CC BY
30
А.Н. Хохлов
РОССИЙСКИЕ ДИПЛОМАТЫ О НЕЗАВИСИМОМ СТАТУСЕ ВЬЕТНАМА В 70-80-Х ГОДАХ XIX ВЕКА (по архивным и опубликованным данным)
О появлении заметного интереса россиян к Вьетнаму во второй половине XIX в. позволяют судить, например, записи в парижском дневнике Константина Адриановича Скачкова (1821— 1883)1, отправленного дипломатическим курьером в столицу Франции в 1857 г. после его возвращения в С.-Петербург из Пекина, где он находился в качестве светского члена при Российской духовной (православной) миссии с 1850 г.2 Для характеристики писем приведем лишь пару дневниковых сообщений, где в записи от 3 января 1858 г. сказано о том, что при передаче письма Н.П. Боткину по случаю предстоящего отъезда последнего из Парижа К.А. Скачков получил от некоего Мамонтова в подарок книгу с описанием Кохинхины и Тонкина. 10 марта российский дипломат-китаист посетил «Коллеж де Франс» (College de France), где беседовал с руководителем этого учебного заведения Станиславом Жульеном и его коллегами-преподавателями, занимавшимися обучением студентов восточным языкам3. В период пребывания в Париже К.А. Скачков смог лично познакомиться со многими другими учеными, связанными с разработкой китайской тематики.
При повторном посещении Франции К.А. Скачков 19 октября 1867 г. выехал (с женой и детьми) из Марселя и, следуя морским путем в Китай, 23 ноября в 3 часа ночи прибыл в Сай-
гон, оставив этот порт лишь 25 ноября в указанное выше ночное время. Нетрудно предположить, что, несмотря на краткое пребывание во Вьетнаме, он как востоковед не мог не проявить интереса к этой малоизвестной стране.
Примером научного интереса в России к Вьетнаму и другим странам Юго-Восточной Азии может служить следующая запись в печатном экземпляре Журнала годового собрания членов Оренбургского отдела Российского Географического Общества от 13 января 1882 г.: «Выписаны на средства Общества... брошюра о Кохинхине и вид г. Сайгона»4.
Важным свидетельством растущего интереса россиян к Вьетнаму в последующие годы можно считать появление в 1877 г. в «Восточном сборнике», издаваемом российским внешнеполитическим ведомством, записок китайца Цай Тин-ланя об Аннаме, где он побывал проездом в г. Фучжоу (пров. Фуцзянь) в 1835 г. Русский перевод этих записок на китайском языке был выполнен членом Российской духовной миссии в Пекине иеромонахом Евлампием5.
Перевод китайского сочинения «Хай-нань цза-чжу» (с литературным для краткости названием «Записки китайца об Анна-ме») был получен в Петербурге с донесением главы Российской духовной миссии архимандрита Палладия от 23 марта 1855 г. Высокую оценку этому труду, полученному в рукописи, дал ее первый рецензент известный китаевед В.П. Васильев (1818— 1900), который в своем отзыве отметил: «Записки китайца, занесенного бурей в Аннамское государство (Кохинхину) — перевод о. Евлампия — содержат дорожник почти через все это государство до границ Китая сухим путем и оттуда через самый Китай до провинции Фуцзянь. Кроме того, в конце описания своего странствования китаец делает краткое обозрение истории этой страны, нравов жителей и состояния промышленности. Конечно, из этих кратких замечаний нельзя... извлечь подробного понятия о стране, но благодаря малому знакомству с Кохинхиной до новейшего времени, и этот дорожник есть уже немаловажное приобретение»6.
После возвращения из Пекина на родину Евлампий, как опытный переводчик, был направлен в Амурскую область для
миссионерской деятельности под руководством архимандрита Иннокентия Вениаминова (в миру Иван Евсеевич Попов,
1797—1879). О первых деловых контактах архимандрита Иннокентия с Евлампием, принимавшим в 1861 г. участие в работе русско-китайской комиссии по демаркации границы в Приморском крае, позволяет судить письмо архимандрита от 13 сентября 1861 г. из Хакодате к протоиерею Гавриилу Вениаминову7. Высокая оценка иеромонаха Евлампия как хорошего китаиста, на помощь которого особенно рассчитывал архимандрит Иннокентий в своих планах миссионерской деятельности на русском Дальнем Востоке и в Маньчжурии, дана в письме будущего церковного иерарха из Благовещенска от 2 мая 1864 г. на имя H.H. Муравьева8.
Ценный труд иеромонаха Евлампия «Записки китайца об Аннаме», вышедший в свет в 1877 г. в Петербурге (после смерти переводчика), был опубликован на французском языке в 1878 г. в Париже 9.
Особого внимания исследователей истории Вьетнама и его внешних связей в 80-е годы XIX в., когда заметно активизировалась колониальная экспансия иностранных держав, заслуживают архивные материалы Российской дипломатической миссии в Пекине, ценность которых подтверждают приводимые ниже донесения российских дипломатов. Вот что сообщал, например, в С.-Петербург Поверенный в делах А.И. Кояндер 10 14/26 февраля 1880 г.: «В 1874 г. был заключен между Францией и Аннамом трактат, второю статьею коего эта последняя страна признавалась вполне независимой от какой-либо иностранной державы, и Франция обещала помощь и покровительство во всех внутренних и внешних затруднениях аннамского правительства, [причем] в обмен на это последнее обязывалось сообразовывать свою внешнюю политику с желаниями Франции... Начиная с 3-го века до Р.Х. Аннам постоянно и [порой] вполне принадлежал Китаю и управлялся его чиновниками, или же состоял в вассальных отношениях, выражавшихся в [получении] инвеституры Пекинского двора для вьетнамских королей и аккуратной присылке последними дани в Пекин... Правительство богдохана ныне обратило внимание на дошедшие до него известия о намерении
Франции занять Вьетнам, и секретари Цзунлиямэня [Коллегии иностранных дел] передали драгоману французской миссии в Пекине записку, в коей заявлялось, что Китай считает Аннам своею территориею, а потому и не может оставаться вполне равнодушным к происходящему там»11.
С другой стороны, небезынтересно и важное свидетельство, характеризующее политику Франции, которое приводит в своем донесении посланник в Пекине Е.К. Бюцов12 26 мая 1882 г.: «В апреле с.г. французский отряд, состоящий из нескольких рот пехоты, отправился из Сайгона морем к устью р.Сонкой (северная часть Аннама). Поднявшись по реке до г. Ханой, французы взяли его приступом и подчинили своему непосредственному управлению часть [этой] страны»13.
В плане выяснения реального характера «вассальной зависимости» Вьетнама от цинского Китая во второй половине XIX в. интересным представляется суждение, высказанное статским советником Карлом Вебером14 (будущим российским посланником в Корее) в его служебной записке от 6/18 сентября 1883 г., где было сказано: «В последнее время корейские и аннамские дела подали повод к обсуждению в печати, европейской и китайской, вопроса об отношениях Китая к окружающим его малым государствам. Наш Поверенный в делах [А.И. Кояндер] излагает по этому вопросу свои соображения, основанные на исторических данных и на установившихся ныне положениях международного права.
Отношения [цинского] Китая к мелким государствам, его окружающим, Аннаму, Корее, Бирме, Сиаму и прочим, объясняемые ныне китайскими сановниками в смысле верховного главенства [Китая], с одной стороны, и вассальности, с другой, сводились в сущности к номинальному покровительству, оказываемому Китаем поименованным [выше] мелким государствам, которые в свою очередь изъявляли ему одну лишь внешнюю почтительность. Покровительство Китая выражалось в признании им правителей этих государств [своими вассалами] и лишь иногда в материальной поддержке. Главенство [Китая] далее этого [фактически] не шло, и нередко случалось, что самому по-
кровителю приходилось жестоко терпеть от своих мнимых вассалов.
Отношения эти складывались веками. Они берут свое начало еще в цветущие времена средневековой китайской цивилизации, когда Китай имел неоспоримое обаяние среди [почти] диких народов, его окружавших. Превосходство [больше] осознавалось самим Китаем, который называл себя Срединною империею, разумея под этим то, что он занимает почти все пространство — в четырехугольной по его [традиционным древним] понятиям — земной поверхности, по краям которого кое-как разместились остальные варварские страны. Не далее как в прошлом столетии официальные описания Китая [включая своды законов и историко-географические труды — «дифан-чжи»] упоминали в числе прочих таких варварских стран, плативших дань Богдохану [императору], не только Аннам, Сиам и прочие [соседние государства], но и Англию, Францию и Россию. Воззрения эти не помешали, однако, [цинскому Китаю] в последние годы, когда произошли столкновения между мнимыми его вассалами с европейцами и когда [иностранные] державы попытались привлечь китайское правительство к ответственности за действия этих вассалов, открыто и официально заявить об их полной независимости во внешних сношениях и неимении над ними никакой власти. Такие заявления были сделаны [цин-ским] Китаем относительно Кореи французскому правительству в 1866 г. и Соединенным Штатам в 1871 г.; точно также правительство богдохана устранило себя от вмешательства в отношения Бирмы и Великобритании в 1862 г., Аннама и Франции в 1874 г., Кореи и Японии в 1876 г.».
Как видно из последующего текста этого донесения (после некоторой редакторской правки и литографирования), в нем было сказано: «Все эти соображения приводят ст.сов. Вебера к заключению, что Корею и Аннам следует отнести к разряду государств, стоящих под покровительством, а не под властью другого [соседнего] государства, поэтому нельзя не признать их самостоятельности».
Не входя в рассмотрение вопроса о том, насколько такое признание входило бы в интересы собственно русской полити-
ки, наш Поверенный в делах выражает убеждение в том, что с постепенным развитием сношений иностранцев с покровительствуемыми [нынешним] Китаем государствами, их мнимая зависимость от Китая неизбежно исчезнет»15.
Для российского посланника в Пекине С.И. Попова16, внимательно следившего за развитием событий на Дальнем Востоке в 80-х годах XIX в., в связи с обострением франко-китайских отношений из-за Вьетнама, весьма характерно заявление в его письме от 8 ноября 1883 г. к Д.Г. Анучину, генерал-губернатору Восточной Сибири, о том, что «аннамский вопрос вступил в критический фазис и даже грозит разрешиться войной»17.
Примечательно, что к этому письму была приложена копия сообщения Цзунлиямэня, переданного Российской дипломатической миссии в Пекине 4 ноября 1863 г., с разъяснением позиции цинского правительства. В этом документе, датированном
17 числом 10 луны 9-го года правления Гуан-сюй, говорилось: «Всему миру известно, что Аннам представляет собою вассальное владение Китая, что в течение более 200 лет оно получало от него инвеституру и неукоснительно доставляло дань своему сюзерену — цинскому двору. В годы правления Тун-чжи и Гу-ансюй (в 1862—1875 и с 1875 г. по настоящее время) ввиду беспорядков, производимых в северных пределах Аннама местными разбойниками, аннамское правительство просило Китай [прислать] войско для истребления негодяев. Тогда китайское правительство направило туда свои войска, которые в местности Бэй-цзи (Тонкин) разновременно разгромили разбойничьи шайки... Более десятилетия военные действия, стоившие Китаю десятки млн [лян], были ведены им для охранения Аннама как вассального владения, и это также известно всему миру. Несмотря на это, Франция без всякого повода затеяла войну и заняла Ханой и Нам-дин, лежащие в провинции Бэй-цзи. Китай ввиду общих торговых интересов не хотел легкомысленно нарушать согласие с Францией. Но кто же мог предположить, что ее агрессивной политике не будет конца!»18.
Для понимания франко-китайского военного конфликта из-за Вьетнама может представлять интерес копия донесения российского Поверенного в делах [А.И. Кояндера] от 5/17 июля
1883 г., отправленная генерал-губернатору Восточной Сибири А.Г. Анучину при сопроводительном письме А.Е. Влангали, тогдашнего товарища [заместителя] министра иностранных дел. В этом документе, в частности, отмечалась борьба интересов враждующих сторон: «С некоторого времени иностранные представители в Пекине, не исключая в известной степени и французского, играют роль зрителей драмы, разыгрывающейся на юге Китая, в Аннаме, нити которой сосредоточиваются в Париже. Китай, являющийся в этой драме одним из ее участников, пока обрекает себя на более пассивную роль, сознавая, может быть, свое бессилие успешно повлиять на ход и развязку драмы, в которой соперничающими началами выступают, с одной стороны, торговые и политические интересы Франции, а с другой — старинные права и претензии [цинского] Китая на суверенные права над Аннамом»19.
Благодаря активному посредничеству российской дипломатии Франции удалось довольно быстро урегулировать конфликт с цинским Китаем из-за Вьетнама. Россияне, участвовавшие в оказании посреднических услуг в период франко-китайской войны, персонально указаны в донесении С.И. Попова от 28 февраля 1886 г. на имя министра иностранных дел Н.К. Гир-са, где было сказано: «Французский Поверенный в Делах уведомил меня о пожаловании ордена Почетного легиона 12-ти пребывающим в Китае русским должностным лицам ведомства МИД, Военного и Морского [ведомств] и одного частного лица в знак благодарности Президента Французской Республики за услуги, оказанные Франции во время ее столкновения с Китаем... Имею честь просить [принять в награды] за первого секретаря [Н.Ф.] Ладыженского, первого драгомана [П.С.] Попова, доктора [С.] Величковского, консула в Ханькоу [П.А.] Дмитревского, консула в Шанхае [Ю.] Рединга, управляющего консульством в Тяньцзине [М.П.] Шишмарева и за проживающего в Тяньцзине Селенгинского 1-й гильдии купца почетного гражданина [А.Д.] Старцева...». Среди лиц, представленных к высшей французской военной награде, в документах также указаны военный агент [военный атташе] Шнеур, барон Врангель, 3-й секретарь дипломатической миссии Михаил [Николай] Шуйский20.
Несмотря на оскорбительный тон указа богдохана от 8 апреля 1885 г. (по поводу заключения перемирия с Францией) о необходимости принятия строгих предосторожностей ради того, чтобы до утверждения статей договора «коварное и лживое отродье» снова не нарушило [вероятного] союза и, пользуясь [удобным] случаем, не поднялось бы опять, представитель Франции Патенотр, как сказано в донесении С.И. Попова от 28 апреля 1885 г. к Н.К. Гирсу, «принимая в соображение, что он [этот указ] не опубликован, не нашел нужным протестовать... и, конечно, с точки зрения его правительства (мир с Китаем во что бы то ни стало) поступил благоразумно...»21.
Судя по телеграмме (на французском языке), отправленной С.И. Поповым 8/20 июня 1885 г. в С.-Петербург, принципиальные положения нового договора Франции с Цинской империей состояли в том, что Китай обязался в будущем уважать договоры, конвенции и иные нормативные акты, заключенные между Францией и Вьетнамом, при этом обеими сторонами было заявлено, что существующие взаимоотношения между Китаем и Вьетнамом по своему характеру не ущемляют достоинство
китайской империи и нисколько не нарушают нынешнего до-
22
говора».
В плане влияния франко-китайской войны на внешнюю политику цинского двора, искусно придерживавшегося традиционной доктрины о превосходстве Китайской империи над народами Вселенной, интересными представляются суждения русского дипломата Н.Ф. Ладыженского, ставшего с отъездом из Пекина С.И. Попова (5 марта 1886 г.) управляющим Российской дипломатической миссии в Пекине. Вот что он 5 марта 1886 г. сообщал Н.К. Гирсу: «Недавнее столкновение с Францией и проявление неожиданной для самого правительства богдохана силы сопротивления Китая доказали ему, насколько велики затруднения, которые предстоят всякой из держав Западной Европы в случае серьезных с ним недоразумений, и вселили в народ и правителей [этой страны], может быть, чрезмерное сознание своего могущества... [в результате] страх, который китайские сановники испытывали перед [западной] угрозой, сменился самоуверенностью. Надменность же их возросла до крайних пределов
и, может быть, недалеко то время, когда Китай, увлеченный преувеличенным понятием о своей силе, встанет на новый путь и выступит в новой роли — агрессивной...
Уступчивость с ним принимается в Китае как признак слабости и сдержанности, как признак болезни. Взгляды эти издавна были присущи государственным деятелям Китая, но едва ли высказывались прежде в той мере, в какой высказываются в настоящее время...
Крайняя умеренность и строгая справедливость [нашего] имп. правительства в сношениях с Китаем, искреннее миролюбие и наше терпение [ныне] не только не побудили Китай к тому, чтобы он, со своей стороны, умерил в большинстве своем чрезмерные требования, но, по-видимому, увеличили в нем надежду на большую ус-
23
тупчивость с нашей стороны» .
Примечательно, что, помимо приведенных выше суждений российских дипломатов в пользу независимого статуса Вьетнама в 80—90-е годы XIX в., об этом свидетельствовали также правительственные награды этой страны, адресованные иностранцам, в том числе отличившимся в подготовке или участии в международных конференциях либо за личный вклад в деле внедрения какого-либо нового вида производства в промышленности. Например, такие награды вручены за проведение в 1890 г. в С.-Петербурге IV Международного конгресса по лучшему порядку содержания заключенных и за личный вклад Якова Молчанова в производство плиточного чая в Китае. На это указывают указы Александра III за 1890 г. о разрешении соответствующим лицам права ношения иностранных орденов — Вьетнама и Камбоджи.
Существенным дополнением к приведенным выше донесениям российских дипломатов о мнимом вассалитете Вьетнама по отношению к цинскому Китаю в 80-е годы XIX в. вполне могут служить публикации известного востоковеда В.П. Васильева (1818—1900) о мнимом традиционном «верховенстве» цинского Китая над соседними странами, которые цинская дипломатия по-прежнему продолжала считать данниками богдохана, хотя реально их «вассалитет» оставался лишь на бумаге и в умах узкого круга лиц наиболее консервативной части правящей вер-
хушки Цинской империи. Об этом, в частности, свидетельствуют публикации русского ученого в газетах «Биржевые ведомости», «Восточное обозрение», «Новое время» и др. С точки зрения истории внешней политики цинского Китая наиболее ценны его статьи о франко-китайской войне 1884—1885 гг., о русско-китайских отношениях в связи с вопросом возвращения Цинской империи района Кульджи, временно занятого русскими войсками в 1871 г. в целях обеспечения политической стабильности в данном регионе24.
Документальной основой для публикаций В.П. Васильева о современном цинском Китае служили, как правило, материалы китайской прессы, но в ряде случаев, особенно при рассмотрении вопросов русско-китайских отношений, ученый обращался к русским архивным документам, с которыми ему впервые довелось познакомиться еще в 1840 г. в Кяхте — перед отъездом в Пекин на 10-летний срок для изучения восточных языков.
Серьезное внимание В.П. Васильев уделял проблемам внешней политики цинского Китая, выделяя прежде всего вопрос о его взаимоотношениях с соседними азиатскими странами. В основе внешнеполитической доктрины Цинской империи, как отмечают многие исследователи, лежал «китаецентризм». «Китайское правительство при нынешней династии, — отмечал В.П. Васильев в 1878 г., — только тем и бредило, чтоб весь свет припадал к его ногам; оно [издавна] всех считало своими вассалами и ни один государь на свете не смел сноситься с богдоха-ном»25. Хотя тяжелые поражения цинских войск в ходе столкновений с западными державами и восстаниями некитайских народов, «принудили пекинский двор понурить голову», он продолжал тешить себя подобной иллюзией. «Китайского тщеславия, — писал В.П. Васильев в 1882 г. по этому поводу, — вы никак не искорените; оно не может допустить, чтобы на свете кто-нибудь мог претендовать на независимость»26. Следуя этому принципу, предполагавшему верховенство Китая над другими государствами, чиновники, занимавшиеся приемом иностранных послов, сообщали о них как о «данниках» либо лицах, прибывших с «данью» от того или иного чужеземного правителя.
При этом, как отмечал В.П. Васильев, «непременно письмо каждого иностранного государя к богдыхану называлось докладом; в переводе этого письма на китайский этот государь выступал под названием подданного (непальский раджа в своем письме называл себя махараджей, что переводилось: раб)»27.
При рассмотрении взаимоотношений цинского Китая с соседями, которые им считались вассалами либо признавали себя таковыми лишь формально (например, Корея, Вьетнам), В.П. Васильев указывал на определенную заинтересованность правителей «вассальных» стран в поддержании «даннических отношений», открывавших возможность, помимо доставки даров, вести в цинской столице и других местах торговые операции. «Припомним, что до сих пор, — подчеркивал русский востоковед в 1861 г., — народы, посылавшие к пекинскому двору посольства с данью, сокрушались только о том, что им не позволяли представлять этой дани чаще: за мелочною данью, следовавшею ко двору, за которую от него платилось все-таки свыше стоимости (по старинному правилу: давай больше, чем берешь), всегда следовали караваны купцов, которые, под защитой посольства, привозили свои товары и вывозили купленное, мало того, что беспошлинно, но еще и на казенных лошадях!»28.
На экономическую заинтересованность соседей Китая в поддержании с ним «даннических» связей В.П. Васильев указывал ив 1883 г. в связи с военным конфликтом Франции с Цин-ской империей из-за Вьетнама. «Мнимая дань, присылаемая в Пекин из так называемых вассальных государств, — отмечал ученый, — обходится Китаю дороже своей стоимости; кроме более дорогих отдарков, чем эта дань, правительство содержит на свой счет посланника со всей его свитой от вступления в пределы империи до обратного из них выезда; свита заключается в купцах с товарами, все это возится за казенный счет, охраняется конвоем». «Потому-то китайское правительство, — констатировал В.П. Васильев, — само назначало каждому государству сроки, чрез которые они могут присылать посланников с данью; каждое радо бы посылать хоть каждый год по несколько раз (как Корея), да Китаю это изнурительно. К кому оно благоволит, кто ему нужнее, того оно и принимает чаще. По этому
уже можно судить о том значении, которое оно придавало прежде вассальным отношениям Аннама, Бирмана (Бирмы. — А.Х.), Непала и проч.»29. Неординарный подход, продемонстрированный В.П. Васильевым в трактовке китайского «вассалитета», позволил будущим исследователям этого вопроса лучше представить специфику взаимоотношений цинского Китая с окружавшими его странами, среди которых были и отчасти зависимые, и полностью самостоятельные государства.
Необходимо отметить, что подготовленные к печати материалы востоковедов не всегда публиковались в полном объеме, не говоря уже о сохранении редакторами особенностей их авторского стиля и творческого замысла. Примером редакционного вмешательства в оригинальный текст представленной статьи может служить случай с индологом И.П. Минаевым (1840— 1890). Из первоначального варианта его статьи о франко-китайском конфликте из-за Вьетнама редакция изъяла важный авторский тезис о возможном возникновении войны между Францией и Китаем, что вскоре и произошло30.
Разумеется, использование газетных публикаций русских востоковедов в исторических исследованиях должно быть крайне осторожным и критическим, с учетом особого характера текущей газетной информации и особенностей тогдашнего времени. При оценке этих публикаций следует помнить, что они создавались по «горячим следам» событий, под влиянием тогдашней политической конъюнктуры и на основе имевшегося под рукой материала (в том числе и газетного), который мог содержать не только неточную, но и ложную информацию. В публикациях подобного рода легко можно встретить опечатки, погрешности и явные ошибки, особенно же в написании восточных собственных имен и географических названий, для исправления которых исследователю необходимо обладать высоким уровнем профессиональной подготовки, предполагающей активное владение восточным языком (одним или несколькими). Для определения общественно-политической и научной значимости той или иной публикации необходимо учитывать характер каждого издания, место той или иной газеты в формировании общественного мнения изучаемой страны.
Примечания
1 Скачков П.Е. Очерки истории русского китаеведения. М.: Наука, ГРВЛ, 1977. С. 162-163.
2 Скачков Константин Адрианович (1821—1883) — известный российский китаевед и дипломат, сын разорившегося купца. Учился сначала в Петербурге — в течение пяти лет в Технологическом институте и в Университете, затем в Одессе, где в 1843 г. окончил физико-математическое отделение Ришельевского лицея. С 1849 по 1857 г. в качестве светского члена он находился при Российской духовной (православной) миссии в Пекине, где заведовал магнитно-метеорологической обсерваторией. Наряду с занятиями по астрономии его серьезно интересовало сельское хозяйство и различные производства в Китае. После возвращения в Петербург (ранее предположенного срока из-за болезни — чахотки), его в 1857 г. направили дипкурьером в Париж, а затем назначили консулом в Чугучак (Тарбагатай) в Западном Китае, где он находился до октября 1862 г. Выполняя обязанности переводчика 6-го класса в Азиатском департаменте МИД, он в 1865—1867 гг. преподавал китайский язык в С.-Петербургском университете. В 1867—1870 гг. его дипломатическая деятельность была связана с консульской службой в г. Тяньцзине. Впоследствии он являлся генеральным консулом в открытых для иностранной торговли портах цинского Китая (с резиденцией в Тяньцзине в 1870—1873 гг. и в Шанхае в 1875—1878 гг.). После возвращения в Петербург продолжал служить в Азиатском департаменте драгоманом вплоть до своей кончины, последовавшей 26 марта 1883 г. (по ст. стилю).
К.А. Скачковым опубликовано более 30 статей о Китае. Его богатая коллекция книг и рукописей на китайском и маньчжурском языках, собранная во время длительной службы в Китае, ныне находится в Российской государственной библиотеке (бывш. им. В.И. Ленина).
Подробнее см.: Веселовский Н, Скачков К.А. // Журнал Министерства народного просвещения, ч. ССХХУП, 1883, июнь. С. 98—103; Скачков К.А. Пекин в дни тайпинского восстания. М., 1958. С. 11—36; 347—350; Мелналкснис А.И. Описание китайских рукописных книг и карт из собрания К.А. Скачкова. М., 1974.
3 Российская государственная библиотека (М.), НИОР, ф. 273, картон 12, ед. хр. 4, л. 94.
4 ЦГИА Узбекистана, ф. 2412 (л/ф Битгера), оп. 1, д. 221, л. 17.
5 Евлампий — иеромонах (в миру Иванов Елисей Михайлович, 1822—1864) — китаевед и миссионер. Уроженец Золотоношского уезда Полтавской губернии, сын священника села Сеньковцы, служившего при Николаевской церкви. После окончания Переяславской духовной семинарии Елисея Иванова приняли в С.-Петербургскую духовную академию. В период обучения на высшем отделении академии его избрали кандидатом в новый состав Пекинской духовной миссии (на смену старому). В связи с предстоящим отъездом из С.-Петербурга в Китай он 9 октября 1848 г. принял монашеский постриг и был наречен Евлампием. 22 октября его утвердили в звании иеродьякона, а 30 октября — иеромонаха. Во время пребывания в Пекине с 1849 по 1859 г. он, являясь казначеем миссии, под руководством архимандрита Палладия (в миру Петр Иванович Кафаров, 1817—1878) занимался переводами китайских сочинений, брошюр и статей из газеты «Цзин-бао» («Столичный вестник»).
6 Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 1385, оп. 1, ед. хр. 1737, л. 4. При цитировании архивных материалов датировка документов дается по старому стилю.
7 АВПРИ, ф. 340, оп. 874, 1843—69, д. 14, л. 54 (слева снизу вверх написано: «Прилагаемый пакет отправить с первой почтой»).
8 Письма Иннокентия. Вып. 2. СПб., 1898, с. 450. См. также: Хохлов А.Н. Святитель Иннокентий и его связи с российскими востоковедами // Святитель Иннокентий, Митрополит Московский и Коломенский, Апостол Америки и Сибири и его научное наследие. Материалы научной конференции. М., 2000. С. 33—42.
9 Recueil d'itinéraires et de voyages dans l'Asie Centrale et l'Extrême Orient. Paris, 1876. Р. 63—161.
10 Кояндер Александр Иванович — российский дипломат, родом из дворян, поступил на службу в МИД 1 августа 1865 г. По окончании курса учебного отделения восточных языков, учрежденных при МИД, его сначала направили студентом в Российскую дипломатическую миссию в Константинополь, затем он исполнял обязанности секретаря и драгомана в консульствах в Янине (Греция) и Трапезунде (Турция). В 1870 г. его отправили в Российскую дипломатическую миссию в Пекине, где 1 июля 1871 г. назначили первым секретарем. В 1874 г. в связи с отъездом посланника А.Е. Влангали из Пекина он выполнял обязанности управляющего миссией. После 11-летней службы в Китае Кояндер 19 ноября 1884 г. отправился в отпуск из Пекина на юг стра-
ны, чтобы совершить путешествие в Россию морским путем (на пароходе из Гонконга).
Последующая служба А.И. Кояндера на дипломатическом поприще успешно протекала в должности дипагента в Египте, о чем свидетельствует подаренный ему русской колонией Каира сервиз изящной работы по случаю его назначения посланником в Лиссабон в 1902 г. В период службы в Португалии он 27 октября 1910 г. скоропостижно скончался (от сердечного приступа) в местечке Уши (недалеко от Лозанны) Швейцарии.
См.: С.-Петербургские ведомости, № 3386 (10/23 декабря 1902 г.); Новое время, № 12439 (28 октября/10 ноября 1910 г.); Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. ДЛС и ХД, оп. 713, 1861-1887, д. 14, л. 16-17.
Трудно согласиться с характеристикой, данной Ф.Р. Остен-Саке-ном энергичному и доброжелательному к людям А.И. Кояндеру в своем дневнике, где сказано: «Ничего не могу сказать про Кояндера, ни в хорошем, ни в дурном смысле. Служил с ним некоторое время в Азиатском департаменте [МИД], а потом встретился [с ним] в Константинополе, и больше ничего. Кажется, [он] человек — веселый». См.: РГАДА, ф. 1385, оп. 1, ед. хр. 1325, л. 86.
11 АВПРИ, ф. СПб. Главный Архив I-1, оп. 781, 1880—1882, д. 486, л. 22.
12 Бюцов Евгений Карлович (род. 7 июля 1837 г. — умер 17 октября 1904 г.) — российский дипломат, родом из дворян. По окончании учебы в имп. Александровском лицее высочайшим приказом по гражданскому ведомству от 6 июня 1856 г. был определен на службу в Главное управление Восточной Сибири (в чине титулярного советника). По прибытии в Иркутск генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев назначил его секретарем по дипломатической части при своей канцелярии. Вместе с Н.Н. Муравьевым он участвовал в переговорах с цински-ми властями, в результате которых 16 мая 1858 г. был подписан Айгунь-ский договор, определивший русско-китайскую границу в Приамурье и Приморье. С этим договором Е.К. Бюцов был отправлен курьером в Петербург, где 16 октября его перевели на службу в МИД, после чего с новым дипломатическим поручением отправили курьером обратно в Иркутск. Приказом по внешнеполитическому ведомству от 22 января 1862 г. он был назначен российским консулом в г. Тяньцзинь.
Как видно из формулярного списка, составленного в 1893 г., Е.К. Бюцова 6 марта 1865 г. назначили консулом в Японию, в г. Хако-
дате, где ему в практической работе отчасти пригодились первые уроки китайского языка, полученные в Тяньцзине. В связи с отъездом российского посланника А.Е. Влангали из китайской столицы ему довелось управлять Российской дипломатическою миссиею в качестве Поверенного в делах с 1 апреля 1869 г. по 15 октября 1870 г. 1 января 1871 г. его назначили Поверенным в делах и генеральным консулом в Японии, а 15 мая 1873 г. — чрезвычайным посланником и полномочным министром в Пекине, где он оставался в этом звании до отъезда в 1883 г. в связи с добровольным уходом на пенсию (в чине тайного советника).
В последующие годы Е.К. Бюцов как образцовый семьянин и обладатель поместья в Курской губернии продолжал свою дипломатическую карьеру, выполняя обязанности посланника в Греции (с 1884 г.), в Персии (с 1890 г.) и Швеции (с 1887 г.) вплоть до своей кончины. См.: АВПРИ, ф. ДЛС и ХД, формулярные списки, оп. 464, д. 355 и 542-а; С.-Петербургские ведомости, № 297 (19 октября/1 ноября 1904 г.).
13 АВПРИ, ф. СПб. Главный архив 1-1, оп. 781, 1880—1882, д. 486, л. 238.
14 Вебер Карл Иванович — российский дипломат и востоковед. Согласно формулярному списку, он родился 5 июля 1841 г. в немецкой семье лютеранского проповедника. По окончании С.-Петербургского университета, куда Карл Вебер поступил в апреле 1861 г., его приняли на службу в МИД и в октябре 1865 г. определили студентом дипломатической миссии в Пекине (с выдачей, в соответствии с положением от 10 декабря 1863 г., двойной суммы на проезд от С.-Петербурга до Кяхты). В октябре 1870 г. он становится вице-консулом российского генконсульства в Японии (с последующим в марте 1871 г. производством из титулярного советника в коллежского). В качестве российского консула в Тяньцзине Вебер в июне 1884 г. отправился в Корею, где 25 июня в Сеуле заключил первый русско-корейский договор, положивший начало регулярным официальным дипломатическим связям России с Кореей. С учреждением в апреле 1885 г. постоянной российской дипломатической миссии в Сеуле его назначили Поверенным в делах Кореи, а 25 апреля 1888 г. он стал генеральным консулом; в 1886 г. удостоился французского ордена Почетного легиона, который был вручен ему лично в Сеуле в 1888 г.
В феврале 1896 г. корейский король Коджон в целях личной безопасности (после убийства королевы в результате японских интриг) тайно перебрался из своего дворца в российскую дипломатическую
миссию. С учетом дипломатических заслуг К. Вебера именно ему было предложено в 1902 г. отправиться в Сеул, чтобы вручить высший российский орден Андрея Первозванного корейскому императору Коджо-ну по случаю его 40-летнего управления страной. После возвращения на родину опытный российский дипломат — свидетель многих перемен в современной ему Корее, обратился к изучению ее истории, результаты чего стали важным дополнением к его научным трудам. Высокая оценка последних отчетливо видна в приглашении его к участию в коллективных научных работах, связанных с картографией и лингвистикой. Скончался К. Вебер в 1910 г. (похоронен в Германии).
См.: АВПРИ, ф. ДЛС и ХД, формулярные списки, оп. 464, д. 606; ф. СПб. Главный архив 1У-2, 1870—72, д. 1; ф. Китайский стол, 1904— 1917, д. 1964; Архив востоковедов Института восточных рукописей (СПб.), ф. 14, оп. 2, д. 64.
15 АВПРИ, ф. СПб. Главный архив 1-1, оп. 761, 1883—1886, д. 487, л. 63—64.
16 Попов Сергей Иванович — российский дипломат, родом из дворян. По окончании учебного отделения восточных языков при МИД его как слушателя, принятого на эти курсы 10 августа 1839 г. и прошедшего полный курс обучения, 25 мая 1842 г. (в возрасте 20 лет) определили студентом российской дипломатической миссии в Константинополе (в чине коллежского регистратора). С последующим производством его в губернского секретаря 25 марта 1844 г., он был назначен секретарем генконсульства в Сербии, затем 5 мая 1850 г. управляющим консульством в Яссах, а 29 апреля 1859 г. — консулом.
Как видно из письма директора Азиатского департамента МИД А.И. Зиновьева, бывший консул в Марселе С.И. Попов, принимавший участие в похоронах архимандрита Палладия (П.И. Кафарова) в г. Ницце в 1878 г., отправился из С-Петербурга в Кяхту (на российско-китайскую границу) 9 июля 1883 г. и согласно письму Н. Гомбоева, начальника русской почты в Пекине, к П.А. Дмитревскому от 5 октября 1883 г. прибыл (с женой) только 28 сентября в китайскую столицу. Его дальнейшее пребывание в столице цинского Китая продолжалась до марта 1886 г., когда с прекращением военного конфликта Франции с Китаем он смог отправиться кружным морским путем (мимо стран Юго-Восточной Азии и Индии) в Марсель.
5 февраля 1909 г. С.И. Попову «всемилостивейше разрешено [царем] бессрочное проживание за границею», что позднее позволило ему переехать на жительство в Швейцарию.
См.: АВПРИ, ф. ДЛС и ХД, оп. 462, д. 2723; ф. СПб. Главный архив 1У-2, 1883, д. 4, л. 33—36; Архив востоковедов Института восточных рукописей (СПб.), ф. 14, ед. хр. 74.
17 АВПРИ, ф. 327, оп. 579, 1883, д. 300 л. 22.
18 Там же. Л. 23.
19 Там же. Л. 3.
20 АВПРИ, ф. СПб. Главный архив У—Аз, 1886, д. 2, с. 33.
Подробнее о российском купце Алексее Дмитриевиче Старцеве
(внебрачном сыне декабриста Н. Бестужева) см.: Хохлов А.Н. Алексей Старцев — коммерсант, дипломат и просветитель // XXVIII научная конференция «Общество и государство в Китае». Тезисы и доклады. М., 1998, ч. II. С. 234—249.
21 АВПРИ, ф. СПб. Главный архив У—Аз., 1885, д. 1, л. 5.
22 Там же.
23 АВПРИ, ф. СПб. Главный архив У—Аз., 1886, д. 2, л. 43—44.
24 См.: Голос. 1877. №64; 1878. № 28. 351, 254, 355; 1879. №3 и др.
25 Васильев В.П. Настоящий восточный вопрос (II) // Голос, № 25 (25 января/6 февраля 1878 г.).
26 Васильев В.П. Наши отношения к Китаю // Восточное обозрение, № 8 (1882).
27 Васильев В.П. Столкновение Франции с Китаем // Восточное обозрение, № 46 (17 ноября 1886). С. 1.
28 Васильев В.П. Воспоминание о Пекине // Северная пчела. № 9 (12 января 1861 г.).
29 Васильев В.П. Столкновение Франции с Китаем // Восточное обозрение, № 46 (17 ноября 1886 г.).
30 См.: Новое время, 1883, № 2777; Архив востоковедов Института восточных рукописей (СПб.), ф. 39, оп. 1 ед. хр. 144.
