, приводит исследователей к выводу, что эпистемология, ориентированная на социальные изменения, должна быть иной, чем эпистемология стабильности, а эпистемология периода глобализации отличной от эпистемологии модерна. В новых социальных условиях появляется возможность обсуждать особенные перспективы изучения социальной реальности. "Женские исследования, женская история и социология женщин становятся дискурсивными фактами постсовременной социальной мысли" (с .196).
Т.В. Виноградова
