CC BY
18
2000.02.006. КУЛЬТУРА И ИСТОРИЯ ЯЗЫКА: СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ И НАУЧНОЙ КУЛЬТУРЫ РЕЧИ В ЕВРОПЕ. Sprachkultur und Sprachgeschichte:Herausbildung up Förderung von Sprachbewußtsein u. wissenschaftlicher Sprachpflege in Europa / Hrsg. (Scharnhorst J. — Frankfurt a.M. etc.: Lang, 1999. — 320 S. — (Sprache; System u. Tätigkeit; Bd 30) .
В книге представлены материалы одноименной конференции (1718 октября 1997 г., Берлин) — 16 докладов и запись заключительной научной дискуссии. В качестве базового понятия использовалось понятие языковой ситуации, т.е. "общественной ситуации, в которой язык развивается в данной стране или на данной территории) в определенном временном промежутке при определенных политических, социальных, экономических и особенно культурных условиях". (с.1). В такой трактовке понятие языковой ситуации имеет как синхронное, так и диахронное измерение. В связи с этим в приветственном докладе Э.Изинг подчеркивается, что все языковые явления и лингвистические задачи, объединяемые в понятийное поле языковой культуры, могут быть адекватно истолкованы и решены только на фоне исторического контекста и конкретной языковой ситуации.
В большинстве докладов дается исторический экскурс в историю развития национальных языков. Так, объектом внимания Ю.Кузьменко ("Очерк истории языковой культуры в Исландии") является первый этап языковой культуры названной страны. При этом автор выделяет два подхода к истории культуры языка (Sprachkultur) и речи (Sprachpflege): 1) исследование памятников письменности (например, наблюдение над процессом становления и унификации письменности и синтаксиса), при котором акцент делается на практическом результате усилий по культуре речи; 2) исследование теоретических работ по культуре языка и речи. Второму подходу посвящен доклад автора, а именно — анализу древнеисландских трактатов по вопросам языковой культуры, в частности "Грамматические трактаты". Анализируя эти тексты, Ю.Кузьменко констатирует, что исландская лингвокультурная традиция (sprachpflegerische Tradition^ только старше аналогичных традиций в других скандинавских и большинстве европейских стран, но и значительно отличается от них: 1) в "Грамматических трактатах" вообще не обсуждается вопрос о равноправии родного (исландского) языка и латыни (это равноправие считалось очевидным), в то время как для Германии и Франции того периода такая постановка вопроса очень
актуальна. Глубокое уважение к своему национальному языку основывается у исландцев прежде всего на традициях поэзии скальдов и рунической традиции; 2) в "Грамматических трактатах" обсуждаются не только проблемы поэтического языка (как, например, и в письменных памятниках Прованса), но и проблемы создания собственного исландского алфавита и орфографии (впервые в западной европейской культурной традиции). Таким образом, корни исландской грамматической традиции уходят в древнеисландскую национальную языковую культуру, расцвет которой пришелся на XII—XIII вв. и был отмечен затем в XVIII в.
Особенности средневекового этапа в развитии европейской лингвокультурной традиции исследует также Т.Эрб в статье "Функции средневековой латыни в Европе". Автор характеризует средневековую латынь как "письменный язык тех средневековых территорий Европы, жители которых приняли христианскую веру в ее римско-католической разновидности и который существовал до тех пор, пока языки соответствующих племен и народов недостаточно исчерпывающе выполняли функции письменных языков в важнейших сферах коммуникации. Как надрегиональный письменный язык средневековая латынь обладала статусом языка международного общения" (с.77). Т.Эрб считает термин "письменный язык" наиболее подходящим для средневековой латыни, так как конкурирующие с ним термины обладают рядом недостатков. Так, термин "национальный язык" не может быть использован, поскольку нации в Европе тогда только еще формировались; термин "литературный язык" ассоциируется в первую очередь с языком художественной литературы и поэзии и может исключать другие важные коммуникативные сферы. Термин "языковой стандарт" в современной лингвистике относится к языку средних и верхних социальных слоев населения. Носителем средневековой латыни была группа с1епс1, социальный состав которой был очень пестрым. То же самое можно сказать и о группе 1Шегай ("образованных"). По этой причине автор отвергает и термин "социолект" применительно к средневековой латыни. Кроме того, лица, принадлежавшие к группам с1епС и 1Шегай, пользовались латынью только в ситуациях, связанных с письменностью. Поэтому "средневековая латынь была вторым языком образованных людей в сфере письменности, а также языком устного общения в ситуациях, особенно тесно связанных с письменной традицией" (с. 79).
Языковую ситуацию в средневековой Европе рассматривает также Э.Скала ("Центрально-европейский языковой союз"). Центральными составляющими центральноевропейского союза (mitteleuropäischer Sprachbund) являются немецкий и чешский языки, которые особенно тесно контактировали в Богемии, начиная с XII в. Э.Скала отмечает, однако, что хотя процент немецких заимствований в старочешском выше, чем в современном чешском литературном языке, немецкоязычное влияние в средние века не смогло сколько-нибудь значительно повлиять ни на фонетическую структуру чешского языка, ни на его словарь.
К данным чешской и словацкой языковой истории обращаются также Р.Бентцингер в статье "Гуманизм и пробуждение языкового сознания в Богемии", в которой анализирует текст памятника "Аккерманн из Богемии" Иоганнеса фон Тепля, и А.Гладро "Языковая культура и языковое право в Первой Чехословацкой Республике".
В последней статье характеризуется Закон о языке от 29 февраля 1920 г., согласно которому существовал чехословацкий язык, представленный двумя вариантами — чешским и словацким. Автор подчеркивает, что "чехословацкий язык" был неким надуманным конструктом, призванным подтвердить существование единой "чехословацкой нации". Этот конструкт, однако, был нежизнеспособен прежде всего вследствие большого различия в уровне языковой культуры его составляющих: чешский вариант находился в гораздо более благоприятной ситуации, чем словацкий; так, в Богемии, Моравии и Силезии число народных (начальных) школ с 1860 по 1900 гг. выросло с 3074 до 5046; в этот же период число народных школ в Словакии сократилось с 1500 до 500. В 1938 г. словацкая часть страны была объявлена автономной со своим государственным языком — словацким.
Роль языковой культуры и культуры речи в национальной истории анализирует также Т.Форгач, И.Карвела и Н.Бабенко. Т.Форгач ("Развитие венгерской культуры языка и речи") подробно характеризует в этом плане период с XVI по XX в., особенно XIX в., т.е. период движения за "обновление языка". (Spracherneuerung, nyelvujitas), целью которого являлась не просто модификация существовавшей языковой нормы, но повышение престижа венгерского языка, превращение его из отсталого, провинциального языка в язык культуры общеевропейского уровня.
Греческое языковое сознание формировалось под влиянием дискуссии о двух вариантах греческого языка — катаревусы
(литературный язык) и димотики (разговорного языка) (И.Карвела "О развитии языкового сознания в Греции в 10 и 20 вв."). Эта дискуссия, проходившая иногда в острой форме (например, в 1901 г. в связи с запретом перевода четырех Евангелий на димотику), приобрела также некоторое политическое значение; левые политические силы ассоциировались с димотикой, правые — с катаревусой. Переход официального общения на димотику осуществился после падения семилетней военной диктатуры (1967-1974).
Н.Бабенко ("Языковая культура в России в 18-20 вв.") констатирует, что языковая рефлексия как интенсивное выражение ментальных процессов и целенаправленнее культивирование языка как самостоятельная, социально обусловленная деятельность проявились в России только в XVIII в. Подчеркнув большую роль петровских реформ и усилий Ломоносова в области формирования русского национального сознания, Н.Бабенко (вслед за Б.Успенским) отмечает, что оно отличается биполярностью, наличием концептуальных оппозиций, влияющих и на языковое сознание и сегодня: церковнославянская культура; русскоязычная культура; письменный язык; устная речь; церковная культура; русская культура; родная культура — чужая культура; восточная культура — западная культура и т.д. Современный русский язык характеризуется значительными стилистическими сдвигами, лексическими новациями, изменениями самого характера нормы; она не предписывает употребление тех или иных языковых средств, а предоставляет возможность их выбора.
По сообщению А.Нагорко ("Языковая культура в Польше после 1945 г."), в Польше существуют два направления языковой культуры: первое представлено в академической дисциплине (теоретическом осмыслении нормативной лингвистики); во втором отражается общественная потребность в квалифицированных консультациях по проблемам практического использования языка. В рамках обоих направлений наиболее актуальными являются следующие проблемы: 1) демократизация общественной жизни и влияние этого на языковые нормы; 2) отношение к регионализмам; 3) отношение к заимствованиям и калькам; 4) новояз как угроза общественной коммуникации; 5) влияние масс-медиа на язык; 6) вульгаризация и огрубление языка. В нормативной лингвистике существуют два аспекта осознанного влияния, на язык, что даже проявляется в существовании двух соответствующих институтов: Комиссии по проблемам культуры языка и Комиссии по
культуре слова. Первая занимается традиционными проблемами языковой правильности и языковых навыков, вторая — аксиологией языка, т.е. его этическими эстетическими аспектами.
Наиболее заметными тенденциями в развитии шведской языковой практики являются следующие: 1) преимущественно неформальный характер общественных дискуссий (автор пишет о традиции обращения на "ты" даже к незнакомому человеку, употребления имен (Vornamen), неупотреблении титулов и званий; однако одновременно констатируется все "большее распространение в речи молодежи старой шведской формы ni "Вы" при обращении к людям старшего поколения); 2) некоторая жесткость в сфере официального общения, проявляющаяся прежде всего в краткости и энергичности стиля; 3) дифференцированность языковых средств как следствие выступления в масс-медиа экспертов по различным вопросам; 4) широкое внедрение англицизмов и американизмов в шведский язык, в т.ч. из области применения компьютеров.
И.Кларе ("Языковая политика, языковая культура и культура речи во Франции — вчера и сегодня") дает краткий обзор проблем, связанных с языковой ситуацией на различных этапах французской истории от раннего средневековья до наших дней. Подчеркивается, что французский язык и французская языковая культура была для многих европейских стран, в т.ч. и Германии, неким эталоном. Характеризуя языковую ситуацию во Франции в эпоху средневековья, И.Кларе особо отмечает значение трактата И. дю Бэлли, в котором утверждается, что французский язык равноценен по своим функциям латыни. При короле Франсуа I французский язык становится официальным, единственно признанным, языком всего французского королевства, хотя в то время существовали и другие языки национальных меньшинств (окситанский, каталанский, корсиканский, бретонский, баскский, фламандский и немецкий в виде Alcasien). Интересы носителей этих языков игнорировались законом 1539 г. о государственном (французском) языке.
Если в XVI в. происходило поддерживаемое властями всемерное развитие французского языка, подчеркивание его равноценности латыни и итальянскому, то в XVII в. основной акцент делался на нормирование французского языка, на ограничение его языковых средств, что нашло свое воплощение в Грамматике Пор-Рояль. В XVIII в., эпоху Просвещения, "дискурс языковой культуры" (с.27) приобрел новое качество, поскольку определяется обсуждением следующих языковых
проблем: 1) порядка слов (обратного порядка слов, т.е. инверсии, обусловленной эмоциональным состоянием, восприятием и аффектами говорящего, признававшегося вполне допустимым); 2) неологизмов (различались neologies, т.е. новые слова, имевшие шансы закрепиться в языке, и neologimes, воспринимавшиеся как ненужные и поэтому отвергаемые); 3) синонимы (было признано, что полных синонимов в языке не существует, поэтому синонимы не есть языковое излишество); 4) использования языка в манипуляторных целях (было признано, что это ведет к закреплению социальных предубеждений и социального неравенства).
Языковая политика во времена Французской революции была. нейтралистской (хотя и обладала некоторое время эгалитарными характеристиками) и была направлена против этнических языков и диалектов, в которых видны реликты Ancien Regime. XIX индустриальный век принес волну англицизмов и англомании, против чего резко выступили французские пуристы. Языковая ситуацию в XX в. характеризовалась разработкой концепции франкофонии, которая предполагала объединение всех носителей французского языка как родного и билингвов со вторым французским. Автор отмечает, что за этим скрывалось стремление к восстановлению утраченных позиций в экономике и политике. Предпринимались попытки создания français universel: национальные варианты французского языка в Квебеке, Бельгии и Французской Швейцарии должны были получить возможность влиять на разработку языковых норм, Париж не должен был единолично разрабатывать нормативные предписания для французского языка.
В 60-90-х годах ХХ в. Ассоциация защиты французского языка вела активную борьбу против англоязычного влияния, реализовавшегося в так называемый franglais. В 1975 г. был принят закон, запрещавший использование англо-американских заимствований в официальных документах, докладах, инструкциях.
Как подчеркивает Т.Веран-Шлайхерт ("Культура языка и речи в Австрии"), в течение последних трех десятилетий у населения Австрии сформировались четкие ощущения своей национальной специфичности, в связи с чем усилился интерес к родному языку. Этот интерес, однако, не может быть, по мнению автора, удовлетворен уровнем развития австрийской лингвистики, так как отсутствуют фундаментальные словари, отражающие национальную/региональную специфику немецкого языка в Австрии. Изданный в 1997 г. 38-м изданием
"Австрийский словарь" представляет собой скорее школьное пособие по орфографии, но не универсальный энциклопедический словарь. Отмечается сильнейшее влияние немецкого языка ФРГ на немецкий язык в Австрии, причем не только на уровне лексики, но и на уровне грамматики: 1) морфологии, — так, в австрийском немецком закрепился сугубо немецкий деминутив Schnäppchen "удачная покупка" (для австрийского немецкого характерен суффикс -ег1, а не -chen); 2) синтаксиса: в телерекламе чистящих средств для ванной звучит вопрос: Sagte ich Kalkpanik? В Австрии принято говорить: "Habe ich Kalkpanik gesagt?" (т.е. использовать не Präteritum, a Perfekt) "Я сказал "боязнь, что появится известковый налет"?"
Ряд статей посвящен общим проблемам теории языковой культуры. Так, Х.Харман в статье "Развитие языкового сознания в начале эпохи нового времени в Европе" указывает, что мышление европейцев в значительной степени обусловлено политическими границами и что культурная память тесно связана с историческим процессом образования наций. Этой особенности своего мышления европейцы обязаны многими положительными и отрицательными явлениями в политической и духовной жизни. К последним автор относит национализм, империализм? расизм, существование национальных предрассудков и стереотипов.
Задачу в исследовании в области национальной идентичности Х.Харман видит в разработке динамического понятия этого явления, в преодолении статического подхода. Национальная идентичность не есть раз и навсегда заданный статичный феномен с неизменяемыми характеристиками, а динамическое явление обретения индивидумом своего национально-культурного облика в ходе взаимодействия с культурной средой. "Индивидуальная идентичность постоянно изменяется, перестраивается и даже заново конструируется в процессе повседневной интеракции. В процессе формирования культурной идентичности складывается менталитет. Различные культурные ценности и разнообразные конвенциональные установки при реализации социальных контактов есть причина того, что у представителей различных регионально-культурных сообществ развивается различный коллективный менталитет" (с.90).
Языковое сознание есть необходимый компонент формирования культурной идентичности индивидума. Подчеркивая, что важность этого была четко сформулирована деятелями французского Просвещения,
Х.Харман отмечает, что эта идея высказывалась и за два века до просветителей (эпохи Просвещения), и указывает на следующие явления, сыгравшие существенную роль в становлении западноевропейского "регионального языкового сознания" (с.94): 1) противостояние христианского, и исламского миров на европейской территории: войны VIII—IX вв. на Пиренейском полуострове и Реконкиста; борьба против татар-монгольского ига в России в XIII—XV вв.; войны XIII—XVI вв на юге Италии; войны XIII—XV вв. на Юго-Востоке Европы — на Балканском полуострове; 2) перевод Библии и переход богослужения на национальные языки (деятельность Дж.Уиклифира, Я.Гуса, М.Лютера); 3) усилия итальянских гуманистов по повышению культурного и прежде всего языкового уровня знания латыни служителей церкви; 4) идеи Ренессанса и первые попытки нормирования итальянского языка как равноценного латыни (Данте, Петрарка, Бокаччо).
Как отмечает И.Райффенштайн в статье "Языковая культура и история языка", дискуссия об орфографической реформе немецкого языка не является каким-то неожиданным примером нарушенного взаимопонимания между общественностью и языковедами. При этом обращает на себя внимание тот факт, что в этой дискуссии используются аргументы столетней давности. Главный из них — о недопустимости произвольного, тем более со стороны государства, вмешательства в процесс естественного развития языка. При этом неправомерно смешиваются два понятия: язык и письмо, подвергается сомнению право на языковое нормирование. Между тем, государство всегда его осуществляло хотя бы через преподавание языка в школе. Кроме того, все системы письма возникли не "естественным путем", а были кем-то созданы в конкретный исторический момент. В качестве примеров вмешательства государства, в язык автор приводит целенаправленную замену французской терминологии на немецкую в области почтового и — железнодорожного сообщения во второй половине XIX в., а также указ о—замене обращения Fräulein на Frau в Австрии в 70-х годах ХХ в. Таким образом, язык всегда был образованием, подвергавшимся воздействию со стороны человека.
К.Ханзен ("Национальные варианты английского языка и проблемы их использования в качестве языкового стандарта") считает, что существуют два основных типа национальных вариантов английского языка: 1) английского языка как родного (Nationale Varietäten als Muttersprache) (американский, британский, австрийский, английский в
Южной Африке и Ирландии, английский в Шотландии) и 2) английского языка как иностранного (nationale Varietäten als Zweitsphrache) (английский язык в Западной Африке, Нигерии, Индии). Для первых более характерна тенденция к конвергенции, поскольку все перечисленные варианты все же ориентируются на два основных варианта: американский и британский. Для развития вторых типична дивергенция, хотя и в этом случае автор считает излишним опасаться появления New Englishes, поскольку этому противодействует желание говорящих быть понятыми. В целом К.Ханзен приходит к выводу, что в будущем английский язык будет развиваться в процессе противоборства центростремительных и центробежных сил.
Статья Р.Райер "Языковая критика до и после объединения Германии 1989 г." отличается от всех остальных тем, что в ней практически не рассматриваются вопросы языковой культуры, а концентрируется внимание на вопросах языковой критики в Восточной Германии. Особо подчеркивается, что языковая критика существовала в ГДР в виде стилистического анализа, который был ориентирован на сферы повседневного общения, художественной литературы, публицистики и прессы, а также осуществлялся в форме лингвистического анализа коммуникативных норм.
С началом процесса политических и экономических преобразований на Востоке Германии стала формироваться политическая языковая критика, т.е. критически оценивались: 1) языковые явления и формы, несшие на себе печать нового времени (лозунги во время демонстраций); 2) инновации, связанные с процессом объединения; 3) проблемы языкового общения западных и восточных немцев; 4) новые типы устных и письменных текстов.
В заключение книги приводятся тезисы, которые некоторые участники конференции предложили для последующего обсуждения.
Так, Ю.Шарнхорст определяет культуру как теоретическую дисциплину с ярко выраженным прикладным аспектом. Успех практического применения зависит от тщательности предварительно проведенного анализа языковой ситуации (определение языковой ситуации см. выше) .
У.Фикс выделяет три аспекта в понятии "характеристика языка": 1) употребление языка; 2) понимание культуры как таковой (различение "высокой" и "бытовой" культуры); 3) понимание культуры языка как компонента культуры коммуникации каком-либо обществе.
А.Трабольд предпочитает термин "культура языка" (Sprachkultur) термину "культура речи" (Sprachpflege) и", или "задачах по повышению языковой культуры". Цель при этом определяется как объяснение того, что "мы живем в состоянии "внутреннего многоязычия" (с.282), что убеждение, будто существует какой-то "единый язык",— это предрассудок.
Н.Н.Трошина
