CC BY
469
МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ
Н.Л. Лейдерман СОВЕСТНОЙ СУД
(о поэме С. Есенина « Черный человек»)
Если рассматривать всю поэзию Есенина, с первых стихов и до «Черного человека», как некий лирический «метароман», то фабулой этого «метаромана» стала духовная биография личности в эпоху революционной ломки России. А сюжетом - трагедия души, которая прошла по всем ухабам и рытвинам времени: заражалась иллюзиями и преисполнялась надеждами, мучилась жестокими сомнениями и страдала от горьких разочарований. Калейдоскоп есенинских лирических субъектов: иноки, странники, разбой-нички, «добры молодцы», пророки, воры, бродяги, хулиганы и, наконец, лирический герой, прототипом которого заявлен сам автор, - передают амплитуду метаний человека в мире, где все рушится, где гармония между человеком и мирозданием, о которой так мечтает изначально Есенин, не реализуется, где вместо «узловой завязи» внедряют совсем противоположные принципы мироустройства, вроде диктатуры пролетариата, борьбы классов, мировой революции, «покорения природы» и т. п.
Последним завершающим аккордом трагического самопостижения и беспощадной самооценки лирическим субъектом Есенина своей судьбы явилась поэма «Черный человек». О ее замысле поэт говорил уже в 1922 году. Но окончательный вариант был написан с 12 по 14 ноября 1925 года, примерно за месяц до самоубийства. Эта поэма вызывает пристальный интерес исследователей, - особенно обострившийся
в 1980-90-е годы1. Она органически вписывает-
Наум Лазаревич Лейдерман — доктор филологических наук, профессор кафедры современной русской литературы Уральского государственного педагогического университета.
1 Мекш Э.Б. Мифопоэтическая основа поэмы С.Есенина «Черный человек» // Вечные темы и образы в советской литературе: Межвуз. сб. науч. трудов. - Грозный, 1989; Никё М. Поэма С. Есенина «Черный человек» в свете аггелизма // Русская литература. 1990. № 2; Воронова О. Философский смысл поэмы Есенина «Черный человек» (Опыт «экзистенциального» анализа) // Вопросы литературы. 1997. № 6.; Шубникова-Гусева Н.И. Поэмы Есенина. (Гл. 7. «Поэма-загадка «Черный человек»). - М., 2000. С. 480-590. Не лишен оснований упрек, который О.Лекманов и М.Свердлов, авторы новейшей биографии Есенина, адресовали «есениноведам последнего призыва», - в том, что они, «стремясь во что бы то ни стало «усложнить» и обелить образ своего кумира, едва не растворили смысл «Черного человека» в мифологических, фольклорных, оккультных и прочих аллюзиях». Но сами авторы биографии впадают в иную крайность, безоговорочно доверяясь впечатлениям первых читателей и слушателей поэмы, которые «увидели в ней
ся в главную, доминирующую линию творчества поэта, суть которой - максимально глубокое проникновение в глубины души личности, переживающей свои отношения с миром, с эпохой, с самим собою.
Поэма «Черный человек» строится вроде бы на традиционном приеме: разговор лирического героя со своим двойником, с персонифицированной ипостасью своего второго «я». Но Есенин выстраивает этот сюжет как сюжет само-суда, где лирический герой - и обвинитель, и обвиняемый. Это едва ли не самый жестокий вариант раздвоения человеческой личности.
Начинается «Черный человек» с увертюры. Обычно поэмы, особенно романтические, начинались с посвящения или обращения к читателю, дающих мотивировки будущего сюжета. Здесь тоже есть обращение к другу, но оно оказывается жалобой героя на свое жуткое душевное состояние. Следовательно, сюжет и будет сосредоточен на анализе психического состояния, на распутывании клубка душевной муки:
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен,
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Пластическую зримость внутреннему смутному состоянию героя придает психологический параллелизм между мрачной картиной осенней природы и буквально невменяемым состоянием человека, находящегося на грани утраты рассудка. Тому подтверждение - его жуткий автопортрет:
Г олова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги Маячить больше невмочь.
Такое сюрреалистическое видение может быть рождено бредом, белой горячкой. Гротескная деформация телесного облика - это зримая аналогия распада личности.
Одновременно состояние, в котором мерещатся фантомы, становится психологической мотивировкой явления перед внутренним взором
строгий биографический самоотчет Есенина» (Лекманов О., Свердлов М. Жизнь Сергея Есенина.// www.esenin.ru/content/view/618/144
героя Черного человека. Семантическая аура этого персонажа, входящего в галерею вечных образов мирового искусства, очень обширна: двойник, Дьявол, Черт, посланец загробного мира... У Есенина этот образ изначально окрашен в инфернальные тона. Ритмические повторы, которыми отмечено его появление, звучат, как шаги Командора, как неотвратимая поступь рока, нависшего над героем:
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.
Вместе с тем назойливо однообразные ритмические повторы фиксируют сбой сознания, кружение мысли, смертное томления души. Возникает ощущение, что герой стоит на зыбкой границе между жизнью и смертью. Соответственно, и Черный человек входит в необычную для этого вечного образа роль - он имитирует псаломщика, отпевающего мертвеца:
Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге И гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах.
Согласно традиции, над гробом с усопшим должны читаться молитвы. Назначение этого ритуала - своего рода мистическая «адвокатура»: умолить Бога, чтобы он принял душу усопшего, простил ему грехи. А в поэме сочувственное отпевание превращается в нечто противоположное - в обвинительное слово: вместо псалтыри в руках у Черного человека какая-то «мерзкая книга», где грубыми, безжалостными словами записана история преступной жизни «какого-то прохвоста и забулдыги».
Псаломщик обернулся судебным обвинителем2. А вся первая часть поэмы - некой стенограммой судебного заседания. Обвинительное слово Черного человека звучит язвительно, он дает герою саркастические характеристики:
Слушай, слушай, -Бормочет он мне, -В книге много прекраснейших Мыслей и планов.
Этот человек Проживал в стране Самых отвратительных Громил и шарлатанов.
2 Заслуживает внимания суждение В.М. Левина, одного из современников Есенина: «Черный человек - это судебный следователь по делам всего нашего поколения, так сказать, наш общий «черный человек». Его слова касаются всех наших деяний» (Цит. по: Гусева-Шубникова Н.И. Поэмы Есенина. С. 558).
Знаки ада даны в двух-трех деталях: раз снег здесь «до дьявола чист», и «метели заводят веселые прялки» (вспоминаются пушкинские «Бесы», где обыгрывалась ассоциация между метельным вихрями и нечистью), значит, в этой стране нет ни Бога, ни ничего святого. И только в такой стране мог родиться «авантюрист, но самой высокой и самой лучшей марки». Он - органическое порождение этого вывернутого наизнанку мира. Наделенный «ухватистой силой», он тем не менее определяется как «шарлатан, циник и лицемер». «Счастье, - говорил он, - есть ловкость ума и рук», - это высказывание авантюриста. «Все неловкие души / За несчастных всегда известны. / Это ничего, / Что много мук / Приносят изломанные / И лживые жесты», - так может рассуждать только циник. «В грозы, в бури, / В житейскую стынь, / При тяжелых утратах / И когда тебе грустно, / Казаться улыбчивым и простым - / Самое высшее в мире искусство», - это лицемерие. Таковы обличающие факты, предъявленные стороной обвинения.
Далее автор фиксирует реакцию героя: слова Черного человека звучали, «нагоняя на душу тоску и страх». Лирический герой отметает все обвинения разом, но взвинченный тон, сбивчивость речи выдают его растерянность и испуг:
Черный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе Живешь водолазовой.
Что мне до жизни Скандального поэта.
Пожалуйста, другим Читай и рассказывай.
Черный человек не спорит - его полный презрения отвратительный взгляд говорит без слов:
Черный человек Г лядит на меня в упор.
И глаза покрываются Г олубой блевотой, -Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло Обокравший кого-то.
Так заканчивается первый «акт», первая очная ставка со своей совестью.
Второй сюжетный круг, второй «акт» судебного заседания, начинается с того же обращения: «Друг мой, друг мой, я очень и очень болен... » Эта увертюра, как возвращение к исходной ситуации, нужна, чтобы восстановить атмосферу предельной доверительности, чтобы начать снова глубокое «бурение» души человека.
Но на этот раз очной ставке с Черным человеком предшествует пейзаж, открывающийся перед глазами лирического героя: «Ночь морозная. / Тих покой перекрестка...» В самих под-
робностях ночного пейзажа разлит мистический настрой: «равнина покрыта . известкой», «ночная зловещая птица», «деревянные всадники», которые «сеют копытливый стук». Создается ощущение инфернальности, какого-то потустороннего «зазеркалья». На этом фоне опять появляется Черный человек. Теперь, вглядываясь в обвиняемого, он замечает в нем что-то необычное: «Я не видел, чтоб кто-нибудь / Из подлецов/ Так ненужно и глупо / Страдал бессонницей».
Это наблюдение Черного человека - очень важный знак читателю: если герой страдает бессонницей, значит, совесть у него не исчезла до конца, может, она разбужена начавшимся внутренним судом, может, она выходит из спячки? При этом сарказм Черного человека продолжает усиливаться. Он крайне язвительно говорит о главном деле жизни лирического героя - о его поэзии:
Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще Напоенному дремой мирику?
Может, с толстыми ляжками Тайно придет «она»,
И ты будешь читать
Свою дохлую, томную лирику?
Здесь слышится реакция на слова Клюева, который сказал Есенину, что его стихи годятся для томных девиц и изнеженных юношей. Но нет ли тактической ошибки в речи обвинителя? Не возмутил ли он душу героя, пренебрежительным отношением к тому, что для героя - самое дорогое? Не заронил ли желание протестного действия?
Далее Черный человек, как изощренный сутяга, меняет направление своей обвинительной речи - он разворашивает прошлое героя, поднимает историю его с самого детства. И появляется щемящий портрет мальчика из простой крестьянской семьи:
Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А, может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье, Желтоволосый,
С голубыми глазами.
Портрет ребенка вызывает двойной эстетический эффект. У Черного человека это исходный пункт обвинения: подчеркивается контраст между чистым мальчиком и будущим авантюристом, шарлатаном, циником. Зато у самого героя напоминание о душевной чистоте, которая была в нем заложена с детства, вызывает прилив совестного чувства, рефлективное сопротивление тому грязному, что в нем накопилось годами. И теперь, в отличие от первой очной ставки, ге-
рой уже не перепуган, не открещивается от обвинений. Но склониться перед Черным человеком, согласиться признавать и принимать себя таким, он не хочет.
«Черный человек!
Ты прескверный гость.
Эта слава давно
По тебе разносится».
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу.
Чем обусловлено такое поведение героя, что означают его крик и удар? Известный исследователь поэзии 20-х годов А.С. Субботин предложил следующий ответ. Вопреки тем, кто утверждал, что вся поэма «Черный человек» - это история распада души, Субботин писал: «Сюжет поэмы - медленное, мучительное освобождение от страшного кошмара, постепенное, шаг за шагом, усилие за усилием одоление зловещего врага». Однако общий вывод, который делает критик, представляется слишком оптимистическим: «Сквозь суровую черно-белую гамму, сопровождающую метафизический поединок, пробились натуральные цвета. (...) Возвратились краски действительного мира, очертания «вечно зеленого дерева жизни». Поэма запечатлела не распад личности, как утверждали некоторые комментаторы, а освобождение ее от нравственной половинчатости, уступок слабостям, душевных компромиссов, обременяющих поэтическую со-
3
весть» .
Несомненно, стыд прожег душу героя, ему захотелось освободиться от Черного человека. Но возможно ли это? Финал поэмы таков:
... Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я - один.
И разбитое зеркало.
Если в первой части Черный человек выступал как обвинитель, а во второй - оказывался персонификацией всех пороков лирического героя, оставаясь тем не менее «другим», то в финале лирический герой не только узнает в Черном человеке - самого себя, но и обнаруживает свою неотличимость от оппонента! В зеркале образы Черного человека и Я сливаются воедино, граница между двойником и Я стерта. Таким образом, лирический герой принимает ответственность за все, о чем говорит Черный человек и за все, что он персонифицирует. Именно такое призна-
3 Субботин A.C. О пафосе и поэтике «Черного человека»// Субботин A.C. О поэзии и поэтике. - Свердловск, 1979. С. 190.
ние приобретает высшую нравственную значимость - это совестный суд человека над самим собой, без скидок и без снисхождения к себе.
* * *
«Черный человек» - поэма прозрения и мужества», - пишет современный исследователь . Вернее было бы сказать - это поэма трагической вины, не подлежащей ни прощению, ни искуплению. «Есенинское Я - совершенно особое, большое, глубокое, озаренное до последней капли, обнаженное с небывалой жестокостью к самому себе», - написал сразу же после смерти поэта один из давних его друзей Петр Орешин. Художественное совершенство поэмы «Черный человек» было очевидно современникам. Они увидели в ней трагический итог пути поэта. Николай Асеев, который слушал чтение Есениным поэмы
за две недели до его смерти, вспоминал: «В этот вечер он читал «Черного человека», вещь, которую он очень ценил и над которой, по его словам, работал больше двух лет. И из-за нее передо мной вставал другой облик Есенина: не тот общеизвестный, с одинаковой для всех ласковой улыбкой, не то лицо «лихача-кудревича» с русыми кудрями, а живое, правдивое, творческое лицо поэта, лицо, умытое холодом отчаяния, внезапно посвежевшее от боли и страха перед вставшим своим отражением»5. А Горький буквально сразу после того, как прочитал поэму Есенина, написал одному из своих корреспондентов: «Если бы вы знали, друг мой, какие чудесные, искренние и трогательные стихи написал он перед смертью, как великолепна его поэма «Черный человек», которая только что вышла из печати. Мы потеряли великого русского поэта»6.
