CC BY
107
2000.04.004. ДУНКАН-ДЖОНС Р. ДЕНЬГИ И ПРАВИТЕЛЬСТВО В РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
DUNCAN-JONES R. Money and government in the Roman empire. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1998.- XIX, 300 p.- Bibliogr.: p.269-283.
В монографии известного британского специалиста по истории римской экономики на основе анализа обширного нумизматического материала и данных письменных источников реконструируются особенности финансовой системы, денежного обращения и эмиссионной политики в эпоху принципата (точнее, в период от 30 г. до н.э. до 235 г. н.э.). Книга состоит из краткого предисловия, трех основных частей, включающих 16 глав, и серии приложений.
Римская империя, пишет Р. Дункан-Джонс, оставила гигантское, исчисляемое миллионами, количество золотых, серебряных и бронзовых монет различных типов и достоинства. Наследие такого масштаба, сохранившееся в виде монетных кладов (их происхождение также является одной из тем данного исследования), дает богатейший источниковый материал, анализ которого позволяет значительно продвинуть вперед понимание важнейших сфер римской экономики, отмечает автор в предисловии (aXV).
Часть I посвящена характеристике финансовой системы Римской империи в целом. Основное внимание в ней уделено роли денежного обращения в народном хозяйстве, проблемам инфляции и дефицита, анализу структуры имперского бюджета и налоговой политики.
Империя эпохи принципата, пишет Р. Дункан-Джонс, не была полностью монетаризированным обществом. Как крупные, так и мелкие частные хозяйства стремились к самодостаточности и по мере возможности сторонились рынка. Государство собирало значительную часть своих доходов натурой. Но оно не могло обходиться без денег, в частности, на содержание огромной армии. Бюджетные проблемы проявляли себя главным образом в форме дефицита наличных средств. В то же время римское правительство, по-видимому, обходилось без кредита, способного заполнить разрыв между доходами и расходами. Государственные заимствования были практически не известны. В силу этого любой дефицит должен был покрываться за счет правительственных резервов. Между тем созданная Августом модель финансовой системы отличалась крайней щедростью и предполагала постоянное ее проявление со стороны императора в силу политических причин, что, очевидно, не способствовало созданию сколько-нибудь значительных финансовых резервов. Поэтому для покрытия дефицита, возникавшего в результате перерасходования средств казны или падения сбора налогов, верховная власть часто бывала вынуждена прибегать к конфискациям крупных состояний не-
которых частных лиц, специальным сборам (типа aurum coronarium) с городов и провинций по тем или иным поводам, манипуляциям с монетной чеканкой и т.д. В целом, однако, на протяжении большей части изучаемого периода дефицит, полагает автор, мог означать скорее лишь кратковременные трудности, чем провал долговременной финансовой стратегии (с.4-5).
Широкое распространение бартера, особенно в менее урбанизированных провинциях, продуктовых ссуд, налогов и рент ясно показывает, что денег требовалось больше, чем их действительно находилось в обращении. Другим симптомом этого является высокая насыщенность поддельной римской чеканкой некоторых северных провинций. Однако не вызывает сомнений тот факт, что деньги в римском мире, там где они были доступны, широко использовались, о чем свидетельствует значительная степень износа монет низкого достоинства (с.20-22).
Отдельные экономические и политические события могли сильно влиять на финансовую стабильность. Так, подробно анализируемый автором известный денежный кризис при Тиберии в 33 г. н.э., связанный с взаимными неплатежами по кредитам между частными лицами, в значительной мере был обусловлен широкой распродажей имущества осужденных (bona damnatorum), в результате чего в казне оказалась запертой большая часть находившейся в обороте монеты. Кризис был преодолен, когда Тиберий выдал из казны в виде кредитов 100 млн. сестерций -сумму не слишком большую по общеимперским масштабам. Следовательно, сам кризис и средства его разрешения, по существу, ограничивались рамками имущего класса Рима. Такая ситуация мало что говорит о потребности в кредите в Империи в целом, но однозначно свидетельству -ет о том, что государственное кредитование в этом и в других случаях, поскольку оно производилось под залог земли, было по определению кредитованием именно данного класса (с.23, 32).
Далее автор рассматривает материалы, характеризующие динамику цен и зарплат в римском Египте. Их медленный рост обнаруживает параллели и в ряде других провинций, отражая, по-видимому, общеимперский процесс медленной инфляции. Прослеживается также некоторое взаимодействие между монетной чеканкой и движением цен. Так, в том же Египте кратковременные ценовые всплески, кажется, следовали за эмиссионными, но иногда могли и запаздывать на десятилетие (с.29-32).
Переходя затем к реконструкции имперского бюджета, автор детально, насколько это позволяют источники, анализирует масштабы расходов и налоговых сборов. Более или менее достоверно могут быть определены цифры военных расходов, основанные на данных о количестве и численности легионов, вспомогательных кавалерийских и пехотных час-
тей (ал и когорт), когорт преторианской гвардии и т.д., а также данных о размерах жалования различных категорий и рангов военнослужащих. Динамика роста военных расходов в период с 84 по 212 г. н.э. представлена в табл. 3.2 (с.34), из которой следует, что за данный отрезок времени они выросли (без учета инфляции) с 600 млн. до 1200 млн. сестерций в год. Автором подсчитаны также расходы на содержание государственного аппарата, императорского двора, траты на строительство, подарки солдатам ^опайуа) и римскому плебсу (со^апа), субсидии иностранным правителям. Все они систематизированы в табл. 3.5 на с.39. Цифры, разумеется, носят оценочный характер, но позволяют представить масштабы сумм, которыми оперировало правительство Империи. В целом, согласно автору, минимальная сумма расходов имперского бюджета в 150 г. н.э. должна определяться цифрой 832 млн. сестерций, максимальная - 983 млн., а в 215 г. н.э. - 1462 млн. и 1613 млн., соответственно. Таким образом, расходы на армию должны были составлять приблизительно три четверти от всей суммы расходов (с.45).
Принципы функционирования римской провинциальной налоговой системы автор рассматривает на примере Египта - единственного региона, документальные материалы которого позволяют реконструировать эту систему в деталях, оценить масштаб и степень тяжести налоговых сборов. Основным источником здесь являются земельные регистры, содержащие подробные сведения о соотношении общественных и частных земель, площадей под зерновыми, виноградниками и оливковыми деревьями, размерах ставок различных натуральных и денежных налогов. Имеются также данные о численности египетского населения, размерах подушной подати и налога на профессиональную деятельность (взимаемого с городского населения), налога с продаж и торговых пошлин на ввозимые и вывозимые товары. Проведенные на основе этих данных подсчеты позволили определить совокупный налог с Египта суммой в 259 млн. сестерций, что сопоставимо с цифрой (12.500 талантов, т.е. 300 млн. сестерций), которую приводит Цицерон в качестве суммы годового дохода египетской казны при Птолемее Авлете. Однако 54% этой суммы составлял натуральный налог зерном. Все налоговые сборы в Египте в эпоху принципата систематизированы в табл. 4.6 на с.53.
Исходя из продуктивности египетского земледелия, уровень зернового налога определяется примерно в 25-28% урожая, что ставит Египет в особое положение даже среди тех провинций, где поземельный налог взимался, согласно Гигину, в размере 20% вместо обычных 14. Впрочем более поздний источник (Орозий) сообщает, что Египет платил 1/5 от объема произведенного зерна (с.55).
В целом в начале эпохи Флавиев доходы имперского бюджета достигали 656 млн. сестерций. Эта сумма складывалась из тех 340 млн., которые Империя стала получать после завоеваний Помпея на Востоке; приблизительно 300 млн. дало присоединение Галлии и Египта. Еще около 30 млн. поступало из сравнительно недавно присоединенных провинций Паннонии, Каппадокии, Мавритании и Британии. Веспасиан за свое десятилетнее правление сумел увеличить бюджет более чем на 20% за счет повышения, а иногда и удвоения, налогов. И при его преемнике, Домициане, он достиг суммы 832 млн. сестерций (с.46).
Таким образом, увеличение доходов казны происходило не за счет роста производства, а исключительно за счет захвата новых территорий, повышения существующих и введения новых налогов, что не могло продолжаться бесконечно. Поэтому прекращение крупных завоеваний во II в. н.э. стабилизировало имперский бюджет на длительное время. Его значительный рост при Северах в конце II - первой трети III в.н.э. связан с другими причинами - усилением инфляционного процесса и значительной (почти на 50%) девальвацией серебряного денария (с.14-016, 103-104, 223-228).
Часть II посвящена анализу монетных кладов эпохи принципата, которые, собственно, и составляют источниковую базу исследования. При этом в данной работе берутся только комплексы, содержащие не менее 100 денариев, что, по мнению автора, является достаточно представительным минимумом для изучения различных аспектов денежного обращения в Империи.
Основная масса рассматриваемых кладов варьирует по стоимости в пределах от 550-800 до 13 000 сестерций. Выделяются также клады золотых ауреусов стоимостью (в серебряном эквиваленте) в пределах 20-35 тыс. сестерций. Известны единичные находки и более крупных кладов, включающих 1 200-1 600 ауреусов (120-160 тыс. сестерций). Каждые девять из десяти кладов представлены монетами только одного достоинства - либо денарии, либо ауреусы. Составляя около 27% кладов, золотые монеты дают в целом три четверти их общей стоимости. Наиболее богаты кладами рейнская и дунайская пограничные зоны (32,5 и 36%, соответственно), а также Британия (17,7%), т.е. территории, где располагались основные контингенты римской армии (с.70-74).
Указанные особенности кладов позволяют, по мнению автора, связать их происхождение именно с армейской средой. Условия, свойственные приграничным провинциям, такие как внезапная передислокация воинских частей, высокий уровень внезапной смертности среди армейского персонала, весьма способствовали росту числа кладов не востребованных своими владельцами, а стереотипный состав их по достоинству
монет заставляет видеть в них сбережения каких-то единовременных, но не регулярных (судя по неровной хронологии кладов) выплат. На эту роль, полагает Р. Дункан-Джонс, могут претендовать только donativa -подарки, а не жалование - Stipendium, выплачивавшееся более или менее регулярно (с.78).
Судя по источникам, армейские донативы (размеры их колебались в зависимости от ранга военнослужащих и щедрости императора) и раздачи римскому плебсу (congiaria), как правило, производились одновременно в ознаменование того или иного события. Соотнесение зафиксированных в источниках выплат congiaria (а следовательно и donativa) с кладами показывает очень высокий коэффициент корреляции (см. табл. 5.7 и 5.8 на с.80-81), что указывает на прямую связь между ними.
В части III рассматриваются проблемы денежного обращения и эмиссионной политики. При Августе выпуски золотой и серебряной монеты осуществлялись в разное время в разных местах - в Эмерите (Испания), Лугдуне (Галлия) и в Риме. И лишь в конце его правления основная государственная чеканка концентрируется в Лугдуне - недалеко от главных мест дислокации римской армии, что позволяло производить оплату военных, не перемещая драгоценный металл на значительные расстояния. Лишь через полстолетия, в 64 г. н.э., Нерон перенес центр чеканки в Рим, усилив тем самым императорский контроль над процессом эмиссии (с.99-100).
Содержание чистого серебра в денарии от Августа до Клавдия и в первое десятилетие принципата Нерона оставалось стабильным и составляло 98%. Важная перемена наступает в 64 г. н.э., когда правительство, испытывающее острые финансовые трудности из-за непомерной расточительности принцепса, впервые прибегает к девальвации валюты. Ценность денария понижается (как за счет сокращения содержания драгоценного металла до 93% в среднем, так и веса монеты в целом) на 6-7%, что приводит в течение немногих десятилетий к изъятию из обращения значительной части более ранних полновесных монет. Крупные эмиссии с еще более низким содержанием серебра осуществлял позднее Веспаси-ан, что, как отмечает автор, свидетельствует о сохранении у правительства надежды на получение прибыли однажды проверенным способом. Характерно, что попытка Домициана вернуться к донероновским стандартам закончилась неудачей. В дальнейшем, на протяжении большей части II в. н.э., характер серебряной чеканки оставался сравнительно стабильным при небольшом снижении ценности денария. Однако при Марке Аврелии процесс его падения значительно ускоряется. Содержание чистого серебра в денарии сокращается с 88 до 78% (по сравнению со временем Антонина Пия), а при Северах опускается до 45%, т.е. становится почти
в 2 раза меньше по сравнению с первой половиной II в. н.э. (динамика падения денария отражена в табл. 15.6 на с.227).
Несколько иной была судьба золотой чеканки, которая на всем протяжении изучаемого периода менялась сравнительно мало. В начале принципата из фунта золота чеканился 41 ауреус весом 7,78-7,87 г, а при Нероне - 44 (вес - 7,34 г). Более низкий весовой стандарт был введен только в конце изучаемого периода Каракаллой, при котором из фунта золота стали чеканить 50 ауреусов весом 6,46 г (см. табл. 15.2, 15.3 на с. 216-217).
Медленное изменение веса ауреуса и более быстрое падение денария после 64 г. н. э. означает постоянное изменение соотношения стоимости золота и серебра, которое в эпоху Юлиев-Клавдиев было 1:12, а при последних Северах сократилось в 2 раза. При этом снижение веса монет обоих видов в течение изучаемого периода, вероятно, свидетельствует о трудностях с поступлением драгоценных металлов. Сведений об этом очень немного. Так, согласно Плинию Старшему, рудники Лузитании и Астурии ежегодно давали в виде ренты 20 000 фунтов золота. Этого объема металла было достаточно для производства 880 000 ауреусов. Таким образом, только испанские рудники покрывали большую часть выпуска золотых монет, который колебался в пределах от 1.110.000 до 1.410.000 единиц в год в первой половине II в. н.э. (см. табл. 11.1 на с.167).
Однако поиски новых источников металла являлись постоянной заботой имперского правительства, поскольку значительная его часть уходила за пределы Империи. Баланс внешней торговли на восточном направлении всегда был не в пользу Рима. Здесь, по сообщению Плиния, ежегодно терялось от 50 до 100 млн. сестерций, причем главным образом в золотой монете, судя по находкам в Индии. Часть драгоценного металла поступала за границу в виде вынужденных субсидий и подарков (в качестве платы за мир) иноземным царям и вождям варваров (так, согласно Кассию Диону, мир с Парфией при императоре Макрине обошелся Риму в 200 млн. сестерций, с.45) (с.103-104).
Данных о поступлении серебра нет никаких. Тем не менее сам факт отсутствия каких-либо попыток со стороны правительства преодолеть тенденцию падения ценности денария после I в. н.э., с точки зрения автора, возможно, означает, что добыча серебра не только не оставалась на прежнем уровне, но и постепенно снижалась. Особенно существенным, полагает Р.Дункан-Джонс, это снижение было, по-видимому, при Марке Аврелии и Коммоде в связи, по крайней мере частично, с сильнейшей эпидемией чумы, вызвавшей перерывы в эксплуатации рудников. Одновременно, с усилением натиска варваров на северные границы Империи, а затем, при Северах, - с повышением армейского жалования,
произошел гигантский (в 2 раза за полстолетия) рост военных расходов, покрыть которые не было иного способа, кроме как понизив в соответствующей пропорции ценность денария (с.105, с.231-232, табл. 15.8, 15.9).
Характерно совпадение пиков эмиссионной активности с очередными крупными снижениями содержания в монете драгоценного металла. В этом отношении особенно выделяются два периода. Это время Вес-пасиана, когда после нероновской девальвации ежегодно выпускалось в обращение в среднем 37 млн. денариев, а также время Септимия Севера и Элагабала, при которых ежегодная эмиссия (после крупных девальваций при Коммоде и самом Септимии) составляла в среднем 30-50 млн. ( при том, что в эпоху относительной стабильности денария в эпоху Антонинов эта цифра колебалась в пределах от 15 до 19 млн.) (см. табл. 11.1 и 11.2 на с.167-168). В подобных случаях, отмечает Р. Дункан-Джонс, перечеканка выпущенных ранее более ценных монет доставляла несомненные выгоды правительству, позволяя тратить больше своих реальных возможностей (с.104).
В целом, согласно подсчетам автора, основанным на применении статистических методов, специально приспособленных к анализу массового нумизматического материала, к концу "золотого века" Антонинов, в середине 160-х годов н.э., в обращении находилось золотых монет общей стоимостью чуть больше 12 млрд. сестерций, серебряных центральной чеканки - более 5 млрд. (для эпохи Августа он определяет эти цифры в 4 и 3 млрд., соответственно). К этой сумме, пишет он, необходимо добавить 1700 млн. сестерций серебряных монет местной чеканки восточных провинций (александрийские тетрадрахмы и т.п.). Около 8% общей стоимости денежной массы должна была составлять мелкая бронзовая монета, с учетом которой общая стоимость находящихся в обращении денег могла превышать 20 млрд. сестерций. Все цифры, пишет Р.Дункан-Джонс, разумеется, весьма приблизительны и указывают лишь на порядок величин, не более того (с.168-170).
От мест чеканки монеты распространялись посредством государственных выплат главным образом в двух формах: в виде армейского жалования (stipendium), подарков ^опа1^а) и "премий" при выходе в отставку (praemia) (преимущественно в провинциях), а также в виде императорских расходов в основном на congiaria и строительство (преимущественно в Риме и Италии). При этом, несомненно, солдаты являлись главными распространителями монеты центральной чеканки благодаря тому, что на армию тратилась львиная доля всех средств, а ее гарнизоны и посты располагались в большинстве провинций. Отсутствие крупных гарнизонов в ряде процветающих восточных провинций компенсировалось наличием местной серебряной чеканки, что можно рассматривать
как признание потребности в оборотных средствах, не связанных с обеспечением государственных выплат. Пробелы в государственной системе распространения монеты в некоторой степени восполнялись торговлей на дальние расстояния. В целом, однако, отмечает Р. Дункан-Джонс, способность рынка как-то регулировать движение денег была не очень велика. Циркуляция монет имела тенденцию ограничиваться районом их чеканки. Разумеется, в небольших количествах монеты перемещались с одного конца Империи на другой. Но доминирующей моделью было крайне локализованное обращение (с.172).
А.Е.Медовичев
