CC BY
44
2000.02.004. ЗИМАН Дж. ОБ ЭТИКЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ НАУКИ И ОБЩЕСТВА. ZIMAN J. Why must scientist become more ethically sensitive then there used to be? // Science. — 1998. - Vol.282, N 5395. - P.1813-1814; http://www.
sciencemag.org/cgi/content/fUll/282/5395/1813-5 p.
Дж.Зиман, профессор теоретической физики университета г. Бристоль (Великобритания), был председателем Совета по проблемам науки и общества с 1976 до 1990 гг. По его мнению, этические аспекты этих проблем за последние примерно 50 лет претерпели качественное изменение. Полвека назад о них говорили лишь в научной среде, да и то нечасто, а в публичных дискуссиях и средствах массовой информации они не обсуждались. “Однако теперь этика науки регулярно обсуждается в соответствующих колонках газет и их воскресных приложениях. Ей посвящаются научная книги, конференции, журналы, она входит в учебные программы вузов” (с.1)*. В чем причина столь разительных перемен? Одни полагают, что дело в возросшем влиянии науки на общество, другие — в ее роли на военном поприще. “Я же иду дальше, — утверждает Зиман, - и интерпретирую перемены как симптом трансформации науки в новый тип общественного института. Поскольку результаты их труда стали гораздо теснее сплетены с тканью общества, ученые должны играть новые социальные роли, и здесь уже невозможно сбрасывать этические соображения со счетов” (там же).
Раньше мир науки четко делился на две четко разграниченные части. В университетах и многих других финансируемых обществом организациях практиковалась так называемая “академическая наука”, а в лабораториях промышленных фирм и государственных исследовательских центрах — наука “прикладная”. Это были две отличных от друга культуры, между ними было много разного рода связей, но к этическим проблемам они относились неодинаково.
Академическая наука была сугубо индивидуалистична. Отдельные ученые занимали свои посты в соответствии со своим вкладом в науку и сами определяли что, как и когда исследовать. Администрация на их исследовательскую деятельность практически не влияла. Ответственны и в высшей степени серьезно они были лишь перед той частью научного сообщества, которая занималась той же или сходной проблематикой. Сообщество это интернационально и в те времена оно “...будучи свободным от жестких организационных рамок являло собой нечто вроде осуществленной мечты анархистов — активно работающая, упорядоченная республика свободных граждан без центрального правительства” (с.2). Оно функционировало на основе достаточно прочных традиционных норм типа уважения к приоритету открытия, порядочности при цитировании, практики, рассмотрения коллегами (peer review) и т.п. Хотя эти нормы не были никак кодифицированы, они работали вполне надежно и эффективно. В 1942 г. Роберт Мертон (R.Merton) охарактеризовал совокупность таких норм как “этос” науки. Как это ни парадоксально, но указанный “этос” не содержал собственно этических правил в обычном смысле этого слова, поскольку в число норм входила так сказать “сверхобъективность”, или по Мертону, “незаинтересованность”. Ученые должны получать и представлять результаты своих исследований совершенно нейтрально, не внося никакого своего личного отношения к тому, что достигнуто и не вникая в те последствия, которые эти результаты могут иметь для общества. Главным является достижение нового знания, и это приоритетно по отношению, допустим, к судьбам подопытных животных или даже к широко понимаемым общечеловеческим интересам (отдаленные последствия публикаций могут быть употреблены во зло людям).
“Важно, что изложенный принцип не является чем-то устаревшим, от чего можно легко избавиться простым нажатием кнопки.
Это — интегральная часть определенного культурного комплекса в различные комбинациях он служит мотивом многих практических поступков и решений” (там же).
Разумеется, академические ученые всегда привносили определенные этические соображения в свою работу. Но это не было строгой этикой собственно науки, они заимствовали их из частной жизни, из политики, из религии, из общих гуманитарных
* Номера страниц даны по публикациям полного текста статей в Интернете.
подходов. И даже сегодня многие исследователи, занимающиеся фундаментальной наукой, инстинктивно противятся вторжению столь “беспокойного и беспокоящего” элемента в свою устоявшуюся упорядоченную жизнь.
Теперь, что касается промышленной, прикладной науки. Собственно говоря, база знаний у нее та же, что и у фундаментальной, но социологически эта наука от академической отличается. Здесь царят не добровольно установленные нормы поведения, а вполне кодифицированные правила, принятые на той или иной фирме, которая своих ученых нанимает на работу. Прикладная наука не является своего рода “филиалом” академической. Это — параллельная культура, хотя и тут талантливые исследователи используют свои знания и опыт для получения новых результатов. Однако и здесь, в “социальном алгоритме” данной группы научного сообщества этические аспекты отсутствуют, эти люди связаны контрактными обязательствами найма.
И в то же время прикладная наука — от сельского хозяйства до психотерапии, изготовления космических аппаратов и содержания зоопарка — очень тесно, можно сказать, интимно вовлечена в повседневную жизнь. Ей необходимо принимать во внимание личные интересы, ценности и нужды клиентов, потребителей и пациентов, так что для ученого-прикладника вероятность соприкосновения с этическими дилеммами гораздо больше, чем у фундаменталиста, прикладник никакими доктринами “объективности” от них не отгорожен.
К сожалению, ученый-прикладник при решении возникающих этических дилемм не имеет решающего голоса. Юридически ответственность лежит не на нем, а на его работодателе, который сам, как правило, ученым не является. Более того, на фирме ученый, поднимающий какие-либо этические проблемы, зачастую напрашивается на неприятности. Для него гораздо проще принимать благо своей фирмы или страны в качестве непререкаемого приоритета. Как и “академик”, хотя и по другим причинам, он чувствует себя комфортнее, если этика в его работу не вмешивается.
Разумеется, ученые в промышленности не должны бы поступать на фирмы или в правительственные центры, чья политика и практика этически неприемлемы. Конечно, они должны были подавать в отставку иди даже бить в колокола, если их вынуждают выполнять неэтичные задания. И подчиненное положение не освобождало их от стыда и обвинений по поводу преступлений их начальников. Но все это — моральные проблемы, которые для ученых и науки как таковых специфичными не являются.
Таким образом, оба сектора науки — фундаментальный и прикладной, а, следовательно, и наука в целом, хотя и по разным причинам, были от этики изолированы.
Но в последние годы начался процесс сближения и слияния прежде достаточно разобщенных секторов. Процесс этот комплексный, всеохватный и необратимый, хотя его движущие силы еще не поняты до конца. Возникла гибридная культура, которою автор предлагает называть “постакадемической”. По его мнению, характерные особенности этой новой парадигмы лишают традиционные барьеры между наукой и этикой всякого смысла. Те причины, по которым такие барьеры существовали, являются несовместимыми. В новой, гибридной науке они как бы отменяют друг друга. Например, “постакадемические” исследования обычно представляют собою последовательность проектов, полезность которых признается некоей инстанцией, финансирующей работы, но не являющейся научной. По мере того, как обостряется конкуренция за получение финансирования заявки на проекты становятся все более конкретными в части ожидаемых результатов, включая и экономические выгоды, и социальные последствия. Теперь решение о проведении работ уже не является личным дедом ученого. Ни университеты, ни другие научные организаций не занимаются наукой исключительно ради самой науки, их подталкивают к работам по заказам промышленности и к патентованию полученных в ходе исследований результатов.
Это, конечно, не означает, что фундаментальная наука исчезнет. Пути решения множества сугубо практических проблем, таких, как, например, борьба со СПИДом, безусловно лежит в области фундаментальных, на первый взгляд мало относящихся к делу исследований. Но коль скоро мы все же имеем возможность проследить их связь с конкретными жизненными проблемами, они приобретают вполне отчетливый этический аспект. В такой ситуации ученый уже не может не спрашивать себя, в какой мере цели работы, в которой он занят, соответствует его личной системе ценностей.
Кроме того, для “постакадемической” науки характерны коллективные исследования, причем нередко в них участвуют не одна, а несколько организаций. На ком в
таком случае лежит этическая ответственность? Какой этический кодекс применять к коллективам, в которых участвуют и академические учреждения, и промышленные фирмы? Дополнительно все это осложняется тем, что научные коллективы чаще всего являются временными, созданными лишь на период осуществления проекта.
Приведенные примеры свидетельствуют об одном: переход к “постакадемической” науке, заставляет ученых внимательнее относиться к ее специфическим этическим аспектам. “Одним из достоинств нового способа производства знаний является тот факт, что он не может запрятать этические проблемы под ковер. Наука больше не может отрекаться от вопросов, которые многие из нас давно уже пытались поставить на первый план” (с.5).
А.Н.Авдулов
