CC BY
28
Теоретический семинар
УДК 32
100-ЛЕТИЕ ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ: ОЦЕНКИ И ВЫВОДЫ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ
С. А. Ланцов
6 марта 2017 r. на факультете политологии Санкт-Петербургского государственного университета состоялся теоретический семинар «100-летие Великой русской революции: оценки и выводы с точки зрения современной политической науки». В семинаре приняли участие преподаватели кафедр международных политических процессов, этнополитологии, политических институтов и прикладных политических исследований, а также студенты III и IV курсов факультета политологии. Открывая семинар, доктор политических наук, профессор кафедры международных политических процессов С. А. Ланцов выступил с докладом «Теоретико-методологические основы анализа динамики и предпосылок революции 1917 г. в России». Докладчик отметил, что началась Великая русская революция 8 марта (23 февраля по старому стилю) массовыми волнениями и забастовками в Петрограде и стала событием, радикальным образом изменившим судьбу не только России, но и всего мира. С. А. Ланцов выразил мнение, что для объяснения социально-политических механизмов, лежавших в основе революционных процессов начала XX в. в России, наиболее продуктивна теория модернизации. В странах, переживающих процесс модернизации, как правило, возникают и обостряются конфликты в самых разных сферах общественной жизни. Там, где удается вовремя выявить и найти пути мирного разрешения этих конфликтов, возможен эволюционный путь, там, где не удается этого сделать, неизбежны социально-политические потрясения. Нередко революции сопутствует разрыв между процессами социально-экономической и политической модернизации. Именно такая ситуация сложилась в России на рубеже XIX и XX вв. В начале 80-х годов XIX в. политические реформы были остановлены, а технологическая и экономическая модернизация страны продолжалась. К началу XX в. Россия существенно продвинулась в экономическом и социальном плане, а политический режим остался прежним. В самых разных слоях общества росло недовольство, подпитываемое и экономическими причинами. Политический конфликт назревал прежде всего в городах, но и в сельской местности накапливался огромный потенциал социального взрыва, что со всей отчетливостью показали события 1905-1907 гг. Вынужденный пойти на политические уступки в годы первой русской революции царский режим не отдавал себе отчета в том, что политические изменения назрели объективно, поэтому после того как революционная волна спала, власть стала понемногу «отыгрывать
© Санкт-Петербургский государственный университет, 2017
назад», отказываясь от ряда нововведений. В итоге Россия вступила в Первую мировую войну, не завершив модернизационных процессов ни в экономической, ни в политической, ни в социальной сфере. Война, пусть и не сразу, усугубила положение.
Далее докладчик отметил, что для выявления причин вызревания революционного кризиса 1917 г следует обратиться к теории относительной депривации. Хотя социально-экономическая ситуация в России к началу 1917 г не была катастрофической, она стала восприниматься многими социальными слоями как нетерпимая. Патриотический подъем начала войны сменился растущим недовольством широких масс, которое дополнялось конфликтом элит. Многие социологи и политологи начиная с Г. Моска и В. Парето пытались объяснить вызревание революционных ситуаций наличием именно такого конфликта. В России в начале XX в. имел место конфликт между правящей бюрократическо-аристокра-тической элитой и формирующейся буржуазно-либеральной контрэлитой. Этот конфликт стал оформляться накануне первой русской революции и усилился накануне и в годы Первой мировой войны. Представители контрэлиты, прежде всего из числа кадетов, были недовольны медленными темпами модернизации и более всего — модернизации политической. При существующей системе власти большинство лидеров партии кадетов не могли рассчитывать на место в правительстве, чего они очень желали. В годы Первой мировой войны в Государственной думе сформировался Прогрессивный блок, включавший в свой состав как кадетов, так и часть октябристов и представителей других политических сил. Главным требованием Прогрессивного блока было формирование «ответственного министерства», т. е. правительства, подотчетного парламенту. Лидеры Прогрессивного блока были намерены достичь своей цели посредством верхушечного переворота, в результате которого власть должна была перейти к брату царя Михаилу Александровичу. Волнения в Петрограде в феврале 1917 г оппозиционные круги посчитали удобным моментом для реализации своих планов. Но этим планам не суждено было сбыться.
С. А. Ланцов обратил внимание на то, что быстрое крушение монархического режима в феврале-марте 1917 г. обнаружило глубокий кризис его легитимности. Признаки этого кризиса проявлялись и в предшествующие годы и месяцы, в частности феномен Распутина, многочисленные, часто фантастические слухи о жизни царской семьи, например о связях императрицы с Германией. По сути, никто не выступил в защиту царского самодержавия, что подтвердило размывание его социальной базы и ценностных основ политической легитимности. С февраля 1917 г. русская революция развивалась так же, как и другие великие революции ХУШ-ХХ столетий. Основными закономерностями таких революций являются радикализация политических процессов и приход к власти все более крайних политических сил. В России либералов потеснили умеренные социалисты, а на смену им пришли большевики. Сами большевики первоначально назвали Октябрьскую революцию «переворотом». Но по своим последствиям и результатам этот «переворот» превзошел события февраля 1917 г Сегодня мы должны видеть связь между событиями февраля и октября 1917 г., рассматривая их как единый процесс. Завершая доклад, С. А. Ланцов заверил
присутствующих, что и в юбилейный год, и в последующем исследователи будут обращаться к событиям того времени, некоторые же аспекты революции 1917 г. будут обсуждаться на данном теоретическом семинаре.
В своем докладе «Парадоксы великой русской революции» доктор политических наук, профессор, заведующий кафедрой этнополитологии В. А. Ачкасов главным парадоксом революции 1917 г в России назвал то обстоятельство, что преимущественно крестьянская по массовым движущим силам революция была возглавлена партией, ориентировавшейся на мировую пролетарскую революцию и рассматривавшей крестьянство как традиционалистскую социальную группу. Отвечая на вопрос, почему именно большевики оказались лидерами этой крестьянской революции, докладчик отметил, что уже в канун революции поддержка крестьянами политического режима носила не безусловный, а избирательный характер. Об этом, в частности, свидетельствовали следующие особенности поведения крестьянских депутатов в Государственной думе: покуда речь шла о сохранении традиционной системы власти, они были «за», когда же в той или иной форме поднимался вопрос о земле, они чаще всего голосовали против решений, предлагаемых правительством или правыми. Столыпинская земельная реформа также не получила массовой поддержки в крестьянской среде, не была воспринята ими как осуществление их вековой мечты о «черном переделе», что способствовало не укреплению, а дальнейшей дискредитации политического режима, олицетворенного для крестьянина фигурой самодержавного царя. Крестьяне впервые стали прислушиваться к политическим противникам царизма, искать среди них новых «советчиков» и руководителей. В свою очередь, социалисты-революционеры, главные «советчики» крестьян в этот период, разрабатывали и пропагандировали теории аграрного террора, которая предлагала крестьянам бороться за свои права привычными для них методами (потравы посевов, поджоги, порубки леса, насильственный захват земель и т. д.). Эсэры не звали крестьян к восстанию за непонятные им цели, а провоцировали на бунт против бар, актуализируя те стереотипы, которые вызывали у крестьян желание бунтовать.
В. А. Ачкасов обратил внимание на то, что впервые в истории России вопрос о земле впрямую становился вопросом существования самодержавного порядка. Режим утрачивал легитимность в самой массовой социальной группе российского общества. Крестьяне перестали идентифицировать себя с самодержавной монархической властью и легитимирующей ее православной церковью. Падение власти было предрешено. Не случайно многие исследователи считают сегодня, что Столыпинская земельная реформа не столько предотвратила, сколько спровоцировала социальный взрыв. Столыпинский вариант модернизации предполагал разрушение самой массовой и традиционной и спонсируемой государством корпоративной структуры, фундамента традиционного российского общества — русской крестьянской общины, и введение практически неведомого крестьянам института — частной собственности на землю. Это означало бы в долговременной перспективе возникновение мощного слоя мелких собственников, которые только и могли бы обеспечить устойчивость рождающимся демократическим институтам. В случае успеха преодолевался опасный
цивилизационный раскол русского общества, поскольку радикально менялась парадигма развития всего общества (на западную). Подобная реформа означала революцию в «почвенном» укладе. Предстояло изменить весь образ жизни, вековые привычки и психологию общинного крестьянства. Столетиями утверждались и поддерживались силой государства общинный коллективизм, корпоративность, уравнительные принципы социальной справедливости. Теперь надо было переходить к индивидуализму, частной собственности и радикально иному укладу жизни. В то же время реформа не предполагала упразднения помещичьей собственности на землю, т. е. не выполнялось одно из основных чаяний крестьян. Следовательно, парадоксальным образом главными противниками экономической эмансипации крестьянства и повышения его гражданского статуса оказывались сами крестьяне. Спокойное и последовательное осуществление этого варианта модернизации, даже в требуемые министром-реформатором 20 лет спокойного развития страны, было чрезвычайно проблематично. Действительно, Первая мировая война, тяжелая и малоуспешная для России, непонятная по своим целям для крестьян, не только остановила реформы, но и ускорила революционный взрыв. Однако «крестьянин в шинели», получивший в свои руки оружие, в ходе войны не только «звереет», но и осознает роль насилия, свою политическую значимость — значимость «человека с ружьем». В результате произошла радикальная инверсия: в исторически кратчайшие сроки массы крестьян от наивного традиционного монархизма повернули к стихийной поддержке альтернативных социалистических программ. Крестьянская революция, вызванная противоречиями модернизирующегося общества, способна существенно повлиять на революционный процесс в городах. Все зависит от того, какая политическая сила возглавит крестьян и поведет их на штурм «старого порядка».
В связи с этим, обратил внимание докладчик, можно вспомнить утверждение Гюстава Лебона о склонности наиболее консервативных народов к самым жестоким революциям, ибо их консервативная природа препятствует процессу медленной адаптации к социальным изменениям. Когда «разрыв» между их консервативным сознанием и новой ситуацией становится слишком большим и находит отчетливое выражение, народ оказывается вынужденным совершать резкий скачок, а это и есть политическая революция. При этом механизм революционного действия, по мнению Лебона, почти всегда одинаков: правитель, вынужденный обстоятельствами модернизировать экономические и политические структуры, наталкивается на отчаянное сопротивление сил, приверженных традиционно сложившемуся образу жизни. Как правило, народ и образованный класс находятся в состоянии брожения, но их протест против существующего порядка вещей весьма различен: образованный класс борется против политической власти, считая ее неспособной управлять обществом. Народ же борется против собственного униженного положения. Один протест накладывается на другой, но они различны по своим основаниям. Правитель же слышит только того, кто имеет голос, т. е. образованный класс и буржуазию, которые сами считают себя выразителями «воли народа», и совершает роковую ошибку, идя им на уступки: он создает разного рода представительные органы, соглашается на
некоторую демократизацию режима, не понимая, что народу — «толпе» нужно совсем другое. В завершение В. А. Ачкасов отметил, что уступки только облегчают и ускоряют народный бунт, в ходе которого, как правило, выявляется разрыв между чаяниями народа, с его частными и преимущественно материальными проблемами, и устремлениями революционеров — более или менее радикально перестроить общество на новых основах.
Доктор философских наук, профессор кафедры международных политических процессов Д. З. Мутагиров выступил с докладом «100 лет Великой русской революции: субъективные оценки и объективные законы». Докладчик отметил, что при анализе любого, тем более социально-политического, явления следует руководствоваться объективными законами природы и обществ, а не субъективными, меняющимися под влиянием многих обстоятельств, оценками. В этом аспекте наивны представления о том, будто «Россия исчерпала лимит революций» и впредь должна всячески избегать их повторения. Подобные «эксперты» не задумываются над тем, что существующая жизнь человечества — это жизнь в условиях революционных ситуаций, смен политических режимов и общественных систем, государственных переворотов, научных, научно-технических, информационных, культурных и иных революций и контрреволюций. Все в жизни подвергается количественным и качественным изменениям и переоценкам (жоНйопв). Каждая предшествующая революция, внося радикальные изменения в нормы и правила жизни в странах, где они совершаются, подготавливает почву и начинает определять цели следующей революции, а все они вместе в диалектическом единстве образуют своего рода ступени прогресса, по которым общества и человечество в целом двигаются выше по уровню своего развития. Если бы в мире не происходили революции, люди оставались бы на исходной точке своей истории или вовсе исчезли бы с лица земли как разумные существа. Вот почему К. Маркс был прав, сравнивая революции с локомотивами истории.
Докладчик привел образный пример, сравнивая роль революций в жизни социумов с операциями по удалению несущих смерть раковых опухолей: «кроваво», тяжело, рискованно, но нет иного способа спасения жизни. Операция, осуществленная вовремя и компетентными специалистами с точным установлением диагноза, всегда проходит успешно и на благо «социального организма». Оптимально, когда это происходит своевременно и естественным путем, как позже назовут, «по законам демократии», по воле большинства народа. Но люди, длительное время находящиеся на вершине власти, теряют связь с обществами и отрываются от трудового народа, перестают своевременно реагировать на его законные ожидания и требования. Чем больше накопившийся разрыв между интересами общества и таковых институтов, учреждаемых для служения обществу, тем радикальнее будут способы устранения этого разрыва.
По ряду причин, как объективного, так и субъективного характера, отметил Д. З. Мутагиров, революционные процессы могут прерываться на время. Но законы истории неумолимы, жизнь вынуждает общества продолжать свое «лечение» для устранения социальных болезней, мешающих его дальнейшему прогрессу. Так, английская революция, прерванная в 1660 г. реставрацией
монархии, возобновилась 28 лет спустя. Французская революция 1789 г. прерывалась и возобновлялась многократно, пока не добилась замены феодально-монархических институтов буржуазно-демократическими.
В заключение докладчик сказал, что Великая русская революция 1917 г., начавшаяся с замены многовекового феодально-абсолютистского режима республиканским строем, также развивалась по восходящей линии, и в результате наша Родина оказалась в авангарде социального прогресса человечества. Но этот процесс прервался и во многом обратился вспять. Однако, учитывая опыт других великих революций, нельзя исключать, что поступательное движение по пути радикальных общественных изменений будет продолжено.
Студенты факультета политологии в своих выступлениях сосредоточили внимание на двух аспектах обсуждаемой темы: роли политических партий в революционных событиях 1917 г. и международном контексте русской революции.
Студентки IV курса М. Я. Погодина и С. К. Калашникова выступили с сообщением «Революция как линия разлома: динамика размежевания большевиков и меньшевиков в 1917 г.» М. Я. Погодина обратила внимание на то, что первая трещина, позднее расколовшая Российскую социал-демократическую рабочую партию на два враждующих лагеря, появилась еще в 1903 г. Многие годы представляя на политической арене единую партию, и меньшевики, и большевики самостоятельно выбирали политический вектор развития.
М. Я. Погодина отметила, что раскол РСДРП связан не только с идеологическими противоречиями, помимо этого, лидеры течений имели разные мнения об организации и о миссии партии как таковой. Для В. И. Ленина партия — это небольшая по численности, закрытая организация, состоящая из дисциплинированных профессиональных революционеров. Ю. О. Мартов настаивал на том, что «партийные двери» необходимо распахнуть для всех рабочих, что антиэксплуататорское движение должно стать массовым. Меньшевикам был свойствен ортодоксальный подход: марксизм не может быть интерпретирован в зависимости от внешних условий.
Большевики, напротив, пересмотрели те положения марксизма, которые не могли быть адаптированы к российской действительности. Говоря о будущем пути развития страны, большевики выступали за социалистическую революцию, а меньшевики — за буржуазно-демократическую, которая впоследствии привела бы к победе социализма. Также большевики считали, что руководящая роль в революционной борьбе должна принадлежать исключительно пролетариату. Согласно меньшевистской доктрине, из-за собственной малочисленности пролетариат должен объединиться с буржуазией для победы над архаичным самодержавным политико-экономическим строем. Таким образом, меньшевики соглашались с точкой зрения кадетов, что в России существует не три политико-оппозиционных лагеря, а два: власть и широкий оппозиционный блок. Так как внутренний конфликт с большевистским крылом вынуждал меньшевиков искать других союзников, данное политическое сообщество обладало большей склонностью к формированию коалиций. Этот фактор стал поводом для сближения меньшевиков и эсеров, причем союз был выгоден меньшевикам, которые в данных условиях могли оказывать воздействие на крестьян.
Далее выступающая указала на еще одну причину размежевания — оценку восстания 1905 г. Лидер меньшевиков Г. В. Плеханов считал преждевременным использование оружия. В. И. Ленин же был убежден, что во время восстания народ получил боевое крещение. В заключение М. Я. Погодина напомнила, что после Февральской революции 1917 г. меньшевики поддержали Временное правительство. В октябре 1917 г. они также выступили против большевистского переворота, в резолюции ЦК РСДРП от 28 октября (10 ноября) 1917 г. назвав его «большевистской авантюрой».
Продолжая тему, С. К. Калашникова охарактеризовала концептуальные разногласия большевиков и меньшевиков, заключающиеся и в том, что меньшевики и большевики по-разному смотрели на определение структуры партии. Коммунистическая трактовка, характерная для большевиков, предполагает, что партия — это выразительница интересов определенного класса (рабочих). Студентка отметила, что, опираясь на данную концепцию, можно определить основную цель партии большевиков как захват и удержание власти, а не проведение собраний и встреч. По мнению же лидеров меньшевиков, партия — это общность лиц, публично исповедующих одну и ту же доктрину. Такая трактовка более либеральна, и она предполагает свободное осуществление деятельности партий, первичность идеологии, идей над формированием самой партийной структуры, большое количество фракций. В конце выступления С. К. Калашникова обратила внимание на то, что разное понимание структуры и целей существования партии стало фундаментом для последующего размежевания РСДРП. Широко известные идеологические предпосылки, ряд концептуальных разногласий, личное непримиримое соперничество идеологов — причины, усиливавшие на протяжении десяти лет внутренний разлом партии. Этот разлом повлек за собой окончательный разрыв двух направлений в российском социалистическом движении.
Студенты IV курса А. А. Аносова, М. С. Булавина, М. С. Григорьева, Е. А. Гор-пинич, Ю. Н. Ожигова, Е. А. Попова, В. О. Писарук представили доклад на тему «Время переворотов: эсеры как властная альтернатива партии большевиков». В докладе были освещены мнения ряда историков и политиков относительно того, как сложилась бы наша история в случае прихода к власти не большевиков, а эсеров. Точки зрения значительно отличались друг от друга, что является естественным для большинства исторических проблем. Отмечалось, что судьба этой партии остается трагической и в историко-культурном контексте современности. Известный специалист по истории Партии социалистов-революционеров К. Н. Морозов в 2013 г напомнил высказывание В. И. Миллера (признанного авторитета по истории меньшевизма в России, автора опубликованной в США в 1989 г книги «Лидеры меньшевиков в Русской революции: социальные реалии и политическая стратегия») о том, что эсерам не повезло дважды: сначала в истории, потом в историографии. По мнению К. Н. Морозова, сегодня эсерам «не везет» уже в третий раз: в проекте государственного историко-культурного стандарта им вообще не нашлось места. Большинство экспертов сошлось во мнении, что эсеров сложно назвать реальной демократической альтернативой большевикам. Докладчики отметили, что склонны придерживаться схожих позиций ввиду ряда причин.
К лету 1917 г. эсеры стали занимать лидирующую позицию в умеренно-социалистическом блоке, они получили возможность принимать ключевые решения. Могущество партии казалось беспредельным, но количество и неорганизованность ее членов отрицательно влияли на качество. Эсеры были голосом за революцию как таковую, однако голосование за них ни к чему не обязывало, сила партии стала ее слабостью. Лидеры просто не могли справиться с сырой, неоформленной массой последователей, более того, стремились списывать собственные просчеты и недостатки на свою же социальную базу. Политическая программа эсеров, констатировали далее участники теоретического семинара, также не была лишена противоречий. Наиболее важным (и привлекательным для электората) был пункт о социализации земли. После включения этого пункта в программы остальных партий эсеры утратили конкурентное преимущество. Сложности заключались не только в препятствиях, связанных с конкуренцией с большевиками, но и в том, что крестьяне, рабочие и солдаты более не верили в провозглашенные, но оставшиеся без реализации на практике планы и перспективы, лимит доверия исчерпал себя, былой энтузиазм избирателей прошел. Конечная цель партии была крайне утопична, что граничило с многообещающей, но так и оставшейся в речах программой. Более того, она не отвечала насущным проблемам модернизации страны в различных сферах. Не рассматривались перспективы расширения промышленного производства, прогресс же сельского хозяйства был сомнительным ввиду отрицания частной собственности на землю, ее купли-продажи, запрещения применения наемного труда и строго уравнительного владения землей. Более того, оказалась недооцененной роль государства в преобразовании страны, что было последствием анархического отношения к нему как институту предшественников партии. В случае реализации намеченного Россия была обречена оставаться сельскохозяйственной страной, что вряд ли способствовало бы ее развитию как великой мировой державы. Интересно и то, отметили выступающие, что допускалось осуществление прежде всего тех требований, которые не затрагивали чьих-либо имущественных интересов, а таковая возможность вряд ли когда-либо представилась. У эсеров, имевших возможность опираться на поддержку большинства общества, фактически отсутствовала координация между ячейками, не было общепризнанного и авторитетного руководящего состава, в то время как большевики поддерживали жесткую дисциплину в своих рядах, готовясь действительно управлять, хоть и в меньшинстве.
Завершая выступление, авторы представили некоторые обобщающие выводы: партия эсеров не оправдала надежд социальной базы, уступив свои идеи конкурентам, ее популярность постоянно снижалась. Придя к власти после Февральской революции 1917 г., они не смогли нести ответственность за эту власть и предпочли обвинять в своих неудачах других. Продолжая вести себя как оппозиция и устраняясь от решения проблем, эсеры потеряли влияние. Несогласованность между руководящими членами и конфликт с А. Ф. Керенским, внутренний раскол и противоречие идеологических демократических установок и террористических методов усилили политическую недееспособность эсеров. Несмотря на широкую популярность, которую эта партия смогла приобрести у народа, она не была реальной властной альтернативой большевикам.
В докладе студентов IV курса Д. В. Варенцова, О. О. Лисенкова и А. В. Пугача на тему «Внутрипартийные разногласия как фактор нестабильности Союза 17 октября» было отмечено, что причины, в результате которых октябристы фактически стали неконкурентными к 1917 г., формировались с начала появления партии. Во-первых, внутри партии отсутствовала четкая организация. С самого начала в октябристской среде получило распространение параллельное членство в других партиях и организациях, допускавшееся уставом. Само членство в «Союзе 17 октября» не влекло за собой обязательного выполнения каких-либо специальных партийных поручений, так же как и уплату фиксированных членских взносов. Несмотря на то что с 1906 г. лидеры октябристов пытались внедрить в практику партийные методы руководства, многие рядовые члены партии продолжали рассматривать его скорее как дискуссионный клуб, но не как организацию, предполагавшую наличие строгой дисциплины и иерархичности. Во-вторых, у членов партии отсутствовало чувство общности (партийная идентификация). Внутри партии отсутствовала столь характерная для членов революционных партий готовность пожертвовать всем ради достижения партийных целей, что проявлялось и в вопросах финансирования деятельности «Союза 17 октября». В третьих, по социальному происхождению состав партии представлял дворянские и купеческие слои, в результате чего она не смогла обрести массовой общественной поддержки.
Докладчики констатировали, что у членов партии существовали противоречия в вопросе политической стратегии. Левые октябристы настаивали на необходимости заключить блок с прогрессистами и кадетами с целью создания в Думе «оппозиционного центра» и проведения конституционных реформ, в то время как правое крыло партии считало подобное соглашение недопустимым и выступало резко против предложения «левых» отказать правительству в кредитах. Более того, изначально «Союз 17 октября» создавался как провластная партия. Однако после убийства П. А. Столыпина надежда на возможность проведения через Думу либеральных реформ, опираясь на «договор» с властью, совсем исчезла. После убийства Столыпина правительственные круги не удовлетворяли даже октябристов. Периферия «Союза 17 октября», представленная чиновничеством, которое чутко реагировало на настроения в «верхах», массово выходила из партии.
Далее докладчики обратили внимание на то, что вышеуказанные причины в той иной степени способствовали расколам партии, которые, в свою очередь, стали причиной политической несостоятельности «Союза 17 октября» к 1917 г За время своего недолгого существования октябристы пережили два серьезных раскола. Первый произошел в июле 1906 г., когда из ее рядов вышли видные земцы Дмитрий Шипов, Петр Гейден, Евгений Трубецкой, Николай Львов и другие октябристы, основавшие «Партию мирного обновления», которая заняла промежуточное положение между октябристами и кадетами. В декабре 1913 г. в результате разногласий, связанных с отношением к существующему политическому строю, в думской фракции октябристов произошел второй раскол. Партия разделилась на три части: земцев-октябристов (65 человек), собственно «Союз 17 октября» (22 человека) и группу из 15 бывших членов фракции,
объявивших себя беспартийными, а на деле блокировавшихся в Думе с ее правым черносотенным крылом.
Завершая доклад, студенты подчеркнули, что Первая мировая война привела к окончательной дезорганизации «Союза 17 октября». 1 июля 1915 г. перестала издаваться газета «Голос Москвы», вскоре прекратилась и деятельность ЦК партии. Остававшиеся малочисленные и изолированные друг от друга группы октябристов, занятые организацией помощи раненым и беженцам, никакой политической работы не вели. Фактически «Союз 17 октября» как партия прекратил свое существование, хотя некоторые крупные партийные деятели (А. И. Гучков, М. В. Родзянко, И. В. Годнев) продолжали играть заметную роль в политической жизни страны вплоть до лета 1917 г
Выступление студента IV курса Е. С. Шпалева «Динамика облика партии кадетов в период революции» было посвящено анализу идейно-политической платформы и политической практики партии конституционных демократов с момента ее создания до победы большевиков в октябре 1917 г В выступлении было отмечено, что в самом начале Великой русской революции кадеты играли весьма активную и заметную политическую роль. Кадеты составляли большинство в первых составах Временного правительства, занимали в нем важнейшие посты. По мере радикализации революционного процесса кадеты начали проигрывать политическую конкуренцию социалистическим партиям. К осени 1917 г эта пария осталась фактически единственной несоциалистической в легальном политическом поле революционной России. Далее Е. С. Шпалев констатировал, что социальная база кадетов оказалась весьма узкой. Партия опиралась на образованные слои городского среднего класса: преимущественно на университетских преподавателей, техническую интеллигенцию, представителей так называемых свободных профессий — адвокатов, журналистов и др. А доля этих социальных групп тогда в России была крайне мала. Поэтому, завершая выступление, докладчик отметил, что в условиях радикализации общественных настроений падение популярности партии конституционных демократов стало неизбежным.
Часть докладов на теоретическом семинаре была посвящена международным аспектам революционных событий 1917 г. в России. Об этом, в частности, речь шла в докладе студентки IV курса А. А. Костиной «Русская революция и реакция международного сообщества». Студентка высказала мнение о том, что среди факторов, суммарно подготовивших почву для радикальных внутриполитических трансформаций в России, следует в первую очередь назвать роковое решение Николая II о вступлении России в Первую мировую войну. Встретив начало боевых действий с колоссальным воодушевлением, российское общество уже к середине войны было пронизано революционными настроениями и агрессивно обращено к монарху с лозунгами прекращения участия государства в не соответствующем интересам народа кровопролитии. Февральская революция 1917 г. стала предсказуемой формой выражения накопившегося в обществе возмущения проводимым политическим курсом и назревшего желания реконструкции режима. Однако несмотря на крушение монархического строя и передачу эстафеты правления Временному правительству, Россия по-прежнему
числилась участницей Антанты и несла обязательства по союзническим договоренностям. В условиях политической дестабилизации Россия особенно приковывала к себе пристальное внимание международного сообщества.
Докладчик задается вопросами: как же оно восприняло смену руководства и какое место было отведено России в новой системе соотношения сил? Отвечая на поставленные вопросы, А. А. Костина обращает внимание на то, что, с одной стороны, ликвидация самодержавия и демократизация России означали избавление Европы от огромного по территории авторитарного государства с экспансионистскими амбициями. С другой стороны, Февральская революция дезорганизовала военные операции Антанты. Это привело к огромным потерям как материальных, так и людских ресурсов, хотя поставленные цели так и не были достигнуты. Временное правительство в сложившейся обстановке нестабильности и хаоса не могло оказывать обещанную союзникам помощь. В целом оценка международным сообществом сменяющихся инициаторов развернувшихся в России политических процессов напрямую зависела от конъюнктуры войны и степени участия российской стороны в мероприятиях по подавлению мощи Германии.
Автор доклада акцентирует внимание на том, как изменилось восприятие Антантой русской революции по окончании Первой мировой войны, когда власть уже была у большевиков. Европейские державы с отвращением и неподдельным страхом встретили факт укрепления режима радикальной партии, опасаясь неконтролируемого выхода чуждых идей большевизма за пределы России. Государства Антанты не раз предпринимали попытки разрешения «русского вопроса». В арсенале западных лидеров были три стратегии удушения большевизма: интервенция, переговоры с Москвой и выстраивание вокруг «очага революции» пояса безопасности из антибольшевистских государств-соседей. Подводя черту, А. А. Костина отметила, что международное сообщество скорее положительно отнеслось к Февральской революции 1917 г., в то же время октябрьские события этого же года встретили негативную реакцию.
В докладе студента IV курса И. С. Васькова «Оценка Февральской революции 1917 г. в социалистических и коммунистических партиях стран Европейского союза» рассматривался вопрос о характере мнения в отношении Февральской революции 1917 г. в России, существующего у представителей политических партий стран — членов Европейского союза левой, «красной» идеологической направленности. Автор обратил внимание, что представленный совокупный образ базируется на основе анализа статей и заметок, размещенных в сети Интернет на официальных ресурсах партий, попадающих под заданные критерии. В итоговую выборку вошли сообщения 102 партий, 47 из которых относят себя к социалистическому блоку и 55 — к коммунистическому. Несмотря на заданные критерии и предположение о повышенном интересе к Февральской революции и к историческим событиям данного периода в России вообще на фоне 100-летней годовщины, около 30 % партий полностью проигнорировали 1917 г. в каком бы то ни было аспекте, связанном с Россией. Также 20 % партий опубликовали тексты, связанные только с Октябрьской революцией. В итоге лишь 54 партии упомянули в связи с Россией о событиях Февральской революции. И только со-
общения 19 из них обладают тем или иным эмоциональным окрасом — положительным (в подавляющем большинстве случаев) или отрицательным. Остальные ограничились заметками энциклопедического характера.
Далее И. С. Васьков констатировал, что в большинстве своем упоминания событий Февральской революции связаны с тематикой праздника Женского дня и эмансипации женщин, а также преобразований в правовом положении гражданского населения: развития реального всеобщего избирательного права, появления институтов государственной социальной защиты населения, требований минимального всеобщего уровня образования, реформирования института семьи и т. д. Часто подчеркивалось первенство решений будущего советского правительства в данных сферах.
Докладчик отметил, что особого внимания заслуживают тезисы о значении Февральской революции 1917 г и ее опыта для государств в наши дни, хотя их и немного. Так, австрийская Социалистическая левая партия отмечает, что Февральская революция стала хорошим примером формирования власти на основе эмоционального подъема, точнее, негативным примером, поскольку говорится о чрезвычайно низкой стабильности выстроенных таким образом политических режимов. Кипрская партия «Новый левый интернационал», анализируя события, приходит к выводу, что февральские события показательны в том плане, что помимо объективных причин, необходимым условием для любой революции является наличие централизующего и регулирующего субъекта, который, будучи олицетворением движения, может направить энергию протестов в нужное русло, избегая или минимизируя тем самым последствия этих массовых выступлений. В частности, опыт Февральской революции экстраполируется на «цветные революции» и «арабскую весну», где подобная необузданность протестной активности внутри самого движения приводит к более серьезным проблемам, нежели просто смена власти. К аналогичным выводам приходит и шведская Партия социальной справедливости.
Далее докладчик констатировал, что негативно оценивают Февральскую революцию 1917 г. как поворот в истории России, который увел страну с пути развития прогрессивных европейских держав и немногие положительные результаты которого были сведены на нет дальнейшей деятельностью большевиков, партии Латвии и Литвы. Студент обратил внимание на то, что особенно странно это слышать от представителей Латвии, где движение большевиков получило особо широкое распространение в период Первой мировой войны.
Подводя итоги, И. С. Васьков сказал, что, несмотря на низкий интерес к событиям Февральской революции 1917 г., политические партии в целом достаточно положительно относятся к данному историческому периоду, отмечая вновь возросшую актуальность данного опыта как для своих государств, так и для региона и мира в целом.
Все выступавшие ответили на вопросы аудитории. Закрывая теоретический семинар, профессор С. А. Ланцов подчеркнул, что, опираясь на различные политические идеологии, феномен революции можно оценивать по-разному. Задача же политологов заключается в том, чтобы сохранять верность объективному научному анализу.
