CC BY
12
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2013. № 5
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
В е р ш и н и н а Н. Л. «Безупречный рыцарь» нового времени Александр Николаевич Яхонтов: Монография. Псков: ООО «ЛОГОС Плюс», 2011. 204 с.
Возглавляемая Н.Л. Вершининой кафедра литературы Псковского государственного университета специализируется на забытых и «второстепенных» (точнее, всяких не первостепенных) писателях. Это дело и благородное (никого из внесших какой-либо вклад в культуру не следует забывать, а изучать совсем не исследованное — гораздо более трудоемкая работа, чем вносить нюансы в утвердившиеся представления о классиках), и полезное, без этого литературный процесс выглядит не только не полно, но даже искаженно: например, столь эрудированный ученый, как В.Н. Топоров, считал, что «петербургская одопись ХУШ века, в тех или иных формах проникшая и в XIX век», захватила в нем лишь «три первых десятилетия»1, Вершинина же нашла ее в стихотворении А.Н. Яхонтова «Памятнику Петра Великого» 1848 г.: «Одическая традиция романтизируется и закрепляется, снимая отмеченную В.Н. Топоровым антитетичность природы и культуры. <. .> В стихотворении «Зима» (1849) ощутимо присутствие не только Пушкина («Медный всадник», «Евгений Онегин», лирика), но и Ломоносова <...>» (с. 118, 120-121). Вообще, «при чутком восприятии современности, Яхонтов во многих отношениях жил вне времени, лелея в глубине души идею воссоединения и примирения всех времен» (с. 190).
В его романтических стихах есть и современное некрасовское начало, но оно не подражательно. «Если содержательность лирического «я» Некрасова определялась стройным взаимодействием традиционализма (как фольклорного, так и литературного происхождения) и перерабатываемых, постоянно обновляющихся живых впечатлений, то в поэзии Яхонтова <.> преобладающим оставался литературный традиционализм. В последнем случае живое всегда возводилось к началам общим, вечным, облекалось поэтизмами — единственным «языком», который, по мнению Яхонтова, соответствовал высокому строю жизни и поэзии» (с. 159). Не только поэзии. Жизнетворчество по законам искусства — не абсолютная прерогатива Серебряного века. У Яхонтова оно «представляет собой единый, хотя и не цельный "текст", сочетающий "готовую" образность с ярким "предметным" словом, нравственный кодекс — с погружением в жизненную стихию, которую он не отвергал, подобно романтикам, а стремился добросовестным трудом поэта и чиновника подвести под уровень высокого искусства» (с. 61). При этом он не преувеличивал масштаб своего дарования и руководствовался «философией "золотой середины": согласно ей и рядовой человек ("обыкновенный талант") получал право голоса, если не в силу "божественного" вдохновения, то исходя
1 Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифо-поэтического. Избранное. М., 1995. С. 261.
из неодолимой внутренней потребности "высказаться" и произнести "слово правды" <...>» (там же). Вместе с тем Яхонтов как разносторонне одаренный человек «понимал, что "дичь" может "нести" и "классик", а, с другой стороны, "второстепенный поэт" — каков он сам — в минуты вдохновения способен возвыситься до подлинной поэзии, войти в ее "очарованный круг" и в нем оставить свой, пусть и неяркий, "след". Действительно, внимательный читатель Яхонтова может найти в его стихах как стертые «общие места», так и прекрасные строки, пронзительные откровения, подобные тем, какие мы находим в лирическом любовном цикле 1850-х годов» (с. 193).
Правда, в приложенной к некрологу Яхонтова в «Русской старине» (1890. Т. LXVШ. № 12) автобиографии «отмечались факты исключительно общественного и служебного значения» (с. 10): служил в Петербурге до 1851 г., переселился в Псков, где сначала служил по министерству государственных имуществ, а затем 10 лет был директором классической гимназии; был избран предводителем дворянства Псковского уезда, с 1877 г. на два трехлетия избирался председателем уездной земской управы, после чего снова стал предводителем дворянства. Видимо, бюрократический жанр автобиографии побуждал относиться к художественному творчеству как к делу сугубо личному. Кстати, в другом некрологе, перепечатанном Н.Л. Вершининой из «Исторического вестника», сказано: «Последнее время Яхонтов совсем не писал стихов и посвящал свой досуг статьям серьезного содержания» (с. 198). Значит, даже в 1890 г. по представлениям исторического журнала серьезное содержание было присуще лишь статьям типа «Французское общество и народ в период первой революции», да и те писались не иначе как на досуге.
Сейчас об Ал.Н. Яхонтове (1820-1890) помнят только в Пскове. Единственный его сборник стихов (1884) никогда не перепечатывался, как и прозаические книги, статьи и воспоминания; отдельные стихотворения печатались в псковских газетах во второй половине XX в. Человек же это был весьма достойный. Взятое из слов Ю.М. Лотмана «"Быть рыцарем" — качество общее для целого сословия, но "быть безупречным рыцарем" — качество исключительное»2 — последнее определение «дало название этой книге» (с. 196). Сведения о жизни Яхонтова собирались по крупицам и тщательно проверялись: в источниках не всё достоверно. Даже опубликованные стихи было предпочтительно приводить по рукописи, так как в своем сборнике поэт «целомудренно "вычищал" все слишком личное, по его мнению, способное породить ассоциации, кого-то обидеть, взволновать и т. п. <. >. С той же целью автор сборника изменял датировки помещенных в нем сочинений, уходя от действительного времени их создания <...>» (с. 128). Возможно, в стихотворении «Зима», перепечатанном из газеты «Светлый путь» за 1966 г., пропущена строчка с рифмой на -енью, что породило несвойственное классическому стиху нарушение альтернанса — постановку рядом двух нерифмующихся стихов с мужскими окончаниями (крыло — гор): «Дышит тяжело // И мчится вровень с берегами, // Черна, как ворона крыло. // Валы ея, громадой гор, // Родному с Севера теченью, // Шумя идут наперекор» (с. 121-122). Правда, в пушкинском
2 Лотман Ю.М. О русской литературе. Статьи и исследования (1958-1993). СПб., 1997. С. 806.
«Медном всаднике», на который ориентировано это описание Невы, тоже есть незарифмованные строки, но без нарушения альтернанса.
Н.Л. Вершинина была вынуждена оставить «за пределами монографии немало существенного, интересного и нужного для современности в исследовании жизни А.Н. Яхонтова» (с. 190), например, отдельно написать поподробнее о его книге 1886 г. «Путешествие в Северный край России» (важном для автора, хотя и виртуальном путешествии)3. Приводя целиком многие неизвестные читателю стихотворения Яхонтова, к какому-то из них, столь же неизвестному, она может просто отослать: «Характерным образчиком пародийной хвалы является сочиненная им в 1853 году "Ода на второе пришествие Арцимовича"» (с. 178). Где-то недостает явно нужного современному читателю комментария. Несмотря на упоминание Невы не всякий догадается, что в стихотворении «Русским в 1854 году» «богатырь», «в одну громаду слитый // Из скал гранитных», — это крепость Кронштадт, не позволявшая во время Крымской войны вражеским кораблям подойти к Петербургу: «К нам пустит ли гостей незваных // Петровский страж передовой?!» (с. 123). В юмористическом стихотворении «К моему Станиславу» (1867) не прокомментированы строки «Рублями кровными в Капитул // Я за тебя исправно внес» и «Оставь мечтанья о короне, // Стремленье к высшим степеням!» (с. 45). Тогда награжденные должны были сами оплачивать орденские знаки. Стихотворение написано в связи с награждением автора орденом св. Станислава 2-й степени. Выше его был орден св. Анны 2-й степени, еще выше — такой же орден с добавленной к нему «короною» над крестом. В стихотворении «Мысль» (впервые опубликовано в 1875 г.) от лица мысли говорилось о важнейшей для романтиков проблеме невыразимого: «Мне слово бедное дано! // Как цепь железная — оно // В моей юдоли тесной» (с. 41), однако само это слово в монографии использовано гораздо ниже по другому поводу: Яхонтов «не только разбирался в музыке и был хорошо знаком с этой стороной жизни своего времени, но и привносил музыкальность в поэзию, придавая особенное значение форме и тяготея к мелодике "невыразимого"» (с. 105).
При всем том очень симпатичный образ героя книги вырисовывается в ней достаточно отчетливо.
Первая глава посвящена «жизнетворчеству» Яхонтова. Тщательный анализ источников позволил Н.А. Вершининой сделать, в частности, вывод, что «содержательность и диапазон заграничных путешествий в судьбе Яхонтова много существеннее, чем принято было думать» (с. 33). А озабоченность тем, что стало и станет с Россией после крестьянской реформы, отличала его и четверть века спустя. Он записал слова юноши-крестьянина Дмитрия Ильина, осудившего свое сословие за «малую активность на пути к социальному и нравственному возрождению: "По совести, сами мы во многом виноваты! Вот — Царь дал нам волю: что же мы с нею сделали?"»4.
3 См.: Вершинина Н.Л. «Путешествие в Северный край» А.Н. Яхонтова в контексте литературы путешествий // Эпические жанры в литературном процессе ХУШ-ХХ1 веков: забытое и «второстепенное». VII Майминские чтения 5-9 октября 2011 г. Псков, 2011. С. 60-70.
4 Путешествие в Северный край России. Составлено А.Н. Яхонтовым. СПб., 1886. С. 68.
«Мысль о том, что «сами во многом виноваты», как и другие суждения Яхонтова, прилагается им не только собственно к народу, но и к состоянию России в целом, к наболевшим вопросам гражданской жизни, разрешать которые он призывал исключительно на началах долга и совести» (с. 22).
В творчестве он больше всего ценил память культуры. Оттого в поэтическом сборнике 1884 г. смешивались эпохи и стили, разнонаправленные социальные и эстетические интенции — «на первый план выступал критерий не художественного совершенства и не идеологической тенденции, а литературной памяти, которая в глазах собирателя культурных ценностей не имела принципиального отличия от памяти человеческой» (с. 42). Критики небезосновательно усматривали в его сочинениях сходство с поэзией А.Н. Майкова, А.К. Толстого, А.С. Хомякова, В.Г. Бенедиктова, Н.А. Некрасова, а также Пушкина, Баратынского, Лермонтова, Тютчева, Фета. Яхонтов обладал способностью «выражать желания и вкусы многих» (с. 60). Приобщаясь к делам и мыслям «оракулов веков», пишет Н.Л. Вершинина, он в отличие от «Пушкина-Протея» «не только обогащал таким образом собственную индивидуальность, но и, по большей части, "забывал" о ней, растворяясь в ослепительном блеске "чужих" "сокровищ", поклоняясь им не только на литературном, но и на гражданском поприще. Эти поприща Яхонтов не противопоставлял друг другу, как не отдавал предпочтения исключительно "некрасовскому" или "фетовскому" течениям в поэзии» (с. 59). Наибольших успехов он достиг как поэт-переводчик. Его переводы из Лессинга, Гете, Шиллера, Гейне, Мицкевича и других классиков печатались в журналах и рекомендовались юношеству долго после смерти их создателя.
Составлял он и компиляции по русской истории. В книге «Народная война 1812 г.» «официальные источники соседствуют с художественными, поэтические образы — с текстами документов, с рассказами очевидцев — и "составителя", как видно, не смущает сопряженная с подобной организацией материала неровность стиля», ему достаточно нахождения «для всех составляющих этого разнородного материала единства тона» (с. 39).
Вторая глава монографии характеризует образ пушкинского Михайловского в литературе второй половины XIX в. и пушкинское начало в жизнетворчестве Яхонтова, который был также и краеведом. Михайловское выступает не только объектом описания у разных писателей — оно «само становится активным творящим фактором и рождает собственные сюжеты, которые, однако, опираются на весь литературный и человеческий опыт, накопленный рядовыми и знаменитыми авторами <...>» (с. 98). Учившийся в Александровском лицее Яхонтов всю жизнь пропагандировал творчество Пушкина, в том числе стихами. «Смерть поэта» Лермонтова, «без преувеличения, можно считать лейтмотивом пушкинской темы у Яхонтова в главных моментах ее развития» (с. 84). Но Псковский край в настоящем не содержал, по его мнению, «предпосылок будущей мемориальной ценности». Видимо, в начале 1850-х годов он написал сохранившуюся в архиве сатирическую поэму «Бурый бал», в которой демонстрировал «провинциальные (именно псковские) нравы, особенно уязвившие автора как пародийное подражание только что оставленной (и так же осмеянной)
им столичной "толпе"» (с. 81)5. В очерке «Петербургская итальянская опера в 1840-х годах» он писал, что воспоминание о прошлом портит настоящее, а псковское настоящее считал остатком "земли священной" («Бурый бал»). Тогда даже останавливавшийся у Яхонтова П.А. Плетнев—историк! — написал фразу, процитированную Вершининой в третьей главе (с. 102): «Псков ничего не представляет в себе, что напоминало бы о глубокой его древности»6.
Эта глава носит название «Петербургские страницы в судьбе А.Н. Яхонтова: современники, литературная традиция, грезы любви». В ней особые усилия исследовательница прилагает ради установления личности адресата наиболее совершенной — любовной — лирики Яхонтова. Скорее всего это была Софья Сергеевна Лихардова. Данное предположение «находит опору в биографическом и литературном материале, в то время как все другие версии опираются <. .> исключительно на дошедшие до нас семейные предания» (с. 155). Значительное внимание уделяется также очерку об итальянской опере. Александр Николаевич отличался «повышенной музыкальной чуткостью, позволяющей ему переносить на бумагу словно бы сами звуки. <. .> Он вообще был тонким музыкальным ценителем и не вполне состоявшимся критиком (характерная черта личности Яхонтова, поражавшей своим универсализмом, не претендующим на приоритетность отдельно взятых сторон)» (с. 107, 109).
В четвертой главе — «А.Н. Яхонтов и демократическая поэзия: Николай Алексеевич Некрасов. "Свобода" и "духовный аристократизм" гражданской поэзии А.Н. Яхонтова» — исследовательница доказывает, что у этого поэта сатира уживается с вполне позитивным пафосом, в том числе в одном и том же стихотворении. Использование «чужого слова» в лирике для него характерно, как для Некрасова. Тем не менее Яхонтов-поэт в книге нисколько не идеализируется. У него некрасовские образы «одновременно и варьируются и остаются в полной неприкосновенности, как хранящиеся в запасе памяти, сберегаемые ею "постоянные величины". В этом смысле отражение буквально соответствует подлиннику, но оно не в состоянии "схватить" и передать его живую суть» (с. 168). Однако Яхонтов всегда выступал как поэт-просветитель, чуткий ко всему живому, хотя бы и утрачиваемому другими.
Монография не свободна от мелких недосмотров. На с. 68 Н.Л. Вершинина неверно указала свой собственный второй инициал, на с. 67 не назвала год, в котором вышел цитируемый номер «Северной пчелы». Неудачно сказано про «фотопортреты Достоевского, Шекспира» (с. 111) — разумеется, речь идет о репродукциях шекспировских портретов. Что значит «Стихотворение <.. .> имеет характер эристического спора» (с. 165)? Но такие мелочи лишь подчеркивают значение проделанной псковской исследовательницей большой и очень трудоемкой работы.
С.И. Корнилов
Сведения об авторе: Корнилов Сергей Иванович, докт. филол. наук, профессор кафедры истории русской литературы XX века филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: profkormilov@mail.ru
5 См.: Вершинина Н.Л. А.Н. Яхонтов и Псковский край // Псков в российской и европейской истории. Международная научная конференция: В 2 т. Т. 2. М., 2003. С. 109-117.
6 Переписка Я.К. Грота с П.А. Плетневым / Под ред. К.Я. Грота. Т. 3. СПб., 1896. С. 656.
