CC BY
188
Известия Коми научного центра УрО РАН Выпуск 2(6). Сыктывкар, 2011.
РЕЦЕНЗИИ
Н.Л. Рогалина. Власть и аграрные реформы в России ХХ в. М.: Энциклопедия российских деревень. 2010. 216 с. Тир. 500 экз.
Аграрное развитие и его противоречия оказывали сильнейшее воздействие на весь ход исторического развития страны в ХХ в. Реформаторские начинания в постсоветской России сталкиваются с наибольшими трудностями именно в аграрной сфере. Очередной модернизационный эксперимент над деревней вновь поставил ставшие уже традиционными вопросы: «Кто виноват? и «Что делать?».
Поиск адекватных способов современной аграрной модернизации невозможен без переосмысления «исторических уроков» из успехов и неудач прошлого, оценки исторического наследия, которое «досталось» современному обществу.
Историография аграрных реформ ХХ в. насчитывает тысячи публикаций, основанных на следующей посылке: каждый период может быть понят, будучи рассмотрен отдельно. Ощущается недостаток обобщающих монографических исследований с оригинальной авторской трактовкой темы. Совершенно очевидно, что осуществить такое всеохватывающее исследование - задача невероятно сложная.
Рецензируемая книга Н.Л. Рогалиной, ставшая в определенном смысле итогом многолетних научных изысканий известного российского аграрника, - одно из немногих монографических исследований, посвященных истории аграрных модернизаций в хронологических рамках всего ХХ в.
Ретроспективный анализ аграрного реформирования имеет единую исследовательскую логику и авторский замысел. Н.Л. Рогалина оценивает и сравнивает аграрные реформы по следующим критериям: цель и содержание; институциональная политика и характер корректировки реформ, взаимодействие экономических, социальных и правовых аспектов в процессе реформирования; хозяйственные результаты реформ в аграрной сфере.
Стремясь создать у читателя максимально ясное представление об историографической ситуации, сложившейся при изучении каждого из этапов аграрной модернизации, автор проводит читателя через лабиринт научных споров отечественных историков, формулирует основные положения и выводы, определяющие канву современной проблемной историографии. При этом Н.Л. Рогалина не избегает полемики со своими коллегами как по общим, так и по частным проблемам, полемизируя с оппонентами спокойно и доказательно.
Жанр книги, определенный как учебное пособие для студентов-гуманитариев и преподавателей, определил включение автором в каждую из шести глав вопросов для обсуждения, перечня источников и рекомендованной литературы, а также публикацию в приложениях основных источников.
Свое исследование Н.Л. Рогалина начинает с характеристики первой в ХХ в. модернизации аграрной сферы, связанной с именем П.А. Столыпина.
Одной из центральных теоретических и практических проблем, определявших цель и содержания аграрного реформирования, была оценка сущности аграрного кризиса начала ХХ в.: крестьянское малоземелье или кризис традиционного крестьянского натурального хозяйства, исчерпавшего ресурсы экстенсивного развития? Автор рассматривает трактовку российскими учеными-аграрниками причин происхождения и развития аграрного кризиса («теория малоземелья» и «производственная» теория), анализирует программные положения главных политических партий по аграрному вопросу, подчеркивая, что их объединял «принцип дополнительного наделения крестьян землей».
Исследователь справедливо пишет о нежелании верховной власти видеть проблему и менять курс правительственной политики, «пока аграрная революция не обнаружила сплачивающуюся и разрушительную роль общины». Серьезным аргументом в пользу этого утверждения могла бы стать характеристика альтернативной крестьянской идее «черного передела» реформаторской программы Н.Х. Бунге, исходный теоретический замысел которой состоял в расширении частной земельной собственности через реформу крестьянского землепользования и замену общинных порядков подвор-но-участковым. Отказ власти от проведения аграрной реформы в 80 - 90-е гг. XIX в. с неизбежностью определил радикальный, форсированный характер столыпинской аграрной модернизации.
Н.Л.Рогалина дает читателю целостное представление о разработке правительством идеологии реформы, направленной «на индивидуализацию крестьянского землевладения и укрепление личной собственности, переход к более совершенным фор-мам землепользования, возможно, безболезненным и в соответствии с народным правосознанием».
Знакомя читателя с первым этапом реформы (1907-1909 гг.), автор раскрывает историю обсуждения программы реформирования, законодательную базу реформы, дает возможность проследить реализацию указа о крестьянском землевладении и землепользовании, переселенческой политике и пр. Н.Л. Рогалина, показывая модификацию курса реформ на втором этапе (1910-1915 гг.), акцентирует внимание на сохранении прежней идеологии реформирования. Обстоятельно раскрыта правовая база нового этапа реформы, показаны изменения в землеустроительной и переселенческой политике, в деятельности Крестьянского банка и сельскохозяйственной кооперации, при этом аргументированно доказывается необоснованность популярных в историографии заключений о спаде реформы после 1910 г.
Несомненной заслугой исследователя является обстоятельный анализ новейшей историографии темы. Раскрываются дискуссии, развернув-
Известия Коми научного центра УрО РАН. Выпуск 2(6). Сыктывкар, 2011
шиеся вокруг проблемы приоритетов правительственных преобразований (политических, социальных, экономических), показано отношение к реформам в крестьянской среде, исследован вопрос о «социальных субъектах» и «социальной базе» столыпинских реформ. Автор заостряет внимание на такой ключевой для понимания причин антимодер-низационного взрыва 1917 г. проблеме, как экономические результаты и социальные последствия (пауперизация или вертикальная социальная мобильность) аграрной модернизации начала ХХ в.
Взявшие власть большевики оказались перед той же исторической задачей, которую решала власть в дореволюционный период, - осуществление модернизации России. Вторая глава рецензируемой монографии посвящена историческому анализу первой социалистической модели аграрной модернизации в рамках нэповской государственно-частной экономики, которая реализовывалась теперь под другими идеологическими лозунгами («построение социализма»).
Н.Л.Рогалина, с исчерпывающей полнотой рассмотрев институциональные условия развития крестьянского хозяйства (земельное законодательство и землеустройство, налоговую и ценовую политику, состояние кооперации), пришла к заключению, что новая экономическая политика «вводилась с запозданием, фрагментарно, без твердых правовых гарантий». Детально анализируются восстановительные процессы в сельском хозяйстве и особенности развития крестьянского хозяйства в условиях «чистого нэповского пятилетия» (1922-1927 гг.).
Сравнивая дореволюционное и постреволюционное состояние сельского хозяйства, исследователь пишет, что «экономику этих периодов соединяет преобладание натурально-потребительского крестьянского хозяйства и большое влияние на него государства». Однако совершенно справедливо основной акцент делается на кардинальном отличии столыпинской и нэповской моделей аграрных модернизаций. В дореволюционный период «развитие сельского хозяйства шло в условиях рыночной экономики <...>, а производство продовольствия росло быстрее, чем рост населения». В условиях нэпа «крестьянское хозяйство функционировало в обстановке сознательного самоограничения власти, созданной ею административно-рыночной, планово-товарной системы».
Критическому анализу подвергается проблема экономического потенциала мелкого крестьянского производства с точки зрения перспектив его дальнейшего развития и тесно связанных с ней вопросов о возможности «переформатировать» нэп и альтернативах «сталинской» коллективизации.
Автор пишет о существовании в историографии двух взаимоисключающих позиций: «пессимисты» отстаивают идею об исчерпанности объективных возможностей дальнейшего нэповского развития, «оптимисты» видят соответствующие преграды преимущественно в сфере политических и субъективных факторов. Н.Л. Рогалина не скрывает, что ее предпочтения - на стороне «оптимистов».
Согласимся с мнением исследователей, полагающих, что прогресс сельского хозяйства на основе мелкого крестьянского производства был и в экономическом, и в социальном плане объективно возможен, но - в рамках предпринимательско-рыночной экономики. Однако эта модель модернизации аграрной сферы, требующая свободного оборота земли и наличие рынка, в политических реалиях конца 1920-х гг. была обречена. В конечном счете, в годы коллективизации была реализована внерыночная «социалистическая» модель форсированной аграрной модернизации.
Третья глава книги («Коллективизация: начало раскрестьянивания») посвящена характеристике аграрной модернизации 1930-х гг. Глава открывается характеристикой политики раскулачивания, которая, как подчеркивает исследователь, стала основным методом проведения коллективизации, «стимулируя ее экономически и психологически, выступая как мотор "последнего предупреждения" и устрашения единоличников». Оперируя фактическим материалом, введенным в научный оборот в современных исследованиях и документальных изданиях, автор раскрывает нормативно-правовую базу раскулачивания и проведение «операции по кулаку», историю крестьянской ссылки, формы крестьянского сопротивления коллективизации. По мнению историка, массовая карательная операция против крестьянства начала 1930-х гг. послужила «моделью для последующих государственных террористических акций».
Н.Л.Рогалина, акцентируя внимание читателя на основной задаче коллективизации (накопление капиталов для индустриализации), показывает складывание системы по выкачиванию из деревни сельскохозяйственной продукции на нужды промышленности, подчиненной жесткому государственному диктату. Автор рассматривает методы проведения хлебозаготовительных кампаний и «организованный голод» 1932-1933 гг., «чрезвычайщину» в годы деятельности политотделов и «колхозный "сталинский" нэп» 1934-1936 гг., развитие колхозного производства накануне войны.
Анализ дискуссий ученых по теоретическим проблемам истории коллективизации показывает основательное знакомство исследователя с работами современных авторов. Думаю, что Н.Л. Рогалина, несколько категорично считая, что «ученые дружно квалифицируют коллективизацию как народную трагедию, как антикрестьянскую, противоправную политику», сознательно выносит за скобки ортодоксальную доктрину в современной историографии. Однако ортодоксы не ушли в небытие, и в последние годы усиливаются позиции тех, для кого образ Сталина - это «священная корова», а сталинизм - единственный верный путь, который привел народ к «счастливой социалистической жизни». Умышленно избегая полемики с аргументами сторонников этой доктрины, автор может вызвать нарекания оппонентов в субъективности (но может ли научное творчество быть абсолютно объективным?).
Несомненно, что Н.Л. Рогалина солидарна с теми учеными, для которых главным результатом
Известия Коми научного центра УрО РАН. Выпуск 2(6). Сыктывкар, 2011
«аграрной революции» были экспроприация и высылка наиболее состоятельной, предпринимательской части крестьянства и создание слоя фактически зависимых аграрных производителей и полупринудительный труд в колхозе. Автор пришел к заключению, что «аграрный сектор к концу десятилетия "великого перелома" далеко не соответствовал потребностям модернизирующейся страны "победившего социализма"». Сталинская колхозная модель модернизации -наиболее ущербный и неэффективный способ аграрной модернизации, который в долгосрочной перспективе неизбежно определил стагнацию сельскохозяйственного производства.
Развитие сельского хозяйства в 1945-1953 гг. исследователь рассматривает в четвертой главе, посвященной аграрному реформированию 1950-х -первой половины 1980-х гг. Представляется более логичным сталинскую модель аграрной модернизации (1930-е - первая половина 1950-х гг.) проанализировать в одной главе. Послевоенные реалии не оказали существенного влияния на аграрную политику власти, в основе которой по-прежнему лежал основополагающий принцип решения индустриальных задач (теперь - восстановление разрушенных войной промышленных предприятий) за счет безудержного выкачивания средств из деревни (напомним к слову и о принудительной коллективизации в западных регионах страны в конце 1940-х - начале 1950-х гг.).
Рассматривая первый этап аграрных реформ Н.С. Хрущева (1953-1958 гг.) Н.Л. Рогалина подчеркивает, что в основе новой программы реформирования аграрной сферы лежало положение о возможности одновременного развития высокими темпами не только промышленности, но и сельского хозяйства в сочетании общественного и личного хозяйства. Исследователь анализирует институциональные основы реформы, стремится создать у читателя общую картину реализации трех сверхпрограмм курса на подъем сельского хозяйства (освоение целины, кукурузная эпопея и программа «Догнать и перегнать США по производству мяса, молока и масла»), реорганизации МТС и перевода колхозов в совхозы.
Основная теоретическая установка второго этапа реформирования (1959-1964 гг.) базировалась на идее слияния в будущем «колхозно-кооперативной и государственной собственности <...> в единую коммунистическую собственность», а организация сельскохозяйственного производства моделировалась по образцу индустриального предприятия (фабрики). Н.Л.Рогалина пишет о перестройке системы управления и резком повороте аграрного курса в сторону интенсификации сельского хозяйства.
Подводя итоги аграрным реформам Н.С. Хрущева, автор подчеркивает «приверженность реформатора к сталинскому наследию», его верности «сталинским подходам» как в идеологии, так и в стратегической линии. Да, конечно, колхоз сохранился в качестве священного советского института (а разве могли быть иные альтернативы в политических реалиях коммунистического режима?). Но представляется важным подчеркнуть именно корен-
ное отличие «коммунистического реформаторства» Хрущева как первой попытки гуманизировать и либерализовать сталинское наследие, главным результатом которой стало освобождение крестьянина от «сталинского крепостничества».
В течение следующих двух «застойных» десятилетий власть неоднократно предпринимала попытки совершенствовать аграрную систему. Как справедливо пишет Н.Л. Рогалина, «агония несущей конструкции государственного социализма продлевалась по необходимости кредитами, денежными вливаниями, повышением закупочных цен». Правительство меняло приоритеты аграрной политики, «пуская в ход и чередуя "старые" средства (укрупнение хозяйств, преобразование колхозов в совхозы, механизацию, химизацию) с "новыми" (расселение "неперспективных деревень", "специализацией и концентрацией производства на базе межхозяйственной кооперации и агропромышленной интеграции")». Однако все попытки реформирования «истощенного и одряхлевшего организма» были бесперспективны. Автор последовательно отстаивает мнение, что «реальными альтернативами бюрократическому реформированию могли быть лишь рыночные реформы в правовом государстве».
Выскажем критическое замечание в адрес автора. К сожалению, Н.Л. Рогалина не исследует проблему отношения крестьян к аграрным реформам «брежневской эпохи». Несомненно, что в 1960 -1980-е гг. произошло заметное улучшение условий жизни деревни и это примирило крестьянина с колхозной системой. В целом позитивное отношение крестьян к колхозам стало в 1990-е гг. одним из главных препятствий в осознании ими необходимости кардинальных перемен и, как следствие, однозначно негативной реакции на политику развала колхозов. Поэтому новый модернизационный эксперимент над деревней в постсоветской России не нашел поддержки у подавляющего числа крестьян.
Заключительная глава монографии посвящена аграрному реформированию в конце ХХ в. Автор рассматривает теоретические и практические проблемы аграрной «перестройки» второй половины 1980-х гг., стратегию и институциональные условия аграрного реформирования 1990-х гг., этапы земельных преобразований, типы и формы новых сельскохозяйственных коллективов.
Подводя социально-экономические итоги реформ агросферы в 1990-е гг., Н.Л. Рогалина ищет ответ на ключевой вопрос: «Почему зависла реформа?». Исследователь подчеркивает вынужденный и спонтанный характер аграрного реформирования, незавершенность к концу 1990-х гг. приватизации и институциональных преобразований, «нацеленных на создание эффективных собственников и резкое повышение производительности сельскохозяйственного труда». Автор отмечает «явное преобладание административных методов над экономическими», «постоянные колебания экономического курса», «отсутствие значительных инвестиций в сельскохозяйственное производство» и «соответствующей информационной, консультационной и разъяснительной работы на местах».
Известия Коми научного центра УрО РАН. Выпуск 2(6). Сыктывкар, 2011
Согласившись с мнением Н.Л. Рогалиной, что «главной преградой на пути реформы явилось отсутствие крестьянина как носителя земледельческих знаний, культуры, трудовой этики», позволим себе несколько развить авторскую характеристику проблемы «социальных субъектов» аграрной модернизации конца ХХ в.
Современные радикальные реформаторы, стремясь через столетие воспроизвести Столыпинскую реформу, игнорировали исторический опыт советских аграрных модернизаций. Колхозное крестьянство, превращенное в наемного работника, было отучено от самостоятельного хозяйствования; колхозная система подорвала потенциальные возможности крестьянина для саморазвития.
В основе идеологии реформирования, исходившей из принципов классического либерализма, лежало заблуждение о несомненных внутренних потенциях ждущего своего освобождения крестьянства и возможности успешного развития аграрного
производства только путем разрушения колхозной системы и становления фермерского уклада и исключительно за счет стимулирующей силы частной собственности на землю и рыночных отношений.
Таким образом, из двух возможных вариантов аграрной модернизации - реформационный (с учетом исторического опыта и сохранением преемственности с предшествующим развитием) и революционный (отрицающий преемственность с существующими институтами и отношениями) - был выбран последний. Как справедливо пишет Н.Л. Рога-лина, «решение аграрного вопроса перешло в третье тысячелетие».
Рецензируемое исследование - яркое историографическое явление, которое, несомненно, окажет влияние на научную молодежь и его необходимо всячески пропагандировать в качестве учебного пособия для студентов.
д.и.н. Г.Ф.Доброноженко
