CC BY
43
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 82
200-ЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ А. С. ПУШКИНА В ПЕЧАТНОЙ ПРЕССЕ И ПУБЛИЦИСТИКЕ 90-ХХ ГГ. СКВОЗЬ ПРИЗМУ ИДЕОЛОГИЧЕСКОГО И АКСИОЛОГИЧЕСКОГО ИЗМЕРЕНИЯ
Д. А. Богач
Южно-Уральский государственный гуманитарно-педагогический университет,
Челябинск
Статья посвящена выявлению концептуальных методологических аспектов освещения в СМИ 90-хх гг. такого культурно значимого в российском обществе события, как юбилей А. С. Пушкина. В статье доказывается мысль о том, что, во-первых, в СМИ 90-хх гг. юбилей писателя являлся одной из форм рецепции богато-го литературного наследия нашей страны; во-вторых, в формате освещения юби-лея писателя стали очевидными новые формы «идеологем» (как обращение к ис-торической памяти, культурной памяти, как способ определенного воздействия на аудиторию через носителей «духовных скреп»); в-третьих, культурный бренд «Юбилей писателя» средства массовой информации нередко использовали как научно-просветительскую форму продвижения литературы и чтения; в-четвертых, юбилей Пушкина возымел колоссальное общенациональное влияние в обретении культуры литературоцентризма, а средства массовой информации сыграли огромную роль в формировании юбилейной практики как национального культурного бренда, как факта особого значения в истории литературной жизни страны и мира.
Ключевые слова: русская литература, отечественная культура, литературная классика, русские писатели, писатели-юбиляры, аксиология СМИ, А. С. Пушкин.
Историю современной культуры уже сложно представить без празднования юбилея того или иного писателя как факта литературного события. Как справедливо отмечает Ю. С. Подлубнова, «в связи с потенциальной масштабностью - довольно частой установкой на проведение целого цикла мероприятий и привлечение самой широкой аудитории - юбилеи являются действенными инструментами социокультурной политики...» [11. С. 118].
Цели проводимой культурной политики в писательской юбилейной практике можно считать универсальными: 1) привлечение внимания широкой аудитории к наследию писателя, весьма значимого для истории литературы; 2) идеологическое воспитание нации посредством обращения к богатому культурному прошлому страны и общества; 3) научно-просветительская кампания по продвижению книги и чтения; 4) стремление посредством культурного бренда «Юбилей писателя» к созданию новых форм национальных «идеологем» (как обращение к исторической памяти, как способ определенного воздействия на аудиторию через носителей «духовных скреп»). И этот перечень может быть продолжен до бесконечности, поскольку юбилеи выдающихся писателей и поэтов, как правило, ставят перед собой весьма трудную задачу: возродить высокий культурный статус нации.
Информационная картина юбилейных практик многообразная, сложная и «разношерстная». Это связано с тем, что, во-первых, век российской информационной
культуры и свободной прессы весьма недолог; во-вторых, как отмечает М. В. Загидуллина, в медиасопровождении литературных юбилеев преобладает хаотичность и бессистемность, что является «знаком отсутствия культуртрегерской концепции СМИ» [6. С. 18]. Несмотря на то, что традиция чествования знаковых в отечественной литературе писателей и поэтов сформировалась больше столетия назад, история профессионального информационного освещения данных событий ведет отсчет с 1999 г., когда по Указу Президента Б. Н. Ельцина [14] были реализованы крупные просветительские программы и культурные проекты, а также многие строительные и реставрационные работы, приуроченные к 200-летнему юбилею А. С. Пушкина. Данная директива имела колоссальное общенациональное значение: утвердила Пушкинский день (6 июня) как ежегодный литературный праздник, который должен был отмечаться с большим размахом; образовала Государственную комиссию по подготовке и проведению празднования 200-летия А.С. Пушкина.
В лихие 90-е гг., в пик развития дикого капитализма и «криминального либерал-фашизма», когда к власти пришли люди, считавшие свою страну «раковой опухолью человечества» (В. В. Новодворская), презиравшие русский народ и его систему ценностей, казалось бы, Пушкинский юбилей должен был стать, с одной стороны, мощным информационным поводом, который позволил бы ведущим СМИ уйти от «желтизны», от «низких» тем и проблем, какие в основном освещались «на потребу» (к примеру, во многих серьезных информационно-политических изданиях можно было обнаружить порнографию и статьи из серии «Про это»), и, вспомнив о своем фундаментальном предназначении, полностью погрузиться в освещение серьезных социально значимых событий; с другой стороны, Пушкинская дата могла стать магистральной оппозицией мировоззренческим стратегиям поколения «ротожопиков» (как его окрестил В. О. Пелевин в своем романе «Generation П»); авторитет Первого Национального Поэта отчасти мог способствовать преодолению назревшего культурного кризиса и содействовать консолидации нации. Конечно, не все указанные цели были достигнуты, однако Пушкинский юбилей имел сакральное значение в обретении «золотого века» литературоцентризма.
Нельзя категорично сказать, что в СМИ 90-х. гг. много писали о Пушкине, однако Пушкинский юбилей однозначно стал культурным прецедентом. 200-летие Пушкина в медиаоценке определялось следующими факторами массовой коммуникативной ситуации в конце тысячелетия: с одной стороны, отечественная журналистика работала в условиях абсолютной свободы и отсутствия всякой цензуры, любого идеологического давления, поэтому массовые издания могли себе позволить создать качественный информационный портрет Пушкина в конце ХХ века; с другой стороны, рыночная экономика свела на нет ценностно-ориентированное поле СМИ и породила китчевые стратегии массовой коммуникации в обстоятельствах унификации морально-нравственных регуляторов и этического кодекса журналиста, поэтому освещение Пушкинской даты нередко сопровождалось примитивным обесцениванием культурного статуса данного события, низкопробным информационным контентом.
Так, корреспондент «Комсомольской правды» Анна Амелькина в погоне за дешевой сенсацией обратилась за помощью к экстрасенсам (примета времени - повсеместное присутствие магов и чародеев в раннем постсоветском медиапространстве). С помощью потусторонней силы журналисту удалось вызвать дух Пушкина и даже взять у него интервью. Важно отметить, что данный эксперимент - это не результат творческой фантазии автора, а попытка транслировать образ Пушкина «на потребу» в стилистике «очевидной достоверности». Вопросы, адресованные Пушкину, тоже не отличались прогрессивным вектором информационных поисков, ответы были под стать модальности всего интервью: почему Пушкин ругался на организаторов юбилейных торжеств? (они ему надоели); много ли у поэта было женщин (не больше, чем у Ивана Грозного, да
и вообще, посетовал Пушкин, настоящие мужчины о своих любовных победах первым встречным не рассказывают); сколько стоили огурцы? (на что дух Пушкина ответил, что глупо поэта спрашивать про огурцы, а вот вино «Клико» было дорогое, но сам за себя поэт платить не любил). Далее в материале сообщается, что дух Пушкина по секрету поведал о том, что Цветаеву убили, а Есенин был наркоманом и алкоголиком [2. С. 8].
Как видим, диалог с историей литературы в данном материале организован по законам карнавальной культуры (М. М. Бахтин) [3. С. 8-9]: через амбивалентность восприятия образа Пушкина (когда для одних он - великий русский поэт и эмблема отечественной словесности, для других - медийная персона XIX века, сопоставимая в ХХ веке с поп-артистами уровня Филиппа Киркорова); через «фамильярный контакт» со сложившимися культовыми формами и церемониалами в постижении художественных произведений, что производит некую условность смеховой стихии. Перед читателями - уже не столько пародийный двойник-дублер Пушкина, а Пушкин «без глянца»: от «лощеного», «сакрализованного» образа Великого Поэта ничего не осталось.
В качестве инструментов культурной десакрализации Поэта нередко выступали, как отмечает М. В. Загидуллина, игровые, подчеркнуто травестированные формы освещения юбилейной ритуальной практики [5. С. 134]. В информационном пространстве 90-хх гг. Пушкин «сошел» с литературного Олимпа и был вовлечен в повседневность, знакомую каждому человеку той эпохи. В частности, образ Пушкина культивировался популярными в то время информационными трендами на различных целителей, экстрасенсов и прочих кудесников. И биография Пушкина в оценке многих журналистов, так или иначе, была сопричастна с магией и нечистой силой. Так, «Московский комсомолец» в крайней маргинальной форме «мистифицировал» встречу А. С. Пушкина с известной гадалкой Шарлоттой Кирхгоф, которая, по воспоминаниям современников, напророчила поэту насильственную смерть от белокурого юноши. Этот биографический эпизод по не понятным нам причинам позволил автору статьи Е. Лебедевой прийти к выводу, что «белый человек был навязчивой идеей Пушкина», что «в поздней лирике Пушкин явно подводил итог своему земному существованию» [7. С. 28], а в таких стихотворениях, как «Памятник» и «Родриг» (и то, и другое - вольные переводы), отразилось роковое пророчество и предчувствие собственной кончины. Скажем, что такой факт имел место быть в жизнеописании Пушкина лишь на уровне индивидуально-личностной рецепции (в воспоминаниях А. Н. Вульфа), достоверных же свидетельств и документов того, что Пушкин был крайне суеверен, боялся смерти и «белых» людей, верифицировать не удалось.
Кстати сказать, тема смерти поэта оказалась наиболее востребованной в отношении «медиатизации» Пушкина. Так, обозреватель «Литературной газеты» В. Фридкин на основе существующих в единичном значении писем Дантеса к барону Геккерну приходит к неоднозначному выводу о том, что жена Пушкина питала к Дантесу взаимные чувства, а сам Пушкин стал жертвой большой и чистой любви [16. С. 12]. Ни то, ни другое не является достоверно полученной информацией, несмотря на то, что парижский архив Дантеса действительно существует, несмотря на то, что в своих письмах убийца поэта говорил о некой женщине с ужасно ревнивым мужем («она могла бы отдать мне все») [17. С. 34]. На наш взгляд, автор статьи личную позицию и оценку происходящего выдает за правду по причине того, что юбилейную пушкиниану необходимо было насытить «свежей» информацией и горячими фактами, иначе любое сообщение на эту тему оказалось бы не востребованным аудиторией.
Стоит обратить внимание еще на одну форму «медиатизации» Пушкина в стремлении СМИ генетическим родством связать поэта с современностью, с судьбами конкретных людей, с их семейными преданиями. В этом направлении нельзя не вспомнить интервью с Ларисой Черкашиной, чей отец-фронтовик всю жизнь посвятил родословию поэта.
Фактом особого значения подчеркивается, что интерес к Пушкину возник именно на войне, когда после ожесточенных боев будущий пушкинист Евгений Черкашин наткнулся на старинное полуразрушенное здание, где в свое время жила Наталья Гончарова. Молодому сибирскому солдату стало стыдно за свое невежество, за незнание пушкинских мест, его творчества, русской истории («Не знаю, за что воюю»), поэтому он дал себе обещание: «Останусь жив - займусь Пушкиным» [13. С. 8-9]. Другой пример. «Комсомольская правда» в преддверии юбилея под девизом «Даешь каждой Наташе Гончаровой - по Саше Пушкину» собирала истории знакомства абсолютных тезок известной пары - наших современников. В данных сочинениях можно было познакомиться, к примеру, с афганцем Сашей Пушкиным и Натали Гончаровой из Нижнего Новгорода [8. С. 13].
Конечно, такие сюжеты с дешевым китчем не имеют ничего общего, их задачу можно обозначитькакискусственная«социализация»поэтавсовременность,культурнаяредукция личности Пушкина в коммуникативных процессах масс-медийного пространства. Однако китч как значимый элемент юбилейной практики тоже стал информационным поводом и предметом серьезного журналистского осмысления. Так, в заметке Л. Парфенова выражается озабоченность тем, что эстетика масскульта может выработать стойкий иммунитет к творческому наследию Пушкина, поскольку «Евгения Онегина» нужно слушать не по десять строчек в день в исполнении пациентов психбольницы, а с начала до конца в исполнении Сергея Юрского» [10. С. 15] (речь идет о телевизионном проекте ОРТ). Многие издания по этому поводу откровенно юродствовали: «Вряд ли всенародным знанием можно назвать сомнительный проект ОРТ «Евгений Онегин», где граждане великой страны каждый день читают по одной строфе... по принципу «одна голова - одна строчка. Следующим логичным шагом в этом направлении будет принародное телечтение лирики великого поэта нашими политлидерами. «Шуми, шуми, послушное ветрило» - в исполнении Жириновского. «На холмах Грузии» - в трактовке Шеварнадзе. «Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила» - от Татьяны Дьяченко.» [4. С. 3]. В. Радзишевский в заметке «Орден для Пушкина» определил китчевые формы, сопровождаемые юбилей писателя, культурным террором: водка-поллитровка, графин в виде пушкинского бюста, правительственный орден для Пушкина - все эти атрибуты не внушали идеи духовного возрождения нации, скорее наоборот, невозможно было поверить, что в стране, в которой сейчас поют про баньку и тазик, мог жить и творить великий Пушкин: «Но, может быть, именно это обещает нам юбилей с человеческим лицом. Главное будет самое тихое дело - начнется выпуск академического Собрания сочинений.» [12. С. 1].
Важным стилевым маркером в освещении пушкинского юбилея послужило обращение к социологии чтения, к массовой рецепции художественного наследия поэта. Так, журналист «Аргументов и фактов» М. Варденга, придя в обычную школу, обратилась с таким вопросом к учащимся: «Чем занимался Пушкин?», ответы учеников обнаруживают огромное социокультурное различие между теми, кто хорошо образован, кто в советское время получил фундаментальное среднее образование, и теми, кто плохо образован, кто уже учился в новой России (времен до ЕГЭ): «1) Пушкин был депутатом. 2) Пушкин был первым русским царем. 3) Пусть он объяснит, почему не кончается война в Югославии. 4) Пушкин - это волшебник, пусть он в Новый год принесет мне велосипед. 5) Пушкин пишет стихи и будет нашим Президентом. 6) Пушкин - самый добрый человек. 7) Пушкин написал наш гимн. 8) Пушкин писал сказки и первым полетел в космос. 9) Пушкин построил Москву. 10) Пушкин - это кого все знают наизусть. 11) Пушкин любил детей» [4. С. 3]. В информационном поле «Литературной газеты» по материалам опроса-анкеты «Мой Пушкин», где приняли участие известные литераторы, поэты, общественные деятели, - картина иного рода. В ответах реципиентов Пушкин -наше все и все наше.
Фактом особого значения следует отметить публикации о юбилее Пушкина в зеркале «Пушкинской речи» Достоевского (тоже юбилейной, хотя Достоевский не дожил до столетия Пушкина): Пушкин - энергетически активный центр национальной культуры; Пушкин - самый очевидный и незыблемый мирской символ нашего культурного и духовного самостоянья; Пушкин - самая фундаментальная область нашей гуманитарной культуры; Пушкин помогает нам понять самих себя, уяснить наш исторический жребий, определить нашу национальную стратегию, чтобы не исчезнуть с политической карты мира (В. Непомнящий) [9. С. 10-11]; Пушкин - национальный символ России (в которых сейчас нуждается страна); Пушкин сегодня способен объединить всю страну, примирить непримиримых, он как будто с высоты своих лет обращается к нашим современникам: «Хватит разваливать страну, двигайтесь вперед (Д. Абаулин) [1. С. 9]; игнорирование пушкинского юбилея стало бы признанием несостоятельности всей нашей культурной политики (И. Фоняков) [16. С. 9].
Таким образом, юбилей Пушкина возымел колоссальное общенациональное влияние в обретении культуры литературоцентризма, а средства массовой информации сыграли огромную роль в формировании юбилейной практики как национального культурного бренда, как факта особого значения в истории литературной жизни страны и мира. Концептуальные и методологические аспекты освещения такого культурно значимого в российском обществе события, как юбилей писателя, заключаются в следующем: во-первых, в СМИ юбилей писателя становится одной из форм рецепции богатого литературного наследия нашей страны; во-вторых, культурный бренд «Юбилей писателя» средства массовой информации нередко используют как научно-просветительскую форму продвижения литературы и чтения; в-третьих, обращение к классике в современных СМИ диктуется не столько информационным поводом, сколько стремлением создать информационно-медийный продукт (медиапродукт), т. е. распространение информации в различных медийных проектных формах и технологических платформах (и эти формы многообразны: презентации и литературные игры, клипы-буктрейлеры и тематические видеоролики, Интернет-сайты и компьютерные приложения).
Список литературы
1. Абаулин, Д. Он стерпел наше все // Литературная газета. 1999. № 23. С. 9-10.
2. Амелькина, А. Дух Александра Пушкина: «Ваши торжества мне надоели!» // Комсомольская правда. 1999. 21 мая. С. 8-9.
3. Бахтин, М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и ренессанса. М.: Художественная литература, 1990. 262 с.
4. Варденга, М. Пушкин в шоколаде // Аргументы и факты. 1999. № 19. С. 3-4.
5. Загидуллина, М. В. Пушкинский миф в конце ХХ века. Челябинск: ЧелГУ, 2001. 244 с.
6. Загидуллина, М. В. Культуртрегерская деятельность СМИ // Знак: проблемное поле медиаобразования. 2009. № 1. С. 18-21.
7. Лебедева, Е. Пушкин узнал в Дантесе своего убийцу задолго до дуэли: «Белокурый меня убьет. Так колдунья пророчила» // Московский комсомолец. 1999. 3-10 июня. С. 28-29.
8. Лисицына, Н. Пушкин встретил Наталью Гончарову, когда был уже женат // Комсомольская правда. 1999. 18 мая. С. 13-14.
9. Непомнящий, В. Пушкин через двести лет // Литературная газета. 1999. № 22. С. 10-14.
10. Парфенов, Л. Замученного А. С. вынули из музейной виньетки / Л. Парфенов // Комсомольская правда. 1999. 5 июня. С. 15-16.
11. Подлубнова, Ю. С. Юбилей писателя как событие литературной жизни среднего Урала // Уральский исторический вестник. 2012. № 1 (34). С. 118-121.
12. Радзишевский, В. Орден для Пушкина // Литературная газета. 13 января 1999 г. № 1-2. С. 1-3.
13. Руденко, И. Лариса Черкашина: «Мой отец «вырастил» родовое дерево Пушкина» // Комсомольская правда. 1999. 5 июня. С. 8-9.
14. Указ Президента РФ от 21.05.1997 № 506 (ред. от 13.11.1998) «О 200-летии со дня рождения А. С. Пушкина и установлении Пушкинского дня России» (вместе с «Положением о Государственной комиссии по подготовке и проведению празднования 200-летия со дня рождения А. С. Пушкина») / СПС «Консультант +». URL: http://www. consultant.ru/document/cons_doc_LAW_118977/ (дата обращения: 20.03.2019).
15. Фоняков, И. Свершилось!.. Наконец вышел первый том академического Пушкина // Литературная газета. 1999. № 23. С. 9-10.
16. Фридкин, В. Отчего погиб Пушкин? // Литературная газета. 13.01.1999. № 1-2. С. 12-14.
17. Vitale, S. Il bottone di Puskin. Milano: RWQ, 1995. 218 р.
200-YEAR ANNIVERSARY OF A.S. PUSHKIN IN THE PRINT MEDIA AND JOURNALISM OF 1990S IN THE LIGHT OF IDEOLOGICAL AND AXIOLOGICAL MEASUREMENT
Bogach D. A.
South-Ural state humanitarian and pedagogical university, Chelyabinsk,
Article is devoted to identification of conceptual methodological aspects of illumination ofmedia the 1990s of such culturally significant event in the Russian society as A. S. Pushkin's anniversary. In article the thought that, first, in media the 90-hkh of anniversary of the writer is one offorms of reception of the rich literary heritage of our country is proved; secondly, in a format of covering of anniversary of the writer there are obvious new forms of «ideologems» (as the appeal to historical memory, cultural memory, as a way of a certain impact on audience through carriers of «spiritual clamps»); thirdly, the cultural brand «Writer's Anniversary» of mass media is quite often used as a scientific and educational form of advance of literature and reading; fourthly, Pushkin's anniversary conceived enormous national influence in finding of culture of a literary center, and mass media played a huge role in formation of anniversary practice as national cultural brand as fact of special value in the history of literary life of the country and the world.
Keywords: Russian literature, Russian culture, literary classics, Russian writers, anniversary writers, axiology of media, A. S. Pushkin.
References
1. Abaulin, D. (1999). On sterpel nashe vse [He endured our everything], in: Literaturnaya gazeta [The Literary newspaper], no. 23, pp. 9-10. (In Russ.).
2. Amel'kina, A. (1999). Duh Aleksandra Pushkina: «Vashi torzhestva mne nadoeli!» [Pushkin's spirit: «Your holidays bothered me!»], in: Komsomol'skaya Pravda [Komsomol true], May 21, pp. 8-9. (In Russ.).
3. Bahtin, M. M. (1990). Tvorchestvo Fransua Rable i narodnaya kul 'tura srednevekov'ya i renessansa [Francois Rabelais's creativity and national culture of the Middle Ages and Renaissance], Moscow, Fiction, 262 p. (In Russ.).
4. Vardenga, M. (1999). Pushkin v shokolade [=Pushkin in chocolate], in: Argumenty i fakty [=Arguments and the facts], no. 19, pp. 3-4. (In Russ.).
5. Zagidullina, M. V. (2001). Pushkinskij mif v konce ХХveka [=The Pushkin myth at the end of the XX century], Chelyabinsk, ChSU, 244 p. (In Russ.).
6. Zagidullina, M. V. (2009). Kul'turtregerskaya deyatel'nost' SMI [=Kulturtrager activity of media], in: Znak: problemnoe pole mediaobrazovaniya [=Sign: problem field of media education], no. 1, pp. 18-21. (In Russ.).
7. Lebedeva, E. (1999). Pushkin uznal v Dantese svoego ubijcu zadolgo do dueli: «Belokuryj menya ub'et. Tak koldun'ya prorochila» [Pushkin recognized in Dantes the murderer long before the duel: «Blond will kill me. So the sorcerer prophesied»], in: Moskovskij komsomolec [Moscow Komsomol], June 3-10, pp. 28-29. (In Russ.).
8. Lisicyna, N. (1999). Pushkin vstretil Natal'yu Goncharovu, kogda byl uzhe zhenat [Pushkin met Natalya Goncharova when he was already married], in: Komsomol 'skaya pravda [Komsomol true], May 18, pp. 13-14. (In Russ.).
9. Nepomnyashchij, V. (1999). Pushkin cherez dvesti let [Pushkin in two hundred years ago], in: Literaturnaya gazeta [The Literary newspaper], no. 22, pp. 10-14. (In Russ.).
10. Parfenov, L. (1999). Zamuchennogo A. S. vynuli iz muzejnoj vin'etki [The tortured A.S. took out from a museum vignette], in: Komsomol 'skayapravda [Komsomol true], June 5, pp. 15-16. (In Russ.).
11. Podlubnova, YU. S. (2012). YUbilej pisatelya kak sobytie literaturnoj zhizni srednego Urala [Anniversary of the writer as event of literary life of Central Ural], in: Ural 'skij istoricheskij vestnik [Ural historical bulletin], no. 1 (34), pp. 118-121. (In Russ.).
12. Radzishevskij, V. (1999). Orden dlya Pushkina [Orden for Pushkin], in: Literaturnaya gazeta [The Literary newspaper], January 13, no. 1-2, pp. 1-3. (In Russ.).
13. Rudenko, I. (1999). Larisa CHerkashina: «Moj otec «vyrastil» rodovoe derevo Pushkina» [Larisa Cherkashina: «My father "grew up" a patrimonial tree of Pushkin»], in: Komsomol'skayapravda [Komsomol true], June 5, pp. 8-9. (In Russ.).
14. Ukaz Prezidenta RF (1997). «O 200-letii so dnya rozhdeniya A. S. Pushkina i ustanovlenii Pushkinskogo dnya Rossii» (vmeste s «Polozheniem o Gosudarstvennoj komissii po podgotovke i provedeniyu prazdnovaniya 200-letiya so dnya rozhdeniya A. S. Pushkina») [«About the 200 anniversary since the birth of A.S. Pushkin and establishment of the Pushkin Russia Day» (together with «The provision on the State commission on preparation and holding celebration of the 200 anniversary since the birth of A.S. Pushkin»)], in: Konsul'tant+ [Consultant+], available at: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_118977/. (In Russ.).
15. Fonyakov, I. (1999). Svershilos'!.. Nakonec vyshel pervyj tom akademicheskogo Pushkina [It is finished!.. At last there was the first volume of the academic Pushkin], in: Literaturnaya gazeta [The Literary newspaper], no. 23, pp. 9-10. (In Russ.).
16. Fridkin, V. (1999). Otchego pogib Pushkin? [Why died Pushkin?], in: Literaturnaya gazeta [The Literary newspaper], no.. 1-2, pp. 12-14. (In Russ.).
17. Vitale, S. (1995). Knopka Pushkina [Pushkin's button], Milano, RWQ, 218 р. (In Italian.).
Богач Дмитрий Александрович - кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры литературы и методики обучения литературе, Южно-Уральский государственный гуманитарно-педагогический университет.
