CC BY
169
В.А. Арцыбашев
1937 ГОД И СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ В ГЕНЕРАЛЬНОМ ШТАБЕ РККА
Репрессии против командного и начальствующего состава РККА, проводившиеся органами НКВД СССР в 1937 - 1938 гг., являются одной из трагических страниц истории вооруженных сил нашей страны. К их изучению обращались такие отечественные исследователи, как В.А. Бобренев и В.Б. Рязанцев1,
А.И. Колпакиди и Е.А. Прудникова2, В.А. Лесков3, С.Т. Мина-ков4, В.Н. Рапопорт и Ю.А. Геллер5, Б.В. Соколов6 и многие другие. Тема репрессий в Красной армии привлекает также и зарубежных исследователей.7 Наиболее значительными трудами, которые были изданы в последние годы, являются монография О.Ф. Сувенирова8, работы военного историка Н.С. Черуше-ва9, занимающегося проблемой репрессий в РККА более 40 лет, а также исследование A.A. Печенкина10, посвященное военной элите СССР второй половины 1930-х гг.
Особый интерес у историков, занимающихся исследованием репрессий в Красной армии в 1937 - 1938 гг., вызывает вопрос о заговоре группы видных советских военачальников во главе с М.Н. Тухачевским. Сразу отметим, что в отечественной и зарубежной историографии он толкуется неоднозначно.
Большинство исследователей считает, что дело о так называемом «военно-фашистским заговоре» было целиком и полностью сфабриковано И.В. Сталиным и органами НКВД, поскольку маршал Советского Союза М.Н. Тухачевский, командармы 1-го ранга Н.Э. Якир, И.П. Уборевич и другие советские военачальники, обвиненные в измене Родине, терроре и военном заговоре, на самом деле являлись противниками непомерного возвеличивания имени Сталина, а следовательно - неугодными для него лицами. Более того, принято считать, что М.Н. Тухачевский своей карьерой был в значительной мере обязан Л.Д. Троцкому. Последний же, находясь в эмиграции и ведя активную борьбу против Сталина, неоднократно заявлял о том, что в Красной армии не все преданы Сталину и что Троцкого там еще помнят. Именно поэтому, как считают многие исследователи, репрессии в РККА в 1937 - 1938 гг. проводились в целях укрепления личной власти Сталина, поскольку для него М.Н. Тухачевский и другие видные советские военачальники были политическими противниками, с которыми необходимо было расправиться. Кроме того, принято считать, что нарком обороны СССР Маршал Советского Союза К.Е. Ворошилов видел в М.Н. Тухачевском и в других, более молодых и талантливых, военачальниках своих потенциальных конкурентов. Поэтому у Ворошилова, как и у Сталина, имелись также основания избавиться от неугодных ему людей.11
Напротив, находятся и такие исследователи, которые утверждают, что военный заговор в Красной армии действительно существовал в 1930-е гг. и вовремя был вскрыт органами НКВД, в результате чего была осуждена и расстреляна группа видных
советских военачальников как руководителей этого заговора, а затем была проведена крупномасштабная «чистка» командного и начальствующего состава.12
Таким образом, можно констатировать наличие большого интереса у отечественных и зарубежных историков к теме репрессий в РККА и, в частности, к «делу Тухачевского». При этом исследователи уделяют большое внимание таким вопросам, как взаимоотношения внутри высшего военного и политического руководства СССР, масштабы репрессий, их последствия для командного и начальствующего состава РККА и т.д.
Нам же представляется необходимым расширить спектр исследуемых проблем, показав влияние репрессий на стратегическое планирование в Генеральном штабе РККА в конце 1930-х гг. В связи с этим задача данной статьи заключаются в следующем: проанализировать, какое отношение имели М.Н. Тухачевский и его соратники к разработке планов на случай войны и какие из их идей были признаны «вредительскими» для советского стратегического планирования.
Прежде чем обратиться к рассмотрению этих вопросов, необходимо кратко изложить историю того, что случилось в мае - июне 1937 г. с М.Н. Тухачевским и его соратниками.
Так, известно, что в мае 1937 г. начались массовые аресты среди высшего руководства РККА. С 1 по 4 июня 1937 г. в присутствии членов правительства состоялся Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. На его заседании был заслушан и подвергнут обсуждению доклад наркома обороны К.Е. Ворошилова том, что в Красной армии «раскрыт заговор контрреволюционной военной фашисткой организации», которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила «подрывную вредительскую и шпионскую работу» в РККА.13 А уже 11 июня 1937 г. состоялся процесс, на котором были осуждены и приговорены к расстрелу руководители «военного заговора»: восемь видных советских военачальников во главе с М.Н. Тухачевским.
На следующий день центральные газеты сообщили, что осужденные на процессе 11 июня 1937 г. военачальники были обвинены в нарушении воинского долга (присяги), измене Родине, измене народам СССР, измене РККА. Будто бы следственными материалами было установлено участие обвиняемых, а также покончившего жизнь самоубийством Я.Б. Гамарника, в «антигосударственных связях» с руководящими военными кругами «од-
ного из иностранных государств, ведущего недружественную политику в отношении СССР». Якобы находясь на службе у военной разведки этого государства, обвиняемые систематически доставляли его военным кругам «шпионские сведения о состоянии Красной армии», «вели вредительскую работу по ослаблению мощи Красной армии», «пытались подготовить на случай нападения на СССР поражение Красной армии» и «имели целью содействовать восстановлению в СССР власти помещиков и капиталистов».14
Только в начале 1990-х гг. были рассекречены и опубликованы в «Военно-историческом журнале» показания М.Н. Тухачевского (В.К. Виноградов, подготовивший эту публикацию, не сомневается в том, что автором показаний был сам М.Н. Тухачевский, а не следователи из НКВД).
Анализ этих показаний дает возможность сделать вывод: репрессии против Тухачевского и его соратников были непосредственным образом связаны с проблемами подготовки к предстоящей войне на европейском театре военных действий (ТВД), а также с проблемами ее начального периода. Поскольку Тухачевскому и другим осужденным на процессе 11 июня 1937 г. помимо всего прочего ставилось в вину то обстоятельство, что они якобы сотрудничали с военной разведкой Германии и получали от германского генерального штаба указания по подготовке «плана поражения», то есть того плана, по которому следовало вести Красную армию к поражению в будущей войне.
Тухачевский в своих показаниях, в частности, отмечал, что основные «вредительские мероприятия», разработанные «центром антисоветского военно-троцкистского заговора», якобы были направлены на то, чтобы «использовать наши затруднения на фронтах сражений с германскими и польскими армиями в целях поражения наших красных армий».15 Бывший заместитель наркома обороны «признался» в следующем: «Изучив условия возможного развертывания операций немцев и поляков против БВО и КВО во время апрельской военно-стратегической игры 1936 г. и получив незадолго до этого установку от германского генерального штаба через генерала Рундштедта (Речь идет о германском генерале Г. фон Рундштедте, который с 1932 г. являлся командующим 1-й армейской группой в Берлине, а в 1941 г. на советско-германском фронте командовал группой армий «Юг». -Авт.) на подготовку поражения на украинском театре военных действий, я обсудил все эти вопросы сейчас же после игры с
Якиром и Уборевичем, а в общих чертах и с прочими членами центра. Было решено оставить в силе действующий оперативный план, который заведомо не был обеспечен необходимыми силами. Наступление Белорусского фронта с приближением, а тем более с переходом границы этнографической Польши должно было стать критическим и с большой долей вероятности опрокидывалось ударом немцев из В[осточной] Пруссии в направлении Гродно или через Слоним на Минск. Украинский фронт в первую очередь или после нанесения удара немцами на севере также, по всей вероятности, потерпел бы неудачу в столкновении со значительно превосходными силами польских и германских армий».16
Тухачевский также «признался» в том, что «на Уборевича была возложена задача так разрабатывать оперативные планы Белорусского фронта, чтобы расстройством ж[елезно]-д[орож-ных] перевозок, перегрузкой тыла и группировкой войск еще более перенапрячь уязвимые места действующего оперативного плана. На Якира были возложены те же задачи, что и на Уборевича, но, кроме того, через Саблина (Речь идет о комдиве Ю.В. Саблине, который в КВО являлся комендантом и военным комиссаром Летичевского укрепленного района. - Авт.) он должен был организовать диверсионно-вредительскую сдачу Летичевского укрепленного района. <...> Каменев С.С. должен был разработать по своей линии мероприятия, направленные к тому, чтобы дезорганизовать противовоздушную оборону железных дорог в БВО и КВО и тем внести расстройство как в стратегическое сосредоточение армий, так и в работу последующих снабженческих и оперативных перевозок. <...> Что касается Дальнего Востока, то оперативный план последнего центром военного заговора не обсуждался в целом. Дальним Востоком специально занимался Гамарник. Он почти ежегодно ездил в ОКДВА и непосредственно на месте давал указания и решал многие вопросы».1 7
Таким образом, можно сделать вывод о том, что в 1937 г. действующий оперативный план был признан вредительским, поскольку органы НКВД установили, что он не только был известен немцам, но и разрабатывался по указаниям германского генерального штаба. Поэтому, видимо, не случайно на заседании Военного совета 2 июня 1937 г. И.В. Сталин, говоря о М.Н. Тухачевском, заявил: «Он оперативный план наш, оперативный план -наше святое святых, передал немецкому рейхсверу. Имел свида-
ние с представителями немецкого рейхсвера. Шпион? Шпион...».18
Исходя из всего вышесказанного, можно также сделать вывод и о том, что прямым следствием репрессий против видных советских военачальников, осужденных на процессе 11 июня 1937 г., была смена руководства Генерального штаба РККА и разработка нового варианта оперативного плана на случай войны взамен «вредительского плана» М.И. Тухачевского.
Так, еще в мае 1937 г. маршал Советского Союза А.И. Егоров был смещен с поста начальника Генерального штаба РККА (впоследствии он был также репрессирован). Новым начальником Генштаба был назначен командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников. Как раз под его руководством к марту 1938 г. и был разработан новый вариант оперативного плана, который носил название «Записка начальника Генштаба Красной Армии Наркому обороны СССР Маршалу Советского Союза К.Е. Ворошилову о наиболее вероятных противниках СССР». Этот вариант оперативного плана был рассмотрен и одобрен Главным военным советом 13 ноября того же года, поскольку принципиально отличался от «вредительского плана» М.Н. Тухачевского.
Например, в 1937 г. в своих показаниях Тухачевский, касаясь вопроса о возможных замыслах Гитлера, имеющих целью обеспечение господства германского фашизма в Европе, утверждал, что «основной для Германии вопрос - это вопрос о получении колоний. Гитлер прямо заявил, что колонии, источники сырья, Германия будет искать за счет России и государств Малой Антанты (Политический блок Чехословакии, Румынии и Югославии, созданный в 1920 - 1921 гг. с целью сохранения статус-кво в Центральной и Юго-Восточной Европе, сложившегося после Первой мировой войны. - Авт.)».19 Вряд ли можно допустить, считал Тухачевский, «чтобы Гитлер мог серьезно надеяться на разгром СССР. Максимум, на что Гитлер может надеяться, это на отторжение от СССР отдельных территорий».20 В конечном счете, делал вывод Тухачевский, «независимо от того, будет ли предшествовать войне против СССР война Германии с Чехословакией и Румынией или не будет, все равно главные интересы Германии направлены в сторону Украины. Из этого должен исходить, это должен учитывать наш оперативный план. Однако наш оперативный план этого не учитывает. Он построен все так же, как если бы война ожидалась с одной только Польшей».21
Таким образом, если в 1937 г. в действующем оперативном
плане на европейском ТВД предусматривалась возможность войны только с одной Польшей, то в 1938 г. «в основу стратегического планирования для Западного ТВД была положена вероятность военного столкновения с враждебной коалицией государств во главе с Германией, при активном участии в ней Польши и возможном прибалтийских стран».22
Так, в варианте оперативного плана, который датируется 24 марта 1938 г., указывалось следующее: «Складывающая политическая обстановка в Европе и на Дальнем Востоке как наиболее вероятных противников выдвигает фашистский блок - Германию. Италию, поддержанных Японией и Польшей. Эти государства ставят своей целью доведение политических отношений с СССР до вооруженного столкновения. <...> Таким образом, Советскому Союзу нужно быть готовым к борьбе на два фронта: на Западе против Германии и Польши и частично против Италии с возможным присоединением к ним лимитрофов (В 1920 - 1930-х гг. так называли государства, образовавшиеся на западных границах бывшей Российской империи после 1917 г.: Латвию, Литву, Эстонию и Финляндию. - Авт.) и на Востоке против Японии».23
В связи с этим в новом варианте оперативного плана подчеркивалось, что «основной задачей РККА в предстоящем столкновении должно быть нанесение решительного поражения противникам как на Западе, так и на Востоке. Стратегическое развертывание на два фронта необходимо считать основным. Главные противники и главный театр военных действий на Западе, поэтому здесь должны быть сосредоточены и главные наши силы. Однако на Востоке против Японии должны быть назначены такие силы, которые гарантировали бы нам превосходство и успех в Северной Маньчжурии».24
В 1937 г. в своих показаниях Тухачевский утверждал, что «немцы, безусловно, без труда могут захватить Эстонию, Латвию и Литву и с занятием этого плацдарма начать наступательные действия против Ленинграда, а также Ленинградской и Калининской (западной их части) областей. <...> С военной точки зрения такая задача может быть поставлена, и вопрос заключается в том, является ли захват Ленинграда, Ленинградской и Калининской областей действительным решением политической и экономической задачи по подысканию сырьевой базы. На этот последний вопрос приходится ответить отрицательно. Ничего, кроме дополнительных хозяйственных хлопот, захват всех этих
территорий Германии не даст. <...> Второе возможное направление германской интервенции при договоренности с поляками -это белорусское. Совершенно очевидно, что как овладение Белоруссией, так и Западной областью никакого решения сырьевой проблемы не дает и потому для Германии неинтересно. <...> Остается третье, украинское, направление. В стратегическом отношении пути борьбы за Украину для Германии те же, что и за Белоруссию, то есть связано оно с использованием польской территории. В экономическом отношении Украина имеет для Германии исключительное значение. Она решает и металлургическую, и хлебную проблемы. Германский капитал пробивается к Черному морю. Даже одно только овладение Правобережной Украиной и то дало бы Германии и хлеб, и железную руду. Таким образом, Украина является той вожделенной территорией, которая снится Гитлеру германской колонией».25
Таким образом, в 1937 г. Тухачевский настаивал на том, что в экономическом отношении для Германии исключительное значение имеет прежде всего Украина, а овладение Белоруссией, захват Ленинграда, Ленинградской и Калининской областей для Третьего рейха не представляют интереса, поскольку это бы не решало политическую и экономическую задачу по подысканию сырьевой базы. В новом же варианте оперативного плана весной 1938 г. предусматривалась возможность развертывания германо-польских сил и нанесение ими главного удара либо южнее, либо севернее Припятских болот. Так, в частности, в новом варианте оперативного плана отмечалось, что на Западе Германия и Польша могут сосредоточить свои силы к северу или к югу от Полесья. Этот вопрос указанными государствами будет решен в зависимости от положения в Средней Европе и, наконец, от того, насколько договорятся оба государства в украинском вопросе. <...> Примерный срок окончания развертывания германо-польских армий по 1-му варианту (к северу от Полесья) - 14 - 16-й день мобилизации, вернее - 20-й день, а по 2-му варианту (к югу от Полесья) сосредоточение главных сил затянется до 28 - 30 дней.26
При этом в варианте оперативного плана от 24 марта 1938 г. учитывалось, что «в данное время трудно сказать, где произойдет развертывание главных сил германских и польских армий -к северу от Полесья или к югу от него. Наконец, обстановка в Средней Европе может вынудить нас к развертыванию наших главных сил к югу от Полесья. Наша разведка производимых
нашими вероятными противниками перевозок по сосредоточению позволит определить, где будут развертываться их главные силы, а поэтому, начиная с 10-го дня мобилизации, мы можем также изменить варианты нашего развертывания главных сил, приняв его к северу или к югу от Полесья. Поэтому предлагается иметь два варианта стратегического развертывания - к северу или к югу от Полесья» 2 7
В 1937 г. в своих показаниях Тухачевский указывал на то, что «Красная Армия может встретить перед собой на польской территории 61 германскую и 50 польских пехотных дивизий, а всего 111 пехотных дивизий».28
Тухачевский точно не знал, каково же было то реальное число стрелковых дивизий, которое, по действующему оперативному плану, должно было двигаться в глубину территории Польши для того, чтобы бить противника на его территории, но предполагал, что приблизительно оно должно было быть около 90 стрелковых дивизий или на несколько дивизий больше. Остальные же стрелковые дивизии из числа 150, развертываемых по мобилизации, должны были идти на обеспечение Дальнего Востока, границ с Финляндией, Эстонией, Латвией и Румынией, на охрану границ Кавказа и Средней Азии. Получалась, на взгляд Тухачевского, странная картина: Белорусский и Украинский фронты должны втянуться в глубину территории Польши, втянуться в самых неблагоприятных условиях и своими 90, пусть даже 100 стрелковыми дивизиями должны разбить 111 пехотных дивизий противника, на стороне которого были бы все преимущества маневра, использования авиации и организации тыла.2 9
Тухачевский в своих показаниях делал вывод: «...Расчеты, безусловно, доказывают, что Белорусский и Украинский фронты, имеющие в своем составе около 90 стр[елковых] дивизий, подвергаются опасности последовательного поражения при выполнении ими активных задач, которые ставятся им оперативным планом. Эти задачи посильны будут этим фронтам только в том случае, если Германия не выступит на стороне Польши. При войне против нас Германии и Польши и при наличии в составе Белорусского и Украинского фронтов около 90 стрелковых] дивизий активные наступательные задачи по поражению противника на его территории для этих фронтов заведомо непосильны».30
Таким образом, если в 1937 г., судя по показаниям Тухачевского, в действующем оперативном плане была заложена идея
наступления на территорию противника обоими фронтами (Белорусским и Украинским) в самых неблагоприятных условиях для частей Красной армии, то в 1938 г. в новом варианте оперативного плана предусматривалось наступление главных сил РККА либо севернее и оборона южнее Полесья, либо, наоборот, южнее и оборона севернее Полесья.
В частности, в варианте оперативного плана от 24 марта
1938 г. указывалось, что основами развертывания к северу от Полесья «должны быть: 1. нанесение решительного поражения главным силам германо-польских армий, сосредоточивающихся к северу от Полесья; 2. активная оборона к югу от Полесья; 3. прочное прикрытие направлений на Москву и Ленинград; 4. образование сильного резерва Главного командования для развития удара или контрудара против наступающего противника».31 «При определении направления нашего главного удара к северу от Полесья нужно учесть, что главные силы германской армии мы встретим, по всей вероятности, в районе Свенцяны - Молодечно -Гродно. Если будет немцами нарушен нейтралитет Литвы, то возможно, что часть германских сил поведет наступление к северу от Двины. Барановичское направление будет занято поляками. <...> Таким образом, наиболее выгодным направлением главного удара будет проведение его по обоим берегам р. Немана с задачей разгрома сосредотачивающихся здесь германо-польских сил с выходом наших главных сил в район Вильно. Гродно. Волковыск. Новогрудок. Молодечно. <...> Задачами воздушных сил фронта будут: 1) борьба с авиацией противника, удары по немецким аэродромам в Восточной Пруссии; 2) содействие нашим армиям непосредственными действиями по живой силе противника; 3) воспрещение с 3-го дня мобилизации воинских перевозок по сосредоточению; 4) удары по складам поляков в Вильно, Гродно и Бресте; 5) если Латвия вступит в вооруженный конфликт или при нарушении ее нейтралитета немцами - удары по германской авиации на аэродромах Латвии, воспрещение перевозок по латвийским железным дрогам и удары по складам в Риге и Двинске».32
В варианте оперативного плана 1938 г. также указывалось, что «развитие событий в Средней Европе или развертывание главных сил германо-польских армий в Галиции могут привести нас к решению перенести стратегическое развертывание наших главных сил к югу от Полесья, ведя активную оборону к северу от него и на Севере-Западе. Такое решение может быть принято
или сразу, или в ходе начавшегося сосредоточения, не позднее 10-го дня мобилизации, для своевременного поворота эшелонов на Юго-Запад. <...> Основной задачей по второму варианту стратегического развертывания наших сил будет нанесение решительного поражения германо-польским силам. Поэтому наши главные силы должны быть развернуты на фронте Новоград Волынский - Проскуров для удара на фронт Луттк - Львов, имея в виду главными силами выйти в район Ковель. Львов. Броды. Лубно с дальнейшим наступлением на Люблин».33 Также особо подчеркивалось, что при втором варианте стратегического развертывания к югу от Полесья «развитие нашей железнодорожной сети на юге и юго-западе СССР оттягивает сроки окончания сосредоточения наших сил против первого варианта, на линию Киев - Знаменка. 57 стрелковых дивизий заканчивают сосредоточение к 32-му дню мобилизации, а сосредоточение стратегического резерва может быть закончено к 37-му дню мобилизации. <...> Задачей ВВС должно быть поставлено: 1. Борьба с авиацией противника; 2. С 3-го дня воспрещение железнодорожных перевозок к нашей границе, особенно через Ковель, Львов, Рава Русска; 3. Удары по крупным соединениям войск вероятных противников и содействие в атаке нашим войскам; 4. Удары по Львову, Перемышлю, Люблину и Ковелю».34
В 1937 г. в своих показаниях Тухачевский, говоря о «вредительстве» в действующем оперативном плане, в то же время пытался убедить следствие в том, что операции вторжения (то есть операции, проводимые в начальный период войны армиями вторжения до окончания сосредоточения и развертывания главных сил) не могут являться вредительством. В частности, он утверждал следующее: «Уборевич указывает на то, что вредительством являются операции вторжения, если они имеют разрыв во времени с окончанием сосредоточения главных сил. Это неправильное, ошибочное заключение. Операции вторжения именно потому и предпринимаются, что запаздывает стратегическое сосредоточение и его надо обеспечить заблаговременным вторжением. В зависимости от успехов сосредоточения на том или другом фронте части армий вторжения могут быть поддержаны соединениями из состава главных сил и смогут обеспечить этим последним более удобные рубежи развертывания. Однако же если такое удержание за собой территории противника армиям вторжения и не удастся, то их задачу следует считать выполненной, если они расстроят и оттеснят назад сосредо-
точение противника и тем самым обеспечат бесперебойность собственного сосредоточения».35
Тухачевский считал, что «армии вторжения, выполняя свои операции, неизбежно понесут потери. <...> Поэтому ответстве-нейшей задачей фронтового и Главного Командования будет определение того предела использования армий вторжения, который диктуется как интересами окончания сосредоточения, так и состояния войск армии вторжения, то есть их моральными и физическими силами и материальными ресурсами. Безусловно, неправильный пример использования успеха армии вторжения имел место на стратегической военной игре в январе месяце с.г., когда Белорусский фронт пачками вводил в наступление эшелоны главных сил до окончательного их сосредоточения только для того, чтобы развить частный успех армии вторжения. Что касается указаний Уборевича на то, что им разрабатывался вредительский план овладения Барановичским укрепленным районом конницей, поддержанной лишь слабо вооруженными механизированными бригадами, без всякого участия пехоты, то это служит лишь примером того, как проводилось вредительство в оперативном плане, но никак не служит доказательством вредности операций вторжения».36
Таким образом, если в 1937 г. Тухачевский пытался доказать, что операции вторжения, которые, очевидно, предусматривались в действующем оперативном плане с целью сорвать в начальный период войны мобилизацию, сосредоточение и развертывание главных сил противника и обеспечить тем самым аналогичные мероприятия со своей стороны, не могут являться вредительскими, то уже в новом варианте оперативного плана от 24 марта 1938 г. никаких операций вторжения (с целью срыва развертывания противника и прикрытия развертывания своих армий) проводить не предусматривалось. Поскольку стратегическое прикрытие мобилизации, сосредоточения и развертывания главных сил РККА возлагалось не на армии вторжения, а на кавалерийские корпуса (оперативно-тактические соединения стратегической конницы37), которым ставились задачи всего лишь по боевой разведке. В частности, при развертывании главных сил РККА севернее Полесья кавалерийские корпуса должны были бы прикрывать развертывание армий, вести боевую разведку на Молодечно и Новогрудок, а затем, по мере развития прорыва, вводиться для использования успеха.38 При развертывании главных сил РККА южнее Полесья два кавалерийских корпуса дол-
жны были бы прикрывать развертывание армий, вести боевую разведку в общем направлении на Броды и при успехе наступления использоваться для его развития.39
Таким образом, исходя из всего вышесказанного, следует еще раз подчеркнуть, что анализ показаний Тухачевского дает основания полагать, что репрессии против видных советских военачальников, осужденных на процессе 11 июня 1937 г., были связаны с проблемами предстоящей войны на европейском ТВД. Тухачевского и его соратников обвинили не просто в измене Родине, шпионаже и организации военного заговора. Их обвинили прежде всего в том, что они преднамеренно готовили Красную армию к поражению в будущей войне, если бы таковая возникла, а также вели вредительскую работу, направленную на срыв мобилизации, сосредоточения и развертывания главных сил РККА, то есть мероприятий, проводимых в начальный период войны.
Так, Тухачевскому ставилось в вину то, что он, якобы получив от германского генерального штаба указания по подготовке поражения Красной армии в будущей войне, решил оставить в силе действующий оперативный план, который заведомо не был обеспечен необходимыми силами. И.П. Уборевичу и И.Э. Якиру, которые являлись командующими войсками БВО и КВО соответственно и отвечали за обороноспособность на западных границах ставилось в вину то, что они якобы вели вредительскую работу в своих округах с целью в начале будущей войны осложнить действия частей Красной армии. Армейскому комиссару 1-го ранга Я.Б. Гамарнику, который являлся в 1934 - 1937 гг. заместителем наркома обороны СССР, ставилось в вину то, что он якобы также вел вредительскую работу на Дальнем Востоке.
Даже покойного С.С. Каменева причислили к «врагам народа», очевидно, потому, что в 1934 - 1936 гг. он возглавлял Управление ПВО РККА и, судя по показаниям Тухачевского, якобы вел вредительскую работу по дезорганизации противовоздушной обороны с целью внести расстройство как в стратегическое сосредоточение армий в начальный период войны, так и в работу последующих снабженческих и оперативных перевозок.
Наконец, в 1937 г., были, очевидно, признаны вредительскими и операции вторжения, то есть операции армий вторжения, проводимые обычно с началом войны.
Что касается нового варианта оперативного плана от 24 марта 1938 г., который был разработан в Генеральном штабе РККА взамен «вредительского» плана Тухачевского, то здесь следует сказать, что в этом новом варианте плана нашли свое отражение представления командного состава Красной армии о начальном периоде войны, которые вполне соответствовали уровню 1930-х гг.
Так, считалось, что между началом войны и окончанием мобилизации, сосредоточения и развертывания основной массы вооруженных сил должен пройти определенный промежуток времени, и что вышеуказанные мероприятия будут происходить уже после фактического начала войны. В то же время никаких операций вторжения в начальный период войны новым вариантом оперативного плана проводить не предусматривалось. Потому что стратегическое прикрытие, согласно «Записке...», должны были осуществлять кавалерийские корпуса, которым всего лишь ставились задачи по ведению разведки. Воспрещение перевозок противника по сосредоточению возлагалось на авиацию, которая должна была своими действиями не только помогать наземным войскам, но и еще самостоятельно наносить удары по аэродромам, складам и городам противника.
Но самый главный вывод заключается в том, что вариант плана от 24 марта 1938 г. принципиально отличался от «вредительского» плана Тухачевского. Во-первых, в новом варианте оперативного плана учитывалось, что на Западе нашим вероятным противником может быть не только Польша, но еще и Германия при поддержке Италии, а на Востоке - Япония. Во-вто-рых, в новом варианте плана предусматривалась возможность развертывания германо-польских сил и нанесение им главного удара либо южнее, либо севернее Полесья. А отсюда признавалась необходимость иметь также два варианта развертывания -к северу и к югу от Полесья, - в соответствии с которыми планировалось либо наступление главных сил РККА севернее и оборона южнее Полесья, либо наоборот. В-третьих, в новом варианте оперативного плана, как уже указывалось выше, никаких армий вторжения иметь не предусматривалось, потому что стратегическое прикрытие мобилизации, сосредоточения и развертывания главных сил РККА в начальный период войны должны были осуществлять кавалерийские корпуса, которым ставились задачи лишь по боевой разведке.
Последнее обстоятельство представляется особенно инте-
ресным, поскольку в 1990-е гг. в историографии разгорелась дискуссия о предназначении первого стратегического эшелона советских вооруженных сил в 1941 г. Мнения по данному вопросу разделились. Сторонники одной зрения, критикуя утверждения В. Суворова о том, что армии первого стратегического эшелона РККА предназначались для крупномасштабного вторжения в Европу, отмечали, что В. Суворов тщетно пытается зачислить в один разряд армии прикрытия, вторжения и ударные. Напротив, сторонники другой точки зрения утверждали, что этот упрек следует адресовать А.И. Егорову и М.Н. Тухачевскому, в чьих трудах детально обоснован тезис о том, что еще в мирное время должны быть созданы специальные группы вторжения (или особые передовые армии), которые с началом войны развернут наступление на территорию противника для срыва его и прикрытия своей мобилизации.40
По мнению сторонников второй точки зрения, эти «идеи отрабатывались и проверялись в ходе учений в середине 1930-х гг. Однако опыт стратегических игр и учений показал, что группы вторжения не в состоянии выполнить тех задач, которые на них возлагались на первом стратегическом этапе борьбы. Они были слишком слабы по своему составу и нацеливались на действия по изолированным направлениям, что могло привести к их последовательному разгрому. Поэтому вместо групп намечалось вначале создание армий вторжения или ударных армий, а затем выполнение задач армий вторжения признано было необходимым возложить на весь первый стратегический эшелон вооруженных сил».41
Действительно, 1930-е гг. операциям вторжения уделяли большое внимание и советские, и зарубежные военные теоретики. Поскольку идеи вторжения на территорию неприятельской страны в самом начале войны, целью которого являлся бы срыв мобилизации, сосредоточения и развертывания основной массы вооруженных сил противника и прикрытие аналогичных мероприятий со своей стороны, были широко распространены практически во всех странах. Причем не только в европейских, но и в азиатских. Поэтому, безусловно, Тухачевский уделял большое внимание операциям вторжения, проводимым особой передовой армией в начальный период войны, являясь не столько автором, сколько ярым сторонником этих идей. Однако после 1937 г. эти операции, проводимые в начальный период войны, были исключены из советского стратегического планирования.
Примечания:
1 См.: Бобренев В.А., Рязанцев В.Б. Палачи и жертвы. М., 1993.
2 См.: Колпакиди А., Прудникова Е. Двойной заговор. М., 2000.
3 См.: Лесков В.А. Сталин и заговор Тухачевского. М., 2003.
4 См.: Минакое С.Т. За отворотом маршальской шинели. Орел, 1999.
5 См.: Рапопорт В., Геллер Ю. Измена Родине. М., 1995.
6 См.: Соколов Б.В. Михаил Тухачевский: жизнь и смерть «Красного маршала». Смоленск. 1999; Он же. Истребленные маршалы. М., 2000.
7 См.: EriksonJ. The Soviet High Command. London, 1962; Конкеест P. Большой террор. В 2 кн. Рига, 1991; Glantz D. Stumbling Colossus: The Red Army on Eve of World War. University Press of Cansas, 1998.
8 См.: Сувениров О.Ф. Трагедия в РККА, 1937 - 1938. М., 1998.
9 См.: Черушев Н.С. 1937 год: Элита Красной Армии на голгофе. М., 2003. Он же. Удар по своим. Красная Армия: 1938 - 1941. М, 2003.
10 См.: Печенкин A.A. Военная элита СССР 1935 - 1939 гг.: Репрессии и обновление. М. 2003.
11 См.: Конквест Р. Указ. соч.; Сувениров О.Ф. Указ. соч.; Черушев Н.С. 1937 год: Элита Красной Армии на голгофе; и др.
12 См.: Лесков В.А. Указ. соч.
13 Черушев Н.С. 1937 год: Элита Красной Армии на голгофе. С. 29.
14 Сувениров О.Ф. Указ. соч. С. 151.
15 1937. Показания маршала Тухачевского // Военно-исторический журнал. 1991. № 9. С. 62.
16 Там же. С. 62.
17 Там же. С. 62 - 63.
18 См.: Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 53.
19 1937. Показания маршала Тухачевского. С. 45.
20 Там же.
21 Там же. С. 47.
22 Михалев С.Н. Военная стратегия: Подготовка и ведение войн Нового и Новейшего времени. М.; Жуковский, 2003. С. 309.
23 1941 год: Документы. Т. 2. М, 1998. С. 557 - 558.
24 Там же. С. 561.
25 1937. Показания маршала Тухачевского. С. 46.
26 1941 год. Т. 2. С. 559 - 560.
27 Там же. С. 562.
28 1937. Показания маршала Тухачевского. С. 51.
29 Там же. С. 51 - 52.
30 Там же. С. 60.
31 1941 год. Т. 2. С. 562.
32 Там же. С. 563 - 564.
33 Там же. С. 566 - 567.
34 Там же. С. 567 - 568.
35 1937. Показания маршала Тухачевского. С. 53.
36 Там же.
37 Военный энциклопедический словарь. Т. 1. М., 2001. С. 760.
38 1941 год. Т. 2. С. 564.
39 Там же. С. 567.
40 Готовил ли Сталин наступательную войну против Гитлера? Незапланированная дискуссия: Сборник материалов. М., 1995. С. 99 - 100.
41 Там же. С. 101.
