CC BY
62
13. Этимологический словарь славянских языков: Праславянский лексический фонд. М.,
1990. Вып. 17.
14. Даль В. Пословицы и поговорки: сб.: в 2 т. / послесл. В Аникина. М., 1984.
15. Белова О.В. // Признаковое пространство культуры / отв. ред. С.М. Толстая. М., 2002. С. 47-48.
16. Невская Л.Г. Балто-славянское причитание. Реконструкция семантической структуры. М., 1993. С. 161-184.
17. Христова Г.П. // Этнография Центрального Черноземья России: матер. II межвуз. науч. чтений (Воронеж, 30 окт. 2002 г.). Воронеж, 2003. Вып. II. С. 55.
18. Тамбовские епархиальные ведомости. 1900. № 8. С. 244-246.
19. Словарь орловских говоров. Орел, 2001. Вып. 12. С. 18.
20. Максимов С.В. «Крестная сила. Нечистая сила. Неведомая сила: Трилогия». Кемерово,
1991.
21. Словарь орловских говоров. Орел, 1999. Вып. 10. С. 127.
22. Тарадин. Золотое дно: Экономика, история, культура и быт волости Центрально-черноземной области. Воронеж, 1928. С. 197.
БЛАГОДАРНОСТИ: 1. Автор статьи благодарит Т.В. Карасеву, инженера лаборатории воронежского лингвокраеведения им. проф.
В.И. Собинниковой кафедры славянской филологии ВГУ, за любезно предоставленные полевые материалы из личного архива.
2. Автор статьи выражает глубокую признательность ректорату и заведующей кафедрой общего языкознания Воронежского государственного педагогического университета, доценту
А.Д. Черенковой за любезно предоставленные материалы картотеки, которые используются в данной статье.
Поступила в редакцию 28.11.2005 г.
СКОЛЬКО СУБСТАНТИВНЫХ ТИПОВ СКЛОНЕНИЯ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ? В.Г. Руделев, Зыонг Ван Чи
Rudelev V.G., Zeiung Van Tchi. How many substantive types of declension in the Russian language? The article studies classes of Russian nouns from the angle of grammatical forms.
Типов склонения существительных в русском языке гораздо больше, чем это указано в учебной [1, 2] и специальной научной литературе по русскому языку [3-9], в энциклопедиях и справочниках [10]. Иностранцу это особенно заметно; ему не кажется достаточно мотивированным, например, отнесение к одному и тому же типу склонения таких слов, как город и село (первое - мужского рода, второе - среднего): различия в окончаниях здесь обнаруживаются сразу же, в начальных формах (город-□ - с «нулевым» окончанием, сел-о с окончанием о). Такая немотивированность отнесений отмечалась и в научной литературе [11], но более рациональные, нежели существующие, классификации типов субстантивных склонений (например, выделение в особое склонение существительных ср. р.) не получили поддержки.
В современных учебниках по русскому языку (школьных и вузовских), а также в на-
учных описаниях морфологического строя русского языка представляются три субстантивных склонения (нумерация условна и часто меняется от автора к автору): 1-е склонение: слова муж. р. типа завод, конь и ср. р. -типа окно, поле; 2-е склонение: слова жен. р. типа карта, земля и муж. р. типа мужчина, дядя; 3-є склонение: слова жен. р. типа тень, мать [10]. Некоторое количество слов в рамках установленных типов не умещается и рассматривается как особые совокупности; это касается существительных с формантом
-мя (время, племя, темя, бремя и под.) и слова путь; но констатация особых деклинаци-онных групп субстантива (помимо основных классов) по сути дела является признанием дополнительных типов склонения, и это более рационально, чем, допустим, искусственное приобщение слов типа время, племя или слова путь к тому же 3-му склонению [10], содержащему слова женского рода.
о земл-е) окончание -и (об арми-и); такие же отклонения от стандарта имеют слова планетарий и здание, относящиеся к тому же склонению, что и слова завод, конь и окно, поле. Если всякую вариативность при склонении учитывать как весьма значимое и существенное явление, количество деклинаци-онных типов придется увеличить во много раз; и, видимо, гораздо проще и разумнее констатировать действительное число типов склонения, нежели искусственно уменьшать их количество, постоянно обращая внимание на вариативность окончаний. Именно так в 1922 году поступил H.H. Дурново, констатируя неожиданное множество типов склонения в русском языке [12, 13], и это было сделано с учетом не только флексий, но и на акцентологическом материале, а также с констатацией особых падежей существительных, которые обычно так не рассматривались (см. еще: [14]). В дальнейшем идеи H.H. Дурново были развиты или повторены в работах Л.В. Копецкого [15, 16], A.A. Зализняка [17, 18], Л. Дюровича [19]. Продуктивность этих идей была очевидна, и она проявилась, прежде всего, в преподавании русского языка как иностранного или второго родного [2022]. В.Г. Руделев в 1974 году только на материале падежных субстантивных флексий установил 40 деклинационных типов существительных; им учитывались вариации флексий как в единственном, так и во множественном числе основных субстантивных падежей; акцентные характеристики, как и различного вида вариации основ, пока что не учитывались - это позволило бы увеличить число типов склонения еще в несколько раз (ср.: [23]).
Задача установления точного количества деклинационных парадигм, однако, - только первая задача описания и осмысления русского субстантивного склонения. Разумеется, это очень важная задача, но она ничего не значит без второй задачи - задачи системного представления типов склонения, с установлением банальных, наиболее стандартных и особенно простых типов и алгоритмов их развития в более сложные типы склонения. Решение второй задачи имеет не только теоретический, но и практический (педагогический) смысл: усвоив банальные и наиболее простые типы склонения, изучающий русский язык человек легче перейдет к более сложным материям склонения, нежели ос-
ваивая эти материи с самого начала, еще не осмыслив механизм падежных флексий в их наиболее частых и простых вариантах. Вторая задача решается намного проще, если она ставится и решается одновременно с третьей задачей, сущность которой в осмыслении роли, которую играют типы склонения существительных в русском языке. Зачем нужны типы склонения? Какова их роль в отражении, формальном выражении, шифровке семантики? Играют ли они такую роль или это чисто пережиточное явление - то, что
В. Гумбольдт называл преобладанием роскоши форм над языковым содержанием [24]? Во втором случае язык изучать трудно, гораздо труднее, чем видя в нем разумное устройство, когда форма (грамматика) шифрует содержание. Идея шифрующей роли русской грамматики была выдвинута в рамках Тамбовской лингвистической школы в середине 70-х годов [20, 25-30]; в те же годы она неоднократно подвергалась критике [31], но все-таки с успехом пробивала себе дорогу [32-34].
*
Переходя к непосредственному анализу русского языкового материала, связанного с типами склонения существительных, отметим, что, в отличие от прошлых работ, созданных на эту тему в рамках Тамбовской лингвистической школы, настоящая статья представляет собой погружение в естественный языковой материал, довольно яркий и очень богатый фактами; это - сказки великого детского поэта Корнея Ивановича Чуковского [35]. Обращение к компактному материалу, отражающему как целый русский язык в его лучшей форме, так и идиостиль прекрасного мастера позволяет увидеть и понять живые языковые процессы, столкновения слов и их форм - в общем, все, что можно связать с живым языковым механизмом, для которого типы склонения - не просто совокупность ничего не значащих фактов, а та живая среда, в которой слова живут и открывают свои тайны.
Помимо перехода от выборочных форм и слов к их живым текстовым воплощениям, новым в настоящей работе является опора на теорию нейтрализации [36-45]. В 1974 году, работая над статьей «Типы склонения суще-
ствительных...» [20], В.Г. Руделев еще не представлял себе теорию нейтрализации как универсальный способ описания оппозиций на всех уровнях языка; его метод установления иерархии типов склонения существительных довольно громоздок, сложен и не всегда безупречен, хотя в большинстве случаев построенная им модель действует с большой объяснительной силой. В настоящее время есть возможность уточнить выводы, сделанные В.Г. Руделевым в 1974 году и оставленные им без изменения даже в 2002 году [46].
Констатация нейтрализаций - единст-веннное, что может свидетельствовать об оппозиции типов склонения. Так, существительные типа заяц, таракан, зверь составляют класс, находящийся в оппозиции классу существительных типа акула, блоха, ворона, жаба, корова, кошка, лиса, лягушка, муха, обезьяна, оса, птица, пчела, рыба, утка, цапля и т. д. Это доказывается тем, что, выступая в форме уменьшительно-ласкательной или уменьшительно-пренебрежительной,
существительные типа заяц, таракан, зверь приобретают парадигму окончаний, свойственную типу, включающему слова акула, блоха, ворон (происходит нейтрализация двух типов склонения; это явление до сих пор именно так не объяснялось). Ср.:
Но
И. заяц-□ блох-а
р. зайц-а блох-и
д. зайц-у и блох-е
т. зайц-ем блох-ой (блох-ою)
п. о зайц-е о блох-е.
и. заиньк-а блошк-а
р. заиньк-и блошк-и
д. заиньк-е как блошк-е
т. заиньк-ой блошк-ой
п. заиньк-е, блошк-е.
При этом мужской род у существительного в диминутивной форме, как правило, сохраняется, но это бывает не всегда:
И принесли к нему зайку,
Такого больного, хромого,
И доктор пришил ему ножки,
И заинька прыгает снова.
Только заинька Был паинька:
Не мяукал и не хрюкал —
Под капустою лежал,
По-заячьи лопотал...
И прибежала зайчиха И закричала: «Ай, ай!
Мой зайчик попал под трамвайчик!
Мой зайчик, мой мальчик Попал под трамвай.
Он бежал по дорожке,
И ему перерезало ножки,
И теперь он больной и хромой,
Маленький заинька мой».
Ср.:
Таракан, таракан, таракашечка, Жидконогая козявочка-букашечка...
Вы — зубастые,
Вы — клыкастые,
А малявочке Поклонилися,
А козявочке Покорилися.
Парадигма склонения существительных типа акула, блоха, ворона содержит только банальные, стандартные окончания, поскольку это склонение имеет отрицательное значение признака, отличающего от него склонение типа заяц, таракан, зверь; это своего рода деклинационный центр русских субстантивов, начало различных изменений, шифрующих важные для языка смыслы. Что касается самого первого признака русских склонений, который можно обозначить как РП «мужской род», то это есть некое отражение семантического множителя «мужской пол», отражение - не прямолинейное, сложное, многофазовое и многофункциональное. Это явление было детально изучено и описано в 1978 году А.Л. Шарандиным и Г.Ф. Горват [47], которая открыла некие триады типа [гусак ^ гусь ^ гусыня], с маркированными крайними оппозитами и дважды немаркированным средним; наиболее информационным элементом данной троичной оппозиции является элемент гусак, наименее информационным - гусь; в последнем словно и не отражается семантический множитель «мужской пол», поскольку обозначенная словом «гусь» реалия может быть как мужского, так и женского пола, но в некоторых текстах (в основном - поэтических) это не так: и баран, и сыч, и грач, и носорог у того же Чуковского, например, - существа непременно мужского пола; это великолепно представлено предикатами, которые вряд ли соотносимы с женскими ролями, чего не скажешь о таких героях, как летучая мышь (явная женщина!):
Бараны, бараны Стучат в барабаны!
Сычи-трубачи
Трубят!
Грачи с каланчи Кричат.
Летучие мыши На крыше
Платочками машут И пляшут.
Особенно важно отметить, что среди существительных, относящихся к «мужскому склонению», значительное количество слов (названий живых существ) обозначают исключительно существа мужского пола: Айболит, баран, Бармалей, богатырь, бык, великан, гость, доктор (у Чуковского именно так!), злодей, козёл, командир, кот, мальчик, Мойдодыр, мужик, музыкант, начальник, победитель, повелитель, солдат, старик, сын, трубач, трубочист, усач; необходимость в обозначении какого-либо существа мужского пола при отсутствии надлежащего слова в языке мгновенно реализуется. Ср.:
И пришла к Айболиту лиса:
«Ой, меня укусила оса!»
И пришел к Айболиту барбос:
«Меня курица клюнула в нос!»
Другие слова мужского рода уподобляются тем, которые только что перечислены: бегемот, верблюд, волк, гиппопотам (и Гиппопотам), гусь, ёж, жук, заяц, кит, клоп, Комар, Крокодил, кузнечик, медведь, морж, мотылёк, олень, орёл, осёл, паук, поросёнок, рак, слон, соловей, сыч, таракан, тигр, тюлень, червяк, шакал; в этот список могут быть внесены и неодушевленные существительные, про которые сказать так, имея в виду тексты Чуковского, очень даже трудно. Ср.:
И помчалися по улице ножи:
«Эй, держи, держи, держи, держи, держи!»
Вот и чайник за кофейником бежит, Тараторит, тараторит, дребезжит...
И чайник шепнул утюгу:
«Я дальше идти не могу».
Среди существительных противоположного («женского») склонения тоже немало слов, обозначающих существа только женского пола: бабушка (Бабушка-пчела), волчи-
ца, девица (душа-девица), жена, зайчиха, именинница, красавица, медведица, муравьи-ха, Мурочка, слониха, щеголиха. Другие слова женского рода в текстах Чуковского уподобляются первым (словно лиса, блоха или цапля - всегда существа только женского рода): акула, бабочка, блоха (блошка), букашка, ворона, жаба, козявка, корова, кошка, курица, лиса, лягушка, мартышка, муха (Муха), обезьяна, оса, птица, пчела, рыба, свинья, сороконожка, утка, цапля; «неодушевленные» существительные ведут себя аналогичным образом:
И сказала скалка:
«Мне Федору жалко».
И сказала чашка:
«Ах, она бедняжка!»
В «немужском» склонении содержится некоторое количество слов мужского рода -у Чуковского это в основном собственные имена: Кокоша, Лёлёша, Тотоша (сюда можно отнести слово дядя, не встреченное у Чуковского, но весьма важное для описания «немужского склонения»); сюда же следует отнести слова, которые в текстах Чуковского могут восприниматься диминутивные и иные формы слов мужского рода, хотя начальных форм, относящихся к «мужскому склонению», не отмечается: грязнуля, забияка, паинька:
Ты один не умывался И грязнулею остался,
И сбежали от грязнули И чулки и башмаки.
Только раки-забияки Не боятся бою-драки;
Хоть и пятятся назад,
Но усами шевелят...
Только заинька Был паинька:
Не мяукал и не хрюкал —
Под капусткою лежал,
По-заячьи лопотал...
Все эти факты заставляют снять с «немужского склонения» дополнительное определение «женское». Возвращаясь к образцам падежных флексий слов «мужского» и «немужского» склонений (пока что - только в ед. ч.), отметим, что не все окончания «муж-
ского склонения» могут считаться нестандартными, но только - окончания именительного, родительного, дательного и творительного падежей (имеются в виду только основные падежи); окончание предложного падежа у слов «мужского склонения» стандартно: о зайц-е - как о блох-е. Особо надо отметить окончания в начальных формах существительных «мужского склонения» (-ши
-ъ - в письменной форме современного русского литературного языка [48], только -□ - в его устной форме); эти окончания имеют особую нестандартность, и она связана не только с мужским родом (см. об этом ниже).
*
Итак, центром деклинационной системы русского языка является оппозиция [«мужское склонение» ^ «немужское склонение»], представленная, в частности, примерами [заяц ^ блоха]. Всякое субстантивное слово, имеющее хотя бы одно из нестандартных окончаний «мужского склонения» (в род., дат. или твор. падеже), противопоставлено «немужскому склонению» как «мужское» (как одно из «мужских» склонений). Речь в данном случае идет о существительных «среднего рода», которые в строгом литературном русском языке представляют одно из «мужских» склонений (этого нельзя сказать, в частности, о тамбовских народных говорах и даже о тамбовском городском просторечии, где среднего рода по сути нет вовсе [49].
Парадигма склонения существительных «среднего рода» интересна тем, что в ней представлена исконная форма им. п. «мужского склонения» (-о и -е - в письменном варианте литературного языка, только -о - в его устном варианте). Ср. со всей парадигмой:
И. болот-о Р. болот-а Д. болот-у Т. болот-ом П. о болот-е
Существительные мужского рода, относимые нами к «мужскому склонению», преобразуют окончание -о слов среднего рода в окончание -□ или -ъ. Это предполагает то, что в двух «мужских склонениях» маркированным является то склонение, которое включает в себя слова «мужского рода», а
немаркированным - то, в которое входят слова «среднего рода». Доказывается это фактом нейтрализации первого «мужского склонения» со вторым: увеличительно-
пейоротивные формы существительных «мужского рода» имеют окончания существительных «среднего рода»: (тараканище -как чудовище).
Вдруг из подворотни Страшный великан,
Рыжий и усатый Таракан!
Таракан, Таракан, Тараканище.
Несколькими строками позже тот же Таракан (Тараканище) называется чудовищем:
И сказал Гиппопотам Крокодилам и китам:
«Кто злодея не боится И с чудовищем сразится,
Я тому богатырю Двух лягушек подарю И еловую шишку пожалую».
В отличие от «мужского склонения», включающего существительные «среднего рода», назовем аналогичное склонение, включающее существительные «мужского рода», «строгим мужским склонением»; это склонение фактически маркирует дважды нестандартное окончание им. падежа (-□ или -ъ). Деклинационная система русского языка становится трехчленной, содержащей три оппозита, средний из которых («строгое мужское склонение») маркирован дважды -по отношению к «немужскому склонению» (различительный признак № 1) и по отношению к «нестрогому мужскому склонению» (различительный признак № 2):
[«нестрогое мужское склонение» (болото)
| РП-2
«строгое мужское склонение» (заяц)
| РП-1
«немужское склонение»] (блоха).
Если «немужское склонение» (типа блоха) является самым начальным, стандартным, не отражающим никакого флективного развития и самым неинформационным, то к этому склонению следует относить все существительные, не оформленные флективно, и они должны быть существительными не «мужского» и не «среднего рода» (например, кенгуру):
А вчера поутру Кенгуру:
«Не это ли квартира Мойдодыра?»
Точно так же к «немужскому склонению» следует относить существительные pluralia tantum (капли, карусели, качели, сутки). Но о «немужском склонении» придется еще сказать немалое и - довольно сложное. Речь пойдет о том, что многие существительные «женского рода», подобно существительным «мужского рода», относящимся к «строгому мужскому склонению», в им. падеже имеют нестандартное окончание -ъ, если речь идет о письменной форме литературного языка (в устной форме ему соответствует нулевое окончание -□). Ср.:
И. лошад-ъ Р. лошад-и Д. лошад-и Т. лошад-ъю П. о лошад-и.
В парадигме падежных форм слов данного типа по крайней мере три нестандартных окончания: 1) -ъ им. п. (ср. стандартное -а / -я), 2) -м дат. п. (ср. стандартное -е), 3) -и предл. п. (ср. стандартное -е); окончание -ью тв. п. в принципе можно считать разновидностью стандартного окончания -ой (-ою) или
-ей(-ею). Констатируя особое «строгое немужское склонение» существительных,
включающее существительные типа газель, корь, дребедень, кровать, кровь, лошадь, мать, мышь, ночь, мы должны отметить некоторую избыточность нестандартных окончаний в парадигме падежных форм этого деклинационного типа. Видимо, «строгое немужское склонение» существительных (его, кстати говоря, вполне можно было бы назвать «женским») содержит в себе более сложную информацию, чем та, которая нами только что представлена. Такая информация, однако, содержится и в иных типах склонения, но там она не сосредоточена в больших лексических массивах, отличая лишь небольшие группы слов.
*
Мы можем представить теперь четыре основных субстантивных склонения русского языка:
[«нестрогое мужское склонение» (болото)
| РП-2
«строгое мужское склонение» (заяц)
| РП-1
«нестрогое немужское склонение»] (блоха)
] РП-2
«строгое немужское (женское) склонение»
(лошадь).
Наименее информационным (немаркированным и имеющим только отрицательные значения различительных признаков № 1 и № 2) является «нестрогое немужское склонение» - ему может быть присвоен самый последний порядковый номер (четвертое склонение); третьим склонением следует считать «строгое немужское (женское) склонение», вторым склонением - «нестрогое мужское склонение», первым - «строгое мужское склонение».
Склонения:
Первое Второе Третье Четвертое
(заяц) (болото) (лошадь) (блоха)
РП-1 + + - -
РП-2 + - + -
*
Подводя итоги сделанным здесь рассуждениям, хочется сказать, что теория нейтрализации, которая была базой нашего исследования, позволила не только уточнить список деклинационных субстантивных типов русского языка, но (и это самое главное!) перевести все исследование на рельсы объективного теоретико-информационного метода [50], что можно считать приобщением к современной науке, с выводами которой невозможно не считаться.
Рамки статьи не позволили нам описать дополнительные типы склонений русских существительных, которые выявляются при анализе имен типа путь или целого класса имен с формантом -мя (племя, бремя и т. д.), как и таких субстантивов, которые имеют форманты типа -мм, -ие, -ия (сильные и сверх-сильные склонения); этому мы планируем посвятить нашу отдельную работу - на том же материале и с помощью того же метода.
1. Бабайцева В.В., Чеснокова Л.Д. Русский язык. 4-8 кл. М., 1982. С. 96-100.
2. Федоренко Л.П. Русский язык. V-VI кл. М., 1969. С. 84-87.
3. Аванесов Р.И., Сидоров В.Н. Очерки грамматики русского литературного языка. М., 1945.
4. Богородицкий В.А. Общий курс русской грамматики. М. - Л., 1935.
5. Виноградов В. В. Русский язык (Грамматическое учение о слове). М., 1972.
6. Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка. Морфология. М., 1953.
7. Грамматика русского языка. T. I. Фонетика и морфология. М., 1953. С. 133-181.
8. Грамматика русского языка. T. I. Фонетика и морфология. М., 1960.
9. Шведова Н.Ю. (гл. ред.). Русская грамматика. T. I. Фонетика, фонология, ударение, интонация, словообразование, морфология. М.,
1980. С. 483-506.
10. Плотникова (Робинсон) В.А. // Русский язык: Энциклопедия / гл. ред. Ф.П. Филин. М., 1979. С. 294-296.
11. Обнорский С.П. // Сб. Отд-ния яз. и словесности АН СССР. М. - Л., 1927. Т. 100. № 3. С. 1-324.
12. Дурново Н. Повторительный курс грамматики русского языка. В. 1. М., 1924.
13. Дурново Н.Н. // Вопр. языкознания. 1971. № 4. Впервые статья вышла в Париже в 1922 г. (De la déclinaison en grand-russe littéraire modern // Revue des études slaves, t. 2, f. 3-4. Paris, 1922. C. 235-255.)
14. Якобсон P.O. Морфологические наблюдения над славянским склонением. 's-Gravenhage, 1958. То же в: Роман Якобсон. Избранные работы. М., 1985. С. 176-197.
15. Копецкий Л.В. Лекции по фонетике и морфологии русского языка. Praha, 1965.
16. КопецкийЛ.В. // Вопр. языкознания. 1970. № 3.
17. Зализняк А.А. Русское именное словоизменение. М., 1967.
18. Зализняк А.А. Грамматический словарь русского языка. М., 1977.
19. Durovic L'. Paradigmatika spisonej rustiny. Bratislava, 1970.
20. Руделев В.Г. // Вопросы современного русского языка и методики его преподавания в педагогическом вузе. Ч. I. Вопросы теории грамматики. Курск, 1974. С. 2-31.
21. Руделев В.Г. Существительное в русском языке: учеб. пособие. Тамбов, 1979.
22. Руделев В.Г., Руделева О.А. Вначале было слово (Популярная лингвистическая теория для учеников национальных школ. V-VII кл.). Тамбов, 1995.
23. Руделев В.Г. // Семасиология и грамматика: сб. науч. работ. Тамбов, 1978. С. 9-23.
24. Звегинцев В.А. // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.
25. Афанасьева (Козлова) Р.П. Семантико-грам-матические классы русского глагола (К проблеме взаимодействия грамматики и семан-
тики): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Воронеж, 1978.
26. Носова ИК. Семантико-грамматическая
классификация имени прилагательного в современном русском языке: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Воронеж, 1979.
27. Руделев В.Г. // Семасиология и грамматика: краткие тез. докл. и сообщ. к науч. конф. языковедов Центр.-Черн. Зоны. Тамбов, 1977. С. 11-15.
28. Руделев В.Г., Шарандин А.Л. // Теория содержательной формы: сб. лингв. ст. Тамбов,
1981. С. 32-53.
29. Шарандин А.Л. Грамматические категории и лексико-грамматические классы русского глагола: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Воронеж, 1982.
30. Иванова М.И. Семантико-деривационные классы наречия в современном русском языке: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 1991.
31. Торопцев И.С. Язык и речь. Воронеж, 1985. С. 71-82.
32. Орлицкий Ю. // Вестн. гуманитарной науки. М., 1995. № 6. С. 5-8.
33. Руделев В.Г. // Вестн. Тамб. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов, 1996. Вып. 1. С. 83-89.
34. Титов В.Т. Общая квантитативная лексикология романских языков. Воронеж, 2002. С. 204-205.
35. Чуковский К. Сказки. М., 1989.
36. Трубецкой Н. С. Основы фонологии. М., 1960.
37. Руделев В.Г. // Фонологический сборник: матер. межвуз. конф. Донецк, 1968. С. 120-123.
38. ЖуравлевВ.К // ВЯ. 1972. № 3.
39. Журавлев В.К. // Ярцева В.Н. (гл. ред.). Больш. энцикл. Словарь: Языкознание. М., 1998. С. 328-329.
40. Руделев В.Г. // Проблемы структурной лингвистики. 1971. М., 1972. С. 319-333.
41. Руделев В.Г. Фонология слова: Спецкурс по русскому языку. Тамбов, 1975.
42. Руделев В.Г. // Теория нейтрализации: сб. ст. Тамбов, 1980. С. 3-10.
43. Руделев В.Г. // Семантические категории языка и методы их изучения: тез. докл. Всесо-юзн. науч. конф. Уфа, 1985. Ч. 1. С. 75-76.
44. Руделев В.Г. // Лингвистика на исходе XX века: Итоги и перспективы: тез. Междунар. лингв. науч. конф. М., 1995. Т. 2. С. 447.
45. Akamatsu Т. The Theory of Neutralization and the Archiphoneme in Functional Phonology. Amsterdam, 1988.
46. Руделев В.Г. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 6: Избранные произведения по общему и русскому языкознанию: в 2 ч. Тамбов, 2002. Ч. 1.
С. 120-145.
47. Шарандин А.Л., Горват Г.Ф. // Семасиология и грамматика: сб. науч. ст. Тамбов, 1978.
С. 25-30.
48. Волоцкая З.М., Молошная Т.М., Николаева Т.М. Опыт описания русского языка в его письменной форме. М., 1964.
49. Клокова Л.Н. Система форм и семантикограмматические классы существительных в
говорах Тамбовской области: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 1995.
50. Шеннон К. Работы по теории информации и кибернетике. М., 1963.
Поступила в редакцию 19.05.2005 г.
СЕМАНТИКА, ПРАГМАТИКА И СЕМИОТИКА ЯЗЫКОВОЙ КАТЕГОРИИ РОДА И.Г. Серова
Serova, I.G. Semantics, pragmatics and semiotics of the language category ‘gender.’ The article deals with ways representing different kinds of knowledge within the category of gender in European languages (English, German, Spanish and Russian). The category of gender is viewed as an ancient, mythological category, into which at least three types of knowledge are projected - of the world, culture and language. Attention is given to the development of and changes in this category in the English language, to the synchronic variability within this category in speech and to the opportunities of gender switch in poetical discourse.
ВВЕДЕНИЕ
В соответствии с лингвистической традицией грамматический род связан с делением существительных на классы. Согласно определению Ч. Хоккета, «все существительные соотносятся с определенным родом, и существует лишь немного слов, принадлежащих сразу некоторым классам» [1]. В индоевропейских языках принадлежность к грамматическому роду определяется, прежде всего, окончанием слова.
Грамматический род представляет собой классифицирующую категорию для существительных, анафорическую - для местоимений третьего лица единственного числа, словоизменительную - для остальных частей речи. Эта категория является характерной для индоевропейских языков чертой, причем в современных языках встречаются как трехродовые системы (например, в славянских языках и немецком языке), так и двухродовые (в романских и иранских языках). Традиционно категория рода связана с признаками пола или их отсутствием - мужской, женский и средний род [2]. В русском, испанском и немецком языках грамматическая категория рода присутствует явно, в то время как в английском языке родовая субкатегоризация присутствует имплицитно. Она су-
ществует постольку, поскольку всегда возможна субституция имени местоимением третьего лица единственного числа (местоименный род).
В настоящее время вопросы, связанные с категорией рода в языке, вызывают значительный интерес у лингвистов в связи с появлением и развитием в конце XX века гендерных исследований, изучающих манифестацию явлений разного характера через оппозицию мужское / женское. Лингвисты вновь обратились к исследованию этой противоречивой категории, используя положения когнитивной теории, методы психолингвистики, нейролингвистики и кросс-куль-турного анализа с целью разобраться в лингвистических и нелингвистических представлениях, конституирующих содержание категории рода в языке.
Э. Курзан отмечает, что носители западноевропейских языков имеют очень ограниченное представление о категоризации существительных в рамках систем лингвистического рода, так как они ориентированы на индоевропейские языки, где грамматические разряды более или менее отражают представления о поле живых существ или об отсутствии такового в связи с неодушевленностью референта [3]. Но есть системы категоризации существительных, где в синтаксисе
