CC BY
638
2001.03.038-041. ИСЛАМСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ИРАНЕ: ПРЕДПОСЫЛКИ, ОСОБЕННОСТИ, ПЕРСПЕКТИВЫ.
2001.03.038. HIRO D. Iran under the ayatollahs. - L., Melbourne and Henley: Routledge a. Kegan Paul, 1985. - 416 p.
2001.03.039. KEDDIE N.R. Iranian revolutions in comparative perspective // Islam, politics, and social movements/ Ed. by E.Burke, III, and S.M. Lapidus. -Berkley etc; 1988. - P.298-313.
2001.03.040. ROY O. Faut-il diaboliser l'Iran? // Politique international. - P., 1997/1998. - N 78. - P.349 - 365.
2001.03.041. ETEMADI N. Iran: le crepuscule des theocrates // Politique international - P., 1999 /2000. - N 86. - P401- 418.
Британский писатель и журналист Д.Хиро анализирует причины и итоги революционных событий в Иране в 1978-1979 гг.
Объяснение феномена исламской революции он ищет одновременно в истории страны и в истории религии. Исповедуемая в Иране разновидность ислама (шиизм) зародилась как следствие жестокого династического соперничества и развивалась на фоне становления ранних мусульманских государств. Именно в этот период возникла концепция имамата, в соответствии с которой только имамы (потомки четвертого халифа Али и дочери Мухаммеда Фатимы) имеют право возглавлять общину единоверцев, и только через них может быть передано божественное откровение. Имамы не способны ошибаться, так как их поступки предопределены свыше. Характерной особенностью шиизма является огромное влияние шиитского духовенства (в отличие от ситуации в мусульманских государствах, где распространен ислам суннитского толка). Этому направлению во многом способствовала деятельность Ага Бакр Мохаммеда Бехбахани в конце XVIII в. Он отстаивал концепцию, в соответствии с которой каждый верующий должен выбрать себе духовное лицо в качестве наставника, "марджа-е таклид" ("образец для подражения"). Общепризнанными духовными лидерами стали "муджтахиды" (те, кто имеет право на "иджтихад" -интерпретацию жизненных явлений с точки зрения законов веры). Опираясь на догматы ислама и занимая независимое положение по отношению к светским властям, муджтахиды получили реальную возможность влиять на принятие политических решений (038, с. 15).
В разные периоды политическая активность шиитского духовенства, улема, не была одинаковой. Первый наивысший всплеск пришелся на 1905 - 1911 гг. С началом мировой войны наметился спад,
углубившийся в 20-е годы, когда к власти в Иране пришел основатель династии Пехлеви.
Реза-шах сразу занялся созданием службы национальной безопасности и полицейского аппарата. Его целью была централизация и модернизация государства. Политика шаха была направлена на ускорение экономического развития, на поощрение растущего класса торговой и промышленной буржуазии, на рост современных средних слоев: преподавателей, юристов, врачей, инженеров, журналистов, гражданских служащих. Он не скрывал, что не рассматривает духовенство в качестве силы, способной решать проблемы современной жизни, и старался ограничить его деятельность традиционными областями (шариат, религиозное обучение и управление вакуфным имуществом). Причем и эти сферы деятельности духовенства, по его мнению, должны были находиться под контролем государства. Реза-шах постарался также вытеснить улема из сферы публичной политики путем сложных манипуляций в период проведения выборов. Среди депутатов меджлиса 1936-1938 гг. резко сократилось число представителей духовенства.
Именно политика основателя династии Пехлеви, направленная на проведение быстрой модернизации сверху, а также его стремление к развитию светской культуры и образования привели, по мнению исследовательницы из США Н.Р.Кедди, к возникновению феномена "двух культур": иранская элита и новый средний класс быстро восприняли западную систему ценностей, тогда как крестьяне и городские средние слои, базари, продолжали следовать за шиитским духовенством, пусть и отстраненным от политики. Эти социальные слои апеллировали к исламу. Так постепенно складывалась ситуация, благоприятная для будущего развития революционного движения .
При Мохаммеде Реза Пехлеви, сменившем отца на троне в 1941 г., произошла существенная корректировка курса. Осознавая влияние шиитского духовенства на население страны, новый шах всячески демонстрировал желание завоевать симпатии улема и заручиться их поддержкой. В первые годы правления Мохаммеда Резы шиитское духовенство условно можно было бы разделить на две группы: к первой принадлежали подчеркнуто не желавшие вмешиваться в повседневную политику религиозные авторитеты умеренного толка, ко второй - лица, занимавшими более низкое положение в шиитской иерархии, настроенные категорически против перемен в стране. Наибольшей известностью пользовался аятолла Кашани. Вскоре после второй мировой войны им была основана политическая партия "Моджахедин-е
эслам" ("Воины ислама"), социальной базой которой были учащиеся медресе, мелкие торговцы, представители различных категорий базари. Поддержкой Кашани пользовалась созданная в 1945 г. подпольная организация "Федаян-е эслам", представлявшая интересы низов городского общества и в этом смысле являвшаяся неким дополнением партии самого Кашани. Одним из главных средств политической борьбы члены "Федаян-е эслам" считали убийство. В 1948 г. их первой жертвой стал знаменитый иранский историк и юрист Ахмед Кесрави. После неудачной попытки покушения на премьер-министра в 1955 г., Мохаммед Реза отдал приказ об уничтожении организации. Вскоре ее лидеры, включая Сефеви, были казнены, но сама организация сохранилась.
Для подавления политических конкурентов и на создание режима личной власти Мохаммеду Резе понадобилось около 20 лет. Подготовив необходимые условия, он приступил к осуществлению программы преобразований, известной как "белая революция". Параллельно в жестоких формах происходила расправа над оппозицией. 25 января 1963 г. состоялся референдум по "шести пунктам" проведения реформ. Согласно официальным данным, в референдуме приняли участие 91 % имеющих право голоса, 99,9 % высказались в пользу "белой революции" (038, с.45). В ответ на это представители радикально настроенного духовенства (в частности, Хомейни), вставшие во главе оппозиционного движения, приняли решение организовать выступления протеста и совместить их с началом нового года по мусульманскому календарю. Несмотря на предупреждения со стороны властей, антишахские демонстрации состоялись в Куме, Тегеране, Ширазе, Мешхеде и Тебризе. Их зачинщиками, главным образом, были учащиеся медресе. Правительство подавило эти выступления с помощью десантников и сотрудников САВАК. По неофициальным данным, число убитых доходило до нескольких тысяч. Хомейни был арестован, но быстро выпущен на свободу. Он стал национальным героем с репутацией бесстрашного лидера, готового публично критиковать не только внутреннюю политику, но и лично шаха, Мохаммеда Резу. Объективно Хомейни грозил суд за антишахские призывы, которые приравнивались к государственной измене, что было чревато вынесением смертного приговора. В сложившейся ситуации Мохаммед Реза, по мнению Д. Хиро, допустил промах, который в дальнейшем стоил ему трона. Шах принял решение не делать из Хомейни мученика и ограничился приказом арестовать его, полагая, что таким образом удастся подавить движение сопротивления раз и навсегда.
Известие об аресте признанного духовного лидера распространилось по стране необычайно быстро и привело к возникновению массовых народных выступлений беспрецедентного масштаба, которые, однако, были подавлены со столь же беспрецедентной жестокостью. Карательными акциями руководил лично Мохаммед Реза. В городах, являвшихся очагами бунта, было объявлено военное положение, введены бронетехника и войска, имевшие приказ "стрелять на поражение". Среди тысяч арестованных оказалось 28 представителей высшего духовенства. По разным оценкам, число убитых превышало 10 тыс. человек.
1963 - 1972 гг., были периодом стремительного экономического развития, одним из следствий которого стала стратификация городского населения. Городское общество Ирана в конце 70-г годов условно можно представить в виде пирамиды из разных по величине и значению слоев. В вершине пирамиды находился клан Пехлеви (всего более 60-ти семей); представители древних аристократических родов (около 1 тыс. семей); аристократы-предприниматели, которые начали вкладывать капиталы в развитие национального производства; около 200 высших государственных чиновников и военачальников, которые имели отношение к управлению государственными компаниями; и, наконец, представители крупной буржуазии.
Около 1 млн. семей принадлежало к базари. К средним слоям относились также владельцы 420 тыс. деревенских ремесленных мастерских (преимущественно ковроткаческих) и 440 тыс. небольших коммерческих фирм. Все, имеющие отношение к традиционным средним слоям, были тесно связаны с шиитским духовенством, численность которого составляла около 100 тыс. человек.
Численность современных средних слоев - 650 тыс. чел. -увеличилась вдвое по сравнению с 1963 г. и составляла 6.5 % от общего числа занятых. К этому следует добавить также 462 тыс. учащихся профессиональных и технических учебных заведений, а также студентов в иранских и зарубежных ВУЗах.
Численность наемных работников увеличилась с 1963 г. в 5 раз и составила 2,5 млн. человек. 900 тыс. работали на промышленных предприятиях (2/3 из них - на мелких). 400 тыс. заняты в сфере торговли и услуг. 1 200 тыс. - строительные рабочие, мелочные торговцы, разносчики, прислуга. Именно последних лидеры иранской революции называли "мостазафин", "обездоленными". Чаще всего эти люди были выходцами из среды безземельных крестьян или кочевников. В сельской местности у них на иждивении оставались родственники - около 1 100
тыс. семей (038, с. 61). Перебравшись в город, "мостазафин" искали покровительства и руководства в новой для них жизни у шиитского духовенства, что способствовало еще большему укреплению позиций последнего в городах. В середине 70-х годов исход из деревни усилился. Это, в частности, было связано с попыткой государства сдерживать инфляцию за счет установления контроля над ценами на сельскохозяйственную продукцию.
Население крупных центров (свыше 100 тыс. чел.) составило почти 30 % всего населения Ирана. При этом условия жизни в городе повсеместно ухудшались: везде существовала нехватка жилья, электроэнергии, воды. За пять предшествовавших революции лет квартплата выросла на 300% и составляла около половины дохода большинства городских семей (038, с.63).
Общее недовольство распространялось и на современные средние слои, лишенные при этом возможности его демонстрировать. В стране существовала лишь одна политическая партия, "Растахиз". Все периодические издания отражали ее позицию, а журналисты должны были состоять ее членами. Радиовещание и телевидение находились под контролем министерства информации, которое, в свою очередь контролировалось секретной полицией САВАК. Рост активности САВАК напрямую был связан с ростом антиправительственных выступлений, террористическими актами, направленными против руководства страны, а также увеличением числа студентов, которые рассматривались как потенциальная база оппозиции. С 1966 г. была введена цензура на книги. В середине 70-х годов количество изданий стало стремительно сокращаться: с 4 200 - в 1974 г. до 1 300 в 1976 г. (038, с.63).
В сложившихся условиях единственной силой в стране, которая последовательно продолжала оказывать сопротивление режиму Пехлеви, оставалось шиитское духовенство. Его представители организовывали массовые демонстрации. Рухолла Хомейни, находившийся с 1963 г. в ссылке, сначала в Турции, а затем в Ираке, продолжал заниматься активной политической деятельностью, сочиняя антишахские памфлеты и записывая на аудиокассеты выступления, которые потом контрабандой доставлялись в Иран. В 1970 г. он прочел своим студентам курс лекций, в которых доказывал, что шиитское духовенство, вопреки традиции, предписывающей пассивно ожидать прихода "сокрытого имама", должно возглавить борьбу, чтобы покончить с коррумпированной и жестокой властью и установить новый режим, при котором во главе государства встанут мусульманские правоведы. Он призывал своих последователей в
Неджефе, Куме и Мешхеде проводить работу в массах и поднимать их на борьбу.
В конце 1976 г., под давлением со стороны администрации Картера, выразившей недовольство нарушением прав человека в Иране, шах вынужден был пойти на некоторое смягчение режима. Однако политика либерализации привела не к снижению, а к возрастанию активности оппозиции. После каждой уступки властей, оппозиция выдвигала новые требования.
Революционный процесс, постоянно нарастал. до февраля 1979 г., когда режим Пехлеви пал. Это падение было предопределено целым комплексом обстоятельств как субъективного, так и объективного характера. Попытки больного раком Мохаммеда Резы спасти ситуацию были обречены на провал, так как к концу августа 1978 г. антишахское движение достигло размаха, при котором выдвигаемые им требования уже не могли быть удовлетворены в условиях сохранения монархического режима. Огромный разрыв, который существовал между уровнем жизни большинства населения Ирана и представителей правящей верхушки, во многом объяснялся колоссальными доходами, получаемыми за счет бюджета различными посредниками (включая руководство армии), заключавшими сделки на поставку вооружений в страну. Точно так же значительная доля средств, выделявшихся на реализацию государственных планов экономического развития, оседала на личных счетах членов семьи шаха, влиятельных политиков и крупных чиновников. Начиная с 1973 г., половина суммы в 2 млрд. долларов ежегодно вывозимой из страны, попадала на счета семейства Пехлеви. Знаменитый "Фонд Пехлеви", первоначально существовавший как крупная благотворительная организация, со временем превратился в один из основных каналов перекачки иранских денег за рубеж.
Начатая шахом политика либерализации неизбежно привела к снижению роли, которую играла в государстве такая мощная и эффективная структура как САВАК, насчитывавшая в своих рядах 60 тыс. кадровых и завербованных сотрудников. Страх, который население испытывало перед САВАК, значительно ослабел после изъятия рассмотрения политических дел из ведения военных судов. Серьезной ошибкой шаха было использование для усмирения демонстрантов пехотных армейских подразделений, которые на половину состояли из призывников, молодых непрофессиональных военных.
прислушивавшихся к призывам духовенства. К тому же симпатии к оппозиции у этой части военных заметно возросли в середине сентября 1978 г., когда стало известно, насколько крупные суммы денег переводит
за рубеж армейская верхушка.
Победе антишахского движения способствовало то, что оппозицию возглавил сильный и общепризнанный харизматический лидер, аятолла Хомейни, продемонстрировавший два важных качества, которые особенно импонировали народу: приверженность спартанскому образу жизни и нежелание идти на компромиссы. На фоне циничных, коррумпированных, лживых и непоследовательных иранских политиков Хомейни являл собой пример "честности, ответственности и неподкупности". К этому следует добавить его способность безошибочно определять настроение масс. Он сумел объединить разнохарактерные силы во имя одной главной цели - свержения шаха. В самые напряженные моменты ему удавалось сохранять единство этих сил, проявляя озабоченность интересами практически каждой группы, входящей в антишахскую коалицию, и при этом сознательно храня молчание по поводу таких спорных проблем как демократия, аграрная реформа, статус женщин и роль духовенства в будущем исламском государстве. Он умел пробудить надежду на освобождение и на улучшение условий жизни в различных слоях общества. Базари видели в Хомейни защитника частной собственности и хранителя исламских ценностей. Для современных средних слоев Хомейни был радикальным националистом, преданным программе, принятой ранее Моссадыком: избавить Иран от диктатуры монарха и иностранного влияния. Трудящиеся города поддерживали Хомейни, веря его призывам к социальной справедливости, которую они понимали как передачу бедным власти и богатства. И, наконец, сельская беднота видела в Хомейни своего спасителя, того, кто обеспечит их землей, водой, дорогами, школами и электричеством (038, с.99).
Феномен Хомейни, по мнению Д.Хиро, заключался прежде всего в его умении воздействовать на массы, вдохновляя их примерами из истории шиитов. Ведя тонкую игру одновременно на национальных и религиозных чувствах, Хомейни смог сплотить вокруг себя людей из разных социальных слоев, направляя их на решение все более крупных и важных задач. Он добивался успеха, обращаясь к религиозным обычаям мусульман-шиитов: траурные шествия по поводу сорокового дня поминовения мучеников превращались в демонстрацию властям размаха оппозиционного движения, а проповеди в соборных мечетях во время рамазана использовались для популяризации его идей.
Безусловным вкладом Хомейни в мировую революционную практику явилась разработка и применение стратегических и тактических приемов, направленных на нейтрализацию мощной военной машины
режима Пехлеви. В отличие от экстремистов из "Моджахедин-е хальк" и "Федаян-е хальк", Хомейни был противником вооруженной борьбы между народом и военными, так как кровь, пролитая товарищами, могла лишь сплотить солдат и побудить их добиваться отмщения. Аятолла Хомейни избрал стратегию "морального поражения" армии, обратившись к народу с призывом, рассчитанным на глубоко укоренившийся в сознании иранца-шиита комплекс мученика, шахида. "Мы должны победить армию изнутри, - говорил он. - Встречайте солдата цветами. Боритесь, принося себя в жертву, ибо жертва - суть истории. Пусть солдаты убивают столько, сколько хотят, до тех пор, пока их сердца не содрогнутся от совершенных ими злодеяний. Это приведет к распаду армии, и таким образом вы ее обезоружите". Новобранцев Хомейни в то же время предостерегал от братоубийственной войны, говоря, что стрелять в своих братьев и сестер, "то же самое, что расстреливать Коран" (038, с.100). Поскольку эти слова исходили от уважаемого аятоллы, общепризнанного духовного лидера, призывы Хомейни возымели действие.
Именно мечети, ставшие центром антишахской коалиции, сыграли решающую роль в свержении монархического режима в Иране.
Союз оппозиционных сил сохранялся вплоть до свержения шаха. Затем наметился неизбежный раскол, ибо у каждой группы, входившей в состав движения, существовало свое представление о будущем государственном устройстве Ирана. Воинственные улема, лояльные аятолле Хомейни, и их союзники жаждали установить исламский режим ортодоксального толка, при котором духовенство определяло бы политику во всех сферах деятельности государства. Светские политики-исламисты (их представлял Мехди Базарган), склонялись к менее жесткой модели. Либеральная светская оппозиция, представленная Национальным фронтом К.Санджаби, боролась за демократическое переустройство общества. Левые, возглавляемые "Моджахедин-е хальк" и исповедующие некий сплав ислама и марксизма, мечтали об установлении всеобщего равенства. Различные группировки, называвшие себя марксистами-ленинцами, рассматривали происходившие революционные события как ступень к будущей социалистической революции.
Собственные интересы преследовали также и многочисленные региональные организации, представлявшие национальные меньшинства: курдов в иранском Курдистане, тюркоязычные народы, арабов из Хузистана, белуджей. Эти организации контролировали многие провинциальные революционные комитеты и, соответственно, обладали
влиянием и властью на местах. Несмотря на то, что их взгляды во многом рознились, в одном они были единодушны, а именно в желании обладать достаточной политической автономией на провинциальном уровне, чтобы сохранять и поддерживать свою этническую, культурную и религиозную самобытность.
Перед новой властью стояли две важнейшие задачи: остановить экономический спад и создать эффективную систему государственного управления. И уже за первые шесть месяцев своего существования исламский режим сумел создать новые институты в сфере управления, политики, экономики, законности и безопасности: революционные комитеты, собственную Исламскую республиканскую партию (ИРП), революционные суды, Корпус стражей исламской революции (КСИР). На базе бывшего "Фонда Пехлеви" был создан "Фонд обездоленных" ("Боньяд-е мостазафин"). Государство национализировало не только собственность тех, кто покинул страну, но также и 22 частных банка, около 15 страховых компаний (из них 8 иностранных), авиасборочные и судостроительные предприятия, заводы, производящие автомобильные двигатели. Предпринятые меры дали новому режиму возможность осуществлять более жесткий контроль над экономикой и были вполне в духе эгалитаризма, склонность к которому этот режим обнаруживал.
Важнейшим вопросом являлась разработка и принятие конституции ИРИ. Хомейни выдвинул тезис, что на базе ислама, который является, прежде всего, сводом божественных законов, может быть создано государство особого типа. Во главе такого исламского государства должно стоять духовное лицо, "справедливый факих". Как знаток законов, факих должен участвовать в деятельности законодательных, исполнительных и судебных органов. Форма правления, предусмотренная разработанной Хомейни теорией "Велайат-е факих" предполагала, что установленные Богом законы трактуются и применяются "справедливым факихом", который не может править по собственному усмотрению, а лишь исполняет волю Всевышнего. Из этого следовало, что подобная система не может считаться диктатурой. А поскольку место "справедливого факиха" не передается по наследству, система не является также и монархической (038, с. 117).
Доктрина Хомейни оказалась привлекательной для многих мусульман, ибо была проста для восприятия и свободна от влияний, чуждых исламу. Тем не менее в среде высшего шиитского духовенства теория теократического правления не находила единодушной поддержки. Однако она все-таки была включена в проект конституции, который в ходе общенародного референдума получил одобрение 15,8 млн. - 99,5 %
граждан (038, с.120). В качестве бесспорного лидера, "факиха", призванного осуществлять в отсутствие "сокрытого имама" руководство нацией, был назван "великий аятолла имам Хомейни". Он оказался во главе государства, будучи наделенным неограниченными полномочиями, поэтому в стиле руководства отчетливо стали проявляться черты его личности: воинственность, твердость, непримиримость и безжалостность в отношении оппозиции. Прежде всего это касалось левых, и в особенности "Федаян-е хальк". Все притязания этой организации на место во власти Хомейни категорически отверг, и партия перешла в оппозицию. Еще одним шагом на пути осуществления жесткого курса явилось запрещение 41 оппозиционной газеты, включая органы Национального демократического фронта, Туде, "Федаян-е хальк" и "Моджахедин-е хальк".
Наиболее непримиримую позицию Хомейни занимал по отношению к сепаратистским выступлениям национальных меньшинств. Использование оружия против исламского государства было названо одним из тягчайших преступлений. Автоматически под это определение попадали любые выступления народов, стремившихся к автономии в рамках своих территорий, и оказывавших сопротивление подразделениям армии и КСИР, которые прибывали в пограничные районы Ирана для установления там новой власти. Методы усмирения, используемые сторонниками Хомейни, мало отличались от методов шахского режима.
Приступая к созданию основ исламского государства, Хомейни провозглашал первостепенной задачей правящего режима очищение общества от неисламских элементов. Самого себя Хомейни считал носителем истины в последней инстанции в том, что касается определения критериев "исламского" и "неисламского". Вынесенные Хомейни решения обсуждению не подлежали.
4 ноября 1979 г. группа воинственных студентов из числа приверженцев Хомейни захватила посольство США в Тегеране. Это была хорошо спланированная акция, ибо возникшая конфронтация США с Ираном стимулировала революционную активность. Кризис с заложниками сплотил нацию, сосредоточив внимание иранского народа на проблеме прошлых и нынешних злодеяний США, усилил позиции радикалов и ослабил позиции умеренных. Он наглядно показал молодым иранцам, что Хомейни и его сторонники столь же тверды в неприятии империализма как "Федаян-е хальк" или "Моджахедин-е хальк" и остановил распространение влияния этих левых организаций.
Ситуация, возникшая в стране в результате кризиса, была использована режимом для политического воспитания масс и помогла
организовать широкую народную поддержку исламской конституции. К тому моменту, как в стране должен был состояться референдум по проекту основного закона, отношения между Ираном и США обострились до предела. Хомейни использовал кризис с заложниками для привлечения как можно большего числа граждан к участию в референдуме по конституции, сумев добиться единения с народом, но в среде самого шиитского духовенства ситуация была противоположной. Так, аятолла Шариатмадари отказался поддержать исламскую конституцию в редакции Хомейни. Отстаивая тезис о верховном суверенитете иранского народа, он возражал против 110 статьи конституции, в которой излагались права и полномочия духовного лидера нации, и в частности, против права последнего отстранять избранного народом президента. "Кажется, мы движемся от одной монархии к другой", - заявлял Шариатмадари (038, с.139). Он фактически выступал выразителем точки зрения и части шиитского духовенства, и ряда политиков.
Режиму приходилось считаться с "Моджахедин-е хальк". Представители ее исламского крыла интерпретировали основные догматы мусульманской веры иначе, чем идеологи нового режима. Так, лидер "Моджахедин-е хальк" Раджави опровергал утверждение Хомейни о том, что ислам чужд демократии и обвинял аятоллу в том, что, стремясь к установлению диктатуры, тот трактует ислам с традиционалистских, мелкобуржуазных и реакционных позиций.
В процессе борьбы за власть Хомейни все время помнил о реальной опасности для революции со стороны армии. "Чистки" среди офицерского состава шли постоянно, причем особенно пострадал слой высших командиров. В первую годовщину революции, в феврале 1980 г. министр обороны официально объявил, что за предыдущие два месяца из рядов армии было изгнано 7 500 офицеров, главным образом старших (038, с. 154). Опасения Хомейни в отношении военных не были лишены основания. Весной и летом 1980 г. было предотвращено несколько попыток военного переворота. Военные ставили цель, захватив некую территорию внутри Ирана, создать на ней свой плацдарм и развязать гражданскую войну. Этот процесс мог бы оказаться необратимым. Поэтому Хомейни считал выступления офицеров пусть даже и весьма ослабленной армии значительно более опасными для себя, чем любые конфликты со своими политическими или религиозными оппонентами.
В июне 1981 г. обострение отношений режима с оппозицией достигло пика. Революция вошла в завершающую фазу. Это был самый напряженный период за все время, прошедшее с февраля 1979 г.:
оппозиционные силы, и в особенности "Моджахедин-е хальк", с оружием в руках вступили в борьбу с исламским режимом и его лидером. Всего, по данным, опубликованным парижской штаб-квартирой "Моджахедин-е хальк", в ходе противостояния, продолжавшегося вплоть до глубокой осени 1982 г., были убиты 2 тыс. политических и религиозных лидеров. В ответ же властями было уничтожено 3 тыс. членов организации (038, с.220). В тюрьмы было заключено несколько десятков тысяч противников режима, а также лиц, заподозренных в сочувствии им. В значительной степени подавлению оппозиции способствовала политика тотальной исламизации, проводившаяся исламским руководством во всех сферах жизни государства: в политической, военной, правовой, экономической, социальной, культурной.
Иранская революция, отмечает Д.Хиро в заключение, несет в себе целый ряд качественных отличий от революций, имевших место в ряде государств Ближнего Востока во второй половине XX в. Если в Египте, Ираке и Йемене монархические режимы пали в 1952 - 1962 гг. результате военных переворотов, то в Иране в борьбу за свержение династии Пехлеви были вовлечены миллионы граждан по всей стране. Революционное движение возглавило шиитское духовенство, не имевшее ни собственной политической организации (партии), на которую можно было бы опереться, ни продуманной идеологической платформы. И именно это обстоятельство вынудило улема на первых порах пойти на сотрудничество с лидерами светской оппозиции.
Характерной чертой исламского режима была его крайняя жестокость во всем, что касалось защиты завоеванных позиций и борьбы с оппозицией. В результате возник некий замкнутый круг насилия. Чем сильнее было давление со стороны оппонентов как из-за рубежа, так и изнутри, тем менее снисходительным исламский режим становился в отношении несогласных. Это неизбежно привело к серьезному нарушению основных демократических свобод, от отсутствия которых так страдали иранцы в период авторитарного правления последнего шаха. В результате оказалось, что те, кому ценой многочисленных жертв удалось обрести эти свободы, очень недолго смогли ими пользоваться. Чем активнее оппозиция выступала с критикой властей, тем более жестокой была расправа. И наоборот. Чем безжалостнее становилось исламское правительство, тем больше на него нападали оппоненты.
Д. Хиро обращает внимание на повышенную роль личностного фактора в иранской революции. Речь идет не только о Хомейни. Так, смерть в сентябре 1979 г. аятоллы Талегани привела к потере известного равновесия, сохранявшегося между членами высшего эшелона
клерикального руководства (Шариатмадари, Талегани и Хомейни) и расколу верхушки духовенства на два враждебных лагеря.
Иранская революция разрушила старую структуру власти, основу которой составляли шах, аристократия, вестернизированная элита и часть среднего класса. В новой расстановке сил важную роль стала играть мелкая буржуазия. Это обстоятельство роднит иранскую революцию с революциями в Египте, Ираке и Йемене, где интересы мелкой буржуазии лоббировались ее же собственными представителями, одетыми в военную форму. Тот же процесс наблюдается в Иране, но с одним отличием. Здесь интересы мелкой буржуазии также защищают ее же собственные представители, но облаченные в одеяния улема.
По мнению Д.Хиро, в центре фундамента исламского режима, находятся различные категории трудящихся и низшие слои среднего класса, а на периферии - базари. Исламский режим привлек прежде бесправных представителей различных категорий трудящихся и мелкой буржуазии к власти посредством участия в революционных организациях, и дал им в руки оружие. Они ощутили свою заинтересованность в этой системе и продемонстрировали преданность лично Хомейни, почитавшегося наравне со святыми.
Многие из тех, кто до революции принадлежал к светской элите и к верхним слоям среднего класса, покинули Иран. Оставшиеся стали сочувствовать оппозиции. Лидеры исламского режима отдавали себе в этом отчет, но игнорировали недовольство "благоденствующих". Власти рассчитывали на то, что постепенно, в результате воспитания молодого поколения в условиях исламизированного общества, в котором система просвещения находится в ведении духовенства, этот социальный слой будет ослаблен.
В результате антимонархической революции Иран стал по-настоящему независимым государством и в политическом, и в экономическом, и в культурном отношении. В Иране утвердилась идеология, опирающаяся на ислам и одновременно глубоко уходящая корнями в собственную историю, идеология, которая должна обосновать особый путь развития страны. Лидеры иранской революции стремились воссоздать идиллию, существовавшую, по их мнению, на Аравийском полуострове в VII в. во времена пророка Мухаммеда и имама Али. В отличие от европейских и многих других устремленных в будущее революций, иранская революция была обращена в прошлое. Шиитское духовенство Ирана, возглавившее республику, твердо убежденное в самодостаточности Корана и шариата, предлагало некую идеальную модель. Это заставляет многих аналитиков говорить о реакционной, а не
о революционной сущности исламской республики.
Подобно большевикам в России, иранские революционеры старались представить свою революцию как явление глобальное. Они рассматривали ее как первый шаг к восстановлению "зоны ислама", существовавшей в VII в. Этим объясняется попытка "вытолкнуть" революцию в соседние мусульманские страны, в результате которой вспыхнула война с Ираком. Эта война, по мнению автора, в большей степени помогла иранской революции, чем помешала. Она вновь способствовала созданию условий, которые позволили исламским лидерам консолидировать нацию. Участие в выборах в меджлис в апреле-мае 1984 г. значительно большего числа граждан, чем прежде, явилось иллюстрацией степени такой консолидации.
Многие черты иранской революции дали серьезные основания для критики тегеранского режима из-за рубежа. Используемый иранскими лидерами способ заставлять умолкнуть несогласных (данные о жертвах за первые пять лет революции колеблются от 5 тыс. до 30 тыс. казненных), потряс многих сочувствовавших. Исламское общественное мнением за рубежом не смогло его одобрить.
Как бы ни развивались дальше события, можно с уверенностью утверждать, заключает Д.Хиро, что Иран уже не вернется ни к конституционной, ни к абсолютной монархии, но какая бы политическая система ни сложилась в государстве в будущем, духовенство обязательно займет в ней свое место.
В работе американской исследовательница Н.Р.Кедди сравниваются революционные события 1978-1979 гг. с движением за конституцию в Иране в 1905 - 1911 гг., переворотами, имевшими место в государствах Третьего мира, а также с теми революциями, которые принято называть великими. Автор полагает, что характерной особенностью иранской революции 1979 г., коренным образом отличающей ее от великих революций, является центральная роль "ортодоксальной религиозной идеологии". От большинства переворотов в странах третьего мира иранская революция отличается своим исключительно городским характером (039, с.298).
В отличие от Турции, Египта или Туниса, в Иране при династии Каджаров не проводились реформы в военной и технической области, в сфере просвещения, не модернизировалась и бюрократическая система. Кедди объясняет это отсутствием тесных контактов с Западом, которые характерны стран Ближнего Востока, а также объективными трудностями на пути осуществления централизации. Во многом с отсутствием централизации было связано постоянно усиливающееся влияние
шиитского духовенства. По существу централизация государства проходила в сфере религии. Основной объединяющей силой стало учение шиитов, причем его направление, отвергавшее любое проявление самостоятельности мышления и свободомыслия.
Характерной особенностью политической жизни Ирана являлось наличие тесной связи между традиционно близкими друг другу силами -шиитским духовенством и базари. Периодически к ним присоединялись светские либералы и радикалы. В основе этих временных альянсов лежало не столько реальное согласие в борьбе за единые цели, сколько общий враг - правящая династия и поддерживающие ее иностранных государства. При общем источнике недовольства, задачи у всех были абсолютно разными. Духовенство стремилось укрепить свое могущество в стране и усилить влияние шиитов в исламе; либералы и радикалы боролись за демократию и свободное экономическое развитие; базари хотели ограничения иностранных привилегий в экономике.
Антиимпериалистические настроения, которые в скрытой или явной форме всегда присутствовали у иранцев, были сильнее, чем где-либо и спровоцировали значительно больше волнений и возмущений, чем в других государствах Ближнего Востока. Кедди объясняет это спецификой шиизма, который в большей степени способен противостоять внешним влияниям, чем ислам суннитского толка. Шииты убежденно сохраняют дистанцию в отношениях с неверными, что внешне проявляется в неукоснительном соблюдении религиозных предписаний. Усиление экономического, политического и идеологического влияния Запада многими иранцами воспринималось, прежде всего, как попрание прав мусульман. Правительство рассматривалось как пособник неверных и делило с ними вину, поэтому, начиная с 1891 и по 1979 г., все массовые народные выступления были в равной мере направлены и против иностранного присутствия, и против династии Пехлеви.
Аятоллу Хомейни автор называет "популистом", несущим в себе отдельные черты, свойственные как правым, так и левым, при этом не чуждым ксенофобии и фундаментализма.
Сравнение двух иранских революций XX века приводит к парадоксальному выводу. При явном сходстве в том, что касается участников, целей и задач, и при идеологической преемственности, они резко отличаются своими результатами. Конституционный переворот 1905-1911 гг. "закончился принятием конституции по западному образцу и сформированием правительства, в то время как революция 1978-1979 гг., произошедшая после пятидесяти лет движения по пути модернизации, завершилась созданием абсолютно самобытной
исламской республики и принятием подчеркнуто исламской конституции. И это не просто вопрос конституций. Революция 1905-1911 годов была направлена на усиление светского влияния, тогда как революция 1978-1979 гг. была направлена на исламизацию общества, несмотря на предшествующую его вестернизацию" (039, с.309).
Объяснение этого парадокса лежит в противоположном понимании природы врага. В 1905-1911 г. шла борьба против традиционалистского режима и династии, которая не желала модернизации. Светские реформаторы, а также некоторые либеральные представители духовенства были убеждены, что враждебный Запад может быть побежден только его же собственным оружием. Они требовали создания современной армии, реформ в области права, правительства, сформированного на основании конституции, и свободного и независимого экономического развития.
В 1978-1979 гг. образ врага изменился. Через 50 лет правления династии Пехлеви иранцы больше не верили в то, что сильная армия, промышленность, созданная с западной помощью, отвечающие современным требованиям законодательство и система образования являются решением проблем Ирана. Даже либеральная конституция рассматривалась ими как инструмент автократических манипуляций. Правящий режим воспринимался как слишком западный, начались поиски корней и путей возвращения к "аутентичным" иранским и исламским ценностям. Никого из наиболее активно выступавших с критикой существующего режима в 60-х годах интеллектуалов, оппозиционного духовенства, революционного студенчества нельзя было назвать фундаменталистами или даже традиционалистами. Большинство из них просто пыталось найти выход из кризисной ситуации, причина которой, по общему мнению, крылась в деспотическом режиме Пехлеви и в "вестоксикации", то есть социально-экономической и культурной зависимости от Запада (039, с.310).
Поэтому парадоксальный исламский и "антимодернизаторский" характер революции 1979 гг., отличающий ее от революции 1905-1911 гг., может быть объяснен, главным образом, реакцией на усиление западного влияния, политику прозападных правителей и новые формы империализма, получившие развитие в период между двумя революциями.
Анализируя ситуацию, сложившуюся в Иране к концу 90-х годов, французский исследователь О. Руа отмечает, что несмотря на сохраняющуюся исламскую риторику времен революции, картина реальной жизни внутри страны существенным образом меняется. По сути
дела, можно говорить о кризисе исламской революции. Автор называет это "эффектом Хатами" (040, с.361), по имени президента, избранного в 1997 г. Являясь представителем семьи, родословная которой восходит к пророку Мухаммеду, получив солидное теологическое образование, М.Хатами является личностью, уважаемой в клерикальной среде. Одновременно с этим результаты выборов (за него было отдано 66 % голосов) и состав электората (главным образом, молодежь и женщины), свидетельствуют о его широкой популярности и о том, что "живые силы нации" возлагают на нового президента большие надежды (040, с.362). Сила Хатами в том, что он заставил воспринимать себя как политика, способного обеспечить спокойный переходный период.
Революция оказалась в положении "жертвы" в результате процессов, которые она сама инициировала. Урбанизация, развитие системы просвещения, а также увеличение занятости на производстве женщин - все это привело к возникновению в Иране общества, в котором возрос удельный вес современных социальных слоев. Призывы исламской революции к социальной справедливости, пуританской морали, преувеличенное внимание к соблюдению религиозных предписаний не находят отклика у молодежи. По мнению Руа, от Хатами никто не ждет резкого улучшения экономической ситуации. Однако большинство населения связывает с ним надежды на постепенное движение к свободе и демократии.
Ряд факторов указывает на наличие тенденции к "деклерикализации" режима. Наиболее очевидный из них - явное снижение доли духовенства в выборных органах. Все более открыто звучат критические выступления по поводу системы теократического правления, "велайат-е факих". Политические дебаты развертываются вокруг основ исламского государства. Внутри самих улема не прекращается дискуссия о месте духовенства в исламской республике. Разумеется, речь не идет о провозглашении лаицизма на французский манер, однако под секуляризацией в условиях современного Ирана подразумевается ослабление позиций духовенства в государстве через восстановление многопартийной системы, обновление законодательной базы (для приведения ее в соответствие с потребностями современного общества), и, наконец, через большую свободу нравов. Многие из представителей высшего шиитского духовенства осознали, что революция привела к снижению их престижа и возникновению недоверия к улема. В своих выступлениях клерикалы-реформаторы ссылаются на исконные традиции шиизма и призывают вернуться к большей созерцательности (квиетизму), плюрализму мнений при
интерпретации исламских законов, к отмене действия фетвы после смерти ее автора (очевидный намек на дело Рушди). Подобная либеральная эволюция стала возможной благодаря альянсу, возникшему между реформаторами и традиционалистами, объединившимися против радикалов и консерваторов. Таким образом, внутри самой государственной системы и благодаря ее институтам (выборным органам власти, руководству мусульманской общины, университетам) происходит подготовка к изменениям в стране.
Хотя возможность возникновения кризиса полностью исключить нельзя, логика развития внутриполитических процессов в Иране подсказывает перспективу мучительного пересмотра результатов исламской революции в течение ближайших лет. Позитивное воздействие на ход событий могут оказать и внешние факторы (например, снятие санкций). Любая же внешнеполитическая акция, предпринятая против Ирана, может вновь сплотить население вокруг режима на основе национализма (040, с.365).
Н. Этемади анализирует ситуацию в Иране через 20 лет после исламской революции 1979 г. По его мнению, Иран сейчас вступил в переходный период. Пока исламские законы доминируют над Конституцией, а влияние консервативного духовенства в системе государства остается значительным, рано говорить о демократизации. И все же целый ряд обстоятельств указывает на ослабление позиций исламских консерваторов, причем процесс этот имеет необратимый характер. На политической сцене Ирана появились новые действующие лица: городская молодежь, женщины, мусульманские реформаторы, интеллигенция. Именно они играют определяющую роль в происходящей эволюции.
Об ослаблении позиций теократов свидетельствет то, что уважение прав личности перестало быть требованием исключительно интеллектуалов или просвещенной элиты. Для рядового иранца уважение его прав отныне является критерием, по которому он оценивает предлагаемые ему политические программы. Все больше людей отказываются от революционной идеологии, независимо оттого, имеет эта идеология религиозную окраску или нет, и демонстрируют стремление к мирным переменам, к построению цивилизованного общества. Например, на муниципальных выборах весной 1999 г. более 70 % мандатов в местных органах управления достались реформаторам. Из 15 членов городского совета Тегерана (города, в котором сосредоточена 1/6 населения страны) 13 избраны от сторонников президента Хатами (041, с. 416). О том, что процесс зашел глубоко, говорит также и
расслоение, наметившееся внутри КСИР. В то время как его командование продолжает безоговорочно следовать указаниям "великого факиха", 70% рядовых бойцов (по данным проведенного среди них тайного зондирования) во время президентских выборов намеревались голосовать за реформатора Хатами (041, с.407).
Консервативный блок, в состав которого входят улема и их политические союзники, внешне выглядит по-прежнему монолитно. Однако некоторые здравомыслящие представители шиитского духовенства отдают себе отчет в том, что в иранском обществе происхоят перемены, и консерваторы терпят поражение. Так, например, аятолла Махдави-Кани, глава "Ассоциации воинствующих клерикалов", объединяющей в своих рядах наиболее консервативно настроенных представителей исламского режима, выступил за пересмотр методов борьбы с оппозицией. Сразу после избрания Хатами на пост президента он призвал своих единомышленников решать возникающие проблемы политическим путем (в частности, активнее используя СМИ) и избегать насилия. Пока еще аятолла Махдави-Кани выражает мнение меньшинства консерваторов, в то время как большая их часть убеждена в необходимости любыми способами остановить процесс реформирования, включая свержение, в случае необходимости, самого Хатами. Они прибегают к заранее спланированным серийным убийствам видных оппозиционеров, запрещению независимых печатных изданий, разгрому мирных демонстраций и организации беспорядков в студенческих городках. Под контролем убежденных сторонников сохранения существующего режима находятся государственное радио, телевидение и цензура. По мнению Этемади, "твердые консерваторы" не отдают себе отчета в том, что террор, избранный ими в качестве средства борьбы против оппозиции, ни в коем случае не сможет оставновить движение к секуляризации, ибо стремление к демократическим переменам охватило практически все общество. Слепое насилие немедленно породит ответное насилие, которое, в свою очередь, может привести к гражданской войне.
Риск социального взрыва в стране является вполне реальным, так как за 20 лет существования Исламской Республики произошли существенные перемены. Численность населения увеличилась вдвое и достигла 63 млн. человек, из них 65 % составляют лица до 24 лет. По предварительным оценкам, к 2005 г. в Иране будет приблизительно 70 млн. чел., из них 71% - лица, моложе 24 лет. Уже сейчас в стране насчитывается 19 млн. учащихся и 4 млн. безработных (через 10 лет к ним прибавится еще 5 млн. безработных). Необходимо принять меры, чтобы эти люди могли получить профессиональную подготовку,
создавать для них не менее одного милиона рабочих мест в год (041, с.407). При сохранении существующего положения вещей достижение этих целей нереально: ежегодно создается лишь 350 тыс. рабочих мест, возможности частного сектора ограниченны, и явно не хватает иностранных инвестиций. По официальным данным за 1997 г., иностранные капиталовложения в иранскую экономику (исключая нефтяную отрасль) не превысили 81 млн. долл. в год, тогда как для Саудовской Аравии и Турции эти показатели составляют соответственно 40 и 11 млрд. долл. (041, с.417).
Непримиримая позиция консерваторов по отношению к реформам, чреватая серъезным социальным взрывом, по убеждению автора, объясняется отнюдь не фанатичной приверженностью идеям исламской революции, а огромным экономическим могуществом, которе превратило верхушку шиитского духовенства и их политических союзников в слой олигархов, наделенный беспрецедентными возможностями. Основой благополучия этого слоя являются более ста различных "Фондов", возникших сразу после исламской революции. Наиболее могущественный из них - "Фонд обездоленных" с годовым бюджетом до 10 млрд. долл. (041, с.417). Многие эксперты склояются к мнению, что "Фонд обездоленных" является крупнейшим мировым картелем. По различным оценкам, только его недвижимость оценивается от 20 до 100 млрд. долл., на его долю приходится около 40 % ВВП страны (041, с.408). Хотя "Фонд" и контролирует ряд промышленных предприятий, в сферу его интересов, главным образом, входят торговля, импорт потребительских товаров, операции на валютном рынке. Он освобожден от налогов и никому неподотчетен, включая правительство. Именно "Фонд обездоленных", а не центральный банк определяет курс национальной валюты. "Фонд" управляется так называемой группой исламских союзников. Это тесно сотрудничавшие с Хомейни еще в 60-е годы выходцы из базари, чей последующий взлет был обусловлен приходом к власти исламистов. Руководство "Фонда обездоленных" располагает огромным влиянием в службе безопасности, среди КСИР, в правоохранительных органах и даже в верхушке экстремистских исламских группировок.
Таким образом, иранским реформаторам, во главе с Хатами, приходится преодолевать серьезные трудности в условиях, когда консерваторы продолжают рассматривать основные институты государства как вотчину, контроль над которой они не хотят ни с кем делить. Главные козыри реформаторов - высокая степень популярности у населения и глубокое понимание политической ситуации. Прежде всего,
это относится к Хатами, который с самого момента своего избрания обнаружил незаурядный дар политика. Он продемонстрировал своим противникам могущество стоящих за ним общественных сил и предостерег их от попыток испытывать терпение народа. Хатами дал понять, что его уход с политической сцены немедленно положит конец благополучию его противников, тогда как его пребывание у власти, напротив, ялвяется в сложившейся ситуации единственым для них возможным выходом. Хатами удается, не впадая в крайности, сохранять контроль над ситуацией, осторожно и последовательно продвигаться к намеченной цели: конституционным путем ограничить участие улема в руководстве государством и подчинить систему "велаят-е факих" законной власти (041, с.412).
Н.Б.Шувалова
