CC BY
33
2002.01.037. СЕЛБИН Э. СОВРЕМЕННЫЕ ЛАТИНО-АМЕРИКАНСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ.
SELBIN E. Modern latin american revolutions/ 2nd ed. - Boulder (Col.); Oxford: Westview press, 1999. - X, 236 p.
Во второе, пересмотренное и исправленное издание монографии «Современные латиноамериканские революции» (первое издание вышло в свет в 1993 г.) ее автор, профессор, руководитель Программы международных исследований (ун-т Саусвестерн) Эрик Селбин включил новые данные о революциях в Боливии, Гренаде, на Кубе, а также революционном процессе в Никарагуа. В исследовании, состоящем из пяти глав и эпилога, американский ученый, отталкиваясь от концепций революций, предложенных К.Марксом, Ч.Тилли, С.Хантингтоном, Т.Скокполом, предлагает свою концепцию, которая бы учитывала роль основных агентов и культурный фактор. Он видит социальную революцию как динамический процесс, который включает в себя разрушения старого режима и построение нового, и состоит из трех фаз: восстания, политической победы и преобразования общества и людей или, иначе говоря, институционализации и консолидации революции. Последняя фаза предполагает перераспределение ресурсов, изменение качества жизни, осуществление индустриализации и урбанизации, моральную перестройку и на этой стадии революционное руководство берет на себя создание нового человека и нового общества, что и составляет предмет рассмотрения в данном исследовании.
В первой главе «Социальная революция и роль личности» Э. Селбин подчеркивает, что концепция революции во многом выступает ныне как синоним «водораздела» или «поворотного пункта» в развитии общества. Применение этого понятия для обозначения коренных преобразований общества в последнее время ставится под сомнение по мере того, как распространяется точка зрения, что повсеместная победа капитализма не оставляет места для революции. Но тем не менее социологи продолжают спор о понятии революции и ее значении. Называемые «великими» французская, русская и китайская революции (иногда сюда также относят и мексиканскую), обозначившие переход от феодализма к капитализму, автор относит к «первому поколению» социальных революций; «второе поколение» составляют революции, произошедшие в странах «третьего мира» после Второй мировой войны.
Современные латиноамериканские революции в чем-то сходны, но во многом отличаются от их предшественников. Общей у революций
первого и второго «поколений» является единая модель, в которой последовательно сменяют друг друга восстание, политическая победа и попытки преобразования общества. Что касается отличий, то два из них касаются изменившегося международного контекста: современные латиноамериканские революция произошли в эпоху экономической зависимости, в странах с современными, а не с традиционными институтами власти. Среди других отличий автор выделяет мульти-классовые союзы и значительную роль субъективного фактора (с .1-3).
Господство детерминистского или структуралистского подхода, концентрирующегося на обьективных предпосылках революции, не позволяет должным образом оценить ту решающую роль, которую играют люди в революционном процессе, считает Э.Селбин. Мало внимания исследователи уделяли тому, каким коренным преобразованиям подвергалось общество после завоевания политической власти. Политологи и социологи провели огромную работу по анализу «институционализации» революций, показывая, каким образом были реорганизованы государственные структуры и как создавались новые. Однако, подчеркивает Э.Селбин, квинтэссенцией революционного процесса является преобразование общества и граждан, изучение изменения того, каким граждане видят свое общество и свою роль в нем, что в основном находится за рамками анализа политологов (с.4).
Автор предлагает ввести новую концепцию «консолидации революции», отличную от «институционализации». Консолидация происходит тогда, когда значительное большинство населения выражает поддержку самой сути революционного проекта — созданию более справедливого и равноправного общества — и тем самым противостоит попыткам повернуть вспять завоевания, достигнутые в ходе революционного процесса. Акцент делается на людях, а не на структурах; на факторе выбора, а не на детерминизме; на преобразованиях, а не на трансформации. Неудачи многих исследований коренятся именно в недооценке намерений людей и их действий в объяснении революционного процесса.
Институционализация как решающий шаг в перестройке государства подразумевает создание новых государственных институтов, новая исполнительная власть осуществляет контроль за деятельностью административных, юридических, полицейских и военных организаций. Новые государственные институты служат, во-первых непосредственным нуждам управления государством (законодательная и административная
власти), во-вторых, они должны обеспечить консолидацию режима (социальные службы и равноправное предоставление медицинской помощи населению).
Наиболее важный и трудноразрешимый вопрос, который решается в ходе институционализации нового правительства, - это ограничение личной власти, и революции в Латинской Америке не являются исключением. Например, в Боливии революционеры намеревались установить демократию в сочетании с системой со-управления, чтобы изменить традиционные способы ограничения власти со стороны правящей элиты или военных. На Кубе ограничение личной власти было передано на суд «народа». В Гренаде, как и других Восточнокарибских странах, сильна традиция демократического парламентаризма, которая предоставляет довольно широкие полномочия исполнительной власти, что и обусловило лишь незначительные ограничения личной власти. В Никарагуа, где до революции личная власть практически была неограниченной, после революции, в отличие от других латиноамериканских стран, личная власть была поставлена в строгие рамки. Исключительным выглядит и механизм смены власти, установленный в Никарагуа после революции - выборная демократия. Мирная передача власти в результате выборов в Никарагуа свидетельствует о том, что в этой стране успешно решена проблема передачи власти.
Что касается второй категории институтов, призванных консолидировать новый режим, - институты, связанные с проведением аграрной реформы, правами женщин, правами рабочих, правами этнических и индейских общин, образованием, здравоохранением, безработицей и проч., - то в Латинской Америке было создано множество подобных учреждений, которые после политической победы облегчали включение широких народных масс в революционный процесс (с.16).
«Институционализация» и «революция» не так легко сочетаются друг с другом, так как создание новых институтов связано с бюрократизацией и с растущей инерцией и консерватизмом; примеры мексиканской и боливийской революций подтверждают это наблюдение. В Гренаде наблюдалось значительное расхождение среди революционного руководства по этому вопросу. Лидеры Никарагуа с подозрением относились к институционализации, опасаясь, что институционализация может затормозить революционный процесс.
Кубинская революция наиболее долго сопротивлялась этому процессу, начав институционализацию режима только в 1986 г.
Институционализация не гарантирует консолидацию нового режима. Институты могут функционировать только тогда, когда сам народ вдохнет в них жизнь. Конечно, правительство может создавать или преобразовывать институты и привлекать людей к участию в них, но оно не может заставить их работать. Реорганизация институтов и структур общества глубоко связана со стадией консолидации. Чтобы вновь созданные институты отвечали потребностям населения, необходима фаза консолидации революции. Это касается институтов, связанных со здравоохранением, ликвидацией неграмотности и аграрной реформы во всех четырех странах, рассматриваемых автором.
Успешная деятельность новых институтов не только способствует укреплению их легитимности, но также закладываеют основу для прочных отношений между руководством и населением. Там же, где деятельность этих институтов потерпела провал, это препятствовало установлению нормальных взаимоотношений между правительством и народом. Так, если на Кубе «комитеты защиты революции» служили объединяющим и мобилизующим фактором революционного процесса, способствуя процессу институционализации и консолидации режима, в Никарагуа же, напротив, эти «сандинистские комитеты защиты» превратились в средство бюрократического контроля, лишились поддержки у населения и изжили себя (с .18-19).
Главным в своем исследовании Э.Селбин видит проведение различий между институционализацией и консолидацией социальной революции. Взаимоотношение между ними, по его мнению, носит диалектический характер. В отличие от институционализации процессу консолидации новых режимов прежде уделялось мало внимания, либо же речь шла лишь о консолидации государственного аппарата или государственной власти. Консолидация связана с функционированием, автономией и воспроизводством нового режима, основанного на институционализации. Во время консолидации революционное ядро пытается завоевать «души людей», а люди стремятся реализовать свое видение того, что заставило их подняться на борьбу. Таким образом, консолидация связана с оценкой людьми своей повседневной жизни, отношений между собой и с правительством, отношения к революции. Основными факторами консолидации являются возникающие у людей
чувство доверия, осуществления возможностей, сопричастности и видения будущего (с.20-21).
Если институционализация представляет собой процесс, который можно оценить с помощью таких факторов, как статус или функционирование ключевых структур управления, то консолидацию, связанную с оценкой людьми материальных и идеологических условий своей повседневной жизни и взаимоотношений с новым правительством и с самим революционным процессом, непросто измерить. Конечной проверкой консолидации становится определение того, насколько глубоко и далеко проникли ценностные изменения и в какой мере люди готовы принять это новое общество, в особенности когда многие революционные обещания оказываются нереализованными. Задача построения нового общества не сводится к созданию структур и институтов, экономической статистике и политическим нормам, а касается в первую очередь того, как люди стремятся воссоздать себя, материальные и идеологические условия своей повседневной жизни по-новому, заключает Э.Селбин (с.24-25).
Автор считает, что рассмотрение процессов институционализации и консолидации, их возможные сочетания предоставляют мощный и полезный инструмент для проведения сравнительного анализа революций в разных странах.
Во второй главе «Пути социальной революции: Боливия, Куба, Никарагуа и Гренада» Э.Селбин рассматривает различные пути, избранные руководством после завоевания политической победы: институционализацию без консолидации (Боливия, 1952-1956 гг.); консо-лидацию без институционализации (Куба, 1959-1969 гг.); институцио-нализацию и консолидацию (Никарагуа, 1979-1990 гг.); отсутствие и институционализации, и консолидации (Гренада, 1979-1983 гг.). Этот выбор делается руководством по мере оценки нужд и требований населения, а также внутренних и внешних факторов, которые накладывают определенные ограничения на возможности осуществления их проекта социальной революции. В этом смысле революционный авангард играет основополагающую роль в социальной революции.
Рассмотренные американским исследователем примеры показывают, что в тех случаях, когда не удалось провести или институционализацию, или консолидацию, социальная революция не состоялась. Если в Гренаде и Боливии революция потерпела поражение, то на Кубе революция, по мнению Э.Селбина, осталась незавершенной, а
значит уязвимой до тех пор, пока не будут созданы механизмы передачи власти. Никарагуа же может служить примером успешной социальной революции, однако автор делает существенную оговорку, что только время сможет показать, насколько глубоко прошла консолидация нового режима.
Третья глава «Руководство социальной революцией: идеология и стратегия» посвящена тому, каким образом был избран тот или иной путь, какую роль играет политическое руководство, идеология и стратегия социальной революции в процессе консолидации нового режима. Революции не только коренным образом влияют на жизнь людей, они творятся людьми, возглавляются людьми, за них борются и умирают люди. Чтобы показать, каким образом люди творят революцию, Э.Селбин обращается к рассмотрению двух типов революционного руководства.
«Видимые» (visual) лидеры вырабатывают революционную идеологию, в которой сочетается критика предыдущего режима и общества с предложением образа будущего. Организационное руководство совместно с «видимыми» лидерами разрабатывает революционную стратегию и осуществляет ее на практике. Как правило, «видимые» лидеры идентифицируются с процессом консолидации: они заражают народ энергией, предлагают революционную идеологию и оглашают свое видение будущего. Институционализация является территорией, на которой действуют организационные лидеры: именно они работают над созданием структур нового режима.
Преобладание того или иного типа руководства и, как следствие, преобладание институционализации или консолидации, как показывают примеры Кубы и Боливии, происходят один за счет другого. В Боливии преобладало организационное руководство, но отсутствовало какое-либо «видимое» руководство, что привело к тому, что не была «озвучена» в достаточной мере революционная идеология. На Кубе в «видимом» и организационном руководстве не было недостатка, причем Ф.Кастро сочетал в себе черты и того, и другого типа лидерства, Р. Кастро проявил себя сильным организатором, К.Сьенфуегос был безусловно ярким «видимым» лидером, а Ч.Гевара, как и Ф.Кастро, представлял собой лучший образец «видимого» руководителя с блестящими организационными способностями. Стремясь избежать ошибок прошлых революций, кубинские руководители намеренно избегали
институционализации, чтобы избежать «излишней заформализо-ванности», которая бы могла оторвать их от масс.
Руководство, которое было охвачено борьбой за выбор пути, как это произошло в Гренаде, ведет себя как самоубийца. Более сбалансированное руководство, как в Никарагуа, позволило революционерам провести институционализацию и консолидацию в равной степени, и одно усиливало другое. В Никарагуа было создано коллективное руководство, девять членов Национальной директории разделяли ответственность за государство и партию. «Видимое» лидерство Т.Борхеса было уравновешено прагматизмом и организационным лидерством Д.Ортеги. Именно руководители делали выбор, и этот процесс базировался на их понимании прошлого и их осознании потребностей масс. Этот выбор мог влиять на структуры и условия, в рамках которых проходил революционный процесс, что особенно ярко проявляется на примере Никарагуанской революции. К ее примеру автор обращается в четвертой главе «Претворяя революцию в жизнь: Никарагуанская революция, 1979-1990 гг.».
Э.Селбин подчеркивает особенности никарагуанской революции: плюрализм, смешанная экономика, политика неприсоединения, близкие к программным установкам социал-демократии скандинавских стран. Несмотря на то, что никарагуанское правительство столкнулось с тяжелейшими проблемами, унаследованными от прошлого или созданными во время разрушительной войны, программа институционализации была в целом выполнена, и ныне Никарагуа, как считает Э.Селбин, находится в третьей фазе революции - фазе консолидации режима. Э.Селбин сначала предлагает предварительные оценки степени консолидации, основанные на масштабных исследованиях периода 1988-1989 гг., затем обращается к анализу процесса институционализации в Никарагуа, уделяя особое внимание международному и внутреннему контексту выборов 1990 г., и ее связи с консолидацией. Как показали выборы 1990 г., радикальные преобразования в Никарагуа стали неотъемлемой частью повседневной жизни людей. Никарагуа оказалась единственным примером в истории, когда революционное руководство решилось пойти на риск проверки поддержки народом власти на выборах, что ранее казалось немыслимым, причем дважды - в 1984 и 1990 гг.
В главе пятой Э. Селбин еще раз обращается к теоретическим вопросам, затронутым в исследовании, подчеркивая значимость
использования концепции институционализации и консолидации для исследования феноменов, связанных с революционным переходом от одного режима к другому и революционными преобразованиями, в особенности с переходом к социализму.
Автор обосновывает сохранение революционного потенциала в странах Латинской Америки и Карибского бассейна, где демократия все еще остается слабой и обратимой. Острые социальные и экономические проблемы и удаленность политических «реформ» от реальных повседневных нужд людей по-прежнему сохраняют вероятность того, что беднейшие слои населения обратятся к поиску более радикальных путей для изменения своей жизни, и революции представляют один из таких путей, утверждает Э.Селбин в заключение (с.148).
М.Н.Смелова
