CC BY
65
НА ПЕРЕКРЕСТКЕ МНЕНИИ
А. ЗАПЕСОЦКИЙ, профессор, член-корр. РАО, ректор Санкт-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов
Хочу поделиться с читателями нашего профессионального журнала некоторыми соображениями в контексте дискуссии о судьбах российской системы высшего образования, ведущейся в последние годы на страницах печати, в чиновничьих кабинетах, вузовских и иных кулуарах. Поводом для написания статьи послужили размышления профессора Государственного университета - Высшей школы экономики А. Руткевича, опубликованные в № 7 журнала «Высшее образование в России».
Напомню читателю, что в данном материале автор подверг критике как советскую, так и постсоветскую системы высшего образования, уделив особое внимание нынешнему состоянию дел. Были сформулированы и некие прогнозы на будущее.
Скажу сразу: во многом я с ним согласен. К его диагнозу нынешних болезней готов присоединиться без особых оговорок. Действительно, вузы готовят специалистов безадресно, без учета реальных потребностей рынка; число студентов непрерывно и неоправданно раздувается; в вузы приходит слишком много неспособной молодежи и молодежи, не желающей учиться. Огромное количество выпускников, в подготовку которых вложены государственные деньги, не идет работать по специальности. Резко упало качество деятельности подавляющего большинства государственных вузов, а огромное количество вузов негосударственных функционируют ниже всякой кри-
Высшее образование: доступное и платное
тики. Система высшего образования катастрофически коррумпирована.
Вместе с тем мои оценки несколько расходятся с оценками и прогнозами профессора Руткевича. Я думаю, что положение много хуже, чем его описывает мой коллега.
Нельзя «модернизировать» то, чего у нас нет
Думаю, что российскую систему образования нельзя модернизировать (так же, как, впрочем, и реформировать). Просто потому, что системы образования у нас нет, если понимать под системой не наличие разрозненных и мало соотносящихся между собой элементов, а некое целое, составленное из закономерно связанных частей. Не буду утомлять читателя теоретизированием. Предлагаю каждому желающему взять со своей домашней полки соответствующий том энциклопедии и сопоставить свои познания о реалиях сегодняшнего образования с понятием «система». Очевидно, что применительно к России в настоящее время можно говорить лишь о хаотично функционирующих, частично переродившихся обломках советской образовательной системы, разбавленных новыми частными учреждениями. Их деятельность, как правило, лишена внутренней логики, внешней взаимосвязи, системообразующего смысла, критериев эффективности и т.д. и т.п.
Как известно, образовательные учреждения - это институты социализации. Их задача - готовить подрастаю-
щие поколения к полноценному, успешному функционированию в социуме - «обществе взрослых».То есть формировать соответствующий потребностям эпохи тип личности, обладающий необходимыми знаниями, умениями, навыками, мировоззрением, ценностными ориентациями и т.д.
Весьма огорчительно, но в 90-е годы ушедшего века руководство страны не удосужилось сообщить подведомственным образовательным учреждениям, какой тип личности нужно теперь формировать. Какие знания, умения и навыки нужны новым поколениям «на выходе» из системы. В начале XXI века реальная позиция руководства стала, мягко говоря, еще более туманной...
Интересно сравнить опыт общественно-государственных преобразований минувшего десятилетия с периодом аналогичных по масштабам большевистских мероприятий, реализованных в 20-е годы прошлого столетия.
Большевики хотели взять власть крепко и надолго, построить иной тип государства и общества. И они в условиях интервенции, разгула гражданской войны, голода, всеобщей разрухи развернули невиданную в мировой практике образовательную программу. Система школьного обучения и воспитания была дополнена внешкольной культурно-просветительной работой. Да, это было коммунистическое просвещение, обучение и воспитание. Жестким подбором книжного фонда библиотек, идеологической заданностью тематических вечеров в культурно-просветительских учреждениях, марксистским характером преподавания в школах и вузах, партийностью литературы, искусства, средств массовой информации была сформирована новая историческая общность - советские люди. Они стали массовой социальной опорой преобразований в стране, проводимых новой властью.
От сохи и лаптей до создания ядерного оружия и прорыва в космос вывел страну советский человек. И советскую власть в ее законченном, классическом виде выстроила советская система образования. Видимо, она же ее и погубила. Почему так случилось, почему в конце 80-х годов цивилизация, движимая «homo soveticus», вошла в глубокий кризис и разрушилась - тема иных размышлений.
Пока же отметим два обстоятельства. Первое: советская система образования оказалась неэффективной даже для советского общества на завершающем этапе его существования. Тем более было невозможно надеяться на ее дееспособность в 90-е годы ХХ века. И далее: реформаторы ельцинского призыва в отличие от революционеров-ленинцев сосредоточились исключительно на проблемах борьбы за собственность, финансовые ресурсы и сиюминутную власть. Советская система образования, утратив системообразующие цели функционирования, была обречена на развал.
Между тем образовательные учреждения - не единственные институты социализации. Есть еще семья, компания сверстников, влияние формирующей среды, куда, собственно, и смещаются в последнее десятилетие реальные процессы взросления молодежи. К тому же эти институты социализации действуют, как крыловские «лебедь, рак да щука». Никто их влияние не координирует. Но такое развитие событий несет очевидный регресс по сравнению с советскими временами.
Хочу быть правильно понятым: я вовсе не выступаю за тотальную идеологизацию и регламентацию российского образования. Но вынужден напомнить истину, известную любому старшекурснику пединститута. А именно: без четких идеологических целей не может быть ни воспитания, ни, тем бо-
лее, системы образования. Из этого вытекает, что радикальным изменениям общественно-государственного уклада должны быть поставлены в соответствие новые цели и задачи системы образования. И система должна быть другой уже хотя бы потому, что она на другое нацелена.
Школа как пережиток социализма
Ну, а пока то, что у нас по недоразумению называют «системой», никуда не нацелено; что происходит, скажем, с общеобразовательной школой? В советское время школа давала большой (в сравнении со средними аналогами в индустриально-развитых странах) объем знаний и готовила молодежь к функционированию в конформистском обществе с исключительно высокой социальной защищенностью. По окончании школы выпускник много знал об окружающем мире, мало что умел. Был (как правило) абсолютно инфантилен, безответственен, не способен к практической деятельности. Никакой инициативы и самостоятельности от него не требовалось, деловая предприимчивость же была и вовсе наказуема. Семья работала в этом плане «рука об руку» со школой, стремясь исключить любую практическую деятельность ребенка, в особенности -физический труд. Возвышенные духовные интересы противопоставлялись деловой активности и ее материальным результатам.
Сейчас это все выглядит немного странным, но к 70-м годам ХХ века громадное большинство детей из обычных советских семей воспитывалось как бы по педагогической программе, рассчитанной на царских отпрысков или выходцев из западноевропейских аристократических кланов. Спорт, музыка, литература, языки, точные науки (с той разницей, что молодых аристократов
готовили еще служить Отечеству и управлять государством)... Впрочем, применительно к юным гражданам социалистического общества удивителен не набор дисциплин, а его педагогический контекст, полная оторванность обучения от реалий взрослого бытия. Как будто бы по достижении 17 лет каждому советскому школьнику предстояла праздная жизнь в поместьях и на светских раутах, в окружении преданных слуг. А в это время дети американских миллионеров не только занимались спортом и науками, но и мыли посуду.
Не исключено, что замечательные достижения советского строя были возможны лишь в сочетании советской системы образования с принудительными методами организации труда. Когда закончилась инерция страха перед сталинскими методами принуждения - закончились и реальные успехи. Как бы то ни было, в 70-80-е годы советская школа и семья совершенно серьезно готовят молодежь к жизни под лозунгом: «человек рожден для счастья, как птица для полета». А школы в Западной Европе, США, Японии - к упорному труду и жесткой конкурентной борьбе. Правда, в отечественных школах были пионерская организация и комсомол, призванные формировать некоторые навыки самоуправления и готовить будущую элиту партийных управленцев. Но это исчезло.
Что же осталось? Как ни странно, все та же «советская» школа, готовящая вместе с семьей молодежь к жизни. в давно уже несуществующем обществе.
Переход страны к рыночной системе хозяйствования требует от граждан того, что советская система образования не давала в принципе: инициативы, предприимчивости, самостоятельности, деловой хватки, умения самим решать свои проблемы, психологической устойчивости в конкурентной борьбе
и т.д. В нашей школе нет предметов «инициатива» или «методика ведения конкурентной борьбы». Но их нет и в американской, немецкой, французской школе. Там есть другое. Конкурентная борьба в ходе учебного процесса, система оценок реальных результатов и построения карьеры учащегося вне зависимости от социального положения родителей. Есть единая система ценностей, пронизывающая весь учебно-воспитательный процесс и соответствующая укладу «взрослой жизни». Словом, есть «микромодель» взрослого общества.
Не призываю брать «их» школу за образец. Но наша-то куда годится? Про все не скажешь. Возьму, к примеру, лишь один вопрос - требовательности и ответственности старшеклассника. Что нужно сделать молодому человеку, чтобы его выгнали из школы: посадить всех своих соучеников «на иглу»? выбить глаз директору? изнасиловать учительницу? Может быть, всего вместе будет недостаточно.
Не очевидно ли, что нам нужна другая школа? Общедоступная вне зависимости от достатка родителей, но жесткая к лентяям и нарушителям, поощряющая не только знания, но и самостоятельность в овладении ими, стимулирующая умение ими распорядиться, поддерживающая достойных, но не нянча-ющаяся абсолютно ни с кем, абсолютно нечувствительная к блату, взяткам, протекциям.
Вспоминаю случай, сильно повлиявший на мое педагогическое мировоззрение. Дело было в середине 90-х в университете, где я работаю ректором. Иногородний первокурсник, умница-медалист вызвал в октябре в Петербург маму. Причина оказалась банальной -исчерпан набор чистой одежды, а стирать юношу за предшествующие 17 лет не научили. С тех пор мы ввели в общежитии специальный персонал: учат
«детей» стирать, готовить, будят их первые недели, чтобы не опаздывали на лекции. Издаем специальное пособие: «Введение в университет». Учим самостоятельно работать и отвечать за результаты. Ликвидируем неумения, с которыми связаны основные трудности в вузовской адаптации первокурсников.
Десять лет наш вуз работает без бюджетных дотаций, в условиях самофинансирования. Это ли самое трудное? Конечно, нет. Не простирая руки за помощью ни к государству, ни к учредителям-профсоюзам, мы сами зарабатываем себе на жизнь, ни разу не сорвали выплату зарплаты коллективу, привели на собственные средства материальную базу в состояние, недоступное большинству университетов Западной Европы. Самое трудное - перевоспитывать первокурсников после школы, компенсировать (пусть не удивляется читатель) вредное влияние семьи. Нет, «вообще», дети воспитаны, конечно, хорошо. И семьи у них чаще всего замечательные. Одна проблема с этими детьми: мы их должны подготовить к работе в условиях рынка, что требует от студентов самостоятельности, а они думают, что их всю жизнь кто-то будет опекать.
Вузы как обломок загнивающего капитализма
Теперь - немного о вузах. Почему страна, где все население (кроме умственно отсталых) имеет университетские дипломы, живет на уровне Верхней Вольты? Хвастовство про «утечку мозгов» и наши победы на конкурсах программистов, на мой взгляд, - лишь свидетельство неисчерпаемости российского генофонда.
Вообще, разговоры о достоинствах нашего высшего образования в последние годы все больше рождают у меня ощущение какой-то всероссийской
мистификации. Спросите конкретнее: в чем достоинства? Услышите невнятное бормотание. В лучшем случае - бессвязные возгласы: «Какие научные школы! Какие профессора!». А в это время профессора забывают приходить на работу, научные исследования превращаются в фикцию, в лабораториях ржавеет оборудование «времен Очакова и покоренья Крыма», в лекционных залах студентам на головы падает штукатурка с потолка, а в приемных комиссиях бойкие персоны стригут купоны с наивных абитуриентов.
Но вуз и педагоги - это не одно и то же. В Гарварде, Принстоне или университете Джона Хопкинса, конечно, блестящие профессора. Но славу этим учебным заведениям принесли не они, а система подготовки, элементами которой они являются. Университет мог состоять только из студента и профессора 300 лет назад. В Гейдельберге. Сегодня решающее значение приобретает система требований вуза и к профессору, и к студенту. Заставят ли педагога вовремя являться на занятия? Как вуз включит его в систему повышения квалификации? Как кафедра проконтролирует реальное качество учебных программ, качество занятий? Позволят ли схалтурить или создадут режим, обусловливающий подготовку к каждому занятию? Таких вопросов сотни. То же -в отношении студентов.
Если посещаемость занятий 3% (знакомая для многих российских вузов ситуация), а за профессорской кафедрой даже Эйнштейн (что бывает, впрочем, довольно-таки редко), то эффект от лекции - 3%. А если на выходе из лекционного зала студента ждет торговец наркотиками, а студентку - сутенер, и трех процентов не остается. В последние десятилетия в семьях абитуриентов сложилось странное убеждение, что главное - «запихать» ребенка в престижный вуз, а что будет дальше -
его личное дело. Хочет - пусть учится, не хочет - пусть числится. Во многих педагогических коллективах считают так же. И тащат полных бездельников до получения диплома. Это оборотная сторона мифа о всесилии научных школ. Я считаю такое положение вещей одним из скверных порождений эпохи брежневского благополучия. С такой «системой» образования мы всегда будем страной нищих и убогих, завидующих немцам и американцам.
Это - очевидные проблемы высшего образования в России. Но ими, к сожалению, ситуация не исчерпывается.
Если наши школы готовят сегодня выпускников для жизни в условиях «развитого социализма», то немало так называемых «элитных» вузов, да и многие послабее работают как бы на эпоху «дикого российского капитализма» образца начала 90-х годов. Тип личности, формируемый в ходе этого «высшего» образования, был вполне уместен в полубюрократической-полукриминальной социальной прослойке того времени, довольно-таки быстро рассасывающейся в современных условиях хозяйствования (тот разорился, этих застрелили или посадили, иные пропали без вести на далеком Кипре).
Реальная эффективность вузов, как и школ, вызывала серьезные сомнения уже в 70-е годы. «От сессии до сессии живут студенты весело» - вот лозунг, довольно-таки точно отражавший суть вузовского учебного процесса в последние десятилетия социализма. Результат - целые поколения «специалистов», блестяще разбирающихся во всем, кроме своих профессиональных обязанностей. Но ведь были выпускники (и многие), добивавшиеся больших практических успехов, - скажут мне оппоненты. Разумеется, были. Во-первых, и среди недоучек должны быть свои лидеры. Во-вторых, скорее - вопреки системе, а не благодаря. В-треть-
их, все слышали о массовых отъездах на Запад физиков и математиков (действительно, их тысячи). Но никто - о востребованности отечественных менеджеров или инженеров. А их миллионы. На Западе нужны те природные таланты, которые не может испортить наша «система» образования.
Нетрудно догадаться, что в 90-е годы вузы, как и школы, не стали лучше. Напротив. С уходом с их территорий парткомов и комитетов ВЛКСМ вузы едва ли не повсеместно отказались от воспитания студентов. Деполитизация, невмешательство в личную жизнь выродились в сведение учебно-воспитательного процесса к сугубо формальному чтению лекций и проведению семинаров, зачетов, экзаменов.
Теперь наши вузы рекламируют себя как центры профессиональной подготовки. И они действительно являются таковыми. Отчасти. Как и в советское время, не для всех выпускников, а для той относительно небольшой доли, которая реально училась вопреки «системе». Ну, а с этой частью все ли в порядке? Уверенности нет и здесь.
Какого человека готовит вуз? - это вопрос вопросов, который имеет прямую проекцию на будущее России. Казалось бы, в чем проблема? Медицинский вуз готовит врача, экономический - экономиста, юридический - юриста. В этой внешней прозрачной очевидности есть оборотная зловещая сторона. Профессиональную опасность, которую несет в себе ремесло врача, общество осознало давно. Клятва Гиппократа - это попытка застраховать себя от возможных врачебных ошибок. Так родился принцип «не навреди». Но проблема вышла далеко за узкопрофессиональные медицинские рамки. Шестеро студентов химического факультета МГУ, победители всяческих олимпиад, организовали производство синтетического наркотика, так называемого
«белого китайца». Выпускники биохимического факультета Петербургского технологического университета, защитив с отличием дипломы, прославились на весь мир. взломав компьютерную сеть «Сити-банка».
Надо ли множить примеры, диагностирующие опаснейшее заболевание высшей школы - целевую установку на подготовку профессионала, для которого нравственные категории оказываются «умными ненужностями»?
Вот уж воистину - история учит тому, что она ничему не учит. Ведь вся история педагогической мысли есть история предупреждения о губительной опасности образования, лишенного нравственной основы. Знание без воспитания - меч в руках сумасшедшего.
В плоть и кровь моего поколения вошла формула об экономике как базисе общества, культуре и нравственности - как надстройке. Мировая практика не подтверждает этот постулат. Но все обсуждения ситуации в российском образовании ведутся последние десять лет лишь в экономических категориях. Похоже, наши поколения россиян действительно неважно образованны. Во всяком случае, плохо читали первоисточники. Ведь еще Адам Смит учил, что основополагающим фактором рыночной экономики является отношение людей друг к другу, а честность и доброжелательность - главные условия эффективности рынка.
Консерваторы и реформаторы как два типа ликвидаторов
Итак, сложившаяся ситуация действительно не внушает особого оптимизма. Вот только по поводу выхода из этой ситуации у меня есть свои соображения, существенно отличающиеся от выводов профессора Руткевича, так же, впрочем, как и от позиций консервативной части ректорского корпуса.
Ни для кого не секрет, что среди рек-
торов сложилась чрезвычайно влиятельная группа, которую я назвал бы пенсионерами по состоянию духа. Эти люди не способны ничего менять в своей работе и уж, конечно, не хотят ничего менять. Они утверждают уже около 15 лет, что наша система образования является лучшей в мире, никакие перемены ей не требуются, и единственное, что может и должно сделать государство, - это просто увеличить или, как минимум, сохранить на прежнем уровне (в процентах к бюджету страны) финансирование вузов, а также разрешить им набирать на платной основе сколько угодно народа. Они также хотели бы, чтобы их деятельность по-прежнему не облагалась никакими налогами, а государство по-прежнему закрывало бы глаза на совершенно беспардонное взяточничество и «ректорские списки».
Конечно, они уже давно реально не выражают общего мнения. Например, на моих глазах в Петербурге за последние 5-7 лет сложился очень внушительный ряд ректоров, каждый из которых действует сам по себе, в одиночку, но очень активно и современно, не развращая свои коллективы теневой экономикой. Они спокойно делают свое дело, выводят свои вузы на качественно иные уровни развития.
Если кто-то и спорит с ректорами-консерваторами, то это группа московских администраторов и аналитиков -авторов проектов «реформ», мнение которых в высшей школе наиболее отчетливо поддерживает, пожалуй, только Государственный университет -Высшая школа экономики. Суть их воззрений очень хорошо, на мой взгляд, выражена в материале профессора Руткевича. Констатируя отмеченные выше беды и проблемы, эти люди предлагают резко сократить финансирование высшей школы, удушить налогами, проверками и т.д. все негосударствен-
ные вузы, закрыть как можно больше учебных заведений в провинции.
Разумеется, страна лишится всяких перспектив возвращения в сферы высоких технологий. Если сегодня мы перестали производить свои часы, холодильники и радиоприемники, то завтра, как предлагает профессор, мы прекратим производство своих кораблей и чего-нибудь еще, что пока еще производим. На очереди - вооружение, самолеты, трактора, станки. Страна окончательно и бесповоротно перейдет на работу без промышленности и сельского хозяйства. А то, что нужно для эксплуатации нефтепроводов и вывоза леса, будет завозиться из-за рубежа либо производиться в России на западных предприятиях под западным патронажем. Понятное дело, для такой модели развития в стране нужно действительно в 20-30 раз меньше дипломированных специалистов, чем выпускали в советское время.
Не являясь членом коммунистической фракции (как, впрочем, и какой-либо иной), я не хочу анализировать взгляды «реформаторов» в категориях «заговоров». Но считаю нужным заметить, что никакого сколь-нибудь научно обоснованного прогноза развития событий в стране вообще и экономического развития - в частности, у идеологов «реформ» нет и в помине.
В Петербурге, да и в Москве время от времени собираются на досуге различные группы людей, которые достигли успехов - кто в бизнесе, кто в написании книг по политологии. Они объявляют себя солью общества и строят прогнозы развития страны. У меня их рассуждения вызывают примерно такой же интерес, как рассказы писателей-фантастов: если среди этой публики обнаружится талантливый литератор, рассказ будет интересным, если нет - читать будет скучно.
Вот так примерно я воспринимаю и
прогностические идеи профессора Руткевича. Мой уважаемый коллега рассуждает о том, какие специалисты требуются обществу, о том, что личные интересы молодежи следует принимать во внимание лишь постольку, поскольку они совпадают с интересами общества, о том, какие вузы готов, а какие не готов содержать налогоплательщик... Откуда он все это взял? Что позволяет ему говорить от имени общества, от имени «любого нормального гражданина страны»? Я не вижу, на чем основаны его рассуждения. Сколь серьезны фразы типа: «зачем нам в таком количестве кораблестроители, если верфи стоят»? Лично на меня они производят впечатление чрезвычайно поверхностных обывательских суждений. Понятно, что у страны есть всего два пути. Один путь - прекратить производство специалистов в области судостроения, закрыть верфи и в дальнейшем покупать корабли только за рубежом. Другой путь - улучшить подготовку судостроителей и побороться за заказы на внутреннем и внешнем рынке. Профессору Руткевичу милее первый путь. Он, похоже, считает, что надо закрыть, к примеру, Петербургский кораблестроительный институт, и освободившиеся деньги направить на финансирование дополнительно открываемых бюджетных мест для подготовки философов на его факультете в Высшей школе экономики. Это его личное мнение. Я же думаю, что лучше бы сохранить знаменитую научно-педагогическую школу «корабелки». Да и философов там, если государству потребуется, подготовят, как минимум, не хуже. Но это мое личное мнение. В принципе понятно, что такие вопросы решаются не в нашем споре. Вектор развития событий должен быть задан государственными органами. Пока же он не определен.
Как специалист, много лет посвя-
тивший изучению вузовских систем, могу утверждать, что попытки консервации сохранившихся элементов советской образовательной системы будут означать ее дальнейший распад. Попытки реформирования ее по предлагаемым рецептам будут означать еще более ускоренный распад. Многие мои коллеги предполагают, что сама «обкатка» этих идей в печати преследует задачи некоего зондажа общественного мнения. Если общество готово воспринять окончательное уничтожение массового высшего образования в стране, то эти идеи можно претворять в жизнь. Если общество в состоянии активно противодействовать такому развитию событий, то эти планы следует отложить до более подходящего момента. Похоже, что такая оценка реформаторских идей небеспочвенна.
Лично мое мнение заключается в том, что любое правительство, пытающееся сократить бюджетное финансирование высшего образования в стране, должно подать в отставку: не можете обеспечить содержание школ, вузов, медицины, обеспечить порядок в стране, дать лекарства ветеранам и инвалидам - не занимайтесь демагогией о том, что стране якобы нужны рабочие и санитары, а не учителя, врачи, инженеры.
Нужно многое менять
Лично я свел бы реформу к следующим позициям. Первое: никакого уменьшения государственного финансирования ни одному вузу ни на одну копейку и ни на один процент. Второе: решительное и жесткое пресечение уголовщины во всех ее существующих формах - и прямого взимания неучтенных денег, и искоренения всяческих «ректорских списков» и т.д. Все ректоры, неспособные очистить свои вузы от коррупции, должны уйти. Уличенные в коррупции, протекционизме - уголовно преследо-
ваться. Третье: я предложил бы заставить работать и зарабатывать всех участников образовательных отношений, заинтересованных в развитии высшей школы. «Бесплатное» обучение в его нынешнем виде должно прекратить свое существование. Бюджет любого вуза, независимо от форм собственности, должен формироваться из трех источников: плата от самого студента или его семьи, государственные дотации и средства, заработанные университетом.
Государство должно платить обязательно и, еще раз подчеркну, не меньше, чем платит сейчас. Следует, конечно, постепенно восстанавливать систему распределения. Если человек не хочет работать по распределению, он должен вернуть государству затраченные на него деньги, или их должна выплатить корпорация, принимающая студента на работу.
Сам студент тоже должен в период обучения обязательно подрабатывать и платить за учебу. Если он, конечно, не инвалид. Весь вопрос - сколько. Работа не должна идти в ущерб учебе. И очень важно, чтобы студент зарабатывал сам, а не только брал деньги у родителей. Тогда он начнет относиться к обучению намного серьезнее. В 1992 году у нас в СПбГУП был опыт перевода студентов с бесплатного для них обучения на платное. Думаю, этот опыт до сих пор остается уникальным. Тогда профсоюзы сняли нас с бюджетного финансирования. Примерно 20% наших студентов перешли на бесплатное обучение в госвузы, а 80% самостоятельно нашли средства для продолжения обучения у нас. Могу утверждать совершенно определенно: их отношение к учебе после этого значительно улучшилось, а главное -впервые в нашей 70-летней истории проявились осмысленные, серьезные требования студенчества к качеству работы университета. С тех пор я начал считать, что при правильном построе-
нии взаимоотношений университета и студента платность может быть серьезным фактором повышения качества учебного процесса.
И наконец, сами университеты должны тоже зарабатывать. Зарабатывать можно услугами, сопутствующими учебно-воспитательному процессу: продажей книг, не являющихся обязательными учебными пособиями, организацией качественного питания, культурно-бытовыми услугами и т.д.
Для ряда вузов США типична картина, когда госдотации, средства студента и деньги, заработанные вузом, составляют примерно равные доли - по трети бюджета. У нас в вузе эта картина несколько иная. Две трети платит студент, а треть зарабатываем мы сами. Государство не дает ни копейки. Замечу, что среди наших студентов свыше 10% - золотые школьные медалисты.
Разумеется, я как ректор не удовлетворен сложившейся ситуацией и хочу перемен. Сегодня цена обучения в нашем университете для студентов -примерно две тысячи долларов. Еще одну тысячу на каждого студента ректор должен изыскать самостоятельно, против чего я не возражаю. Я бы хотел только получить от студента на тысячу меньше, чтобы за него эти деньги заплатило государство. 98% наших выпускников трудоустраиваются по специальности, и, как показали проведенные нами исследования, 98,2% работодателей вполне удовлетворены качеством подготовки выпускников. Нормальная зарплата для них в первый год работы составляет примерно 400-500 долларов в месяц. Я думаю, что личные вложения в образование неплохо окупаются. Полагаю, что если бы государство правильно отстроило всю систему взаимоотношений на рынке (что входит, кстати, в его обязанности), то работодатели без особой радости, но исправно вернули
бы и государству и университету если не все деньги, то, по крайней мере, существенную часть вложенных средств.
Есть еще одна вещь, которую государство должно, на мой взгляд, сделать, - ужесточить позицию государственных экзаменационных комиссий при
И. ИЛЬИНСКИЙ, профессор, ректор, президент Национального Союза негосударственных вузов
Московский гуманитарный университет
Перспективы развития современно го образования следует рассматривать в контексте многоуровневой международной интеграции, которая наблюдается с конца ХХ века. Отныне никакая, даже «развитая», страна или группа таких стран не способны развиваться в закрытом состоянии. С этого времени стратегия «опоры исключительно на собственные силы» с неизбежностью ведет к стагнации.
Обществу будущего специалисты дают разные определения: постбуржуазное, посткапиталистическое, постпредпринимательское, пострыночное, постиндустриальное, постцивилизаци-онное, постисторическое, информационное и др. Мне лично более понятна (в контексте либеральной тенденции) доктрина, подчеркивающая особую роль знаний и обозначающая нынешний социум как «the knowledgeable», «society knowledge society», в связи с чем современную экономику определяют как «знаниевую экономику», «экономику знаний».
Именно знания и образование в решающей степени определяют сегодня
приеме госэкзаменов и на защите дипломов.
Убежден: только после того, как весь беспорядок, царящий в сфере высшего образования, будет прекращен, появится смысл заниматься ликвидацией каких-либо «ненужных» в новой системе образования вузов.
экономический потенциал страны, ее положение в мировом разделении труда и международной торговле. Об отраслях, производящих знание для непосредственных нужд экономики и производства (прикладная наука и образование), уже давно принято говорить как об «индустрии знаний», а с недавних пор образование рассматривают как отрасль экономики (в США она занимает 5-е место среди других областей; в 1998 году образовательная «отрасль» принесла доход в 265 млрд. долларов и обеспечила работой 4 млн. человек [1]).
Во взглядах на образование высказывается множество точек зрения. Главное в этой ситуации - не допускать крайностей в суждениях, избавиться от устаревших стереотипов, высокомерного образовательного эгоцентризма, с одной стороны, от бездумного технократического подхода - с другой, и голого экономизма - с третьей. Необходима сбалансированность во взглядах, рационализм в оценке ситуации. Особенно это нужно при определении экономической природы образования.
Об экономической природе современного отечественного образования
