CC BY
44
ле возле остывшего самовара лежала разбитая тарелка с темной бумажкой, и на столе и на полу было множество мертвых мух" [9. С.466]. Саша ничем не отличается от жителей замкнутого "мирка" Таким образом, из всех героев только Надя готова к душевным изменениям, внутреннему движению, что подчеркивается на протяжении всего повествования Уже в начале произведения Надя чувствует приближение весны, ощущает красоту сада, безграничность пространства: "Скоро весь сад, согретый солнцем, обласканный, ожил, и капли росы, как алмазы, засверкали на листьях, и старый, довольно запущенный сад в это утро казался таким молодым, нарядным" [9 С 43'7] Героиня явно противопоставлена матери и бабушке, от которых ей даже хочется спрятаться в своей комнате. Психологическое состояние Нади, ставшей неуравновешенной, неудовлетворенной своим положением, отражается психологизацией пространства, которое постепенно приобретает минорную тональность. Нагнетанием звуковых деталей прогнозируются тревожные настроения, ощущения перемен: "Ветер стучал в окна, в крышу; слышался свист, и в печи домовой жалобно и угрюмо напевал свою песенку .. Послышался резкий стук, должно быть, сорвалась ставня" [9 С 442]. Когда же перемены наступают, то изменяется и восприятие Надей своего города и дома, которые кажутся ей все невзрачнее, точно покрытые пылью, все меньше по размерам Появление же в финале подразумеваемого хронотопа дороги еще раз подтверждает возможность душевного перелома, хотя Чехов и здесь остается до конца объективным, верным жизненной правде, считая, что нельзя категорично судить о жизни и людях.
Аксиологический аспект пространства проявляется в ряде произведений А.П Чехова через "связь вещного и духовного7 Показателен в этом отношении рассказ "Дама с собачкой" (1899). В нем автор изображает эволюцию любовного чувства от банального курортного романа к истинной близости двух любящих людей Эта эволюция связана с вещным миром, вернее, читатель узнает об изменении чувств героев во многом при помощи пространственно-вещных зарисовок Сначала отношения Гурова и Анны Сергеевны носили развлекательный характер, они не чувствовали ответственности друг за друга Только со временем Анна Сергеевна и Гуров поняли, что их чувство не закончилось в солнечной Ялте, что они обрели настоящую любовь, не эгоистическую, а сострадательную и нежную. Автор не описывает обстановку номера, в котором встречаются герои, но такая вещная деталь, как чай, говорит уже об иных отношениях между ними Пространство номера становится для Анны Сергеевны и Гурова пространством взаимопонимания, искренности, душевного тепла. Замкнутый
по своей природе "мирок" стал выходом для героев в мир глубоких чувств, непреходящих ценностей. А.П. Чехов проводит мысль о том, что только сам человек может преобразить свою жизнь, чувствами превратить "мирок" в качественно иной уровень.
Бытийное через быт - вот что становится для писателя своеобразным принципом, делая его художником простым и сложным одновременно, а его произведения глубокими по содержанию, исследующими нравственную жизнь человека в повседневности.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. М.. 1948, Т.9. С.86. Далее ссылки на это издание будут даваться в тексте с указанием тома и страниц.
2. Шаталов С.Е. Черты поэтики (Чехов и Тургенев) // В творческой лаборатории Чехова. М„ 1974. С. 308.
3. Чайлдз Дж. Райвз. Рассказ Чехова "Пари" // Волр. лит. 1997. №4. С. 308.
4 Полоцкая Э.А. А.П Чехов: Движение художественной мысли. М., 1979. С. 68.
5. Блок A.A. Стихотворения. Поэмы. Воспоминания современников. М., 1989. С. 66.
6. Дунаев М. Испытание веры (О творчестве А.П. Чехова) // Лит. в шк. 1993. №6. С. 14.
7. Чудаков А.П. Писатель будущего // Лит. обозрение 1985. №1. С. 25.
Т.А. Екимова
СИНТЕЗ СКАЗОЧНЫХ И СКАЗОВЫХ ТРАДИЦИЙ В "СОЛДАТСКИХ СКАЗКАХ" САШИ ЧЕРНОГО
XX век дал толчок к появлению в литературе новых жанров, а старым придал новый жизненный импульс. Так, на рубеже XIX - XX веков активизировался интерес к сказке, и возникает она в разных жанровых модификациях в творчестве А. Ремизова, Ф. Сологуба, А. Толстого, М. Горького, М. Цветаевой, В. Маяковского, 3. Гиппиус, А. Белого, К. Бальмонта, Е. Замятина и многих других. Тексты многих сказок переизданы в настоящее время и входят как в культурный, так и в научный обиход. "Солдатские сказки" С. Черного (1928-1932 гг.) были собраны и опубликованы лишь после его смерти в 1933 году, и по свидетельству литературоведов являются вершиной его художественной прозы1.
В современной науке наметилась традиция рассматривать "Солдатские сказки" С. Черного исключительно через жанровую поэтику фольклорной сказки, даже при лингвистическом анализе. В этом случае отмечаются неувязки между стилем и жанром и делается вывод, что "связь с языком фольклора...очень слаба" , а "для жанра литературной сказки речь рассказчика и героев...весьма груба"3.
Насмешливые, ироничные "Солдатские сказки" С. Черного с бывалым солдатом-рассказчиком, с реалиями современной жизни, бытовыми деталями и сказовой манерой повествования при осмыслении их жанровой оригинальности приводят исследователей к выводу о том, что, включение в текст современного материала (приметы Мировой войны, реалистические детали солдатского быта) размывает сказочный жанр, а "современные разговоры нарушают единство сказочного мира. Обнаруживается несоответствии жанра и речевой формы"4. Такое суждение может возникнуть, если, во-первых, к сказкам С. Черного подойти с точки зрения устно-поэтической традиции, без учета тех новаций, которые отмечаются учеными-фольклористами в народной сказке начала нашего века: это проникновение в сказку, особенно бытовую, реалий современности, современных слов и выражений, психологических мотивировок и проч Во-вторых, если рассматривать "Солдатские сказки" через призму только сказочной поэтики. Однако ученые обратили внимание на удивительную манеру повествования в сказках С. Черного и отметили "редкое стилевое единство" их (М. Осоргин)
Что же придает такое единство? Образ рассказчика-повествователя. Если в народных сказках, бытовых и волшебных, солдат был исключительно персонажем, героем забавных или чудесных историй, то у С. Черного он становится рассказчиком. Эдакий Василий Теркин времен Первой Мировой войны, у которого на каждый жизненный случай припасена забавная история и не столько для того, чтобы развлечь своих слушателей, сколько для того, чтобы что-то объяснить в жизни, во взаимоотношениях людей, в их характерах. Война в сказках где-то рядом: солдаты и офицеры ходят в разведку, используемые противником газы выгоняют всю нечисть из прифронтовых лесов, с помощью войны короли пытаются отомстить за свои обиды и т.д. Но главное в сказках — это жизнь и быт солдат, их представления о себе, об окружающем мире' природе, социальных отношениях и т.д.. Рассказчик не обычный солдат по уровню познания жизни, интеллекту, речи, а скорее всего денщик, потершийся возле офицеров, приобретший некоторые знания и бойкость в слове
и уверенность в своем авторитете среди солдат-слушателей, а именно им адресованы его байки, сказочные и бытовые истории.
Солдатская культура здесь явно противостоит офицерской. И если эта офицерская культура не производит впечатления элитарной, то в большинстве случаев оттого, что на жизнь офицера автор смотрит солдатскими глазами, а также оттого, что бытовые взаимоотношения людей разных сословий однотипны и часто не отличаются по своей сути: семейные ссоры .("Скоропостижный помещик"), приезд нелюбимой тещи ("Катись горошком), неудачное ухаживание за девушкой ("Корнет-лунатик") и т.д.5. Но бытовые и обыденные ситуации могут быть построены на сказочном чуде, либо на хитрости, опирающейся на людское суеверие, либо на недоразумении. Так, солдат Кучерявый становится местным помещиком благодаря черту. А тещу удается выдворить из дома благодаря ее вере в дурные приметы. Корнет просто-напросто был пьян, поэтому переодетого солдата принял за девушку. И об этих историях рассказчик поведал как о смешных и нелепых бытовых ситуациях, поведал как живой свидетель, верящий в их достоверность. Естественно поэтому применительно к "Солдатским сказкам" С. Черного вести речь не только о традициях сказки, но и о традициях сказа, тем более что опыты соединения их в одном тексте в русской литературе уже были ранее.
Русская проза часто не дает чистых жанровых форм. Это касается и сказки начала XX века. Авторские опыты опираются на легенды, предания, былички, анекдоты и проч. То же и у С. Черного. В целом ряде сказок он использует быличные сюжеты и демонологические персонажи, русалку, домового, леших, колдуна ("Лебединая прохлада", "Солдат и русалка", "Скоропостижный помещик", "Армейский спотыкач" и др ), опирается на традиции сказового повествования и поэтику бытовых сказок о ловком солдате, которому, однако, помогают не только хитрость и смекалка, но и чудесные предметы. Эти предметы реального происхождения, но наделенные чудесными свойствами; правдивая колбаса заставляет говорить правду-матку прямо в глаза ("Правдивая колбаса"), "настой-зелье" умирающей старушки делает живые существа бестелесными, а возвращается тело только после употребления водки: "Рюмку-другую вольешь, сразу предмет в свое тело войдет, натуральность свою обнаружит" ("Бестелесная команда"), армейский спотыкач, приготовленный из водки с мухоморами, перцем и махоркой, свалил всех леших в лесу пьяными ("Армейский спотыкач"). Волшебно-сказочные элементы получают реалистическое объяснение, их введение психологически оправдано верой солдат в чудо. Хотя эта вера больше сродни суеве-
рию Фольклор здесь выступает как элемент социального быта, мышления и строя речи - сказового по своей природе с ярко выраженными особенностями солдатского лексикона' "Ты, бабка, не рассусоливай Не урядник я' Для обчества, не для себя стараюсь. Альбо сам пропаду, альбо лес наш по всей форме очищу" ("Армейский спотыкач"); "Вспотели кавалеры, дух над шеренгой будто портянки в воздухе поразвесили, - птички так в разные стороны и разлетелись" ("Мирная война"), "Ротного матушку, полнокровную сырую старушку, обхватил и давай ее почем зря буреломом вертеть, как жернов вокруг пушки. Солдатские вальцы ломают пальцы" ("Скоропостижный помещик").
Если в упомянутых выше сказках переплетаются сказочные и сказовые традиции, то в ряде текстов — "Антигной", "Ослиный тормоз", Корнет-лунатик", "Катись горошком" в первую очередь, отчетливо выявляются черты сказа, а не сказки. И не только потому, что здесь нет ничего чудесного, фантастичного, авантюрно-бытовая сказка тоже рисует бытовые ситуации, разрешение которых зависит от смекалки и хитрости героя. А всего более потому, что здесь правдоподобная бытовая история изложена сказовым стилем, создаваемым на основе речевой практики простонародья, в данном случае солдатской среды. Здесь и словесная игра, и раешно-прибауточный склад речи, и народная этимология, и соединение в одном ряду несоединимых понятий ( " ..либо каклеты, либо телятина под безшине-лью", "Гостиницу себе йашел. Сиротский дом мимопроходящих Шпингалет пролетный'", " Камедь отваляли, вертисмент пршел", "Гусаков Алешка земляков, которые уж очень руками распространялись, пораспнхал "Не мыльтесь, братцы, бриться не будете!" - "Корнет-лунатик" и "Катись горошком"). В речи героев сказок естественными и уместными оказываются окказиональные пословицы и поговорки, близкие по своей грубоватой лексике и духу аутентичному солдатскому фольклору. "Удалось картавому крякнуть", "Солдатская ложка узка, таскает по три куска: распрядь пошире - вытащит и четыре" ("Скоропостижный помещик"), "Неразменный рубль и солдатскую шинельку посеребрит" ("Правдивая колбаса"), "Солдатское слово не олово" ("Ослиный тормоз"), "Около хвоста меду не ищут" ("Безгласное королевство").
Но главная черта поэтики цикла — это речевая маска рассказчика, солдата, иронически глядящего и на себя, и на мир людей, он играет своим словом, вниманием слушателей Он сталкивает солдатское, простонародное представление с "культурным", офицерским ("Антигной"), барское суеверие с солдатской смекалкой ("Катись го-
рошком"), солдатские представления с реальностью ("Скороспелый помещик"), восточное и славянское сознание ("Кавказский черт")
На редкость наглядны жанровые метаморфозы в сказке "Кавказский черт", которая представляет собой вольный пересказ сюжета романтической поэмы Лермонтова "Демон" в стилевой манере литературного сказа Черты сказового повествования очевидны уже в небольшом вступлении это непосредственное обращение к аудитории ("земляки"), упоминание конкретных имен, которые знакомы аудитории (фельдфебель Иван Лукич, солдат Федор Калашников), установка на пересказ слышанной на маневрах сказки о кавказском черте, у которой есть конкретный автор — поручик Тенгинского полка Все эти имена создают культурный контекст сказки С Черного Благодаря перифразу определяется автор и название пересказываемого произведения Фамилия Калашникова — напоминание о стилизаторских опытах самого Лермонтова и свидетельство использования им приемов и форм сказового повествования в "Песне про купца Калашникова"
Простонародный стиль повествования, травестирование образа Демона и самого сюжета образует игровое поле сказа, где сталкиваются восточная и славянская культура, восточное и славянское сознание В своей поэме М Лермонтов опирается на грузинские и осетинские легенды о богоборце и злом духе Амирани и царице Тамар или Дарье Лермонтовской поэме восточный сюжет придавал не только особый романтический колорит, но и благодаря условно-фантастическим образам и ситуациям создавал в ней философский, космический план содержания Травестия приводит к тому, что жанр сказа переводит содержание в реально-бытовой план и рассказчик вынужден национальные особенности и детали грузинского быта и культуры преломить через русское сознание и народное восприятие, приблизив его к культурному сознанию и восприятию своей среды, давая свои пояснения и оценки поведению героев, их национальным обычаям, обрядам, ментальности "гор наворочено до самого неба, а зачем — неизвестно", "сражение кавказское, никакого плана, одна резня"
Ни в одном указателе славянских сказочных сюжетов не зафиксирован сюжет о девушке и черте Но восточная легенда пересказывается у С Черного в соответствии с поэтическими законами русской народной сказки Так, князь Гудал по законам народной этимологии становится князем Удалом Сюжет из условно-поэтического превращается в сказочный с включением фольклорно-сказочных мотивов ("об паркетный пол вдарился и таким красавцем ухарем обья-
вился", "черт времени не рассчитал, петух тут первый закукарекал, — сгинул бес, как дым над болотом") и устно-поэтических формул, приемов и выражений ("утро вечера мудренее", "будто жар-птица привинченная", "Ночь просватала, пуля венчала, частые звезды венец держали"), а также разговорно-просторечных выражений ("ни за понюшку пропали", "жертвую по чарке на каждого") и солдатского лексикона ("полную княжне присягу по форме принес").
Если лермонтоведы не могут с очевидной точностью объяснить, кто такой Демон с точки зрения христианской демонологии, то в сказке С Черного солдат-рассказчик дает родовое обозначение — черт и национальную специфичность определяет нейтральным эпитетом "кавказский". В тексте Демон обытовлен, травестирован в духе русских народных представлений о черте синонимами "сатана", "нечистый", "пес", а также самим своим поведением и конкретным внешним описанием:" Из-за туч, гад, снизился, по пустому двору ходит, лапы потирает". Однако лермонтовская поэма присутствует в сказе в виде переделанных и пересказанных цитат, поэтому кавказский черт необычен. "Я не из простых чертей, а вроде как разжалованный херувим".
Рассказчик воспринимает "восточный сюжет" через призму восточно-славянской сказочной традиции и воспроизводит его в форме сказа, с характерными особенностями речи и мышления русского солдата Его собственные суждения и оценки выводят сказку за рамки ее жанра.
Сказовая интерпретация сюжета "Демона" приводит к тому, что высокие книжно-романтические образы снижаются, травестиру-ются, как травестируется и сюжет, превращаясь из условно-романтического в сказочный с устно-поэтическими приемами повествования
Сюжет лермонтовской романтической поэмы и восточной легенды приобрел форму сказа, созданного в соответствии с поэтическими законами русской народной сказки и сказовыми приемами повествования благодаря маске солдата, к которой обращается С. Черный, чтобы сказать свое слово о русском народе, русском национальном характере, и в этом случае ему помогает именно сказ. Синтез фольклорных и литературных сказочных и сказовых традиций - вот что собой представляет поэтика "Солдатских сказок" Саши Черного.
