CC BY
172УДК 94 (470)
СЛУЖИЛЫЕ ЛЮДИ «ПО ПРИБОРУ» ЮЖНЫХ ГОРОДОВ РОССИИ И ВОЕННАЯ РЕФОРМА АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА (НА ПРИМЕРЕ СЛУЖИЛЫХ «ГОРОДОВ» ЛИПЕЦКОГО КРАЯ).
Н.Н. Петрухинцев
Аннотация: Статья прослеживает влияние военной реформы Алексея Михайловича на положение одной из категорий социальной структуры русского общества -служилых людей «по прибору». Автор пытается выявить региональные особенности этого процесса, анализируя специфику южных городов и рассматривая на основе анализа воинских смет 1651 и 1663 гг. изменение численности и структуры «<приборных» в южных городах России (на примере небольшой группы городов будущего Липецкого края). В конечном счете, он приходит к выводу, что правительство в разгар военной реформы в самый напряженный период Русско-польской войны 1654-1667 гг. временно пожертвовало интересами «<прибора» ради формирования и пополнения новых структур полевой армии, состоящих из полков «<нового строя».
Ключевые слова: военные реформы; социальная структура; служилые люди «по прибору»; служилый «город»; городовые стрельцы; городовые казаки; дети боярские; русско-польская война 1654-1667 гг.; земельная политика.
STATE SERVICEMEN "PO PRIBORU" FROM SOUTHERN RUSSIAN TOWNS AND THE MILLITARY REFORM OF ALEKSEY MIKHAILOVICH (EXAMPLIFIED BY STATE-SERVICE "TOWNS" OF LIPETSK REGION)
N.N. Petrukhintsev
Abstract: The article traces the influence of the military reform of Alekey Mikhailovich on the position of one category of Russian society social structure - state servicemen "po pribo-ru". The author tries to find out regional peculiarities of this process. To that end the author analyses southern town specificity and studies the number and structure of state servicemen "po priboru", using military budgets (dated 1651 and 1663) of some towns of would-be Lipetsk region. Finally the author comes to the conclusion that the government in the midst of the military reform at the most dramatic period of Polish-Russian war (1654-1667) neglected state servicemen recruitment needs to create and increase new structures of field army, consisting of regiments of a new type.
Key words: military reforms. social structure, state servicemen "po priboru", state-service towns, town streltsy, town kazaki, boyar children, Polish-Russian war of 1654-1667, land policy.
Статья подготовлена в рамках реализации гранта РФФИ № 17-01-00389/а
Устойчивое развитие страны возможно только при условии обеспечения ее безопасности и немыслимо без развития и своевременной модернизации ее вооруженных сил. Примеры такой модернизации можно найти не только в настоящем, но и в прошлом России.
Одним из таких примеров является масштабная военная реформа Алексея Михайловича, нацеленная на глубокую модернизацию российской армии и на трансформацию старых военных формирований и принципов службы с учетом тенденций развития европейских армий в созданных в эти годы военных контингентах «нового строя» - гусарских, рейтарских, драгунских и солдатских полках.
Процессы формирования подобной армии не могли не затронуть традиционные формы военной службы и не сказаться на судьбе служилых «городов» - уездных военно-территориальных корпораций, игравших ранее основную роль в военной организации прежней «поместной» армии.
Но они по-разному отразились на различных региональных группах служилых «городов», что отчетливо
заметно на примере «южных» городов России, ориентированных ранее преимущественно на пограничные функции обороны южных рубежей.
И хотя историография военной реформы середины XVII в. значительно продвинулась вперед в последние полтора десятилетия [16, гл. 5-6; 12, 7, 9, 8], ее региональные аспекты и вопросы влияния на отдельные категории «служилых людей» все еще нуждаются в дополнительном изучении.
В данной статье мы попытаемся проследить влияние основной стадии реформы, пришедшейся на 1650-е гг., на положение «служилых людей по прибору» - крайне важной части военных корпораций южных «городов». * * *
Города эти в большинстве своем возникли сравнительно поздно (в середине XVI - первой половине XVII в.) и к началу военной реформы Алексея Михайловича в 1646-1647 гг. существовали менее столетия. В этих «новых» городах не могли сложиться абсолютно те же формы экономической, социальной и военной организации, что были основой «старых», лежащих «за Окой» «городов» центральной России с развитым помещичьим хо-
зяйством. Города эти фактически не имели «выборных дворян» - верхушки корпораций, в первой трети XVII в. еще посылавшейся на службу в Москву при государевом дворе, а к середине века, после прекращения этой практики, превратившейся в один из формальных статусных «чинов» служилого «города». Основу «служилых по отечеству» здесь составляли мелкопоместные «дети боярские», более 80% которых не владели крепостными [что хорошо видно на примере Ельца - 11, с. 153] и вынуждены были строить свое хозяйство (с которого в основном обеспечивалась военная служба) на принципиально иных основах - на обработке земли коллективными усилиями и силами собственных семей, включавших так называемых «подпо-мощников» (родственников, а также пришлых «подсуседков» и «захребетников», привлекаемых на поместный надел в качестве работников, необходимых на время несения службы главами семей). В силу особенностей ведения хозяйства и относительно скромных размеров поместий местные «дети боярские» не были столь сильно, как в городах центральной России, социально дистанцированы от «служилых людей по прибору» - наемных воинских контингентов из низших социальных слоев, служивших «с денежного и хлебного жалованья» и «с зем-
ли», составлявших вторую основную группу служилых людей в уездах.
Мы проанализируем региональные особенности реформы в южных «городах» на примере основных восьми «городов» будущего Липецкого края, формирование уездных корпораций в которых завершалось накануне и во время реформы, преимущественно уже в 1650-е гг. Накануне реформы, в 1630-е -1640-е гг., большая часть территорий Липецкого края (Елец, Черна-ва, Талецк, Лебедянь) входила в число так называемых «городов от польскбй украины», пограничных с «Полем» (степью) (за исключением Данкова, который относился к городам тульской и рязанской украин [6, с. 2-3]). Завершающий этап строительства Белгородской черты в 1640-е гг. привел к формированию новых «городов» «по черте» (Сокольск, Добрый, Усмань), которые имели свою специфику и вскоре, в 1658 г., вместе с большинством пбль-ских и частью украинных тульских и рязанских городов, вошли в состав формирующегося Белгородского разряда.
Состояние и типологические особенности «городов» Липецкого края накануне реформы в максимальной степени отражает «смета воинских сил 1651 г.», составленная в преддверии возможной русско-польской войны [15, с. 8-32]. Она позволяет нам оценить функцию и роль «служилых по
прибору» накануне начала основной стадии военной реформы.
Пограничное положение южных городов диктовало не только многочисленность контингентов мелкопоместных детей боярских, но и ориентацию их военных сил прежде всего на оборону границ и сторожевую службу, связанную с своевременной разведкой, предупреждением и отражением татарских набегов.
Поэтому едва ли не основную часть их воинских контингентов составляли даже не дети боярские, а не относящиеся к привилегированному сосло-
вию «служилые люди по прибору» -прежде всего городовые стрельцы и более мобильные сторожевые и полковые казаки. Это отчетливо видно на построенной по материалам «Сметы 1651 г.» диаграмме (рисунок 1), отражающей структуру формирований «городов» по Белгородской черте, к которым принадлежала значительная часть «городов» Липецкого края - «приборные» давали в совокупности 41% их военных формирований, и почти треть (32,2%) - составлявшие основу «прибора» стрельцы и казаки.
Структура военных формирований по Белгородской черте
в 1651 г.
10,9%
пушкарей и
драгуны 19,5%
иноземцы 0,5°%
Рисунок 1. Структура военных формирований по Белгородской черте в 1651 г.
Правда, «города» будущего Липец- скому» варианту «старого» южного
кого края имели свои особенности - служилого города, а города собствен-
относительно «старые» города север- но «по черте» в большей степени от-
ных его районов (прежде всего Елец и ражали специфику ее контингентов. В
Лебедянь) развивались по модели, середине XVII в. половина липецких
чуть более тяготеющей к «классиче- «городов» (Данков, Талецк, Доброе и
Сокольск) вообще не имели детей боярских. Более того - два города из восьми (Доброе и Сокольск) - в 1651 г. имели еще ббльшие отличия. Это были «драгунские города», возникшие на первой стадии военной реформы в 1647-1648 гг. в одном их трех первых
очагов реформы в результате перевода их непривилегированного населения (прежде всего дворцовых крестьян) в разряд «поселенных драгун», не имевших тогда, вероятно, четко определенного социального статуса.
Специфику эту отражает таблица 1.
Город Выбо р Дети боярские Инозем -цы Драгун ы Стрельц ы Казак и Пушкари и воротники Итог о
1. Елец 0 1297 119 499* 1915
2. Лебедянь 0 211 161 86 458
3. Данков 63 189 252
4. Талецкий 31 139 170
5. Чернава 25 17 190 14 246
6. Усмань 397 14 47 272 15 745
7. Доброе городище 959 34 993
8. Сокольск 794 20 814
Итого 1930 14 1753 438 1375 83 5593
Таблица 1. Служилые корг
Как видим, Елец и Лебедянь действительно ближе к традиционной модели служилого города: в Ельце 67,7% служилого населения составляют дети боярские; в Лебедяни, превратившейся в служилый «город» только в 1613 г., -почти половину (46%), и оба эти города дают три четверти (78,1 %) всех детей боярских в городах будущего Липецкого края.
Это, однако, практически не повлияло на общую долю основы «прибора» (стрельцов и казаков) на наших территориях, которая, возрастая в других городах, в 1651 г. составила почти ту же Humanities researches of the Central Russia
орации Липецкого края в 1651 г.
величину, что и по черте в целом -32,4% от общего воинского контингента. «Приборные» в совокупности (1910 чел.) почти равнялись по численности детям боярским (1930 чел.), что делало «приборных» в городах
влиятельной силой.
* * *
Городовые стрельцы и казаки (таблица 1), действительно, составляли основу (1813 из 1910 чел., т.е. 95%) «прибора» будущих липецких «городов». Однако функции, вес и положение двух этих основных категорий «приборных» были далеко не одинаковы. № 3 (8), 2018 25
Городовые стрельцы, вооруженные огнестрельным оружием (пищалями и мушкетами), несли преимущественно пешую «городовую» службу, т.е. выполняли роль военных гарнизонов, защищающих местные крепости и свои уезды в случае нападений.
Прочно связанные с городами-крепостями городовые стрельцы, как и в Москве, нередко занимались ремеслом и торговлей. В южных городах, где чаще всего еще не сложилось посадское население, по наблюдениям В.А. Александрова, стрельцы в середине XVII в. играли важную роль в кузнечном ремесле и местной и транзитной торговле (особенно в мелочной торговле продуктами питания), лишь к концу века постепенно вытесняясь из нее посадскими [1, с. 242-249].
Городовые стрельцы поэтому были менее мобильны, чем вторая категория приборных (городовые казаки). Поэтому стрельцы преобладали в «приборе» центральных городов России, где составляли 19,9% их военных формирований (казаки - 9,4%) и менялись с казаками местами (10,9% -стрельцы и 20% - казаки) в городах Белгородской черты, где требовались более подвижные соединения для борьбы с набегами кочевников [подсчитано по: 15].
В «приборе» городов Липецкого края, как и на Белгородской черте в целом, безусловно доминировали ка-
заки (24,6%), а городовые стрельцы составляли лишь 7,8% уездных военных формирований.
Как правило, в пору расцвета поместной системы стрельцы служили в городах отдельными отрядами в 30050 человек, формируя отдельные стрелецкие «приказы» (т.е. полки) лишь в наиболее крупных пограничных городах. Для 9/10 служилых «городов» России такие мелкие отряды были наиболее типичными [подсчитано по: 15].
Подобные контингенты стрельцов (от 161 в Лебедяни до 17 чел. в маленькой Чернаве) были характерны и для городов будущего Липецкого края. Их количество определялось величиной городовых крепостей, оборону стен и башен которых по определенным нормативам должны были нести стрельцы [6, с. 125-126].
Стрельцы существовали почти во всех городах края (за исключением «драгунских» Доброго и Сокольска). Наличие стрелецких и казачьих отрядов, группировавшихся и селившихся вокруг крепости отдельными «слободами» (освобожденными за службу от части налогов и повинностей), объясняет существование Стрелецких и Казачьих слобод в этих городах, память о которых нередко сохранилась до наших дней в старых названиях их районов и улиц.
«Приборными» стрельцами и казаками в масштабах одного города руководили стрелецкие и казачьи головы. Однако стрелецкие головы существовали не везде: в 1651 г. они были примерно в половине (32 из 63) городов, где были более мелкие, чем приказы, контингенты стрельцов (в большинстве городов, где их не было, стрельцами руководили стрелецкие сотники) [подсчитано по: 15]. Особенности руководства городовыми стрельцами на примере более «старых» южных городов более детально охарактеризованы В.И. Горбачевым [6, с. 63-64]. В городах с небольшими стрелецкими контингентами должность стрелецкого и казачьего головы часто совмещалась.
Как и в московских стрелецких приказах, эти высшие стрелецкие командиры не относились к «прибору» - они были представителями «служилых по отечеству», т.е. дворянами, часто даже не принадлежащими к местной городовой корпорации. Однако именно они, в отличие от местных мелкопоместных детей боярских, в большей степени соответствовали нашему традиционному представлению о дворянстве, так как, как правило, имели более значительные массивы земли, и главное - имели крестьян, что позволяло им развивать классическое помещичье хозяйство и в плодородных южных уездах, где они нередко стре-
мились закрепиться. А.С. Ракитин, изучивший корпорацию Данкова в XVIIb., выявил, что стрелецким головой в Данкове, тесно связанно с тульским и рязанским окраинными разрядами, еще в 1620-е гг. был «болховтинин» (т.е. дворянин из Болхова) Путила Быков, прочно осевший в уезде. В 1640-е гг. он (вместе с таким же пришлым «туленином» Демидом Муромцевым, предком тестя Ивана Бунина) превратился в одного из самых влиятельных местных помещиков, активно захватывая земли в уезде [14, с. 111]. Стрелецкий и казачий голова соседнего Козлова в 1635-1639 гг. Петр Красников (бывший до службы в Козлове переводчиком в Посольском приказе), получивший в Стаевой поляне поместье в 100 четей, тоже стал превращаться в местного «феодала-крестьяновладельца» и «сильного человека» в Козлове, поселив на своих землях 17 беглых крестьян - гораздо больше, чем 10 остальных «крестьяно-владельцев», владевших в среднем 4,5 чел. [18, р. 158] Аналогичную роль играл в Ельце уже местный стрелецкий голова 1615-1620 г. Ф.И. Тюнин, владевший в Засосенском стане 25 крестьянами и 8-ю бобылями, тоже фактически возглавивший местную дворянскую элиту [11, с. 83-84]. Служба в «головах стрелецких и казачьих» была одним из видов материальной поддержки дворян и для некоторых из них
сохраняла отчетливые следы своего рода «кормления».
Эти должностные лица отчетливо отделялись от «прибора», которым они руководили.
Как мы видели, в «приборе» будущих липецких «городов», безусловно, преобладали городовые казаки, втрое превосходившие по численности стрельцов (см. таблицу 1), что было уже нетипично для более северных «старых» городов Юга, где стрелецкие контингенты накануне реформы даже незначительно превосходили казачьи [6, с. 105].
Именно городовые казаки (в первую очередь сторожевые) несли мобильную сторожевую службу. В Данкове 117 сторожевых казаков (большая часть 189 казаков Данкова) несли службу на 14 сторожах в ближних и дальних окрестностях города на наиболее угрожаемых путях татарских набегов. В большинстве своем - совместно с другими «городами», лежащими уже за пределами липецкого региона (что отражает тем самым факт иной группировки и иных связей «городов» в XVII в., чем сложившиеся в результате более поздних административных реформ).
Вероятно, «смесные» (смешанные) сторожи (их у данковцев было подавляющее большинство, 10 из 14), на каждой из которых обычно находились сторожевые отряды из 4-10 чело-
век, формировались не только исходя из потребности как-то координировать действия соседних городов, но и просто на тех участках, где более эффективным было получать помощь и информировать все ближние города, чтобы оперативнее реагировать на татарские набеги - 2-4 представителя от каждого уезда могли поскакать каждый в свой город хорошо знакомыми дорогами, быстрее поставить в известность городового воеводу и мобилизовать военные силы в зависимости от направления угрозы. Основная часть «смесных» сторож (6 сторож) располагалась по Красивой Мече и Сосне с «крымской стороны» на наиболее угрожаемых переправах у Ливен и Чернавы, где данковцы служили преимущественно с тульскими городами (обычные партнеры - Епифань и Де-дилов, Новосиль и Мценск); еще 4 сторожи по Дону и его притокам с «ногайской стороны» осуществлялись совместно с рязанским Ряжском, и только 4 «несмесных» сторожи (исключительно из данковских казаков) охраняли ближние окрестности самого Данкова. Каждая сторожа перекрывала пространство от 5 до 36 верст (обычно -18-20 верст, почти половина (43%) всех сторож); в большинстве своем они находились на значительном удалении от Данкова (от 20 до 60 верст), и общая длина маршрутов на них приближалась к 200 верстам. Единовременно
службу на всех сторожах несли 40 дан-ковских сторожевых казаков (исходя из общего числа в 117 сторожевых казаков можно предположить, что они сменялись как минимум по «половинам») [подсчитано и обобщено нами по: 14, с. 22-37]. Из всего этого очевидно, что сторожевая служба (учитывая утомительную, продолжительную и чреватую опасностями дорогу к ней для маленьких групп в 2-4 казака) была делом весьма нелегким.
А.С. Ракитин на примере городовой корпорации Данкова дал почти исчерпывающую характеристику различных категорий, статуса и функцией служилых казаков [14] будущего Липецкого края, поэтому мы не будем останавливаться на ней подробно.
Однако с началом основной стадии военной реформы «приборных» южных
городов ждали серьезные перемены.
* * *
Военная реформа Алексея Михайловича, вступившая на юге в решающую фазу летом 1658 г. с формированием Белгородского разряда и связанным с ним массовым переводом военно-служилого населения в полки «нового строя», существенно изменила тенденции развития воинских структур на южных территориях, что оказало самое серьезное влияние и на «приборную» часть этих контингентов.
Смета 1663 г. [5], составленная в связи с финансовыми нуждами накануне возвращения страны после «Медного бунта» к серебряному денежному обращению и учитывающая реальное (а не штатное) количество служилых людей, позволяет оценить те изменения, которые произошли за десятилетие военной реформы со служилыми «по прибору» на нашей территории.
Стрельцы Казаки Итого
город 1651 г. 1663 г. 1651 г. 1663 г. 1651 г. 1663 г.
1.Елец 119 387 499 618 387
2. Лебедянь 161 70 86 79 247 149
3. Донков 63 72 189 252 72
4. Талецк 31 31 139 170 170 201
5. Чернава 17 13 190 172 207 185
6. Усмань 47 114 272 368 319 482
7. Доброе
8. Сокольск
Итого 438 687 1375 789 1813 1476
% к 1651 г. 156,80% 57,38% 81,40%
Таблица 2. Динамика численности «служилых по прибору»
на территории Липецкого края по сметам 1651 и 1663 гг.
Как видим, за десятилетие реформы число «приборных» на территории края сократилось почти на 1/5 (на 19,6%).
Правда, наши города и здесь имели свою специфику: если в целом по городам центральной России (по нашим подсчетам по данным смет 1651 и 1663 гг.) численность стрелецких гарнизонов сократилась более чем на треть (на 37%), то число городовых стрельцов на нашей территории даже выросло более, чем наполовину (на 56,8%). Произошло это, однако, преимущественно за счет почти троекратного роста стрелецких гарнизонов Ельца и Усмани, в остальных же городах численность стрельцов почти не изменилась или же уменьшилась.
Поэтому сокращение «прибора» было достигнуто главным образом за счет городовых казаков, число которых, наоборот, сократилось почти наполовину. Произошло это, очевидно, в первую очередь за счет активного перевода городовых казаков в полки «нового строя», преимущественно в драгунские и рейтарские. Казачество шло в них тем более охотно, что служба в полках «нового строя» сопровождалась качественным повышением социального статуса - массовым переводом «приборных» («верстанием») в «дети боярские» [впервые этот процесс наглядно выявлен Т.А. Лаптевой -10, с. 490, 507; А.С. Ракитин наглядно
показал особенности процесса перевода казаков в полки «нового строя» и в «дети боярские» на примере Данкова - 14, с. 118-132].
Однако в кризисные годы русско-польской войны 1654-1667 гг., пик которых пришелся на 1659-1663 гг., резкое сокращение «приборных» в южных городах не могло не иметь негативных последствий. Тяжесть пограничной службы южных «городов», падавшая на заметно сократившийся «прибор», не только не уменьшалась, но даже возрастала с переброской с осени 1658 г. основной части сил Белгородского разряда (воеводского Белгородского разрядного полка) на польско-украинский театр военных действий, резко ослаблявшей оборону южных границ от угрозы татарских набегов.
Проблема обозначилась уже в 1658 г. и усугубилась неясностью административных границ после формирования Белгородского разряда - в сентябре 1658 г. кн. А.И. Лобанов-Ростовский, формировавший на основе тамбовских и шацких служилых людей свой воеводский полк в Тамбове, запросил людей к себе в полк у воеводы Василия Лихарева из соседнего Козлова, только что отдавшего основные служилые контин-генты в Белгородский разряд. Полученный отказ он посчитал результатом местнических претензий «неродословного» человека, брат которого был лишь
сотенным головой в его «литовском походе 163 г.», но 13 ноября 1658 г. В. Лихарев объяснил основу конфликта Разряду прозаическим малолюдством служилых людей: «козловцы дети боярские полковой службы из Белгорода не бывали; а в Козлове твоих всяких служилых людей мне от крепостей с сторож взять нельзя: беспрестанно козлов-цы, всяких чинов служилые люди, стоят на козловских крепостях, в день и в ночь, с малою переменою. А козловский вал и козловские крепости построены на многих верстах, и сторожи в Козлове во многих местех; и пред прошлыми годы на козловских крепостях и на сторожах твоих служилых людей мало...» [2, с. 625, 631]. Таким образом, даже ресурсы многолюдного Козлова (с его 2046 детей боярских по смете 1651 г. второго по численности служилого «города» России после Рязани) были, видимо, почти исчерпаны переводом его сил в полевые полки «нового строя» Белгородского разряда.
Почти о том же свидетельствуют и две челобитные служилых людей Нового Оскола, поданные примерно в то же время (в 1658 г.) [2, с. 635-637]: уже при формировании первых белгородских солдатских полков в 1652-1653 гг. в солдаты было переведено 600 чел. новооскольцев, из которых за первые кампании войны в 1654-1657 гг. было потеряно 60 чел. (т.е. 10%), а после восполнения потерь при формирова-
нии Белгородского разряда в 1658 г. взяты «же и последние детишки наши и братья и племянники», отпущенные «на твою службу . со всякими хлебными запасами, а запасы покупали по иным городам дорогою ценою, потому что в Новом Осколе городе хлеб не родится, на пашенных землях песок везде» [2, с. 636]. Оставшиеся «де-тишка боярские», драгуны, полковые казаки и другие категории приборных высылали людей для строительства Острогожска и Царева-Борисова, собирали продовольствие и фураж, «бесповоротно» отправляли лошадей в обозы В.Б. Шереметева и Г.Г. Ромо-дановского, ремонтировали Яблонов-ский вал при отсутствии денежного жалования (которого «не давано нам 7-й год»). Новооскольцы были крайне обременены сторожевыми службами по валу не только в своем городе, но и в Цареве-Борисове и «на сосенских караулах», с которых при формировании Белгородского разряда «свели» посылавшихся туда ранее ливенцев и чер-навцев. Службы их оказались переложены на новооскольцев, которые вследствие этого, «и от всяких посылок, и от хлебного недороду ... обедняли и оскудали вконец и одолжали великими долгами; многие наша братья розбрелись розно, а иные кормятся Христовым именем по иным городам.» [2, с. 637].
Очевидно, по тем же причинам не менее существенно возросла тяжесть пограничной службы и в соседних с Козловым городах будущего Липецкого края для несущих сторожевую службу городовых казаков, число которых уменьшилось в наибольшей степени.
Проблема стала особенно острой после поражения русской армии от войск мятежного украинского гетмана Ивана Выговского и крымского хана в июне 1659 г. под Конотопом. Следствием поражения стал массовый набег крымских татар в июле-августе 1659 г. на старые южные города России с территории Украины в обход Белгородской черты так называемым «шляхом Сагайдачного». Набег затро-
нул 18 южных городов, в ходе него было убито 379 и взято в полон около 25,5 тыс. чел. [13, с. 69-70] (что составляло в совокупности примерно 9,2% населения территории Белгородского и будущего Севского разрядов [если ориентироваться на численность, приводимую К. Белкин - 17, р. 169, table 3]), и, как и в 1618 г. при Сагайдачном [11, с. 55-64], в наибольшей степени пострадали от него города в конечной точке набега (от Ефремова до Талец-ка), давшие более трех четвертей всех убитых и полоненных. Среди них были и три города будущего Липецкого края (Елецк, Чернава и Талецк), понесшие колоссальные для того времени людские и экономические потери.
Число служилых людей на 1651 г. Число служилых людей на 1663 г. Убиты Взято в плен Сожжено дворов и гумен
Елец 1915 1452 146 5641 3914
Чернава 246 380 12 1157 311
Талецк 170 238 21 250
итого 2331 2070 158 6819 4475
Таблица 3. Потери городов Липецкого края в ходе татарского набега 1659 г.
(источники таблицы: Новосельский Как видим, всего три наших «горо-А.А. Борьба Московского государства с да» (а фактически два - Чернава и татарами во второй половине XVII века Елец) из 18 подвергшихся набегу по// Новосельский А.А. Исследования по несли более четверти (27,3%) общих истории эпохи феодализма. - М.: потерь от него. Если считать, что слу-Наука, 1994. -С. 69-70; Сметы 1651 и жилые люди на середину XVII в. со-1663 гг.) ставляли примерно половину населения Белгородского разряда (по дан-
ным Кэрол Стивенс Белкин - 51,6% на 1650 г.) [17, p. 169, table 3], и принять за основу расчетов население обоего пола, то людские потери этих липецких городов должны составлять не менее половины населения их уездов; кроме того, наиболее пострадавший Елецкий уезд был опустошен и, вероятно, почти полностью выжжен. Это еще более усилило потребность в восстановлении нормальной сторожевой службы в нашем регионе, и неудивительно, что именно его города (хотя и менее пострадавшие от набега, чем Елец и Чернава) начали борьбу за восстановление численности «прибора» в городах Белгородской черты, пытаясь вернуть выбывших из него людей в свои гарнизоны. Особенно актуальным это было для относительно небольших городов, преимущественно ориентированных ранее на охранную пограничную службу.
Уже в следующем, 1660 г., Стрелецкий приказ, реагируя на челобитья местных служилых людей, потребовал вернуть в городовые стрелецкие и казачьи службы 164 данковских и лебедянских стрельцов и казаков, поверстанных в дети боярские [10, с. 487]. Это составляло ровно треть их общего «прибора» (499 чел.) по смете 1651 г., что в целом подтверждает наши наблюдения о пропорциях убыли из «прибора» в результате реформы.
Однако восстановить сторожевые службы было непросто. Особенно непросто это было в 1660 г., после первой большой военной кампании Белгородского разряда 1658 - 1659 гг. * * *
Кампания эта длилась для большинства служилых людей Белгородского разряда полтора-два года, начавшись его формированием летом 1658 г. и не завершившись даже к декабрю 1659 г. На конец ноября 1659 г. в основной его группировке у Г.Г. Ромодановского, отведенной с Украины в Белгород, насчитывалось всего 6822 чел. в полках «нового строя» [4, с. 347, табл. 9.3], к которым, вероятно, стоит прибавить не более 1,6 тыс. чел. детей боярских сотенной службы, не учтенных в списке1, т.е. в общей сложности около 8,5 тыс. чел. - менее половины первоначального состава Белгородского полка в 19 252 чел. [4, с. 316]. Значительная часть Белгородского полка Г.Г. Ромодановского осталась в гарнизонах украинских городов и Брянска еще почти на год, часть служилых людей уже разбрелась по домам, в которых экономически слабые мелкопоместные дети боярские не были уже как минимум полтора года. Только боевые потери Белгородского полка (убитыми, ране-
1
Под Конотопом из 2000 чел. первоначального состава было потеряно 304 (297) чел. в «сотенной службе» [4, с. 341, табл. 8.2]; учитывая потери в других стычках и сражениях, оставшееся число вряд ли превышало 1600 чел.
ными и пленными) в крупных бо-естолкновениях в кампании на Украине против Выговского составили, вероятно, не менее 2213 чел. [подсчитано по: 4, с. 318, 332-333, 339-342, 344], т.е. около 11,5% его первоначального состава. И хотя часть раненых могла вернуться в строй, небоевые потери (как правило, существенные) могли сделать эту цифру еще более значительной. Очевидно, что Белгородский полк был измотан первой его длительной боевой кампанией 1658-1659 гг. и, вероятно, поэтому почти не принял участия в следующей кампании 1660 г., активно включившись в нее лишь поздней осенью (что, скорее всего, во многом обусловило катастрофу «киевской» армии В.Б. Шереметева на Правобережной Украине под Чудновом).
Понимая состояние полка и опасаясь повторения татарского набега, подобного набегу 1659 г., правительство оставило его в 1660 г. на охране Белгородской черты, попутно ставя перед Г.Г. Ромодановским задачу восстановить его боевой потенциал.
Весной 1660 г. Белгородский полк был еще малобоеспособен - в мае 1660 г. Г.Г. Ромодановский констатировал, что в ответ на набег татар под Колонтаев и Валки «в то время послать было некого: дворяне и дети боярские и рейтары и драгуны на службу в Белгород не бывали», и он с трудом отправил на отражение набега в Царев-
Борисов под командой «лихого рейдера» кампаний 1658-1659 гг. и одного из первых будущих русских генералов Г.И. Косагова сборный отряд из 4.074 чел., почти три четверти которого (2787 чел.) составили отнюдь не люди полков «нового строя», а казаки украинских слободских полков, к которым добавлялись еще донские и орешковские казаки [3, с. 88].
Поэтому еще и летом 1660 г. Г.Г. Ромодановский в основном занимался восстановлением потенциала полка, на что его, вероятно, ориентировало и правительство. Но восстановление шло с большим трудом: 19 июня 1660 г., сообщая об итогах усилий по восполнению потерь, которые, по указу государя, снова предполагали запись в рейтары не только детей боярских, но и детей и братьев «всяких чинов людей» (т.е. снова допускали возможность мобилизации «прибора»), он писал, что если пополнение рейтарских полков и идет относительно успешно, то «вместо побитых и умерших солдат в Белегоро-де и в городех, которые ведомы к Белу-городу, в солдаты добирать некого, потому которые и по розбору думного дьяка Семена Заборовского в домех оставлены, и те служат городовые службы, и во всякие посылки, и по валу и в городех на сторожах живут и на вести посылаются» [3, с. 99]. Попытка пополнить ряды солдат даточными, взятыми с помещиков городов Белгород-
ского разряда (у которых крепостных почти не было), была явно утопична -на середину июня из Белева, Болхова, Курска, Рыльска, Орла и Данкова было прислано всего 227 даточных. [подсчитано по: 3, с. 100]. Даже в августе 1660 г. Г.Г. Ромодановский констатировал, что в Белгородском полку осталась только треть обозных лошадей (141 из 427 лошади), на возобновление которых покупкой денег пока не прислано, «.а в драгунских и в салдатских пол-кех ныне лошедей нет» [3, с. 138]. Судя по всему, и финансирование Белгородского полка в кампании 1660 г. было явно недостаточным - даже с принятым только 28 августа 1660 г. решением отправить в полк 70 тыс. р., общая сумма финансирования на этот год (при обозначившемся резком падении курса медных денег), вероятно, составила 130 тыс. р. [3, с. 138]. В ноябре 1660 г. Г.Г. Ромодановский сообщал, что «денежного жалованья дано нам на прошлой на 168 г. [т.е. 1659/60 г.] только по 8 руб.», и наличные денежные ресурсы были уже полностью истрачены [3, с. 186].
Восстановление потенциала полка сопровождалось и его реорганизацией - к осени 1659 г. полк фактически лишился рейтар (в нем оставалась только «шквадрона» И. Саса в 258 чел. [4, с. 347]), по большей части оставленных в гарнизонах Украины, и правительство в 1660 г. приняло решение перевести
всех дворян сотенной службы в рейтарские полки, что фактически привело к формированию трех новых полноценных «тысячных» рейтарских полков, еще больше осложнивших задачу комплектования. К осени 1660 г. эти полки были сформированы, но еще не имели оружия, полковников и офицеров, вследствие чего из них началось активное бегство [3, с. 175-176].
Одной из причин сложностей с пополнением полевых полков Г.Г. Ромодановский считал и результаты татарского набега 1659 г.: «а в прошлом во 167 г., в приход хана Крымского и черкас во многих городех остальные всяких чинов люди взяты в полон, а которые и остались, у тех дома разорены без остатку» [3, с. 99].
Опасение повторения масштабных татарских набегов сохранялось вплоть до конца лета 1660 г. - воеводы окраинных городов разряда в июле сообщали о концентрации татарских отрядов в 3-4 тыс. чел. вблизи границ; 8 августа 1660 г. отряд из 300 татар атаковал Усмань, «проломил» усманский вал в районе Демшинска и увел в полон часть усманских жителей; при попытке остановить их и закрыть «пролом» погибло около 30 усманских служилых людей и был ранен руководивший ими воевода соседнего Орлова Воин Белелюбский [3, с. 115, 127, 133]. Фактически до середины осени вновь мобилизованный с весны на
службу Белгородский полк был привязан к обороне Белгородской черты.
Как видим, Ромодановский понимал необходимость сохранения частей сторожевой и гарнизонной службы, несколько сдерживая их новую мобилизацию в полки «нового строя», но вернуть в гарнизоны уже получивших боевой опыт рейтар и солдат он не мог. Правительство, да и сам Ромода-новский, явно негативно относились даже к переводу людей из солдатских в рейтарские полки: «...и старых солдат за многие службы и за раны писать в рейтары указал ты немногих людей, или которых в пешую службу не станет, чтоб в полках без старых солдат не было.» [3, с. 99]. Правительство в кризисные годы войны в первую очередь было заинтересовано в поддержании боеспособности полевой армии, и ради этого готово было пожертвовать гарнизонами и «прибором».
Поэтому Стрелецкий приказ на свой запрос о возвращении в «прибор» дан-ковских и лебедянских стрельцов и казаков получил в 1660 г. отрицательный ответ, да и все последующие аналогичные просьбы других «городов» Белгородского разряда, довольно частые именно в 1660-1663 гг., чаще всего
оставались без ответа [10, с. 487-488].
* * *
Но запрос Стрелецкого приказа о возвращении в 1660 г. 164 данковских и лебедянских стрельцов и казаков в
«прибор» имел, вероятно, и другой подтекст, связанный с вопросом об их социальном статусе и земельных ресурсах.
Как уже говорилось, сильнейшим стимулом при мобилизации «приборных» в полки «нового строя» был мотив, связанный с повышением социального статуса, - перевод в полки «нового строя» сопровождался массовым верстанием в «дети боярские», открывавшим новые перспективы как в дальнейшей службе, так и в вопросах землевладения.
Верстание, вероятно, было частью традиции - уже в июле 1634 г. солдаты иноземных полков были верстаны в дети боярские, хотя и с меньшими, чем традиционные для южных городов, поместными окладами. Хотя это верстание приказано было рассматривать «не в образец», а как награду «за смоленскую службу» [10, с. 497], оно, вероятно, все-таки стало прецедентом для последующих верстаний служилых людей полков «иноземного строя», тем более, что армия оставалась сословной, полки эти уже в значительной степени комплектовались из «низов» дворянских корпораций, что предполагало получение статуса «детей боярских» и для их «братьи», пришедшей в полки «из вольницы» или «из прибора».
Еще одним толчком стало и верстание «приборных» в дети боярские при строительстве и заселении Белгород-
ской черты (например, массовые верстания в Козлове в 1637 г. после его постройки и заселения). По наблюдениям Брайана Дэвиса, лишь 11,8% от 476 лиц с известным статусом из 662 записанных в 1637 г. в козловские дети боярские были ранее «служилыми по отечеству», 13,1% принадлежали к «служилым по прибору», а три четверти записались «из вольницы», среди которой было и множество беглых крестьян, составивших в 1639 г. 12,2% козловского гарнизона, причем треть их бежала из имений представителей аристократической верхушки России [18, p. 91, 93]. Среди верставшихся тогда «приборных» как минимум 11 чел. происходили из стрельцов и казаков Данкова [14, с. 92]. И хотя правительство уже в 1637 г. под влиянием этого опыта решило сменить стратегию заселения черты, начав тогда же заселение Усерда «сведенцами» из других городов [18, p. 100-101], «козловский опыт» массового верстания «из низов» оставил свой отпечаток.
Перевод «в дети боярские» облегчался еще одной особенностью южных городов - тем, что мелкопоместные и в основе своей бескрестьянные «дети боярские» в них были очень близки по экономическому положению и условиям службы к «прибору», и большой социальной дистанции между ними не существовало. Кроме того, на юге, в отличие от более северных регионов,
имелись ресурсы свободной земли, которые могли физически обеспечить поместными окладами новых «детей боярских».
Поэтому в период завершения строительства черты практика верстаний «приборных» опять возобновилась: в 1643/1644 г. в дети боярские были частично поверстаны казаки в Короче; в 1645/46 г. под предлогом возвращения в «статус отцов» в дети боярские была верстана часть стрельцов и казаков Ле-бедяни; к 1649 г. были поверстаны в дети боярские 22 сторожевых казака Данкова [10, с. 486-487;14, с. 117].
Тогда же было продолжено верстание и служилых людей первых полков «иноземного строя» - в 1649 г. были верстаны в дети боярские 44 болхов-ских драгуна, которые, однако, стремились перейти в сотенную службу «с городом» [10, с. 486]. Это, вероятно, превратило прецедент 1634 г. в традицию, и уже в 1649/1650 гг. появился указ об испомещении казаков и однодворцев, служивших в солдатских полках, а в 1652-1653 г. при первом массовом формировании на юге полков иноземного строя он, вероятно, был повторен [10, с. 484-485], после чего верстание мобилизованных в полки «нового строя» в дети боярские превратилось на юге фактически в норму.
Верстание в дети боярские и смена социального статуса должны были сопровождаться «испомещением» - по-
лучением земель по уже новым, поместным окладам и на основе иных принципов владения. Если городовые стрельцы и казаки были привязаны к их городским и «подгородным» слободам с ограниченной для земледельческих занятий территорией и даже поэтому с относительно небольшими наделами (стрельцы - по 5-10 четвертей, казаки в Данкове - 20 четвертей у полковых и 50 - у сторожевых [14, с. 76]), то перевод их в дети боярские мог повести к существенному увеличению окладов (50-100 четв. и более, с перспективой их дальнейшего роста) и даже реальных поместных наделов (которые были обычно существенно меньше номинальных окладов). Он предполагал более прочное владение землей и делал неизбежным отрыв от городов-крепостей и расселение в уезде, где большие массивы свободных земель давали возможность вести более обширную и часто незаконную хозяйственную деятельность на не вошедших в поместные оклады окружающих их пустующих незанятых землях. Процесс этот начался уже после первых массовых верстаний в 1652/1653 г., что отмечали и последующие правительственные указы: «.и по их челобитью велено им тех городов с посадов высе-ливатца и на своих землях дворами и усадьбами и огородами строитца тех городов в уездехк своей пашенной земли, и теми их землями и сенными
покосы и всякими угодьи владеть по своим дачам против их помесных окладов» [10, с. 485].
Но, вероятно, он должен был достичь по-настоящему серьезных масштабов только после массовой записи «приборных» и других категорий «вольных людей» в полки «нового строя» при образовании Белгородского разряда в 1658 г. Однако сомнительно, чтобы верстание тогда же сопровождалось столь же массовым «испомещением» - новоиспеченные «дети боярские» были тут же отправлены в длительную военную кампанию и оторваны от своих домов почти на два года, да и руководству Белгородского разряда, занятому военными операциями, не хватало времени и возможностей для занятия испомеще-нием, а для подачи просьб об этом в Поместный приказ самим «городам» надо было отправить своих представителей в столицу.
Очевидно, возможности появились именно в 1660 г. в ходе временной передышки в кампаниях Белгородского полка при возвращении его служилых людей в уезды. Тогда же испомещение было форсировано и правительством: Г.Г. Ромодановский к лету 1660 г. получил правительственный указ о размещении людей полков «нового строя» территориальными поселениями в уездах («и солдатских и драгунских полков ратным людем указал ты жить
по городом, по росписи думного дьяка Семена Заборовского, а где которому полку велено жить, и тое роспись послать к нам из Розряду»), поставивший воеводу в тупик, ибо «росписи в Беле-городе думного дьяка Семена Заборов-ского такой нет, которым драгунским и солдатским полкам в которых городех жить; только пешие полки росписаны по городом, а в тех ли им городех жить, и того в паметех думного дьяка Семена Заборовского, как я в Белегороде у него полки принял, именно не написано и росписи не присылано» [3, с. 98, 99-100]. Тем не менее, вероятно, Г.Г. Ромодановский в 1660 г. должен был заняться не только восстановлением людских ресурсов Белгородского полка, но и хотя бы частичным испо-мещением людей из полков «нового строя», которое стимулировалось и челобитными вернувшихся из кампаний служилых людей.
Процесс этот прослежен А.С. Раки-тиным на материалах Данкова. Уже в 1659 г. новоиспеченные данковские дети боярские Сергей Дегтярев «со товарищи», считавшие себя неверстан-ными, просили в Поместном приказе об испомещении себя в уезде под Теплым Липягом с окладами по 100 четвертей, но, как недавно верстанные из «прибора» и «вольницы», получили 26 июля 1659 г. только по 30 четей, при этом оставшаяся часть земель в Теплом Липяге была отдана таким же но-
воверстанным детям боярским-драгунам из данковских сторожевых казаков Савве Борбошину «стовари-щи» [14, с. 126].
Так начинался процесс образования так называемых «солдатских сел» с мелкопоместными детьми боярскими полков «нового строя» в качестве основы их населения. Только в Данков-ском уезде в 1659 - 1680 г., по данным А.С. Ракитина, возникло по меньшей мере 10 таких сел (Бигильдино, Теплое, Избищи, Ягодное, Малинки, Долгое, Домачево, Топкое, Большие и Малые Ярославы), самыми ранними из которых, возникшими уже в 1659-1660 г., стали Теплое (под Теплым Липягом) и Избищи. Реальные средние размеры землевладения их детей боярских в 1670-е гг. (20-40 четвертей) мало чем отличались от «прибора» [подсчитано по: 14, с. 120-124], но в начале испомещения они, очевидно, надеялись на большее.
Верстание в дети боярские и начавшееся испомещение вызвало, очевидно, социальный раскол внутри «прибора», часть которого в ходе военной реформы отделилась от бывшей «братьи», получив более высокий статус и социальные привилегии. Это, как и растущая тяжесть пограничных служеб людей, оставшихся в уменьшившемся «приборе», не могло не вызывать недовольства, усугублявшегося медленным испомещением бывших кол-
лег. Передышка была слишком короткой, уже к лету основная часть Белгородского полка была мобилизована на службу и отправлена к Белгороду. Поздней осенью 1660 г. в дни поражения под Чудновом Белгородский полк вновь был двинут на Украину в новую тяжелую зимнюю кампанию [3, с. 178-179, 184-185, 223-224; 258-259], поэтому и в этом году на занятия ис-помещением почти не было времени.
В 1660 г. значительная часть детей боярских, верстанных из «прибора», еще не была испомещена в уездах, и потому пыталась закрепить за собой свои прежние «приборные» наделы, которые, таким образом, выходили «из службы», т.е. из служебного фонда «приборных» земель.
Это могло затруднить вероятное восстановление численности «прибора» после окончания войны, и потому вызывало сопротивление «приборных» и стимулировало челобитные о возвращении бывших «коллег» в прибор, имевшие и явно выраженный земельный контекст. Хотя правительство в 1660 г., как мы видели, и отказало в возвращении в «прибор» 164 данков-ских и лебедянских стрельцов и казаков, оставив их в новом статусе, оно, тем не менее, запретило им владеть прежними «приборными» наделами и предписало наделить их земельными окладами из «дикого поля» [14, с. 125]. Просьба данковских детей бо-
ярских второго новооснованного «солдатского» села Избищи Емельяна Серого «с товарищи» об отмежевании их земель «промеж полковых казаков, чем прежде владели» от земель их бывшей «братьи», вызвала в 1660 г. челобитную этой «братьи» полковых казаков Пимена Ельшаева «сотоварищи» о незаконном верстании первых в дети боярские, с утаиванием факта их перевода из казаков в полки «нового строя». Челобитная П. Ельшаева привела к решению Разряда о временном возвращении их бывших коллег в «прибор», заключении данковским стрелецким и казачьим головой Саввой Потаповым лидеров подачи первой челобитной Емельяна Серого «в чепи» и битью их батогами [14, с. 127].
Тот же Савва Потапов, стрелецкий и казачий голова Данкова, в следующем, 1661 г., предпринял еще одну попытку вернуть в «прибор» из детей боярских 110 бывших стрельцов и казаков Лучки Степанова «сотоварищи», верстанных по неизвестному указу, и снова добился лишь частичного и временного успеха [14, с. 125]. Должностные лица и «приборные» Данкова не случайно в эти годы стали инициаторами и оказались столь настойчивы в борьбе за возвращение в «прибор» - казаки, составлявшие там до реформы его основу, в смете 1663 г. исчезли фактически совсем (см. таблицу 2).
Попытки эти неудивительны: с маршем осенью 1660 - зимой 1661 г. полевых сил Белгородского полка на Украину тяжесть городовых и пограничных служеб, сократившихся в числе «приборных» на юге, снова резко возросла: 20 сентября 1660 г. челобитная с жалобами на нее была подана «приборными» пограничных Валуек, которые «оскудали большой скудостью и лошадьми опали, служим . твою службу многие пеши и без ружья». Как и ново-оскольцы в 1658 г., служилые Валуек напоминали, что «лет с 8 и больше» не получали денежного жалованья; положение усугублялось в сыром и дождливом 1660 г. [3, с. 122] хлебным недородом, соединившимся с взлетом «медной инфляции» и вызвавшим резкий скачок хлебных цен [3, с. 158], что 17 октября 1660 г. вызвало правительственный указ о запрете вывоза хлеба для торговли за пределы Белгородского разряда [3, 182].
Но правительство не принимало во внимание возросшую тяжесть служеб «прибора»: еще и в начале ноября 1660 г., отправив Белгородский полк в поход, оно ждало массового татарского набега на города Белгородского разряда, и еще больше ужесточало караульную службу, предписывая жить «с великим береженьем, денные и ночные сторожи держать крепкие и вестей про воинских людей проведывать всякими обычаи...» [3, с. 200]. В этих условиях
трудно было ожидать облегчения повинностей и восстановления численности «прибора» южных городов.
* * *
История «разрядной» реформы 1658 г. на юге со всей очевидностью демонстрирует, что эта стадия военной реформы Алексея Михайловича по меньшей мере в первые три-четыре года оказала самое серьезное влияние на контингенты «служилых людей по прибору» в южных городах России. Строительство полевой армии здесь шло во многом за счет «прибора», и, вероятно, почти исчерпало людские ресурсы южных «городов». Потребность в наращивании именно полевых сил и растущие неудачи в ходе боевых действий в русско-польской войне 1654-1667 гг. привели к существенному сокращению контингента «приборных» при сохранении и даже увеличении объемов сторожевой службы на оголившихся с уходом полевого Белгородского полка южных границах.
Таким образом, правительство фактически временно пожертвовало «прибором» ради строительства полевой армии, а возросшая нужда в ней в момент тяжелых поражений 1659-1660 г. не оставляла надежд на скорое восстановление численности его контин-гентов, заставляя правительственные круги в эти годы раз за разом отказывать в просьбах о возвращении людей из полков «нового строя» в «прибор».
Список литературы
1. Александров В.А. Стрелецкое население южных городов России в XVIIb. // Новое о прошлом нашей страны /В.А. Александров. - М.: Наука, 1967. - С. 242-249.
2. Акты Московского государства изданные императорскою Академией наук. Т. II. Разрядный приказ. Московский стол. 1635-1639. - СПб. : Типография Императорской Академии Наук, 1894.
3. Акты Московского государства изданные императорскою Академией наук. Т. III. Разрядный приказ. Московский стол. 1660-1664. - СПб. : Типография Императорской Академии Наук, 1901.
4. Бабулин И.Б. Борьба за Украину и битва под Конотопом. (1658-1659 гг.) / И.Б.Бабулин - М. : "Русские витязи", 2015. - 400 с.
5. Веселовский С.Б. Сметы военных сил Московского государства 1661-1663 гг. / С.Б.Веселовский // ЧОИДР. - Кн. 3. - 1911. - С. 4-54.
6. Горбачев В. И. Стрелецкое войско рязанских и украинных городов России 30-40-х гг. XVII в. -Диссертация ... канд. ист. Наук / В.И.Горбачев. - Рязань, 2012. - 184 с.
7. Курбатов О.А. Организация и боевые качества русской пехоты «нового строя» накануне и в ходе русско-шведской войны 1656-1658 гг. / О.А.Курбатов // Архив русской истории. - Вып. 8. -М. : Древнехранилище, 2007. - С. 175-197.
8. Курбатов О.А. Очерк истории конных полков «нового строя» русской армии от начала их существования до окончания русско-шведской войны 1656-1658 гг. / О.А. Курбатов // Единорог. -Вып. 3. - М., 2014. - С. 90-136.
9. Курбатов О.А. Роль служилых «немцев» в реорганизации русской конницы в середине XVIte. / О.А.Курбатов // Иноземцы в России в XV-XVII в. : Сборник материалов конференций 2002-2004 гг. - М., 2006. - С. 18-34.
10. Лаптева Т.А. Провинциальное дворянство России в XVIte. /Т.А.Лаптева. - М. : Древнехранилище, 2010. - 596 с.
11. Ляпин Д.А. История Елецкого уезда в конце XVI - XVII в. / Д.А.Ляпин. - Тула: Гриф и К, 2011.
12. Малов А.В. Московские выборные полки солдатского строя в начальный период своей истории. 1656-1671/ А.В.Малов. - М. : Древнехранилище, 2006. - 624 с.
13. Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами во второй половине XVI^^/ А.А. Новосельский // Исследования по истории эпохи феодализма. - М. : Наука, 1994. - С. 13-115.
14. Ракитин А.С. Казаки Данкова на государевой службе во второй половине XVI-XVII вв. / А.С. Ракитин. - Воронеж : АО «Воронежская областная типография», 2018. - 168 с.
15. «Смета великого государя ...царей, царевичей, и бояр ... и всяких служилых людей нынешнего 159 году» // Дворянство России и его крепостные крестьяне XVII - первой половины XVIII в. М., 1989. - С. 8-32.
16. Чернов А.В. Вооруженные силы Русского государства в XV - XVII вв. /А.В. Чернов. - М. : Вое-низдат, 1954. - 224 с.
17. Stevens Belkin Carol. Soldiers on the Steppe. Northern IllinoisUniversity Press. DeKalb. 1995.
18. Brian L. Davies. State Power and community in Early Modern Russia. The Case of Koslov, 16351649. Palgrave Macmillan, 2004.
References
1. Aleksandrov V.A. Streleckoe naselenie yuzhnihkh gorodov Rossii v XVII v. // Novoe o proshlom nasheyj stranih. M., 1967. S. 242-249.
2. Aktih Moskovskogo gosudarstva izdannihe imperatorskoyu Akademieyj nauk. T. II. Razryadnihyj prikaz. Moskovskiyj stol. 1635-1639. SPb., 1894.
3. Aktih Moskovskogo gosudarstva izdannihe imperatorskoyu Akademieyj nauk. T. III. Razryadnihyj prikaz. Moskovskiyj stol. 1660-1664. SPb., 1901.
4. Babulin I.B. Borjba za Ukrainu i bitva pod Konotopom. (1658-1659 gg.) - M.: "Russkie vityazi", 2015. - 400 s.
5. Veselovskiyj S.B. Smetih voennihkh sil Moskovskogo gosudarstva 1661-1663 gg. // ChOIDR. Kn. 3. 1911. S. 4-54.
6. Gorbachev V. I. Streleckoe voyjsko ryazanskikh i ukrainnihkh gorodov Rossii 30-40-kh gg. XVII v. -Dissertaciya ... kand. ist. nauk. Ryazanj, 2012.
7. Kurbatov O.A. Organizaciya i boevihe kachestva russkoyj pekhotih «novogo stroya» nakanune i v khode russko-shvedskoyj voyjnih 1656-1658 gg. // Arkhiv russkoyj istorii. Vihp. 8. M., «Drevnekhranilithe», 2007. S. 175-197.
8. Kurbatov O.A. Ocherk istorii konnihkh polkov «novogo stroya» russkoyj armii ot nachala ikh suthestvovaniya do okonchaniya russko-shvedskoyj voyjnih 1656-1658 gg. // Edinorog. Vihp. 3. M., 2014. S. 90-136.
9. Kurbatov O.A. Rolj sluzhilihkh «nemcev» v reorganizacii russkoyj konnicih v seredine XVII v. // Ino-zemcih v Rossii v XV-XVII v. Sbornik materialov konferenciyj 2002-2004 gg. M., 2006. S. 18-34.
10. Lapteva T.A. Provincialjnoe dvoryanstvo Rossii v XVII v. M., Drevnekhranilithe. 2010.
11. Lyapin D.A. Istoriya Eleckogo uezda v konce XVI - XVII v. Tula. 2011.
12. Malov A.V. Moskovskie vihbornihe polki soldatskogo stroya v nachaljnihyj period svoeyj istorii. 1656-1671. M., 2006.
13. Novoseljskiyj A.A. Borjba Moskovskogo gosudarstva s tatarami vo vtoroyj polovine XVII veka. // Novoseljskiyj A.A. Issledovaniya po istorii ehpokhi feodalizma. M, Nauka. 1994. S. 13-115.
14. Rakitin A.S. Kazaki Dankova na gosudarevoyj sluzhbe vo vtoroyj polovine XVI-XVII vv. Voronezh, 2018. - 168 s.
15. «Smeta velikogo gosudarya ...careyj, carevicheyj, i boyar ... i vsyakikh sluzhilihkh lyudeyj nih-neshnego 159 godu» // Dvoryanstvo Rossii i ego krepostnihe krestjyane XVII - pervoyj polovinih XVIII v. M., 1989. S. 8-32.
16. Chernov A.V. Vooruzhennihe silih Russkogo gosudarstva v XV - XVII vv. M., 1954.
17. Stevens Belkin Carol. Soldiers on the Steppe. Northern Illinois University Press. DeKalb. 1995.
18. Brian L. Davies. State Power and community in Early Modern Russia. The Case of Koslov, 16351649. Palgrave Macmillan, 2004.
Цитирование: ПЕТРУХИНЦЕВ Н.Н. (2018) Служилые люди «по прибору» южных городов России и военная реформа Алексея Михайловича (на примере служилых «городов» Липецкого края) //Гуманитарные исследования Центральной России. 2018. № 3. С. 21-43.
Citation: PETRUKHINTSEV N.N. State servicemen "po priboru" from southern Russian towns and the millitary reform of Aleksey Mikhailovich (examplified by state-service "towns" of Lipetsk region). Humanities researches of the Central Russia = Gumanitarnye issledovanija Central'noj Rossii. 2018, no. 3, pp. 21-43.
