CC BY
94
Теория «передовой подвижной границы» («frontier») и народы
Камчатки и Аляски Воробьева Т.В.
The theory of frontier and natives of Kamchatka and Alaska
Vorobyova T.V.
Abstract
The article is devoted to the theory of frontier widely used in modern American Historiography. In the first part of the article is given a short review of American Historiography itself. The development of historical knowledge resulted in researching the problems of colonization and theory of « frontier».
B.Sumner applied this theory to the Russian History first. But for a long time the theory of frontier was ignored by the Russian historians. Post-Soviet Historiography has turned to a term « frontier». Talking advantage of this term one will not be limited by estimating the complicated process of colonization.
The theory of frontier helps us to consider the meeting of different cultures. When speaking about Kamchatka and Alaska as the last frontier, it’s evidently that being separated from mainland by the absence of roads, or by the ocean Russian frontier had lost its connection with the area of close home. That’s why all the problems with natives, shortage of food, lack of labour force and others occurred rather more serious then in the Siberia. Without supporting of the real Russian colonization had to turn back having left Alaska to the USA.
Соединенные Штаты Америки «выросли» из английских колоний, поэтому научный интерес к процессу расширения границ
существовал с момента создания исторической школы освоения Северо - Запада. Это - сначала обзорная литература, работы
мореходов и путешественников.
Первой такой книгой можно назвать работу Джона Волфа, первого американца, совершившего
путешествие по Сибири и проведшего год в Русской Америке.
Одновременно с основанием первых английских поселений в Северной Америке возникают
сочинения, рассказывающие о первых шагах колонистов. Наиболее значительными из подобного рода произведений обычно считаются « История колонии Плимут»
Брэдфорда и «История новой Англии с 1630 по 1649 год» Уинтропа. В современной американской
историографии Брэдфорда часто называют «отцом американской
истории», а его произведения -
краеугольным камнем
американской исторической
литературы»[4].
В конце XVII - XVIII веков в английских колониях в Северной Америке создаются исторические произведения, основанные уже не на личных воспоминаниях, а на собирании и обработке письменных исторических источников. Из исторических работ первой половины XVIIIв. репутацию выдающегося труда по обилию привлеченных печатных и рукописных источников,
деятельности и тщательности работы приобрела написанная в строго летописной форме « Хронологическая история Новой Англии» Принса, первая часть которой вышла в свет в 1736 году. Известный английский историк Гуч в своем очерке американской историографии XIX в. Называет Принса первым настоящим историком Соединенных Штатов. [5].
Для всей американской
историографии колониальной эпохи характерно преобладание
произведений, посвященных
истории отдельных колоний,
главным образом Новой Англии. Так как взаимные хозяйственные и культурные связи между колониями были слабы, национальное
самосознание еще не выработалось, работ, охватывающих историю всей страны в целом почти нет.
Новый период в развитии
американской историографии
наступает в эпоху американской революции и формирования нового самостоятельного государства -Соединенных Штатов Америки.
Основной проблемой, которой стали заниматься последующие
историки, стала проблема генезиса и формирования Соединенных
Штатов.
В 80-х годах XIX века быстрый хозяйственный рост
сопровождается весьма
значительными географическими сдвигами в размещении населения и хозяйства. Движение на Запад приводило к тому, что если раньше Америка была, так сказать, обращена лицом к Европе, то теперь взоры американского общества были обращены внутрь страны. 9 сентября 1884года на съезде
историков в городе Саратоге (штат Нью-Йорк) была основана
Американская историческая
ассоциация. Она организовала в 1895г. издание « Американского исторического обозрения» («American Historical Review»), руководящего периодического органа
американских историков. Для этого периода характерна тщательная
критика источников, привлечения
максимального их числа и
стремление этим путем установить объективные исторические факты.
Первым историческим
произведением этого периода была «
История народов Соединенных
Штатов от революции до гражданской войны» Мак Мастера. Первый том ее вышел в 1883году, восьмой в 1913году. Мак Мастер был также автором учебников по истории США. Получают
распространение монографическая форма исследования и
коллективные труды. В начале XX столетия большой известностью
пользовалась « История
американской нации» в 28 томах под редакцией А. Б. Харта.
В первом десятилетии XX в. американская историография, не оставляя интереса к XIX в., как бы вновь возвращается к изучению колониальной эпохи. Г.Л. Осгуд (1855-1918гг.) в 1904- 1907годах опубликовал трехтомный труд «Американские колонии в XVII столетии». Дж. Бир (1872 -1940), ученик Осгуда напечатал в 19071912 годах ряд работ о британской колониальной политике. Эд.
Чапнинг (1856-1931), научные
интересы которого главным образом были сосредоточены на
колониальной эпохе и первых десятилетиях республики, в 1905г. начал свою шести - томную "Историю Соединенных Штатов». В ежегодном отчете Американской исторической Ассоциации от 1917года У.А. Деннинг отметил « капитальный факт американской историографии" [3] - начало
изучения движения на Запад и его роли в американской истории.
Первой крупной работой в этом направлении был четырехтомный труд Теодора Рузвельта (1858-1919), будущего президента США, «
Завоевание Запада». Первый том этого труда вышел в 1889г, четвертый - в 1896году. Рузвельт описывает первые шаги по заселению и включению в союз территории Ближнего Запада. Гораздо большее значение имели
труды Ф. Дж. Тернера (1861-1932), выступившего со стройной теорией о значении колонизации Запада в истории США. Первый раз Тернер развил свои взгляды в 1893году. Его последняя работа на эту тему вышла в свет в 1935году, уже после смерти автора. В 1910г. Тернер был приглашен в Гарвардский университет и в тот же год был избран председателем
Американской исторической
ассоциации. В последующие годы американская историография
шагнула далеко вперед.
Однако мы остановимся на первой половине XX века, когда в США начинают работу российские историки, покинувшие родину в связи с событиями 1917 года. Г. В. Вернадский зарекомендовал себя как специалист по истории России и один из создателей « евразийской теории». В
соответствии с этой теорией была написана его книга «Начертание русской истории». Основой русской истории, по его мнению, являлось «соотношение лесной и степной полосы, борьба леса и степи». Если первоначально шла более или менее равная борьба «леса» (оседлых
славян) и "степи" (кочевников), то в монгольский период «степь»
победила «лес». В дальнейшем, в период Московского царства, «лес» взял реванш, а закончилось все это последующим объединением «леса» со «степью». « Географические
особенности Евразии, по мнению Вернадского, во многом
предопределили ход исторического развития русского народа". [2].
В США идеи Г. В. Вернадского вызвали большой отклик. В предисловии к первому изданию этой книги крупнейший авторитет по древней истории Ростовский писал: «Большинство видных
русских ученых не обращают внимание на выдающийся факт в
истории России - с географической и культурной точки зрения Россия, тесно связанная с Центральной Европой, в еще большей степени связана со значительной частью Азии и ее своеобразным культурным развитием. Мы не должны забывать, что на протяжении веков своей ранней истории, Россия оказалась составной частью обширных и могущественных азиатско-иранских и монгольских империй, и что Россия возникла как одно из европейских государств после долгого и тесного сожительства с монгольскими племенами и после долгой и трудной борьбы с ними, и что Россия до сих пор территориально занимает
значительную часть Азии. Без сомнения, Россия преуспела в частичном поглощении и частичной европеизации многих азиатских племен. Однако, возникает вопрос как велик вклад этих племен в особенности развития самой России?"[8]. Евразийская теория Г. В. Вернадского получила высокую оценку ведущего специалиста Калифорнийского университета Р. Кернера, ставшего
основоположником Калифорнийской исторической школы.
Несомненно, факт расширения русского государства не мог не заинтересовать американских
исследователей, так как этот процесс можно было сравнить с расширением Соединенных Штатов Америки и, таким образом, он давал пищу для нового взгляда на американскую колонизацию, и ее роль в истории государства.
Наиболее стройную теорию колонизации Запада в истории США создал Ф. Дж. Тернер. В работе Б. Самнера, теория Ф. Дж. Тернер стала основой для анализа истории России.
Американские историки вводят такое понятие как «Ггопйег»-внешний край движущейся вперед волны - точка встречи дикости и цивилизации, это не просто движение вперед вдоль одной линии, а возвращение к
примитивным условиям постоянно движущейся вперед границы, где общественное развитие становилось постоянным началом с каждой новой пограничной чертой.
Использование американской теории фронтира постепенно входит в работы российских
исследователей. Долгое время в отечественной историографии
использовалось понятие «окраина». В многотомной «Истории СССР» авторами было выделено три типа окраин, при этом подчеркивалось, что не все они были колониями. Постсоветская историография
стремится к развитию теории фронтира, поскольку она позволяет рассматривать процесс расширения государственных территорий во всем его разнообразии, включая взаимодействие народов
населяющих приграничье и приходящих на него. Таким образом, удается выйти за тесные рамки таких понятий как «завоевание», «оккупация»,
«присоединение», «покорение»,
«вхождение» и тому подобное. Исследователь фронтира как бы изначально освобождается от необходимости оценивать
происходящие события,
следовательно, освещает их более объективно.
Фронтир является точкой соприкосновения разных уровней жизни, разных ментальностей, верований, ценностных ориентиров, и это соприкосновение различных культур порождает уникальный феномен взаимопроникновения.
Камчатка и Русская Америка отличались от прочих российских
фронтиров тем, что они
практически были отрезаны от материка, при этом Камчатка находилась в положении заморской колонии. Здесь не было
беспрерывного перемещения
народа, что типично для
материковой части. Поэтому
инкорпорация Камчатки в состав российской территории не могла быть такой полной, как других частей: тут до последнего времени были народности, фактически не приведенные в российское подданство. Отдаленность Камчатки привела к чрезвычайным
трудностям и длительности ее покорения, жестокости и
хищничеству в ее управлении.
С.Б.Окунь писал: «Колонизация
Камчатки русскими - это столетие ожесточеннейшей борьбы с коренным населением. Это победа феодальной империи над
первобытно-коммунистическими отношениями, это победа
европейского оружия над
первобытным луком ». « Иначе как войною, длившейся почти столетие, не может быть названа и та борьба с русскими, происходившая на Камчатке, которую после каждого восстания надо было завоевывать почти заново.» [1]. Под влиянием русской колонизации происходит двухсторонний процесс: с одной
стороны, разложение первобытного способа производства, с другой- его консервация. Распаду первобытного строя способствовала уплата ясака, которая заставляла камчадалов постоянно вести пушной промысел, все более идивидуальный характер приобретали охота, торговля. Все это вело к дифференциации, дроблению и распаду рода. Однако, несмотря на жестокости,
допущенные во время
объясачивания, коряки получили железные орудия, среди них прекратились взаимные кровавые
усобицы, к ним, хотя и медленно, стали проникать элементы русской культуры. Среди новых
хозяйственных явлений особое место занимает попытка
распространения хлебопашества и огородничества. И, хотя, в итоге, в XIX в. правительство утвердилось во мнении о невозможности
выращивания зерновых, во внедрении огородничества и скотоводства некоторые успехи были достигнуты. В результате к началу ХХ-го века в крае сложилось прочное, хотя и немногочисленное, русское крестьянское население. Местное коренное население вместе с русскими занималось
овощеводством и животноводством.
Ительмены и коряки, сближаясь с русскими, осваивали их язык. В свою очередь русские перенимали от местного населения способы охоты и рыбной ловли, постигали умение изготавливать сети из крапивы, строить балаганы для вяления рыбы и прочие навыки, необходимые для жизни в суровых условиях. Российская колонизация привела к появлению новой, камчадальской этнической группы. Этот этнос в период перестройки и в последующие годы требовал включения камчадалов в список ЮНЕСКО малочисленных коренных народов. В настоящее время они доказали свое право считаться коренным народом полуострова.
Анализ многочисленных
исследований показывает, что в отличие от коренных народов, судьбы русских переселенцев, процесс их сближения с местными жителями освещены недостаточно. Применение теории фронтира позволит закрыть этот пробел в истории Камчатки.
Оценивая поведение русских на фронтире, американские историки Р.Пирс и Дж. Ланцев считали, что в данном времени и обстоятельствах
подобных результатов следовало ожидать. Немногочисленные
местные жители, населяющие огромную площадь с ценными природными ресурсами и,
находившиеся на пути идущей вперед России, обречены были, так же как и население приграничья в любых частях мира, страдать от такой судьбы, неся наказание за отсталость.
Если бы русские не смогли проникнуть и достичь этой области, другие народы сделали бы это, настолько сильнее и настолько более решительно, как это было сделано в любом другом уголке земного шара. Точно так же, историки обращали внимание на то, что грабёж природных ресурсов русскими XVII и XVIII веков не был ни в чём уникален, а стал обычным выражением отношения, которое преобладает повсюду до сих пор, когда идеи сохранения природы только начинают браться во внимание"[7].
Последний русский фронтир -Алеутские острова и Русская Америка.
То, что являлось неотъемлемой частью алеутской культуры - охота в открытом море, русским было недоступно. Поэтому алеуты в возрасте от 15 до 50 лет вынуждены были работать на них. Жители островов и побережья Русской Америки не только обеспечивали русских пушниной, но и являлись поставщиками всех средств к существованию, так как колония хронически страдала от проблем с поставками продовольствия.
Доставка продуктов питания с европейской России была дорога, длительна, продукты почти всегда портились, и часто просто не доходили до места назначения, а импорт у соперников по борьбе за Североамериканское побережье -Америки, Испании и
Великобритании вёл к зависимости от них; русские пытались заниматься сельским хозяйством, используя труд местных жителей. В основном, к этому привлекались алеуты.
Помимо этого, местное население использовалось для сбора ягод и других дикоросов, заменявших поселенцам фрукты и овощи.
Однако, не все племена удавалось легко подчинить. В отличие от алеутов и кадьякцев, тлинкиты или колоши, как называли их русские, представляли собой серьёзную угрозу, будучи более
многочисленными, организованными и
воинственными, а, следовательно, способными более эффективно противостоять русскому контролю. К тому же тлинкиты быстро научились использовать
огнестрельное оружие, поставляемое американцами.
Неудивительно, что к тлинкитам русские относились осмотрительно и уважительно. Дж. Р. Гибсон подтверждает это тем фактом, что в это время, как за первые 50 лет русского присутствия, алеутское население сократилось на две трети, количество тлинкитов сохранилось неизменным [6].
В свою очередь, тлинкиты неоднократно нападали на русские поселения (1802 г., 1805 г., 1866г.), нанося серьёзный ущерб и убивая их жителей. Более того, ежегодный весенний ход сельди собирал у стен Ситки тысячи тлинкитов, что
становилось постоянной угрозой для её жителей, и, в целом,
подчёркивает Дж.Р. Гибсон, до последних дней своего владения
Русской Америкой, русские всегда чувствовали себя в опасности и не рисковали удаляться от форта более чем на 50 шагов [6].
Тлинкиты долгое время
воздерживались от обмена с
русскими, отказываясь даже от спиртного. Лишь уход с территории американских торговцев подтолкнул колошей к контакту с колонистами. Но и в этом случае, жизненная зависимость русских от тлинкитов была очевидна. Научившись у русских выращивать картофель, и, имея в своём распоряжении угодья, тлинкиты выгодно торговали им. Только охотники- тлинкиты обеспечивали зимой русских свежим мясом. Так же обстояло дело с поставками рыбы - основного продукта питания колонистов, это объяснялось тем, что тлинкиты проживали у нерестовых рек.
Особенно от всего местного населения русские, были зависимы в вопросах труда и пола. В первом случае это объяснялось постоянной нехваткой рабочей силы. Русские никогда не стремились в эти края, так, как в Сибирь. Болезни, эпидемии, тяжёлый для проживания климат и пьянство, резко сокращали количество поселенцев. Компании ничего не оставалось, кроме как нанимать работников из местного населения, они становились моряками, лесорубами,
стивидорами и рыбаками[8].
Вторая важная причина -недостаток русских женщин, количество которых было в восемь раз меньше, чем мужчин. В поисках полноценной жизни русские мужчины обращались к местным женщинам. Дети, рождённые от русских отцов - креолы, стали основными работниками РАК. Дж. Р. Гибсон, канадский исследователь, называет их "русскими рабами",[6] так как, обученные за счёт компании, они должны были отработать на неё десять лет. К 1843 году количество креолов превышало количество русских вдвое.
Таким образом, русским было легче добиваться своего тогда, когда у них, как в Сибири, было
минимальное сопротивление
аборигенов и отсутствие
иностранного соперничества. К тому же процесс «вхождения» в пространство другой культуры смягчался наличием близкого «тыла». На территории Камчатки и Русской Америки передовики границ оказались полностью отрезанными от привычного уклада, и резкий переход за границу своей культуры был болезненным и длительным. Более того, несмотря на прочие многочисленные объективные
факторы, в Русской Америке, где поддержка местного населения была решающей, Россия не могла удержать территорий.
В тоже время, влияние русских на весь уклад жизни местного населения был настолько велик, что спустя почти сто сорок лет память о них жива на Аляске. Миссионерская деятельность Иннокентия
Вениаминова, которого в Америке называют Апостолом Аляски, привела к тому, что на Алеутских островах и сейчас есть люди, которые читают на алеутском языке, используя рукописный шрифт, созданный Вениаминовым совместно с Иваном Панковым,
бережно хранятся памятники времен российского владычества.
Но, к сожалению, вплоть до настоящего времени процесс
влияния фронтира на русских людей не получил достаточного освещения в исторических
исследованиях и данная проблема
является одним из наименее изученных вопросов.
Библиография
1. Колониальная политика
царизма на Камчатке и Чукотке в 18 в.: Сб. арх. Мат./Под ред.
Я.П.Алькора и А.К. Дрезено-Л.: Изд-во Ин-та народов Севера ЦИК СССР.
2. Н.Н. Болховитинов. Роль русских историков в становлении русистики в США.// Вопросы истории. 2001. №4.
3. A Generation of American Historiography. Annual Report of American Historical Association, 1917.
4. Encyclopedia of Social Science. History and Historiography. United States by Allan Nevins.
5. Gooch. History and Historians in the XIX Century, cap XXI/ United States.
6. James R. Gibson. Russian Dependence upon the natives of Russian America. York University, 1979.
7. Lantzeff G.V. and Pierce Richard A. Eastward to Empire. Exploration and conquest on the Russian open frontier, to 1750. Montreal - London. MC. Gill - Queen’s press. 1973.
8. Sumner B.H. A short history of Russia. New York. Reynals Hitchcock, 1943.
