CC BY
68
Специфика интенциональных глаголов определяется тем, что значение намерения зависит от окружения. Окружение, в котором данные глаголы выражают значение интенциональ-ности, состоит из имени, обозначающего одушевленное лицо, и второго компонента двусоставного глагольного сказуемого -неличной формы глагола (инфинитива), которое называет действие, на которое направлено намерение субъекта. Если данные условия окружения не соблюдены, структуры с данными глаголами не выражают значение интенциональности. Например: He did not want to believe that she was really avoiding them - it would mean too much [Galsworthy, 90]. “I can’t see what it is, said Bosinney, you want one of Littermaster’s houses - one of the pretty and commodious sort ...” [Galsworthy, p. 110].
Представленные примеры демонстрируют, что при несоблюдении условий окружения, т. е, в данном случае, вне структуры составного глагольного сказуемого, собственно интенцио-нальный глагол “to mean” и глагол желания совершить действие “to want” теряют значение намерения.
Библиографический список
Краткий анализ существа проблемы позволяет сделать вывод о том, что в систему средств выражения намерения входят грамматические и лексические средства, обладающие семой [намерение] для передачи того или иного оттенка интенциональ-ности. Грамматические средства выражения интенции передают значение намерения лишь при соблюдении определенных условий окружения и не обладают ярким значением интенцио-нальности, а для категориальных форм Present Indefinite и Future Indefinite выражение намерения совершить действие является вторичной функцией. Лексическая семантика интенциональных глаголов также отличается сложностью и многоплановостью выражения: с одной стороны содержит отношение к действию, с другой - значение, отображающее желание, попытку, решение и готовность и, наконец, собственно намерение совершить определенное действие. Таким образом, актуализация семы [намерение] указанными средствами обусловлена факторами дистрибуции, конкретным лексическим значение глагола и контекстуальной поддержкой, конкретизируемой более широким контекстом.
1. Шакирова, Э.Р Интенция говорящего и аспект ее реализации: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Уфа, 2003.
2. Грайс, Г.П. Логика и речевое общение. - М., 1985.
3. Серль, Дж. Природа интенциональных состояний. - М., 1987.
4. Ильин, Е.П. Мотивация и мотивы. - СПб., 2003.
5. Бондарко, А.В. К проблеме интенциональности в грамматике. - М., 1994.
6. Кобозева, И.М. К распознаванию интенционального компонента смысла высказывания: теоретические предпосылки // Материалы конференции Диалог 2003 - Протвино, 2003.
7. Рунделл, М. Толковый словарь английского языка Макмиллан. - Л., 2002.
8. Казыдуб, Н.Н. Интенциональные глаголы (семантика, парадигматика, синтагматика). - Л., 1991.
Bibliography
1. Shakirova, Eh.R. Intenciya govoryathego i aspekt ee realizacii: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Ufa, 2003.
2. Grayjs, G.P. Logika i rechevoe obthenie. - M., 1985.
3. Serlj, Dzh. Priroda intencionaljnihkh sostoyaniyj. - M., 1987.
4. Iljin, E.P. Motivaciya i motivih. - SPb., 20O3.
5. Bondarko, A.V. K probleme intencionaljnosti v grammatike. - M., 1994.
6. Kobozeva, I.M. K raspoznavaniyu intencionaljnogo komponenta smihsla vihskazihvaniya: teoreticheskie predposihlki // Materialih konferencii
Dialog 2003 - Protvino, 2003.
7. Rundell, M. Tolkovihyj slovarj angliyjskogo yazihka Makmillan. - L., 2002.
8. Kazihdub, N.N. Intencionaljnihe glagolih (semantika, paradigmatika, sintagmatika). - L., 1991.
Статья поступила в редакцию 13.06.12
УДК. 811.512.157
Levin G.G. TURKIC AND MONGOLIAN LEXICAL ELEMENTS IN NUMERALS OF THE ANCIENT TURKIC AND YAKUT LANGUAGES. Interconnection of the Yakut and ancient Turkic languages in some lexical semantic group is compared in this paper. The main aim of the paper is to determine the criteria of interactions between the Yakut and ancient Turkic languages. The eastern Turkic and Mongol languages were used as comparative material. Qualitative-statistical and structural semantic peculiarities of lexical parallels are described in detail. Stability and inconstancy of stem structures and character of inconstancy of lexical meanings of reflexes in concrete structural types are determined here.
Key words: lexical semantic group, rurkic and Mongol languages, Yakut language, structural semantic peculiarities, numerals.
Г.Г. Левин, канд. филол. наук, доц., каф. якутского языка Северо-Восточного федерального университета
им. М.К. Аммосова, г. Якутск, E-mail: Levgerger@yandex.ru
ТЮРКСКИЕ И МОНГОЛЬСКИЕ ЛЕКСИЧЕСКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ В ИМЕНАХ ЧИСЛИТЕЛЬНЫХ ДРЕВНЕТЮРКСКОГО И ЯКУТСКОГО ЯЗЫКОВ
В статье рассмотрена взаимосвязь якутского и древнетюркского языков в именах числительных. В качестве сравнительного материала привлечены материалы восточно-тюркских и монгольских языков. Проведено определение критериев взаимоотношения между якутским и древнетюркским языками. Сделан подробный анализ количественно-статистических и структурно-семантических особенностей имен числительных. Опеределена устойчивость и изменчивость структурных оформлений основ и характер изменчивости лексических значений имен числительных в конкретных структурных типах.
Ключевые слова: лексико-семантические группы, тюркские и монгольские языки, якутский язык, структурно-семантические особенности, имена числительные.
Как известно, имена числительные относятся к устойчиво- ветствующими числительными древнетюркского и современных му пласту лексической системы любого языка. Количественные тюркских языков. При сравнительном анализе выявляются лишь числительные якутского языка в основном совпадают с соот- незначительные отклонения преимущественно фонетического
характера, например, як. Ьііг // др. тюрк. Ьіг «один», як. Ь^ // др. тюрк. Ьдо ‘пять'. Определяется близость якутских и древнетюркских имен числительных также в названиях составных числительных: як. апї^ uon // др. тюрк. sдkiz on «восемьдесят», як. otut orduga Ьііг // др. тюрк. otuz artuqi Ьіг «тридцать один». Cчет с помощью слова ордуга в якутском языке считается архаичным, типичным для ранней ступени освоения десятичной системы исчисления.
Вопросы сравнительного изучения имен числительных тюркских и якутского языков затрагивались в работах О.Н. Бетлинг-ка, Л.Н. Харитонова, Э.Р. Тенишева, Г.Г. Левина, Е.И. Избековой [1-5]. Однако вопросы общего количества параллелей в именах числительных, количества тюрко-монгольских репрезентаций (имен числительных); критерии устойчивости структурных оформлений и устойчивости структурно-семантической и структурно-фонетической канвы тюрко-монгольских имен числительных все еще остаются изученными слабо.
Количественно-статистическая характеристика. В древнетюркских письменных памятниках выявлено 17 имен числительных, из них 16(94,1%) имеют лексические параллели в якутском языке. Количественное соотношение лексических параллелей в письменных памятниках представляется так: в орхонс-ких текстах из 17 имен числительных в якутском языке лексические рефлексы имеют 16(94,1%), в енисейских эпитафиях из 16 отмечается 15(93,7%), в восточно-туркестанских текстах из 15 выявляется 14(93,3%).
Односложные основы VC: 1) орх., ен., уйг. (рун.) uc ‘три' // як. us, ср.: алт., хак., кирг., уйг. uc, тув. u§ 'три'; 2) орх., ен., уйг(рун.) оп ‘десять' // як. uon ‘десять', ср.: алт., хак., тув., кирг., уйг. on 'десять';
CVC: 1) орх., ен. Ьіп, уйг. (рун.) miq ‘тысяча' // як. muq ‘предел, граница; крайняя степень чего-л.', ср.: алт., хак., тув. muq, кирг., уйг. miq ‘тысяча', монг., бур. mangan, ср.-монг. manqan, milan, м.-п. milEan 'тысяча' 2) орх., ен., уйг. (рун.) Ьіг ‘один' // як. Ьііг ‘один', ср. алт., тув., кирг., уйг. Ьіг 'один, единица', монг. Ь^ 'каждый, всякий', бур., м.-п. Ь^і, ср.-монг. Ь^і 'каждый, все', п.-монг. Ь^і 'каждый, все'; 3) орх. Ьas, ен., уйг(рун.) Ьа§ ‘пять' // як. bias ‘пять', ср.: алт., тув., кирг. Ье§, хак. pis, уйг. бЁш 'пять'; 4) орх., ен., уйг(рун.) juz ‘сто' // як. suus ‘сто', ср.: алт. d’u^ хак., тув. cus, кирг. zuz , уйг. juz 'сто; сотня'.
CVCC: орх., ен., уйг. (рун.) tort ‘четыре' // як. tuort ‘четыре', ср.: алт., хак., кирг., уйг. tort, тув. dort, монг. dorov, бур. dutoe, ср.-монг. dotoen 'четыре', п.-монг. dOrЬe 'четыре'.
Двухсложные основы VCV: орх., ен. aki ‘два', уйг(рун.) iki // як. ikki ‘два', ср.: алт., кирг. aki, хак. ікі, тув. iji, уйг. ikki 'два', монг. ixer, бур. exir, п.-монг. ekeri 'близнецы'.
VCVC: 1) орх., ен., уйг. (рун.) otuz ‘тридцать' // як. otut ‘тридцать', ср.: алт. odus, хак. otis, кирг. otuz, уйг. ottuz 'тридцать'; 2) орх., ен. alig ‘пятьдесят' // як. ilii ‘рука', ср.: алт. olu, хак. ilig, кирг. aluu, уйг. Ёllik 'пятьдесят'.
CVCV: орх., ен., уйг. (рун.) jiti // як. satta ‘семь', ср.: алт. d’eti, хак. citi, тув. cedi чеди, кирг. zeti, уйг. jЁttЁ 'семь'.
VCCV: орх., ен., уйг. (рун.) alti 'шесть' // як. alta ‘шесть', ср.: алт., хак., кирг. alti, тув. aldi, уйг. altЁ 'шесть'.
CVCVC: 1) орх., ен., уйг. (рун.) sakiz ‘восемь' // як. адї^ ‘восемь', ср.: алт., кирг. segis, хак. sigis, тув. ses, уйг. sЁkkiz 'восемь'; 2) орх., ен., уйг. (рун.) tokuz 'девять' // як. togus 'девять', ср: алт., кирг. togus, хак. togis, тув. tos, уйг.toqquz 'девять'; 3) орх., уйг. (рун.) tuman ‘десять тысяч' // як. utuman ‘много, большой', ср.: алт. tuman, хак. ШЬєп, кирг. tumon 'несметное количество, тьма, множество', тув. tumen 'десять тысяч; тьма, множество', уйг. tuman 'десять тысяч', монг. tumen 'десять тысяч; тьма, бесчисленное множество', бур., ср.-монг., п.-монг. tumen 'десять тысяч'.
Трехсложная основа CVCVCCV: орх. ен. jagirmi, уйг. (рун.) jigirmi ‘двадцать'
// як. suutoa ‘двадцать', ср.: алт. черн. jirme, алт. dirma, хак. ctoirgi, тув. caa^^ кирг. zijirma, уйг. jigirma 'двадцать', п -монг. zirin 'две, обе (о женщинах)'.
Основы, не имеющие в якутском языке параллелей CVCC: орх., ен. qirq ‘сорок', ср.: алт., кирг. qirq, хак. qiriq, уйг. qiriq 'сорок', монг. qoriul 'все двадцать', бур., ср.-монг., м.-п. xori(n) 'двадцать'.____________________________
Количественный анализ якутских и тюркско-монгольских лексических параллелей дан в нижеследующих таблицах.
Таблица 1
Количественная характеристика якутских параллелей по отношению к тюркским и монгольским рефлексам
Языки Количество соответствий (%) Общая сумма (%)
Якутский язык
ОC ДC ТС
Алтайский 7(100,0) 8(100,0) 1(100,0) 16/16(100,0)
Хакасский 7(100,0) 8(100,0) 1(100,0) 16/16(100,0)
Тувинский 7(100,0) 6(75,0) 1(100,0) 16/14(87,5)
Киргизский 7(100,0) 8(100,0) 1(100,0) 16/16(100,0)
Уйгурский 7(100,0) 8(100,0) 1(100,0) 16/16(100,0)
Халха- монгольский 3(50,0) 2(25,0) 0 16/5(31,2)
Бурятский 3(50,0) 2(25,0) 0 16/5(31,2)
Средне- монгольский 3(50,0) 1(12,5) 0 16/4(25,0)
Письменно- монгольский 3(50,0) 2(25) 1(100,0) 16/6(37,5)
Некоторые исследователи отмечают, что в якутском языке отсутствуют параллели к тюркским числительным т^П ‘тысяча', ^тдп ‘десять тысяч', вместо них употребляются заимствованные из русского языка ты«ыынча «тысяча», уон ты«ыынча «десять тысяч» [2]. Мы считаем, что древнетюркские числительные т^П ‘тысяча', ^тдп ‘десять тысяч' в якутском языке имеют лексические аналоги: як. тиКП ‘предел, граница; крайняя степень чего-л.', як. ^ьтдп ‘много, большой'. В этой связи эти числительные были включены в общий список древнетюркско-якутских параллелей.
Как видно из таблицы 1, в памятниках древнетюркской письменности количество имен числительных не имеет существенных различий. По количеству выявленных лексических рефлексов к якутскому языку близко находятся все тюркские языки, кроме тувинского языка. В этом плане из группы монгольских языков к якутскому близко стоит письменно-монгольский язык. Абсолютное количество лексических параллелей во всех тюркских языках и большинство лексических рефлексов в монгольских языках отмечаются в односложных основах.
Таблица 2
Количественная характеристика тюркских рефлексов по отношению к древнетюркским параллелям
ДТЯ Количество соответствий ( %)
Всего ОC/ДC /ТС Алтай- ский Хакас- ский Тувин- ский Киргиз- ский Уйгур- ский
ДТП 8/8/1 8/8/1 (100,0) 8/8/1 (100,0) 7/6/1 (82,3) 8/8/1 (100,0) 8/8/1 (100,0)
ОП 8/8/1 8/8/1 (100,0) 8/8/1 (100,0) 7/6/1 (82,3) 8/8/1 (100,0) 8/8/1 (100,0)
ЕП 8/7/1 8/7/1 (100,0) 8/7/1 (100,0) 7/5/1 (81,2) 8/7/1 (100,0) 8/7/1 (100,0)
ВТП 7/7/1 7/7/1 (100,0) 7/7/1 (100,0) 7/6/1 (93,3) 7/7/1 (100,0) 7/7/1 (100,0)
Таблица 3
Количественная характеристика монгольских рефлексов по отношению к древнетюркским параллелям
ДТЯ Количество соответствий ( %)
Всего О^^ТС Халха- монголь- ский язык Бурят- ский язык Cредне- монголь- ский язык Письменно- монголь- ский язык
ДТП 8/8/1 4/2/0 (35,2) 4/2/0 (35,2) 4/1/0 (29,4) 4/2/1 (41,1)
ОП 8/8/1 4/2/0 (35,2) 4/2/0 (35,2) 4/1/0 (29,4) 4/2/1 (41,1)
ЕП 8/7/1 4/1/0 (31,2) 4/1/0 (31,2) 4/0/0 (25,0) 4/1/1 (37,5)
ВТП 7/7/1 3/2/0 (33,3) 3/2/0 (33,3) 3/1/0 (26,6) 3/2/1 (40,0)
Из таблиц 2, 3 видно, что по количеству лексических рефлексов к древнетюркскому языку близко стоят все исследуемые тюркские языки, кроме тувинского языка. В тувинском языке отсутствуют параллели к древнетюркским числительным отуз ‘тридцать', длиг ‘пятьдесят'. Из группы монгольских языков к древнетюркскому языку наиболее близко находится письменномонгольский язык.
Структурная и семантическая характеристика. Древнетюркские основы представлены структурными типами: ОС: УС
- 2, СУС - 4, СУСС - 2; ДС: УСУ - 1, УСУС - 2, СУСУ - 1, УССУ
- 1, СУСУС - 3; ТС: СУСУССУ - 1. Распределение якутских параллелей по структурным типам выглядит следующим образом: в ОС: УС-2, СУС-4, СУСС-1; в ДС: УСУ-1, УСУС-2, СУСУ-1, УССУ-1, СУСУС-3; Тс: СУСУССУ-1. Как видно, во всех структурах, кроме структурного типа СУСС, выявляется абсалютное количество лексических рефлексов.
Из выявленных 16[ОС - 7 / ДС - 8 /ДС - 1] древнетюркско-якутских параллелей совпадение структурного типа основы отмечается в 10(62,5%) случаях, в том числе в ОС-7(100%), в ДС-3(37,5%), ТС - 0. Сходство структуры древне-тюркских параллелей в тюркских и монгольских языках представляется так: в алтайском из 17 [ОС - 8/ДС - 8/ДС - 1] в 14 [ОС - 7 /ДС - 7/ДС
- 0](82,3%), в хакасском из 17 [ОС - 8/ДС - 8/ТС - 1] в 17 [ОС -8/ДС - 8/ТС - 1] (100%), в тувинском из 14 [ОС - 7/ДС - 6/ТС - 1 ] в 11 [ОС -7/ДС - 4/ТС - 0] (78,5%), в киргизском из 17 [ОС - 8/ДС
- 8/ТС - 1] в 16 [ОС - 8/ДС - 7/ТС - 1 ] (94,1 %), в уйгурском из 17 [ОС - 8/ДС - 8/ТС - 1] в 11 [ОС - 8/ДС - 2/ТС - 1] (64,7%), в халха-монгольском из 6 [ОС - 4/ДС - 2] в 2[ОС - 1/ДС - 1/Тс - 0] (33,3%), в бурятском из 6 [ОС - 4/ДС - 2] в 1[ОС - 0/ДС - 1/ТС -0] (16,6%), в средне-монгольском из 5 [ОС - 4/ДС - 1 ] в 1 [ОС - 0/ ДС - 1/ТС - 0] (25%), в письменно-монгольском из 7 [ОС - 4/ДС
- 2/ТС - 1] в 1[ОС - 0/ДС - 1/ТС - 0] (14,2%).
Итак, абсолютное число лексических рефлексов тождественных с древнетюркскими параллелями отмечается в хакасском языке, а наибольшее количество в киргизском языке. В этом плане из группы монгольских языков к текстам древнетюркских памятников более близкое расположение имеет халха-монголь-ский язык.
В якутском языке изменения структуры лексических параллелей отмечается в следующих основах: в ДС: УСУ: др.тюрк. ак // як. ikki; УСУС: др.тюрк. аПд // як. ММ; СУСУ: др.тюрк. jiti // як. sаttа; СУСУС: др.тюрк. sаkiz // як. адТэ; СУСУС: др.тюрк. Штап // як. Шитап; в ТС: СУСУССУ: др.тюрк. jаgirmi // як. sииrbа. Структурные сдвиги в якутском языке произошли: а) при выпадении [д]: др.тюрк. аПд // як. ММ; б) при выпадении начального ^]: др. тюрк. sаkiz // як. адТв; в) при геминации согласных: др. тюрк. jiti // як. sаttа, г) при появлении начального гласного [и]: Шитап.
Рассмотрение устойчивости структурных типов якутских и тюрко-монгольских параллелей показывает, что большое количество лексических рефлексов, соразмерных с якутскими формами, выявляется в алтайском языке (81,2%). Меньшее количество обнаруживается в тувинском (64,2%) и уйгурском (62,5%) языках. В этом отношении из монгольской группы к якутскому языку наиболее близок халха-монгольский язык (20%). В остальных языках данный показатель таков: в киргизском — 75%, в хакасском — 68,7%, в бурятском, среднемонгольском, письменно-монгольском — 0%.
Сравнительный анализ семантических особенностей имен числительных показывает, что по отношению к древнетюркским корреспонденциям высокий показатель УЛЗ рефлексов отмечается в тувинском, киргизском, уйгурском языках (по 100%), в алтайском, хакасском (по 91,4%). Якутский язык несколько отдален (81,2%). В этом отношении из монгольских языков более приближен среднемонгольский (60%), в остальных монгольских языках данный показатель равен 50%. Здесь наблюдаются оппозиционные к древнетюркским формам якутско-тюркские параллели: як. ikki // уйг. ikki; як. sаttа // уйг. . jЁttЁ; як. suurbа // алт. ^гта, тув. саагЫ.
Сравнительный анализ семантических особенностей имен числительных показывает, что по отношению к древнетюркским корреспонденциям высокий показатель УЛЗ рефлексов отмечается в тувинском, киргизском, уйгурском языках (по 100%), в алтайском, хакасском (по 91,4%). Якутский язык несколько отдален (81,2%). В этом отношении из монгольских языков более приближен среднемонгольский (60%), в остальных монгольских языках данный показатель равен 50%.
В якутском языке семантические изменения выявляются в следующих единицах: ЗЛИ: ОС СУС — др.-тюрк. Ыд ‘тысяча' //
як. тид ‘предел, граница; крайняя степень чего-л.'; ДС УСУС
— др.-тюрк. аМд ‘пятьдесят' // як. ММ ‘рука'; НЛИ: СУСУС — др.тюрк. Штап ‘десять тысяч' // як. иШтап ‘много, большой'. В тюркских и монгольских языках семантические изменения обнаруживаются так: ЗЛИ: ОС СУС — др.-тюрк. Ыг ‘один' // монг. Ьиг 'каждый, всякий', бур., м.-п. Ьип, ср.-монг. Ьип 'каждый, все', м.-п. Ьип 'каждый, все'; СУСС — др.-тюрк. qТrq ‘сорок' // монг. хориул ‘все двадцать', бур. хоп(п) ‘двадцать', монг. qoriul 'все двадцать', бур., ср.-монг., м.-п. хоп(п) 'двадцать'.; НЛИ: ДС УСУ— др.-тюрк. а№ ‘два' монг. iхer, бур. ехк, п.-монг. екеп 'близнецы'; СУСУС — др.-тюрк. Штап ‘десять тысяч' // алт. Штап, хак. ШЬеп, кирг. Штоп 'несметное количество, тьма, множество'; ТС СУСУССУ — др.тюрк. jаgirmi ‘двадцать'// п.монг. гтп 'две, обе (о женщинах).
Анализ устойчивости и изменчивости лексических значений тюрко-монгольских параллелей по отношению к якутским формам показывает, что высокий процент лексических единиц с УЛЗ выявляется в алтайском и хакасском языках (по 87,5%). Здесь более отдаленную позицию занимают уйгурский и киргизский (81,2%) языки. Из группы монгольских языков к якутскому довольно близким оказался среднемонгольский (25%). В алтайском и хакасском языках УЛЗ рефлексов наблюдается в двухсложных основах, а в остальных тюркских и монгольских языках — в односложных.
По отношению к якутским лексическим единицам семантические изменения имеют следующие тюркско-монгольские основы: а) в тюркских языках (якутские формы даны по структурным типам древнетюркских аналогов*): ЗЛИ: СУС: як. тид ‘предел, граница; крайняя степень чего-л.' // алт., хак., тув. тид, кирг., уйг. 1^д ‘тысяча'; УСУС: як. . ММ * ‘рука' // алт. о1и, хак. ilig, кирг. а1ии, уйг. Ё1Пк 'пятьдесят'; в монгольских языках: ЗЛИ: СУС: як. тид ‘предел, граница; крайняя степень чего-л.' // монг. тапдап, бур. тапда(п), ср.-монг. manqan, тНап, м.-п. тМЁап 'тысяча'; як. ЬИг ‘один' // монг. Ьи^ бур. Ьип, ср.-монг. Ьип, м.-п. Ьип 'каждый, все'; НЛИ: УСУ: як. ikki* ‘два' // монг. iхer 'близнецы', бур. ехк 'близнецы', п.-монг. екеп 'близнецы'; СУСУС: як. иШтап * ‘много, большой' // монг. Штеп 'десять тысяч; тьма, бесчисленное множество', бур., ср.-монг., м.-п. Штеп 'десять тысяч' .; СУСУССУ: як. suurbа* ‘двадцать' // п.монг. гтп 'две, обе (о женщинах)'.
Рассмотрение устойчивости структурно-семантической канвы (или, УССК) тюркских и монгольских рефлексов показал, что в отношении якутских параллелей большой процент УССК тюрко-монгольских рефлексов выявляется в текстах восточно-туркестанских памятников и в тувинском языке (по 64,2%). В монгольских языках подобные рефлексы не наблюдаются. Этот показатель в остальных тюркских языках несколько ниже: в орхонских текстах, в хакасском, киргизском языках — по 56,2%, в енисейских эпитафиях — 60%, в алтайском, уйгурском языках — по 62,5%.
Устойчивость фоно-семантической канвы (или, абсолютная идентичность рефлексов) параллелей по отношению к якутским репрезентациям наблюдается в уйгурской форме: як. ikki ‘два' // уйг. ikki ‘два'.
Таким образом, анализ количественно-структурных и структурно-семантических особенностей тюрко-монгольских имен числительных показывает, что к якутскому языку ближе всего из тюркской группы хакасский и алтайский языки, из монгольской группы — халха-монгольский. К текстам древнетюркских памятников близко находятся киргизский, хакасский и халха-монголь-ский и средне-монгольский языки. Определяется обособленность исторического развития якутских и тувинских имен числительных среди тюркских аналогов.
Список условных сокращений
Условные обозначения памятников и языков
орх. - орхонские памятники
ен. - енисейские памятники
уйг. (рун.) - восточно-туркестанские памятники
алт. - алтайский язык
бур. - бурятский язык
д.-тюрк. - древнетюркский язык
кирг. - киргизский язык
монг. - халха-монгольский язык
ср.-монг. - средне-монгольский язык
тув. - тувинский язык
п.-монг. - письменно-монгольский язык уйг. - уйгурский язык хак. - хакасский язык
Прочие сокращения У - гласный
С - согласный ОС - односложные ДС - двусложные ТС - трехсложные
ЗЛИ - заметные лексические изменения НЛИ - незначительные лексические значения
Библиографический список
1. Бетлингк, О.Н. О языке якутов. - Новосибирск, 1990.
2. Грамматика современного якутского литературного языка (Фонетика и морфология). - М., 1982.
3. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков (Морфология). - М., 1988.
4. Левин, Г.Г. Лексико-семантические параллели орхонско-тюркского и якутского языков (В сравнительном плане с алтайским, хакасским, тувинским языками). - Новосибирск, 2001.
5. Избекова, Е.И. Числительные в олонхо. Структура и семантика: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Якутск, 2000.
Bibliography
1. Betlingk, O.N. O yazihke yakutov. - Novosibirsk, 1990.
2. Grammatika sovremennogo yakutskogo literaturnogo yazihka (Fonetika i morfologiya). - M., 1982.
3. Sravniteljno-istoricheskaya grammatika tyurkskikh yazihkov (Morfologiya). - M., 1988.
4. Levin, G.G. Leksiko-semanticheskie paralleli orkhonsko-tyurkskogo i yakutskogo yazihkov (V sravniteljnom plane s altayjskim, khakasskim, tuvinskim yazihkami). - Novosibirsk, 2001.
5. Izbekova, E.I. Chisliteljnihe v olonkho. Struktura i semantika: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Yakutsk, 2000.
Статья поступила в редакцию 04.06.12
УДК 82. 091
Nurgazina A.B., Akosheva M.K. THE CONCEPT «SOUL» IN THE AUTHOR'S WORLD THINKING BY ALEXANDER BLOCK. This article is devoted to the notion of the author's world thinking; there is analyzed the concept soul on the material of poetry by Alexander Block; there is revealed the structure of the concept features, there are emphasized cognitive models.
Key words: author's world thinking, concept, symbol, the real world, the mental world, predicates.
А.Б. Нургазина, ст. преп. каф. русской филологии ПГУ им. С. Торайгырова, г. Павлодар,
E-mail: v-taisova@mail.ru; М.К. Акошева, ассоциированный проф., ПГУ им. С. Торайгырова, г. Павлодар, E-mail: аkmar2809@mail.ru
КОНЦЕПТ «ДУША» В АВТОРСКОЙ КАРТИНЕ МИРА А. БЛОКА
В статье рассматривается понятие авторской картины мира; на материале лирики А.Блока исследуется концепт внутреннего мира душа; выявляется структура признаков концепта, выделяются когнитивные модели. Ключевые слова: авторская картина мира, концепт, символ, мир реальный, мир ментальный, предикаты.
Современное понимание индивидуально-авторского концепта определяется связью концепта как вида ментальной репрезентации с единицами универсального предметного кода. Единицы универсального предметного кода характеризуются И.А. Стерниным как «нейрофизиологический субстрат мышления, кодирующего концепты в сознании индивида, к которым относятся чувственные образы, схемы, картины, представления, эмоциональные состояния», что, по сути, является типологией художественных концептов [1, с. 70].
На наш взгляд, индивидуально авторским концептом является единица поэтического сознания и вариант национального концепта, результатом познавательной (когнитивной) деятельности художником окружающего мира и несет комплексную информацию об отраженном предмете. Выступая как компонент индивидуального сознания, индивидуально-авторский концепт является в то же время составляющей коллективного национального сознания, отражает особенности национальной картины мира.
Отличительной особенностью авторской картины мира А. Блока является особое восприятие души. Душа, по определению Ф.С. Капицы, есть мифологический двойник человека, олицетворяющий его жизненную силу. Душу обычно представляют в виде «маленького человечка с прозрачным телом или ребенка с крылышками» [2, с. 124]. Согласно христианским представлениям, Бог наделяет человека душой, и пока человек живет, душа находится в его теле: вместе с человеком она растет, питаясь паром пищи, после смерти же душа покидает тело и возносится к Богу.
По представлениям древних, вместилищем души была птица, которая сама нередко выступала как символ души. Ср. и.-е. «утка», русск. Утка, но и.-е. «дышать; дух»; англ. «утка», но русск. Дух; англ. «галка», но нем. «дух»; брет. «дышать»; гот. «голубь», но гот. «дух, душа» (относительно второй части рассматривае-
мого слова ср. др.-инд. «дух, разум»; др. англ. «дух, разум», др. англ. «дыхание»; русск. Удод, но осет. «душа») [3, с. 145].
В лирике поэта концепт душа выступает как «внутренний человек», мир которого богат и разнообразен. Душа, как и сам человек, наделяется определенными признаками, правилами существования, особыми функциями.
В блоковском восприятии душа в некоторых контекстах сравнивается или отождествляется с птицей. Предикаты, использующиеся для описания «птичьих» свойств души, разнообразны:
- предикаты движения / полета:
Ко мне незримый дух слетел, Открывший полных звуков море... [4, Т.1., с. 47]; Пусть разрушается тело - душа пролетит над пустыней, Будешь навеки печален и юн, обрученный с богиней [4, Т.1, с. 49]; Как ты можешь летать и кружиться Без любви, без души, без лица? [4, Т.2., с. 163]; И душа, летя на север Золотой пчелой, В алый сон, в медовый клевер Ляжет на покой [4, Т.1, с. 321]; Ум полон томного бессилья, Душа летит, летит [4, Т.1, с. 102]; И на розовом облаке грез В вышине чью-то душу пронес Молодой, народившийся бог [4, Т.1, с. 78];
- умение трепетать: В те дни, когда душа трепещет / Избытком жизненных тревог, / В каких-то дальних сферах блещет / Мне твой, далекая, чертог [4, Т.1, с. 89];
- наличие крыльев, как символ свободы: И отдых, милый отдых Легко прильнул ко мне. И воздух, вольный воздух Вздохнул на простыне. Прости, крылатый дух! Лети, бессмертный пух! [4, Т.2, с. 110]; А красотой без слов повелено: «Гори, гори. Живи, живи. Пускай крыло души прострелено - Кровь обагрит алтарь любви» [4, Т.2, с. 178]; Сомненья нет: мои печали, Моя тоска о прошлых днях Душе покой глубокий дали, Отняв крыла широкий взмах [4, Т.1, с. 77]; В душе - кружащийся танец Моих улетевших дней [4, Т.1, с. 297]; ...На безысходные обманы Душа напрасно понеслась: И взоры дев, и рестораны Погаснут все - в урочный час [4, Т.1, с. 421];
