CC BY
122
Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6, 2005, вып. 4
Г.Л. Бардиер (ф-т психологии)
ТОЛЕРАНТНОСТЬ КАК СОЦИАЛЬНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ И ЭТИЧЕСКАЯ НОРМА
Смысл понятия «толерантность» в настоящее время трактуется неоднозначно. Это объясняется несколькими причинами.
Во-первых, семантическое поле понятия искажается его прямым переводом как «терпимость», поскольку диапазон понимания термина «терпимость» в русском языке необычайно широк: от терпимости как принятия, что в большей степени соответствует смыслу толерантности, до терпимости как пассивной покорности, что неизбежно ведет к трактовке толерантности как потери собственной идентичности, что, конечно, не верно.
Во-вторых, термин «толерантность» прочно вошел в обиход сразу нескольких наук: философии, социологии, политологии, истории, педагогики, культурологи, психологии. Соответственно этому в самом широком диапазоне варьируют дефиниции данного понятия, контексты его толкования, прикладные аспекты употребления.
В-третьих, постепенно накапливающиеся исследования толерантности, особенно в области педагогики и психологии, все чаще показывают не столько реальную выраженность этого качества, сколько его социальную желательность. В связи с этим возникают серьезные проблемы с обоснованием репрезентативности используемого в многочисленных исследованиях методического инструментария. С одной стороны, становится понятно, что вербальные методики измеряют не столько действительную толерантность испытуемых, сколько их субъективное желание выглядеть толерантными. С другой стороны, арсенал качественных методов исследования, в особенности применяемых в этнической и кросскультурной психологии, позволяет пока изучать толерантность лишь косвенно, например через изучение социальной дистанции, идентичности, этнической напряженности, этноцентризма, межкультурной адаптации, культурного шока и других феноменов.
Нам представляется, что для внесения ясности в обсуждаемые вопросы целесообразным является обращение к смысловому полю понимания толерантности с позиций его житейского определения, включающего как социально одобряемый нормативный статус понятия, так и его присутствие в обыденном сознании. В первом случае о толерантности можно говорить как о новой сложившейся этической норме, во втором - как о специфической содержательной стороне социальных представлений.
В данной статье предпринимается попытка теоретического анализа смыслового поля понятия «толерантность» именно в этих двух аспектах: этико-нормативном и социально-репрезентативном. Поскольку рассмотрение толерантности в указанных двух аспектах чаще встречается в философской и социологической литературе, попытаемся обратиться к ней. Прежде всего, отметим, что принятие толерантности как этической нормы - процесс далеко не однозначный. Можно ли быть одновременно толерантным и к другому человеку, и к самому себе? Ответ на этот вопрос можно попытаться найти у Аристотеля.
© Г.Л. Бардиер, 2005
В «Никомаховой этике», рассуждая о той позиции, которую принципиально может занимать человек в общении, Аристотель пишет: «С точки зрения общения (en tais homiliais) как при совместной жизни (en toi sydzen), так и при взаимоотношениях посредством речей и предметов одни считаются угодниками, а именно те, кто все хвалят, чтобы доставить удовольствие, и ничему не противоречат, полагая, что не следует кому бы то ни было причинять страдания; другие, кто, наоборот, всему противоречат и ничуть не заботятся о том, чтобы не заставить страдать, зовутся вредными и вздорными. Вполне понятно, конечно, что названные [душевные] склады заслуживают осуждения, и что похвалы заслуживает [душевный склад], который находится посередине между ними: при нем человек примет и что следует, и как следует и соответственно отвергнет»1.
Предположим, что толерантности соответствует «срединный» душевный склад. Тогда упоминаемым Аристотелем «крайним» душевным складам будут соответствовать две разнонаправленные формы проявления интолерантности. Первая - это интолерант-ность, направленная на другого человека, вторая - интолерантность к самому себе, т.е. аутоинтолерантность.
Продолжая логику Аристотеля, можно далее сформулировать концептуальный тезис о том, что толерантность не является биполярной характеристикой, какой она предстает перед нами на первый взгляд (толерантность - интолерантность), а соответствует точке равновесия между двумя крайними полюсами: прямой интолерантностью, выражающейся в противопоставлении себя другому (противлении ему), и инвертированной интолерантностью (аутоинтолерантностью), выражающейся в собственно терпимости (усмирении себя, угодничестве) перед другим (непротивлении ему). Если учесть, что толерантность - это не пассивная реакция, а активное реагирование, выраженность которого можно определить количественно, заменим точку равновесия вектором и получим графическое изображение, которое условно можно назвать треугольником толерантности (рисунок).
А
/ Гетероинтолерантность' I (вредные и вздорные: у противоречивость, \противление)
Треугольник толерантности. Толерантность как точка (вектор) равновесия между крайними полюсами: прямой интолерантностью (гетероинтолерантность) и инвертированной интолерантностью (аутоинтолерантность, собственно терпимость).
В некотором роде получившийся треугольник аналогичен известной триаде реакций человека на фрустрацию (препятствие), предложенной С. Розенцвейгом: экстрапу-
нитивные, интрапунитивные и импунитивные реакции2. Действительно, если предположить, что различия с другим человеком могут в силу своей значимости выступать как препятствие или как компонент фрустрации, то реагировать на это препятствие теоретически возможно тремя способами: пытаясь ликвидировать различия, изменяя другого человека (партнера), что соответствует экстрапунитивной реакции и гетероинтолерантно-сти; пытаясь ликвидировать различия, изменяя себя, что соответствует интрапунитивной реакции и аутоинтолерантности; не пытаясь никого и ничего изменять, но действуя «как должно», поскольку факт существования различий между людьми - это неизбежность. Такое реагирование соответствует импунитивной реакции и толерантности.
При этом если прямую интолерантность легко однозначно идентифицировать, то инвертированная интолерантность (или аутоинтолерантность) обычно бывает скрыта от внешнего наблюдателя либо идентифицируется им как терпимость. Именно в этом, на наш взгляд, заключается парадоксальность складывающейся этической нормы: норма предписывает быть толерантным к другому, но опускает упоминание о проявлении толерантности к самому себе. В результате - часто встречающаяся ситуация, когда этической нормой оказывается «демонстрируемая толерантность к другому» и «скрываемая толерантность к себе».
Г.В. Лейбниц в своих «Новых опытах о человеческом разуме» описывает целый спектр познавательных механизмов, которые вполне соотносимы с когнитивными механизмами и закономерностями проявления толерантности (по Лейбницу - согласия) или интолерантности (по Лейбницу - заносчивости). Рассуждая о степенях согласия между людьми, он пишет: «Так как люди, составляя суждения, не могут избегнуть ошибок, а рассматривая вещи с разных сторон, не могут не иметь различных взглядов, то они должны при таком разнообразии взглядов соблюдать между собою мир и требования человечности, не ожидая, чтобы другие под влиянием их возражений поспешно отказались от своих старых взглядов, особенно, если они имеют основание думать, что их противник действует под влиянием личного интереса или честолюбия, или какого-нибудь иного эгоистического мотива. В самом деле, лица, исследовавшие вопрос настолько тщательно, чтобы покончить с сомнениями, так малочисленны и находят так мало основания для осуждения других людей, что с их стороны не приходится ожидать никакой заносчивости.
Действительно, особенно достойны порицания у людей не их взгляды, но их безрассудное стремление порицать взгляды других, точно только глупцы или дурные люди могут судить иначе, чем они. У людей, склонных разжигать в обществе такие страсти и ненавистничество, - это результат высокомерного и несправедливого характера, стремящегося к господству и не терпящего противоречия. Я не отрицаю того, что очень часто имеется достаточно оснований критиковать взгляды других людей, но это надо делать в духе справедливости, снисходя к человеческой слабости»3.
Итак, по Лейбницу, разнообразие взглядов неизбежно, но при этом механизмы поведения людей могут быть разными:
-соблюдение мира-с опорой на требования человечности (т.е. на общегуманисти-ческие ценности и нормы);
-подталкивание других к тому, чтобы они отказались от своих взглядов, и осуждение людей (заносчивость) - с опорой на приписывание им личных интересов, честолюбия или эгоистических мотивов (т.е. на негативные атрибуции);
- разжигание страстей и ненавистничество - с опорой на высокомерный и несправедливый характер, стремящийся к господству и не терпящий противоречия (т.е. на негативные свойства индивидуальности).
Кроме того, можно заметить, что смысловыми эквивалентами толерантности как моральной нормы отношений между людьми у Лейбница оказываются: согласие, мир, требования человечности, отсутствие оснований для осуждения других, дух справедливости, снисхождение к человеческой слабости.
Понятие веротерпимости вводит в семантическое поле толерантности Дж. Локк4, Этико-нормативный статус веротерпимости несомненен.
И. Кант, рассуждая об источниках добра и зла в человеческой природе, выделяет три таких источника: задатки животности, задатки человечности и задатки личности5. К первым он относит «механическое себялюбие», в состав которого включает основные потребности человека: самосохранение, продолжение рода и общение. При отступлении от целей природы эти задатки, по Канту, превращаются в пороки: обжорство, похоть и дикое беззаконие (по отношению к другим людям).
Задатки человечности Кант определяет как «сравнительное себялюбие», что выражается в наклонности судить о себе как о счастливом или несчастном по сравнению с другими. На уровне потребности этот задаток проявляется во влечении добиваться признания своей ценности во мнении других, и притом, подчеркивает Кант, первоначально лишь ценности своего равенства с другими. Соответственно порок, базирующийся на этих задатках, - это несправедливое желание добиться превосходства над другими, «ревность к соперничеству», тайная и открытая враждебность против всех, на кого мы смотрим, как на чужих для нас. Механизм возникновения этих пороков - собственная безопасность добиться превосходства над другими как предохранительное средство. Предельное состояние развития этих пороков - зависть, неблагодарность, злорадство. Задатки личности Кант связывает с уважением к моральному закону, приобретающим статус мотива. На этой основе у человека и формируется добрый характер или «характер свободного произвола».
В современных философских концепциях толерантность упоминается в контексте либерализма, национальной идентичности и мультикультурализма6. Отмечается, что вопрос о толерантности обнажает перед нами проблематичность мультикультурализма7. Это проявляется в том, что центральной проблемой современной цивилизации является противоречие между универсализмом, с одной стороны, и множественностью самобытных культур - с другой. Также отмечается, что это противоречие проявляется не только статически - в оппозициях типа «универсальные ценности - самобытные культуры», но, что еще более важно, и динамически - в противоборстве двух тенденций в рамках мультикультурализма (глобализационным стремлениям, ориентированным на унификацию и единство, противостоит стремление национальных культур к сохранению своей идентичности). Предполагается, что именно этим объясняется особая актуальность и значимость проблемы толерантности в рамках современной цивилизации, т.е. современной социальной ситуации, а также особая роль толерантности как возможного нормативного медиатора, посредника между национальной культурой, с одной стороны, и глобальной цивилизацией - с другой.
Приступая к анализу социологических подходов изучения толерантности, поставим перед собой задачу определить подробнее социальный контекст этого феномена, а также его представленность в обыденном сознании.
По Пьеру Бурдье, под влиянием социальных условий и среды формируется некий активный хабитус, представляющий собой систему структурирующих и структурированных предрасположенностей (диспозиций)6. Хабитус строится в практике и всегда ориентирован на практические функции. Практический мир, построенный во взаимосвя-
зи с хабитусом, действующим как система когнитивных и мотивационных структур, - это мир уже реализованных целей, процедур, которых надо придерживаться, образцов, которым надо следовать, и характерных объектов, инструментов или институтов. Сами же предрасположенности формируются возможностями и невозможностями, свободами и необходимостями, разрешениями и запретами, диктуемыми объективными условиями.
Таким образом, пишет Бурдье, хабитус «обусловливает активное присутствие прошлого опыта, который, существуя в каждом организме в форме схем восприятия, мыслей и действия, гарантирует "правильность" практик и их постоянство во времени более надежно, чем все формальные правила и эксплицитные нормы»9. В качестве приобретенной системы порождающих схем хабитус делает возможным свободное производство мыслей, восприятий и действий, присущих конкретным условиям их производства, и только им. Понимая, что феномен толерантности - это, возможно, одна из практик, порождаемая хабитусом (точнее - разные практики, порождаемые разными хабиту-сами), обратим внимание на то, как Бурдье описывает генезис системы практик, заданных одним и тем же хабитусом (или гомологическим хабитусом, который лежит в основе единства стиля жизни группы или класса): «Практики возникают в результате необходимого, хотя и непредсказуемого столкновения между хабитусом и событием, которое может активизировать хабитус, только если последний выхватывает событие из непредвиденности случайного и констатирует его как проблему»ю. В итоге хабитус порождает «резонные», «общепринятые» манеры поведения, которые объективно приспособлены к логике, характерной для определенного поля деятельности.
С понятием хабитуса у Бурдье созвучно понятие поля. По Бурдье, поля выступают как структурированные пространства позиций (или точек), свойства которых определяются их расположением в этих пространствах и которые можно анализировать независимо от характеристик тех, кто их занимает (и кто отчасти определяется этими позициями)11. Специфика каждого поля состоит в определении «ставок» и специфических интересов, несводимых к ставкам и интересам, свойственным другим полям, и воспринимаемых только теми, кто вхож в это поле. Чтобы поле функционировало, необходимо наличие ставок и индивидов, «готовых играть в эту игру», а также - обладающих габитусом, содержащим в себе знание и признание имманентных правил игры, ставок и т.п.
В другой своей работе Бурдье12 оперирует понятием «социальное пространство» и приводит некоторые замечания относительно закономерностей соотношения социальных позиций и социальных отношений в этом пространстве. Так, Пьер Бурдье отмечает, что теоретически степень удаленности позиций субъектов, групп или институтов в социальном пространстве совпадает с социальными дистанциями, а практически дело обстоит не совсем так. Субъекты, занимающие близкие позиции в социальном пространстве, действительно стремятся сблизиться - по собственному желанию или по необходимости - и в физическом пространстве. Вместе с тем субъекты, занимающие в социальном пространстве удаленные друг от друга позиции, также могут взаимодействовать в физическом пространстве, хотя бы кратковременно и непостоянно. Пример такого взаимодействия -явление, которое Бурдье назвал «стратегией снисходительности». Прибегая к этой стратегии, субъекты, занимающие более высокое положение в иерархии социального пространства, символически отрицают существование социальных дистанций, завоевывая этим одобрение окружающих («он такой простой», «он совсем не высокомерный» и т.д.). Однако в действительности эти фразы, напротив, подчеркивают существование и признание социальной дистанции, поскольку содержат в себе скрытое уточнение («он такой простой для знатного человека», «он совсем не высокомерный для профессора университе-
та» и т.д.). Таким образом, как отмечает Бурдье, субъекты могут извлекать преимущества как из признания объективно существующих дистанций, так и из их условного преодоления (признают дистанцию, используя прием символического отрицания).
Надо заметить, что указанный феномен имеет самое прямое отношение к проявлению толерантности - назовем этот вид символической (или условной) толерантностью. Например, отрицают или фактически признают социальную дистанцию родители, которые утверждают: «Мы до такой степени толерантны к беженцам, что даже не запрещаем своим детям в школе сидеть с ними за одной партой»?
Продолжая теоретический анализ толерантности как элемента социального поля, содержанием которого, в частности, является обыденное сознание, остановимся на концепции социальных представлений, поскольку этот конструкт, на наш взгляд, может выступать в качестве интегративного контейнера, объединяющего всю совокупность социально-психологических категорий, с помощью которых можно изучать, измерять и интерпретировать самый широкий диапазон социально-психологических процессов, событий, ситуаций, отношений и др., возникающих в рамках феноменологического поля толерантности.
С. Московичи13, автор теории социальных представлений, первоначально отталкивался от психоанализа. Как пишет о первой работе Московичи исследователь развития теории социальных представлений в социальной психологии Е.В. Якимова14, «научная концепция обрела качественно иное бытие, войдя в плоть и кровь повседневности и обыденной жизни французов, и превратилась в факт национального здравого смысла». Московичи провел много интервью с представителями разных слоев французского общества, а также осуществил контент-анализ национальной прессы различной политической ориентации. Предметом его анализа был «французский образ» психоанализа как специфический элемент обыденного сознания. Именно элемент обыденного сознания был назван социальным представлением.
Ссылаясь на Р. Фарра, Е.В. Якимова в своей работе приводит следующее полное определение социальных представлений: это - «когнитивные системы, обладающие собственной логикой и языком», в которых «не просто представлены мысли, образ или установка в отношении некоторого объекта, но отражена теория или даже отрасль знания в особом ее понимании - как способ идентификации и организации реальности»15. Как мы видим, в этом определении представлен не только конструкт, но и его социальный контекст, что для нас особенно важно. При этом также важно отметить, что, по мнению Московичи, с помощью социальных представлений конструируется реальность социальных групп, которая далее уже детерминирует индивидуальное поведение их членов. Именно большей близостью к идее социального конструирования реальности, соответствующей современной социологической традиции, отличается понятие социального представления от устоявшихся психологических понятий аттитюда, мнения, образа. Хотя отмечается, что одни социальные психологи все же склонны к тому, чтобы рассматривать социальные представления в качестве отдельного предмета социально-психологического анализа, существующего наряду с каузальной атрибуцией, формированием атти-тюдов и др.16 Другие, как, например, В. Дуаз, считают, что теория Московичи позволяет расширить представления об аттитюдах, в частности, в той области, которая касается изучения процессов изменения аттитюдов в связи с межгрупповыми и внутригрупповы-ми отношениями.
М. Хьюстон, сопоставляя теорию социальных представлений с более традиционными подходами и понятиями, сформировавшимися в рамках когнитивного подхода,
останавливается на каузальной атрибуции и, показывая ограниченность дихотомии «внутренней» и «внешней» причинности (по Хайдеру), отмечает, что для понимания сущности атрибуции большое значение имеет понятие сценария - схематического отображения действительности, которое служит ориентиром для быстрого разрешения включенных в него (т.е. известных субъекту) проблемных ситуаций и взвешенного отношения к «оставшемуся за кадром»17. Сценарий - это последовательный перечень событий, среди которых вычленяются те, которые требуют специального объяснения. Предполагается, что если модель поведения укладывается в схему, то субъект прибегает к социальной категоризации. Если нет, то для «оригинального» действия и события человек использует либо «конструктивную» (приписывание целей действия), либо «контрастную» (интерпретация действия как противоположного социальной норме) атрибуцию. Важно далее отметить, что, по Хьюстону, схемы-сценарии носят не индивидуальный, а социальный характер. Это означает, что по своей сути они являются социальными представлениями, которые предписывают почти «автоматическое» объяснение событий. Если же объяснение ситуации не исчерпывается социальным представлением, то тогда включается активное мышление. Но в любом случае, поскольку социальные представления опираются на обыденные знания, именно благодаря этому становятся возможными атрибуции.
Мы полагаем, что описанные механизмы вполне приемлемы Для объяснения процессов возникновения и проявления толерантности-интолерантности. Более того, экспли-кативные возможности категории «социальные представления» для описания процессов проявления толерантности к «другим» непосредственно вытекают из содержания специфических функций социальных представлений, прописанных Жоделе: идентификационной, интерпретирующей и когнитивной, включающей в себя аффективные и нормативные элементы18.
1. Социальные представления выполняют роль «идентификаторов», позволяющих отнести «других» к конкретной социальной группе. Они несут с собой те или иные определения объекта, понятные членам данной группы; эти определения складываются в «общее видение реальности, присущее группе, которое может не совпадать или противоречить взглядам, принятым в других группах. Своеобразное видение реальности направляет действия и взаимосвязи членов данной группы»19.
2. Социальные представления выполняют интерпретирующую функцию, регулируя отношения индивидов друг с другом и с окружающим миром, определяя их поведение и коммуникативные связи.
3. Обладая когнитивной функцией, социальные представления насыщают социальный мир индивида соответствующими аффективными и нормативными элементами, способствуя интериоризации «должного» опыта, моделей поведения и мышления.
Обобщая, мы можем заключить, что, выступая в качестве этической нормы, толерантность трактуется по-разному, что вносит некую противоречивость в интерпретацию самой нормы. Вместе с тем, рассматривая феномен толерантности в контексте социального, важным элементом которого является обыденное сознание, мы приходим к выводу о том, что контексты проявления толерантности сложны и многослойны, парадоксальны и неоднозначны.
Так, например, люди, занимающие активную гражданскую позицию, понимают, что в сложном и разнообразном мире жить интереснее, чем в простом и однообразном. Они знают, что различия между людьми и между социальными группами всегда были и будут. Они убеждены, что стремление к мирному сосуществованию в условиях разли-
чий, основанное на принципах толерантности, - это единственный путь к цивилизованному обществу. Вместе с тем многие граждане в обыденной жизни нередко обнаруживают явную интолерантность, сталкиваясь с неготовностью страны к интенсивным миграционным процессам, с впечатляющей хроникой криминальных событий, с массовыми нарушениями прав человека, с психологическими последствиями военных действий, террористических актов, экстремистских и террористических действий, правоохранительного бездействия, тенденциозности прессы, коррумпированности чиновников, бытового беспредела.
Интолерантность - это частое явление нашей жизни. Как и толерантность, она проявляется не только на уровне отдельно рассматриваемой личности, но и в деятельности отдельных социальных групп. Несмотря на существование международной Декларации принципов толерантности, в обыденном сознании процесс нормативного отношения к проявлениям толерантности-интолерантности не может и, вероятно, не должен быть однозначно определен. На уровне обыденной жизни и ежедневного общения часто наблюдается явное расхождение между декларируемой нормой толерантности и фактическими ин-толерантными действиями или высказываниями.
Наконец, с психологической точки зрения отметим, что «реальность, наблюдаемая при изучении социальных групп, есть взаимодействие между людьми, а устойчивый порядок, различимый в их взаимоотношениях, и составляет социальную структуру»20.
В рамках интерактивного подхода в психологии постулируется, что общество-это коммуникативный процесс, а любое нарушение коммуникации будет иметь результатом соответствующее нарушение кооперации21.
В ходе коммуникаций люди (социальные группы) приспосабливаются к экспекта-циям, предъявляемым друг другу. В итоге формируются групповые шаблоны.
Выполняя экспектации группы, каждый человек - без всякого осознания этого, в качестве побочного продукта своего собственного приспособления - укрепляет социальную структуру. В этом смысле можно сказать, что сама социальная структура состоит из непрерывного потока координированных действий, причем даже в конфликте противники подтверждают экспектации друг друга.
При этом известно, что роль коммуникаций повышается в ситуациях кризиса.
«Когда установившиеся социальные взаимоотношения нарушаются неожиданными изменениями в условиях жизни и конвенциональные нормы оказываются неадекватными, наступает переходный период, в течение которого люди не знают, чего можно ожидать друг от друга. Они не знают, что делать и чего ожидают от них другие. В таких обстоятельствах человеческие существа становятся особенно внимательны друг к другу. Они постоянно спрашивают один другого о мнении, сопоставляют свои переживания, дают советы, однако не настаивают на том, чтобы последние были выполнены. Те, кто действует, делают это с осторожностью, поступая методом проб и ошибок. Вырабатывая шаблоны деятельности, они тщательно наблюдают друг за другом и улавливают любой намек на новое...»22
Идеальная модель социального поведения в ситуациях кризиса, описанная автором, не всегда и не всем удается.
Мы предполагаем, что в ситуации многочисленных социально-политических изменений в России вряд ли могут существовать идеальные модели взаимодействия.
Скорее наоборот, в ситуации кризиса, да еще и сопровождаемого снижением уровня личной и социальной безопасности, велика вероятность возрастания интолерантных
реакций. С одной стороны, это оправданные реакции, дающие человеку возможность сохранить свою психологическую безопасность. С другой стороны, учитывая тот факт, что в ситуации кризиса растворяются многие социальные нормы (в особенности морально-этические), увеличивается и вероятность возрастания так называемых крайних инто-лерантных реакций, представляющих социальную опасность. Это, во-первых, реакции, находящиеся в противоречии с характерной для конкретного общества социально одобряемой нормой или морально-этическими практиками, например проявления несправедливости, нанесение обиды, оскорбления, оказание давления. Во-вторых, это явное нарушение принятого конкретным обществом законодательства.
В связи с этим остро встает вопрос о том, как предотвратить или остановить такие проявления крайней интолерантности? Существует ли возможность толерантного реагирования на подобные проявления? По всей видимости, нет. В момент острой социальной опасности (покушение на жизнь, здоровье, честь человека), вероятно, необходимо реагировать оперативно и также интолерантно. Нам представляется, что в такие моменты на смену субъект-субьектным отношениям между людьми приходят отношения субъект-объектные. Пресекая чью-то крайнюю интолерантность, мы действуем не против его личности, а выступаем против типичного врага. В этом смысле можно сказать, что в подобных обстоятельствах мы проявляем к человеку конвенциональную интолерантность. В случае толерантности наш способ реагирования на различия - принятие, понимание, уважение различий, в случае интолерантности - их непринятие (отвержение), непонимание (к которому обычно добавляется негативная стереотипизация), неуважение (действия, направленные на превосходство одной из сторон различий).
В целом интолерантный способ реагирования на различия связан с превосходством интересов (свойств) одного из акторов взаимодействия и угрозой интересам (свойствам) другого. Этому соответствуют реакции гетеро- и аутоинтолерантности. В последнем случае вступают в силу компенсаторные механизмы или возникает угроза идентичности, что может сопровождаться проявлением декларируемой толерантности (эффект снисходительности), либо увеличением социальной дистанции (избеганием).
Конвенциональная толерантность может проявляться, наоборот, когда различия четко не определены (например, это могут быть типовые проявления вежливости). Ей, вероятно, предшествует толерантность к неопределенности (двусмысленности).
Интолерантность к неопределенности, как известно, ведет к избеганию. Однако, как нам представляется, она также может и спровоцировать псевдоконвенциональную интолерантность, что само по себе очень опасно.
Таким образом, как мы видим, изучая обыденное сознание и контексты его формирования, в рамках практической социальной психологии необходимо специально останавливаться на морально-этических аспектах толерантности и интолерантности. Эти аспекты, с одной стороны, определяют допустимые границы проявления обеих реакций, с другой - задают нормативные критерии их разделения, соответствующие одновременно и общим гуманистическим представлениям о человеке, и конкретным социальным контекстам его жизни в том или ином обществе, в то или иное историческое время. Без специального рассмотрения морально-этической стороны квалифицировать поведение или отдельные действия человека как толерантные или интолерантные в целом ряде случаев не представляется возможным.
1 Аристотель. Никомахова этика // Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 4 / Пер. с древнегреч.; Общ. ред. А.И. Доватура. М., 1983. С. 138.
2 См.: Словарь-справочник по психологической диагностике/Л.Ф. Бурлачук, СМ. Морозов. Киев, 1989. С. 122.
3 Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разуме. М.; Л.: Государственное социально-экономическое издательство, 1936. С. 407.
4 ЛоккДж. 1) Опыт о веротерпимости // Локк Дж. Соч.: В 3 т. Т. 3. М., 1988. С. 66-90; 2) Послание о веротерпимости // Там же. С. 91-134.
5 Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 96-124.
6 Уолцер М. О терпимости / Пер. с англ. М., 2000. 160 е.; Mendus S. Toleration and the Limits of Liberalism. London, 1989; Liberalism, multiculturalism and toleration / Ed. by J. Horton. Macmillan, 1993; Хомяков М.Б. Толерантность: парадоксальная ценность // Пределы толерантности в современном обществе / Под ред. И..Л. Первовой, В.В. Козловского. СПб., 2003. С. 36-53.
7 Хомяков М. Б. Уральский межрегиональный институт общественных наук: прояснение концептуальных основ проекта // Толерантность: Вестник Уральского межрегионального института общественных наук. 2002. № 1.С. 7-9.
8 Bourdieu P. Structures, Habitus, Practices // The Logic of Practice. Polity Press, 1990. Book 1.3. P. 52-65; Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас. Новосибирск, 1995. С. 17-39.
9 Бурдье П. Структуры, habitus, практики // Современная социальная теория. С. 19.
10 Там же. С. 20.
11 Bourdieu P. Quelques propriiitfc des champs // Questions de sociologie. Paris, 1984. P. 113-120) (пер. с фр. Ю.В. Марковой).
12 Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть //THESIS. 1993. Т. 1.Вып. 2. С. 137-150.
13 Moscovici S. La Psychanalyse: son image et son public. Paris, 1961. 650 p.
14 Якимова E.B. Теория социальных представлений в социальной психологии: дискуссии 80 - 90-х годов: Научно-аналитический обзор. М., 1996. С. 4.
15 Farr R. 1) Social representations: a French tradition of research 11 J. for the theory of sociai behavior. Oxford, 1987. Vol. 17. N 4. P. 345; 2) Social representations: their role in the design and conduct of laboratory experiments // Social representation. Cambridge, 1984. P. 125-147.
16 Якимова E.B. Теория социальных представлений ... С. 6, 80.
17 Там же. С. 79.
18 Там же. С. 43^16.
19 Калькова В.Л. Исследование социальных представлений в европейской социальной психологии // Социология. 1992. № 4. С. 94.
20 Шибутани Т. Социальная психология. Ростов н/Д., 1998. С. 144.
21 Там же. С. 145.
22 Там же. С. 149-150.
Статья поступила в редакцию 29 июня 2005 г.
