CC BY
60
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
И. Г. Шишкин
Рец. на кн.: ФИЛЮШКИН А. И. АНДРЕЙ МИХАЙЛОВИЧ КУРБСКИЙ: ПРОСОПОГРАФИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ И ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ К ПОСЛАНИЯМ АНДРЕЯ КУРБСКОГО ИВАНУ ГРОЗНОМУ. СПб., 2007. 624 С.
Историографическая ситуация в России на рубеже П—Ш тысячелетий характеризуется целым рядом новых моментов. Во-первых, появляется много изданий новых источников в связи с тем, что с конца 1980-х гг. в стране были открыты архивные фонды, и стали широко публиковаться источники из зарубежных архивов. Во-вторых, значительно расширяются возможности извлечения из традиционных источников исторической информации в связи с развитием новых технологий и расширением арсенала методов источниковедческого исследования. Все это в совокупности с новыми теоретико-методологическими подходами позволяет историкам создавать исследования, которые вскрывают совершенно новые пласты исторической информации.
Изучение средневековой русской истории на рубеже ХХ-ХХ1 вв. переживает настоящий исследовательский бум1. Объяснение этому некоторые авторы видят в том, что после принудительного разрушения марксистской парадигмы историописания в начале 1990-х гг. «наиболее подготовленными к провозглашению методологических альтернатив марксизму оказались медиевисты старшего и среднего поколения (Ю. Л. Бессмертный, А. Я. Гуревич, Л. П. Репина и др.), более свободные по сравнению со специалистами по новой и новейшей истории и истории России (а тем более, истории КПСС) от необходимости следовать марксистскому инструментальному канону»2. В практике работы данного поколения медиевистов даже в советское время широко использовались зарубежные методологические наработки, прежде всего школы «Анналов», о чем свидетельствует в своих воспоминаниях А. Я. Гуревич. Вспоминая о своей научной деятельности в 1960-е гг., он писал, что к этому времени он «уже освоился с работами представителей Школы „Анналов“ и понимал значение осуществленной еще в начале ХХ столетия неокантианской критики традиционной историографии»3.
Именно методический арсенал, накопленный неокантианской парадигмой исторического познания, стал активно применяться в современном источниковедении средневековой культуры.
Рецензируемая книга А. И. Филюшкина представляет собой уникальное в современной историографии явление. Во-первых, автор ставит перед собой глобальные исследовательские задачи: дать «наиболее полную на сегодняшний день реконструкцию биографии А. М. Курбского», «составить „тотальный“ герменевтический комментарий
© И. Г. Шишкин, 2009
к трем посланиям А. М. Курбского царю Ивану Грозному» и «создать на основе этого комментария своеобразную историческую энциклопедию переписки Андрея Курбского с Иваном Грозным»4. Во-вторых, А. И. Филюшкин создал исследование, в котором на первое место выдвигается именно методика исторического исследования и изучения исторических источников. Автор считает, что внести вклад в изучение проблемы, имеющей более чем 400-летнюю историографическую традицию (курбскиану), высказать свое мнение по многим дискуссионным вопросам этой проблемы помогают использованные им просопографический и компаративистский методы, а также герменевтическое толкование посланий А. М. Курбского Ивану Грозному.
Первые два метода А. И. Филюшкин плодотворно использует при изучении биографии князя Курбского — одного из самых известных исторических деятелей эпохи русского средневековья. Применение компаративистского метода позволило автору присоединиться к выводу, сделанному немецкой исследовательницей И. Ауэрбах, что исследователь биографии А. М. Курбского имеет дело с уникальным явлением. Уникальность Курбского А. И. Филюшкин видит в том, что «дошедшие до нас отечественные источники не позволяют реконструировать биографии людей ХУ1 в. Однако в отношении Курбского ситуация принципиально иная. Мы можем до деталей восстановить служилую карьеру как с помощью автобиографии Курбского — единственной автобиографии русского воеводы ХУ1 в., так и привлекая летописный и актовый материал. Тем самым мы получаем возможность сравнить описания деятельности князя, данные сторонними наблюдателями, и рассказы о своей жизни и принадлежащих ему сочинениях» (С. 4-5).
А. И. Филюшкин под просопографией понимает «методику изучения исторического процесса через всестороннее изучение карьеры политических и социальных лидеров эпохи» (С. 6). По мнению историка, просопография помогает при изучении авторства средневекового источника в том случае, если автор являлся крупным историческим деятелем. А. И. Филюшкин считает, что применительно к выбранной теме исследования просопографический метод позволяет провести «исследование путей и методов осуществления князем А. М. Курбским жизненных стратегий и реализации карьерных устремлений» (С. 9).
Сопоставив информацию, извлеченную из источников разного типа и характера, А. И. Филюшкин пришел к выводу, что в лице одного человека сосредоточено «несколько» Курбских: первый — «персонаж русской истории», второй — «писатель, создатель одной из первых русских автобиографий, автор целого ряда выдающихся литературных и эпистолярных памятников», третий — «литературно-публицистический образ, трактуемый в зависимости от предпочтений эпохи» (С. 123-124).
На основе проведенного историографического анализа, включающего работы как отечественных, так и зарубежных авторов, историк привел любопытное наблюдение о том, что «посмертная судьба Курбского-писателя и Курбского-символа была явно масштабней и счастливее земного Курбского-воеводы и Курбского-эмигранта» (С. 579).
Хочется обратить внимание на особенности историографического анализа, примененного А. И. Филюшкиным в своем исследовании. В монографии не дается анализа литературы по проблеме в целом, да и требовать этого от одного автора нельзя. Однако распыление историографических сюжетов по различным разделам монографии не позволяет читателю составить четкое представление о том, какова была историографическая традиция в изучении того или иного вопроса к моменту написания монографии, и самостоятельно сделать вывод о том, что нового внес автор в их изучение. В связи с этим, автору
монографии нередко приходится самому указывать на новизну проведенного им исследования. Во введении к работе А. И. Филюшкин указывает, что «благодаря тотальному комментированию текста, близкого к научной парадигме „пристального чтения“ (“close reading”), были получены новые результаты, которые дают основания для переоценки посланий Курбского Ивану IV как исторического источника, позволяют уточнить целый ряд сюжетов отечественной истории второй половины ХVI в.» (С. 9).
Рецензент сделал данное замечание именно потому, что А. И. Филюшкин хорошо понимает важность историографических сюжетов. Он пишет: «Облик третьего Курбского зависит даже не от субъективного прочтения реальной биографии князя, сколько от культурных стереотипов нового и новейшего времени» (С. i24). В монографии имеется специальный раздел (Ч. I, гл. VII: След в истории), в котором А. И. Филюшкин рассматривает степень востребованности фигуры Курбского в трудах историков и сочинениях журналистов, художественное осмысление его образа в литературе и кинематографии, место князя на страницах учебников и просветительской литературы. В этом разделе анализируется длительная историографическая традиция о Курбском, сравниваются отечественная и зарубежная оценки его образа. На основании изучения этого сюжета автор делает вывод о том, что «во все времена отношение к образу Курбского отражало идеологию интеллектуальной и политической элиты» (С. 16Q). Данный вывод А. И. Филюшкин подкрепляет любопытными наблюдениями о том, как в массовом сознании официальная историографии и публицистика новейшего времени образ Курбского «московского Иуды» олицетворяла с образами « антигероев Отечества»: генерала Власова, Бориса Березовского, Михаила Ходорковского. В то же время в изданиях диссидентского характера образ Курбского использовался для оправдания антигосударственной деятельности и для пропаганды националистических идей. Весьма спорным представляется утверждение автора монографии о том, что тот факт, что «в современной учебной литературе о Курбском говорится скороговоркой», можно считать свидетельством того, что «произошло возвращение на объективистские позиции авторов учебных пособий ХГХ в., которые стремились не судить своих персонажей, а описывать исторические факты» (С. І59).
Большая часть монографии А. И. Филюшкина посвящена герменевтическому комментированию трех посланий Андрея Курбского Ивану Грозному. В этом разделе чувствуется исследовательское мастерство автора. Опираясь на достижения отечественной и зарубежной курбскианы, исследователь анализирует Курбского как писателя. Он хорошо освоил подходы к анализу переписки Курбского, которые используют филологи, исследователи общественной мысли России ХVI в., историки и источниковеды. Историк высказал свое отношение к полемике, которая ведется по поводу подлинности текстов, связываемых с именем Курбского. Применив при анализе переписки метод библейских семантических ключей (центонно-парафразный метод), автор пришел к выводу о том, что «совпадение контаминационных фрагментов, сконструированных из отрывков из Св. Писания и фразеологических шаблонов, не может быть весомым аргументом для признания переписки Курбского и Грозного „апокрифом“» (С. Ібб).
А. И. Филюшкин критически относится к накопленной в предшествующей историографии методике анализа источников по средневековой русской истории и предлагает перейти к разработке «адекватной методологии перехода от интерпретации источников к их пониманию» (С. І7І). Он анализирует достижения зарубежной и отечественной герменевтики, учитывает ведущиеся теоретические споры и приходит к выводу: только «тотальное изучение всего нарратива (будь то послание, повесть или летописный свод)
позволит избежать иллюстративного подхода, уйти от соблазна проводить анализ только тех цитат, которые „работают“ на авторскую концепцию» (С. 194).
Подчеркивая оригинальность и уникальность проведенного А. И. Филюшкиным исследования, мы в то же время считаем, что применением одних лишь новых подходов к изучению исторических источников нельзя всесторонне раскрыть средневековые источники. Следует согласиться с мнением А. В. Каравашкина и А. Л. Юрганова о том, что эти подходы следует применять с учетом принципа дополнительности, который «не отрицает опыта предшественников и лишь вносит свое разграничение в сферы деятельности историка. Принцип дополнительности не допускает гипостазирования какого-то одного подхода к изучению культуры, но постулирует, что каждая отрасль гуманитарной культуры обязана выработать теоретическое обоснование собственных познавательных границ»5.
1 См.: Заболотный Е. Б., Камынин В. Д., Шишкин И. Г. Очерки современной историографии истории России с древнейших времен до начала ХХ в. Тюмень, 2003.
2 Ровный Б. И. Введение в культурную историю: учеб. пособие. Челябинск, 2005. С. 7-8.
3 Гуревич А. Я. История историка. М., 2004. С. 134.
4 Филюшкин А. И. Андрей Михайлович Курбский: просопографическое исследование и герменевтический комментарий к посланиям Андрея Курбского Ивану Грозному. СПб., 2007. С. 9-10 (далее номера страниц указаны в тексте в скобках).
5 Каравашкин А. В., Юрганов А. Л. Регион Докса: источниковедение культуры. М., 2005. С. 173.
