CC BY
127
6. Распоряжение высшего начальственного Определения Святейшего Правительствующего Синода от 24 февраля -14 марта 1887 г. за N»229. О мерах и усилении наблюдения за целостию библиотек в духовных семинариях//Том. епархиал. ведомости. - 1887. -№10. - С. 1-5.
7. СулоцкийА.И.Сочинениявтрехтомах:Т. 1:Оцерковных древностях Сибири/Под ред. В. А. Чупина. — Тюмень: Издательство Ю. Мандрики, 2000. — 480 с. — (Краеведческая библиотечка журнала «Лухич»),
8. Ученическая читальня при Томской духовной семина-рии//Том. епархиал. ведомости. — 1910.-№12. — С. 513-514.
9. Циркулярный Указ Святейшего Синода от 14 сентября 1868г. за №37//Том. епархиал. ведомости. - 1887. - №10. - С. 2.
10. ЦХАФ АК. Ф. 39. Оп. 1. Д. 8. Л. 93.
ЕЛИЗАРОВА Наталья Владимировна, ассистент кафедры отечественной истории, аспирант.
УДК 323.272
В. Д. ПОЛКАНОВ В. Б. ШЕПЕЛЕВА
Омский государственный технический университет
Омский государственный университет
РЕФОРМЫ И РЕВОЛЮЦИИ В РОССИИ XX ВЕКА: ДИСКУССИОННЫЕ ПРОБЛЕМЫ
«Мы... как бы... существу(ем)... для того, чтобы преподать великий урок миру. И, конечно, не пройдет без следа то наставление, которое суждено нам дать... великий урок отдаленным потомкам, которые поймут его...» А вместе с тем:
«Мы... как незаконнорожденные дети, лишенные наследства, без связи с... предшественниками нашими на земле, не храним в сердцах ничего из наставлений... пережитое пропадает для нас безвозвратно... мы как бы чужие для себя самих...».
П.Я. Чаадаев1
Не о XX ди столетии — «русском веке» прежде всего первое предвидение «басманного философа» ? И не похоже ли, что куда более созвучна, вообще -приемлема вторая его сентенция дням нашим - нынешним?
Организаторы и участники международной научной конференции «Реформы и революции в России в XX веке» (Москва — апрель 2001 г.), судя уже по пленарным докладам Ю.А. Полякова, В.П. Данилова, А.К. Соколова, C.B. Тютюкина, Ф. Кокена и Р.Г. Пихоя, самым обстоятельным образом учитывали современную крайне не простую интеллеюу-альную и социальную — на разных ее уровнях — ситуацию. Однако, как показали результаты работы, скорее историки владели этими объективными обстоятельствами, нежели обстоятельства подавляли их. Очередное издание в авторитетной уже серии «Россия в XX веке» материалов конференции в целом свидетельствует, как о норме для данного форума, о добротном профессионально-ответственном уровне представленных изысканий. Всеоп-ределяющее, казалось бы, довление текущей политико-идеологической, а в немалой степени и эпистемологической конъюнктуры не стало главным ключом к основному содержанию рассматриваемого двухтомника при том, что не стали им и затверженные когда-то схемы и мало укорененные в реальности идеологические представления. И это тем более ценно, поскольку предметное поле данного издания
по необходимости охватило острейшим образом политизированные сюжеты и блоки отечественного исторического бытия: от катастрофы модернизировавшейся Российской империи; рождения - основных этапов - сущностных сторон становления и развертывания «советской цивилизации»; до причин постигшего ее крушения (сквозь призму революционных и реформистских социальных катаклизмов). Вместе с тем, подчеркнем, Советская история как целостный феномен от ее исторического предшествия до постсоветского «послесловия» - такая объективная заданность благоприятствует обществоведческим познавательным процедурам.
Рассматриваемые в двухтомнике разделы и вопросы отечественной истории оказались представленными в теоретическом и теоретико-методологическом аспектах (см. статьи В.П. Данилова,2 Ю.А. Полякова,3 А.К. Соколова,4 В.В. Шелохаева,5 Р. Сервиса," Ф. Кокена,7 Р.Г. Пихоя", H.A. Рогалиной,11 Г.А.Тру-каиа,10 Дж. Смита," М. Реймана,'2 A.A. Опенкина,13 Е.И. Пивовара,14 У. Эньюаня15); в историографическом (см. работы О.В. Волобуева"\ С.М. Исхакова'7, И.М. Пушкаревой'6, H.A. Ивницкого19, О.Н. Клюки-ной20, A.C. Верещагина21) и еще более - в конкретно-историческом и, отчасти, - в источниковедческом срезах в рамках общероссийской и локальной истории с выходом в ряде случаев на сюжеты истории всеобщей (см. в последнем случае работы П. Дькжса и К. Бреннана,22 Ф. Кокена, Ю.А. Полякова, А.С, Се-
нявского,'23 У. Эньюаня, С.А. Толстогузова2"1, C.B. Журавлева,25 М. Реймана, В.П. Попова,2" Г.Б. Куликовой 27 ).
В целом материалы издания воссоздают широкую панораму отечественного, прежде всего советского, исторического бытия — крайне противоречивого, многослойного, плохо умещающегося в линей-но-формационные и точно так же — в дискретно-цивилизационные методы анализа, но требующего, «системного подхода», по выводам A.C. Сенявского (и по фактическим приемам исследования В.П.Данилова, Ю.А. Полякова, А.К. Соколова, Ф. Кокена, М. Реймана, самого A.C. Сенявского; кроме того -Н.С. Сташкевич,28 Н.М. Пурышевой,29 С.М. Исха-кова, В.А. Саблина,30 П.С. Кабытова31 и некоторых других, более или менее удачно учитывающих оба подхода).
Сама историческая жизнь России, и явно — ее советская эпоха, свидетельствуют о реальности «инобытия» - альтернативности в контексте, скажем, христианского мира, в пределах евразийской континентальное™, но при этом, как доказывают и В.П. Данилов, и Ю.А. Поляков, и А.К. Соколов, и Ф. Кокен, и целый ряд других авторов, - вовсе не в отрицание общецивилизационной (формационной по существу) «исторической вертикали».
Между тем официальное советское обществоведение с 1920-х годов и до конца самым ревностным и парадоксальным образом оберегало мнимую «ли-нейно-формационную чистоту» советского пути (не загоняя ли тем самым себя, общество в европоцентристскую ловушку, буквально «теряя почву под ногами»?). Во всяком случае, представляется несомненным, что данный гносеологического толка изъян имел основания в теории, в стратегических установках РСДРП - РКП(б) - ВКП(б) - КПСС, в итоге — в советской внутренней политике. Цивилиза-ционный — культурно-генетический — этномен-тальный (и не иначе) способ реализации всемирно-исторического процесса удивительным образом игнорировался в познавательной практике вопреки реальности, но ради (как казалось) политико-идеологической безупречности тезиса об Октябре — социализме — Советском Союзе в качестве столбовой дороги человечества. Радикальнейшим образом едва ли не за всю гуманитарную историю обозначив факт — «онтологичность» исторической альтернативности — выбора пути, Советская Россия, Советский Союз затем всеми силами на политико-идеологическом и обществоведческом уровне словно бы пытались это обстоятельство обойти. Противоборство двух систем, двух миров в немалой степени заставляло действовать, мыслить в алгоритме: «белое» «-»■ «черное», «плюс» «-» «минус», т.е. по законам линейного детерминизма, что с распадом СССР больнее всего ударило как раз по «советскому проекту», советскому Прошлому, по линейно интерпретируемой истории советской эпохи.
Прежде всего, пожалуй, именно данная теоретико-методологическая проблема: признание в той или иной мере альтернативности исторического процесса или жесткая ставка налинейный детерминизм — определяла четко заявленные или неявно наличествующие позиции участников конференции (при всей неоднозначности внутренней стратификации каждой из наметившихся таким образом групп). В частности, вычлененные нами выше «системщики», в общем, могут быть соотнесены с . «альтернативистами» в обозначенном смысле: здесь I как минимум признание объективности событий
1917 г., признание 1917 г. как революции или революционного процесса от Февраля по Октябрь включительно (концепция «модернизации» применительно к советской эпохе — один из вариантов в рамках такого подхода — см. статьи В.П. Данилова, A.C. Сенявского, А.К. Соколова, Ю.А. Полякова и др.). Линейный детерминизм объективно оказывается ориентацией четких «европоцентристов» - в рассматриваемой ситуации это работы, в первую очередь, французского исследователя А.Н. Бурмей-стера32, историка-аграрника H.A. Рогалиной, авторитетного в советской историографии и радикально эволюционировавшего в последнее время Е.Г. Гим-пельсона33 и представителя Украины C.B. Кульчицкого.34 Кроме того, контекстно и достаточно противоречиво, но подобный подход просматривается в разработках белорусского ученого М.П. Костюка,35 отечественного исследователя C.B. Кулешова,36 упомянутого выше китайского историка У. Эньюаня (как это ни кажется странным на первый взгляд37 ).
Последовательно системный подход, диалектично сочетающий «формационный» и «цивилизаци-онный» методы препарирования действительности, отличает обобщающую статью Ю.А. Полякова. Трудно не согласиться с выводом автора, что «никогда прежде Россия не имела ... такого значения на мировой арене, такого влияния на международную жизнь, как после революции 1917 г.» и что потому «история Октября... одного из центральных событий... истории XX в., является своеобразным индикатором... состояния российской историографии» (С.16, 9-10). Пожалуй, и показателем-индикатором духовного, нравственного, интеллектуального здоровья нации, общества.
Ю.А. Поляков предложил ряд очень продуктивных «ключей» для адекватного, не линейного, но, по существу, синергетического (или глубоко диалектичного) восприятия советской эпохи. «Октябрь неотделим от последующего, оно неотделимо от Октября, но не предопределено Октябрем», - подчеркивает историк (С.11). Такое видение реальности позволяет, на наш взгляд, уйти от безнадежных непримиримых бинарных оппозиций; сблизить, в частности, подходы жестких «пессимистов» и «оптимистов» в оценке потенциала нэповской альтернативы к рубежу1920-30-х годов, а особенно — по поводу соотношения 1917 г., большевизма и — сталинизма во всех его составляющих; да и по иным более ранним и последующим поворотным пунктам советской истории, всегда чреватым «полем возможностей». Кроме того, следует, по словам автора, исходить из данности, что Октябрь, советская эпоха «тесно связаны со всей предшествующей историей России», что это «часть своеобразного российского исторического процесса» и одновременно (при синхронистическом подходе) Советский Союз — очень значимая составляющая — субъект, но сразу и объект, всемирной истории (С. 12-13). Отметим, в уточнение проблемы международного влияния СССР, что, наверное, есть смысл учитывать инновацион-ность советского опыта и с точки зрения «вызовов» постиндустриальной и даже постэкономической эпох, о чем, кстати, дают определенную информацию и авторы двухтомника. В частности, вологодские историки М.А. Безнин и Т.М. Димони упоминают в связи с «отличным от других "социалистическим типом зажиточности" в советской деревне» об «отчаянной и трагической, поучительной и романтической попытке построения общества, стадиально выходящего за границы... предопределенного
исторического процесса».3" Видимо, соотношение: «субъект» — «объект» мировой истории в пользу первого можно рассматривать как показатель жизнеспособности советского общества и - наоборот. И это не риторический пассаж, ибо сам переход к советскому этапу отечественной истории был опосредован «инверсионной концепцией» исторического развития. Предугаданная ставка на субъект и по предельно жесткой внутренней необходимости (для удержания сначала просто суверенности «многонародной российской нации» и державы39), и в силу нового планетарного исторического «вызова» (переходв «эпоху осознанной необходимости», НТР и т.д.) была спецификой и преимуществом большевиков как политической силы. На тот же «инверсионный алгоритм» опиралась нэповская концепция Ленина и его сторонников (нэповцев-партийцев). И разве не об этом новом явлении — «вызове» пишет современный американский исследователь П. Холк-вист, подчеркивая: «Мы не рассматриваем Советскую Россию ни как некое уникальное порождение социализма, ни как русское отклонение от европейских норм; мы воспринимаем ее как чрезвычайно специфическое проявление новой правительственной модальности в сфере политики... Ключ к решению проблемы «Советская Россия» необходимо искать в контексте явления, обозначенного термином «современность», и в рамках общеевропейского феномена «социальное государство».40 Если же говорить о сталинской «революции сверху», формировании сталинской модели советского общества — здесь, скорее, не просто «срыв в субъективизм» (в этом смысле, безусловно, правы А.К. Соколов, A.C. Сенявский, B.C. Тяжельникова41), но ставка на субъект при очень мощном субъективистском аккомпанементе, при опаснейшем — калечащем субъект - погружении в субъективизм и прямой произвол. И хотя «дальше была война», и была Победа — выздоровление общества требовало радикальной «вакцинации» против эпидемии произвола, субъективизма (тем более в условиях НТР); требовало практической ставки на субъект, где в пределе субъект — каждый член общества, где возможно потому реальное «признание чужой одушевленности» и выход на личностный уровень бытования социума.42 Видимо, можно усматривать в этой ставке на субъект — сущностный параметр «советского проекта». Нереализация, все более очевидная профанация ее (ставки) в благополучные — мирные годы означала в перспективе катастрофу для всего проекта.
Однако обращение к этому «сущностному параметру» означает потребность самого основательного «очеловечения» предметного поля исторических изысканий — введения историко-антропологи-ческих приемов анализа (от «историко-повседнев-нических», если допустимо такое определение, до социально-психологических и «историко-этномен-тальных»). Оговоримся, очень перспективными сегодня предстают приемы изучения Прошлого в алгоритме «социальной истории», разрабатываемые и активно внедряемые в исследовательские практики исследовательской группой под началом А.К. Соколова. Основа этого познавательного алгоритма, по словам автора, — «российский социум XX в. ... как живой социальный организм, состоящий из конкретных людей, людских объединений и классов... в прерывности и непрерывности исторического опыта», притом что «экономика, государственные институты, культура и проч. рассматрива-
ются как производные»41. Здесь, видимо, можно усматривать определенную параллель с подходами в рамках «социологического психологизма»: нет ничего социального, что не было бы психическим — прямо или опосредованно (М.Вебер, А.Смолли др.), а еще более - со знаменитыми поисками «человечины» зачинателей «Анналов». И все-таки стоит, наверное, во избежание недоразумений (что от чего в каком случае производно) оговорить диалектич-ность взаимосвязи человека, людей, с одной стороны, и всех институтов 2-й, социальной Природы, с другой, при совершенно особой роли духовной сферы. Но в любом случае человек, социум = люди, как квинтэссенция истории; «социальная история» как синтез «историй» других, не отрицающий, а предполагающий наличие последних, - такое видение вряд ли может встретить существенные возражения. Около 20 статей рецензируемого издания напрямую или косвенно примыкают к историко-антропологическому направлению отечественного историописания.
Отметим, что материалы двухтомника оказались объективно не только задуманной, но и спонтанной — идущей снизу от конкретных исследовательских практик попыткой реализации охарактеризованных выше установок познавательной стратегии нынешнего Научного совета по истории социальных реформ, движений и революций, его предшественника и ИРИ РАН. Подчеркнем сразу утилитарно-позитивный эффект конференции и изданных материалов: заинтересованные вузовские преподаватели получили серьезную поддержку сначала благодаря факту появления академической серии «Россия в XX веке» и особенно благодаря эпистемологическим принципам рассматриваемого двухтомника, поскольку они позволяют преодолевать жесткое кафедральное размежевание «дореволюционников» и «современников» и выстраивать лекционные курсы, исходя из научных, а не формальных оснований. Речь прежде всего об упомянутом выше принципе континуума российского исторического процесса, который был не только обоснован, но и успешно реализован как целокупностыо материалов двух томов «Реформ и революций», так и внутри заметного ряда статей этого издания. Наиболее показательна в этом отношении работа В.П. Данилова - авторитетнейшего отечественного истори-ка-аграрника,44 самым органичным образом соединившего продуктивные традиции «нового направления» с новейшими поисками историко-антрополо-гического, историко-этноментального, крестьяно-ведческого толка. История России через сквозную историю аграрных реформ и революций за почти полуторастолетие просто требовала такого диалектического сочетания возможностей цивилизацион-ного и формационного методов препарирования Прошлого и благодаря этому позволила выявить фактически: долговременные - сущностные, кре-стьянско-ментальные факторы; среднесрочные -модернизационные и краткосрочные конъюнктурно-событийные тенденции в жизни крестьянско-помещичьей, советско-крестьянской, колхозно-совхозной и постсоветской России. В.П. Данилов показывает, что едва ли не стержнем внутренней истории страны с середины XIX столетия по нэповский период включительно (если не до нынешних дней) объективно выступал «крестьянский вопрос» и что самый значимый факт внутренней жизни модернизирующегося российского общества в начале XX века - «крестьянская... подлинно народная
революция, на фоне (и основе) которой развертывались все другие социальные и политические революции, включая Октябрьскую 1917 г,» (выделено нами. - В.Ш.). «Отсюда, - подчеркивает автор, - их ярко выраженная антикапиталистическая (а не только антифеодальная) направленность с реализацией в конечном итоге не вполне социалистической программы» (С.22-23, 27). В последнее суждение нужно как следует вдуматься. Между тем, эти революции не были фатальными, по оценке историка. «Имеется достаточно оснований считать, что реализация начатой Н.Х.Бунге реформы могла быть успешной, - подчеркивает автор, отмечая, - впереди было время, необходимое... чтобы заложить основы новых социально-экономических структур в деревне, выйти на путь интенсивной модернизации сельского хозяйства»115 (выделено нами. — В.Ш.). Однако впереди оказались контрреформы и потому — целая эпоха «самой массовой... крестьянской революции». С 1902 г., по словам В.П. Данилова, «на историческую арену выступил новый крестьянин — крестьянин эпохи революции» (С. 21-22, 23). И далее именно «революция (объективно. — В.Ш.) становилась двигателем социального прогресса» (24). Развивая «новонаправленческие» разработки, автор убедительнейшим образом показывает, что «результатом столыпинской аграрной реформы, если бы она осуществилась, явились бы окончательное поражение крестьянства в борьбе за землю и за свободное развитие своего хозяйства, полное утверждение капитализма помещичьего типа и пауперизация основных масс сельского населения», что «самым массовым социальным продуктом реформы оказались разорившиеся и выбрасываемые из сельской жизни... все те, кто утрачивал место в деревне и кого не принимал и не мог принять город». И потому «революционные взрывы 1905 и 1917 гг. (оказались) взрывами народного отчаяния эпохи первоначального накопления», осложненной эпохой промышленного капитализма (С. 26-27; выделено нами. — В.Ш.).
Совершенно иначе — в самых положительных категориях интерпретирует столыпинскую реформу вплоть до 1915 г. Н.Л. Рогалина. К сожалению, при этом оказываются полностью обойденными как чрезвычайно продуктивная практика упоминавшегося «нового направления», так и разработки группы под руководством И.Д. Ковальченко. И потому, скажем, снова фигурирует как замечательное свидетельство капиталистического прогресса «значительный размах мобилизационного процесса» относительно земель, хотя A.M. Анфимовым и его коллегами был убедительно вскрыт непредпринимательский в значительной степени характер этого процесса (и еще более - процесса аренды земли), выявлены неблагоприятные для оценки столыпинской реформы динамика сельхозпроизводства (см. к тому же И.Д. Ковальченко), тип социальной дифференциации деревни. И если Н.Л. Рогалина подчеркивает в качестве достижений реформы «утверждение товарно-производительной многоукладное™», то «новонаправленцы» еще в 1960-е годы показали, как сложившаяся в России многоуклад-ность оказалась «заколдованным кругом», когда высший монополистический капитализм противостоял прогрессивно-капиталистическим тенденциям в крестьянском хозяйстве. В конце концов, что говорить о реформе П.А. Столыпина, если даже кадеты - Временное правительство не смогли пойти на радикальную — но капиталистическую по смыс-
лу аграрную реформу, хотя вопрос стоял — быть или не быть Временному правительству, буржуазной альтернативе? В целом работу Н.Л. Рогалиной отличает жесткая заданность — убежденность в естественности, необходимости «полномасштабного института частной собственности на землю, активного развития свободного рынка земли», в том, что лишь «атрибуты рыночной экономики» способны вывести Россию в разряд «цивилизованных» стран, причем все это - именно через столыпинский вариант (см. С. 553,555,559-560. Получается: странная Россия, странный народ, странное крестьянство, не увидевшие вовремя своего счастья...). Положение автора о российском «трудовом крестьянстве... главной фигуре земледелия, как и повсюду в Европе»(С.544) к началу XX в. вызывает сомнения и относительно трактовки понятия «российское трудовое крестьянство», и относительно корректности сопоставления предложенных объектов, хотя здесь просматривается любопытный момент переклички с «давидианством», с трактовками H.H. Суханова. Интерпретация нэпа в «столыпинском алгоритме» (С.559) кажется слишком экстравагантной и не имеющей отношения ни к нэпу В.И. Ленина, нэповцев-партййцев, ни к нэпу организацион-но-производственников, да и вряд ли к нэпу экономистов-либералов (возвращать помещиков, кажется, никто из них не собирался).
В оценке дореволюционной деревни, столыпинской реформы скорее солидаризируются с В.П. Даниловым В.Л. Дьячков, С.А. Есиков, В.В. Канищев,4'' A.C. Сенявский, В.А. Ильиных47 и П.С. Кабытов. Между тем, выявляющиеся упомянутые ранее долговременные - крестьянско-ментальные факторы, среднесрочные - модернизационные и краткосрочные конъюнктурно-событийные в жизни кресть-янско-помещичьей, советско-крестьянской, колхозно-совхозной и постсоветской России не высвечивают ли с особенной очевидностью: ^сомнительность политики «модернизация во что бы то ни стало, чего бы то ни стоило»46, а, следовательно, и 2) достаточно четкие акценты в проблеме соотношения нэповской и сталинской альтернатов? Впрочем, объективности ради необходимо отметить, что в безальтернативное™ сталинской «революции сверху» убеждено оказалось большинство авторов, затрагивавших этот вопрос: A.C. Сенявский, А.К. Соколов, B.C. Тяжельникова, И.Б. Орлов, Е.Г. Гим-пельсон, Н.Л. Рогалина, притом что двое последних радикально расходятся с остальными в интерпретации «советского проекта» в целом.
Но тем не менее, ныне мало кто не принимает факта «крестьянской революции» 1902-1922гг. Однако она - самый весомый «аргумент» и Октября, и результатов гражданской войны, и перехода к нэпу45 . Получается, как бы сама российская — крестьянская реальность властно вторгалась — входила(не без серьезнейших противоречий) в стратегию и тактику политически наиболее дееспособных сил страны — большевиков. Отсюда формирующаяся нэповская концепция В.И. Ленина, нэповцев-партййцев, где главное, по нашему убеждению, ставка на возможность некапиталистической модернизацион-ной эволюции крестьянства, крестьянского хозяйства посредством кооперации, ставка потому — на «гражданский мир», на целую историческую эпоху «культурничества» (с некоторыми логическими намеками на самоценность смешанной — включая индивидуальное крестьянское хозяйство - экономики). «Это был реальный преобразователь-
ный процесс, который мог послужить действительной альтернативой и первоначальному накоплению капитала «сильными» за счет «слабых», и сталинской коллективизации», - подчеркивает В,П. Данилов (С.28), Пожалуй, близки этой позиции, помимо Ю.А. Полякова, И.А. Гатауллина и Г.А. Трукан. Кроме того, ценный фактический материал, представленный конкретно-историческими работами по 1917 г. - гражданской войне, явно фиксирует стихийно пронэповские тенденции в этот период по разным регионам страны.
Сталинская «революция сверху» интерпретируется в двухтомнике в аспекте общей модернизации ( А.К. Соколов, A.C. Сенявский, В.П. Данилов), в аспектах коллективизации, сельскохозяйственного производства и хлебозаготовок (H.A. Ивницкий, Ю.А. Мошков, В.А. Ильиных, В.П. Данилов), управления промышленностью (A.M. Маркевич), в разрезе политической борьбы (Г. А. Трукан и др.) и борьбы с «социально чуждыми» (Т.М. Смирнова) и через яркую «историко-антропологическую» картинку — реконструированную судьбу человека в контексте «стандартов "большой политики" СССР и США 1920-1930 годов», представленную C.B. Журавлевым. Проблема соотношения тоталитаризма, фашизма и сталинизма в аспекте мощного идеологического давления на Россию, ее народ блестяще проанализирована известным французским «русистом» Ф.Ко-кеном. Специальный раздел второго тома, часть третьего раздела и несколько статей первого раздела тома первого посвящены реформаторским поискам и разносторонней советской реальности 1945-1991 гг., причем и с моментами межстрановой компаративистики, и с учетом общих закономерностей эпохи модернизации.
Около 15 статей (см. раздел 11 тома первого и разделы I — II тома второго) рассматривают так или иначе сюжеты национальной проблематики. Прежде всего речь идет о «мусульманском вопросе» в контексте российских революций и реформ и белорусском, а также украинском национальном движении. Весьма абстрактное и смутное до последнего времени представление о «национальной» или «национально-освободительной» составляющей революционного процесса 1917 г. авторы сумели серьезно конкретизировать и скорректировать, показав неправомерность или сомнительность понятий «национально-освободительная революция», «национально-освободительное движение», тем более — «пантюркизм» и «панисламизм» применительно к российскому мусульманству (см. ст. С.М. Исхакова и отчасти - Дж. Смита). «...Все же главным в самоидентификации мусульман в начале XX в. был не этнический, а религиозно-имперский компонент», -подчеркивает С.М. Исхаков (С.493). Вместе с тем выявлены убедительные свидетельства серьезных тенденций к этническому вплоть до политического уровня самоопределению среди белорусов, украинцев ( см.ст.: Н.С. Сташкевич, Н.М. Пурышевой, A.M. Литвина, В.Ф. Солдатенко, C.B. Кульчицкого). Интересные обстоятельные проработки советской национальной политики 20-х годов и затем за послевоенные почти полвека представлены упомянутыми выше Дж. Смитом и C.B. Кулешовым, отчасти С.М. Ис-хаковым, Ю.А. Поляковым, Н.С. Валихановой и др.). При этом в работе английского историка наличествует целый ряд оригинальных неожиданных по сравнению с отечественными исследованиями последнего времени толкований и выводов. На наш взгляд, разноуровневая национально-этническая и
особенно крестьянская «бытийственность» первой трети XX в. высвечивают несомненную актуальность революционно-демократического варианта развития российского — советского общества. s
Перестроечно-постперестроечные процессы глу- | боко аналитически освещены в работе В.П. Дани- = лова: в аспекте сначала советских реформистских | поисков в сельскохозяйственной сфере, а затем — радикальной аграрной ломки в РФ. Убедительней- д шим образом показана научная необоснованность, § политико-идеологическая заданность, экономичес- J кая ущербность последней. Кроме того, процессы этого непростого времени рассматриваются так или иначе в статьях Ю.А. Полякова, A.C. Сенявского, Р.Г. Пихоя, Р. Сервиса, М.П. Костюка, В.А. Ильиных; военными историками В.А. Золотаревым, П.М. Ша-бардиным, A.A. Падериным. Вообще, военным реформам отведен целый раздел второго тома, охватывающий период с конца XIX по конец XX вв.
Поставлены в двухтомнике проблемы типологии и «цены» реформ, типологии революций вообще и конкретно - российских, взаимосвязи и зависимости между революциями и реформами (см. прежде всего ст. В.В. Шелохаева, отчасти - Р. Сервиса, А.Н. Бурмейстера, У. Эньюаня и др.).
Встречаются в рецензируемом издании и некоторые не очень удачные «включения». Однако это обстоятельство объясняется в значительной степени стремлением активно представить начинающих исследователей России и стран СНГ.
В целом же специалисты и все интересующиеся получили интересный, ценный, порой остро дискуссионный двухтомник по отечественной истории, подготовленный усилиями международного авторского коллектива.
И в заключение, для размышлений — снова П.Я. Чаадаев: «А между тем, раскинувшись между двух великих делений мира, между Востоком и Западом, опираясь одним локтем на Китай, другим -на Германию, мы бы должны были сочетать в себе две великие основы духовной природы - воображение и разум и объединить в своем просвещении исторические судьбы всего земного шара»50.
Примечания
'Чаадаев П.Я. Сочинения. М„ 1989. С. 21, 26.
2Данилов В.П. Аграрные реформы и аграрные революции в России (1861 — 2001)// Россия в XX веке: Реформы и революции: В 2 т. Т. 1 / Под общ. ред. Г.Н. Севостьянова. М.: Наука, 2002. С.20-37.
3Поляков Ю.А. Октябрь 1917 года в контексте российской истории// Там же. С.9-19.
4 Соколов А.К. Об изучении социальных преобразований советской власти (1917-1930-е годы)//Там же. С. 103-113.
5ШелохаевВ.В. Российские реформы как теоретико-методологическая проблема// Там же. С. 46-54.
"Сервис Р. Реформа в Советском Союзе: структурированная повесть//Там же. С. 70-80.
7Кокен Ф. Размышления об отождествлении сталинизма с гитлеризмом// Там же. С. 114-120.
"Пихоя Р.Г. Почему распался СССР? //Там же. С. 121-145.
'Рогалина Н.Л. Аграрные реформы в России 10-20-х годов (Историко-сравнительный анализ) // Там же. С. 543-563.
'"Трукан Г,А. Нэп: альтернатива сталинизма? // Там же. Т.2. С. 61-75.
" СмитДж. Национальное строительство и национальный конфликт в СССР в 1920-е годы// Там же. T.2. С. 128-169.
12Рейман М, Поворот 1953 года и проблема реформирования советской системы// Там же, С. 314-338.
' 'Опенкин A.A. Экономическая «мысль» страны в послевоенный период // Там же. С. 226-244.
ы Пивовар Е.И. Советское общество в 1960-1980-е годы. К вопросу о социальных и политических итогах и последствиях модернизации// Там же. С. 371 -374.
'^Эньюань У. Российские и китайские реформы второй половины XX века (Проблемы сопоставительного анализа) // Там же. С. 423-432.
"'Волобуев О.В. Концепции революции 1905-1907 годов б публицистике теоретиков и лидеров российских политических партий// Там же. Т.1. С. 161-183.
|? Исхаков С М. Перемены в России и мусульманское население. Начало XX века (Историографический обзор) // Там же. С. 474-505.
'"Пушкарева И М. Февральская революция 1917 года в России: проблемы историографии 90-х годов XX века//Там же. С.241 - 266.
"Ивницкий H.A. Коллективизация как проблема научного исследования//Там же. С.585-590.
■"'Клюкина О.Н. Русская революция в политических концепциях русской эмиграции 20-30-х годов//Там же. С.457-465.
Верещагин A.C. Историографические тенденции изучения гражданской войны на Урале и проблемы информативности источников//Там же. С.466-473. Кроме того, значительные пласты историографии представлены в теоретических и теоретико-методологических работах и в некоторых конкретно-исторических.
Дьюкс П., Бренпан К. Незваный гост: Советская Россия, Дальневосточная республика и Вашингтонская конференция/ / Там же. Т.1. С. 434-448.
"'Сенявский A.C. Проблема модернизации России в XX веке: диалектика реформизма и революционности// Там же. С. 55-69.
2,|Толстогузов С.А. Мейдзиисин, Октябрь 1917года, распад СССР (Опыт сравнительного анализа) // Там же. Т.2. С.414-422.
а Журавлев C.B. Человек из «черного списка» Джорджа Кеннана и стандарты «большой политики» СССР и США 19201930-х годов// Там же. С. 213- 225.
а'Попов В.П. Сталинское экономическое «чудо» после войны (1946-1953) //Там же. С. 264-292.
" Куликова Г.Б. Революции и реформы в России глазами известных представителей западного мира// Там же. С. 206-212.
-"Сташкевич U.C. Революция 1917 года и два пути национально-государственного строительства в Белоруссии// Там же. Т.1. С. 350-358.
"'Пурышева U.M. Революция 1917годаинационально-куль-турное возрождение Беларуси: содержание, противоречия, пределы возможного // Там же. С. 359-371.
"Саблин В.А, Крестьянство Севера России в революции и гражданской войне (1917-1920 годы) // Там же. С. 564-584.
" Кабытов П С. Антивоенные настроения российских крестьян//Там же. С.521-528.
"Бурмейстер А.Н. Просветительная революция сверху и большевистская контрреволюция //Там же. С. 81-85.
"Гимпельсон Е.Г, Соотношение экономики и политики в «нэповских» реформах // Там же. С. 52-60.
"Кульчицкий C.B. Украинская революция 1989-1991 годов: истоки, цели, идейный арсенал // Там же. С. 401-413.
''См.: Костюк М.П. Соотношение реформистского и революционного путей развития в истории России XX века // Там же. T. I. С. 39-40, 44-45.
л Автор резюмирует: «Могла ли советская, как ранее и царская, империя выдержать переход к демократической системе? Врядли ». - Собственно, уже это суждение вполне опреде-
ляет восприятие историком «советского проекта». Но исследователь добавляет: «Российская Федерация уходила из СССР прежде всего, наверное, по той же причине, по которой в свое время уходили регионы и народы из большевистской Совдепии» -Странное отношение к фактам и лексика вносят, как представляется, лишь внеакадемическую тональность в очень интересную работу, далеко не сводимую к приведенному выше резюме. См.: Кулешов C.B. Советская национальная политика: интернационализм в тоталитаристском облике (1945-1991 ) // Там же, Т.2. С.385, 387.
"Тем не менее автор совершенно определенно о горбачевской перестройке пишет: «Ведь, по крайней мере, ясно стояла задача, которую надо было достичь в конце реформ, а именно, коренным образом изменить социальный строй СССР, перейти из одной общественной формации в другую» (выделено мною. - В.Ш.) - см.: Указ. соч. Т.2. С.426, 430.
™ Беэнин М.А., Димони Т.М. Завершение раскрестьянивания в России (вторая половина XX века) // Там же. С, Т. 1. С.638.
м См., в частности, работу A.C. Сенявского - С. 56.
"Холквист П. «Осведомление — это альфа и омега нашей работы»: Надзор за настроением населения в годы большевистского режима и его общеевропейский контекст // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Советский период: Антология. / Сост. М.Дэвид-Фокс. — Самара: Изд-во «Самарский университет», 2001. С. 74-75.
41 Тяжельникова B.C. Повседневность и революционные преобразования Советской власти // Там же. Т. 2. С. 86.
42 Интересный материал в этой связи предоставляют работы Л.А. Опенкина, A.B. Пыжикова, М.Р. Зезиной, Е.И. Пивовара, Ю.В. Аксютина, С.С. Згоржельской — см. Т. 2. Раздел «СССР: от победы до крушения».
"См.: Соколов А.К.Указ. соч. С. 104.
44 См. сноску 4.
45 См. размышления «новонаправленцев», К.Н. Тарновского о соотнесении «американского» и «прусского» путей — типов аграрного капитализма с определенной исторической эпохой и некоторые заметки относительно эпохи капиталистического империализма в этой связи по: Шепелева В.Б. Историографическая судьба «нового направления»// Мир историка. XX век: Монография/ Под ред. А.Н. Сахарова. - М.: ИРИ РАН, 2002. С. 237-238.
"Дьячков В.Л, Есиков С.А., Канищев В В. Крестьянская революция 1902-1922 годов в Тамбовской губернии//Указ, соч. Т.1. С.516-520.
"Ильиных В.А. Аграрный строй Сибири в XX веке: поиск модели устойчивого развития// Там же. С.644-654.
4"Не случайно столыпинский ее вариант был сметен «взрывами народного отчаяния» (см.: Данилов В.П. Указ. соч. С. 26, 27).
4аСм. дополнительно насыщенные локальной конкретно-исторической информацией статьи В.АСаблина,Д.А. Сафонова, Е.А. Плешкевича, P.A. Хаэиева, В.И. Бакулина,
мЧаадаев П.Я. Указ. соч. С. 25.
ПОЛКАНОВ Владимир Данилович, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой отечественной истории Омского государственного технического университета. ШЕПЕЛЕВА Валентина Борисовна, кандидат исторических наук, доцент кафедры современной отечественной истории и историографии Омского государственного университета.
