CC BY
111
М.В. Яковлева
Развитие моды в условиях кризиса
Многогранность такого феномена культуры как мода заключена в ее дуализме, поскольку она одновременно является сферой материальной и духовной культуры. Современная теория трактует моду как процесс формирования духовных идеалов и их воплощение в материальные образцы. В свою очередь в мире лежит табу на одинаковость, константность и стабильность соответственно1. Культура современности характеризуется нарастающим кризисом в области экономики и политики. В то же время, историю человечества можно рассматривать именно с позиции формирования и развития кризисов цивилизации. Такие нестабильные состояния в гуманитарном знании определяются как «вызов» (Тойнби), «точка Зеро», «точка бифуркации» (Бранский) и характеризуются стремлением к переоценке ценностей, пограничным состояниям (Ницше), определением желаний и запросов, социальным отбором (Маркузе, Бодрийяр), стремлением к диалогу (Лотман) и др. Современный мир с его ярко выраженной глобализацией, виртуализацией и потребительской направленностью, в первую очередь, характеризует ситуацию как кризис эпохи потребления.
Как историю цивилизации можно рассматривать в контексте развития кризисов, так историю моды можно рассматривать с позиции феномена потребления. Развитие моды, рассматриваемое в контексте событийной методологии, где подход к изучению моды связывают с развитием экономики и политики, несомненно, указывает на кризисные явления в самой моде. Точнее
- в ключевых позициях ее структуры, таких как массовость, ажиатажность, что так же отражается в динамике потребления. Именно на фоне политикоэкономической нестабильности происходит динамика потребительского спроса, выраженная в стимулированиях или запретах на потребление. Так, например, в период, когда потребление модных продуктов принадлежало одному классу - «элитам», распространенным способом сдерживания безграничного потребления стали запретительные указы на ношение тех или иных видов одежды, аксессуаров. Часто эти запреты касались исключительно импорта, что способствовало аккумулированию средств в государстве, например, знаменитая политика меркантилизма Кольбера, благодаря которой Франция XVII века смогла создать собственную индустрию предметов роскоши. С другой стороны, стимулирование потребления в 50-е годы XX века, как раз наоборот было направлено на развитие и стабилизацию экономики в
период после Второй Мировой войны. Сегодня, в условиях демократизации моды, когда запретительные указы невозможны, а кризис «потребления» не дает шанса в дальнейшем строить политику в данном русле, государства отдают предпочтение политике протекционизма, усиливая программы национальной промышленности. Здесь привлекаются такие меры, как льготное налогообложение, кредитование, бонусы и прочее, как для производителей, так и для потребителей. Именно поэтому, в условиях политико-экономической нестабильности, использование таких ресурсов моды как «феномен потребления» в государственной политике позволяет преодолеть данную нестабильность, которая, в свою очередь, является определяющим фактором в развитии самого феномена потребления, ключевым моментом, которого так же является феномен «модного поведения».
Формат модного поведения через приобщение к процессу потребления, определяемого сегодня как роль проводника в мир культуры, включает в себя звено «шопинга». Шопинг - понятие более узкое, оно характеризует процесс отбора и покупки товаров и услуг. Материальная нестабильность активной части населения так же способствует переменам в области культуры шопинга - процесс покупки товара приобретает характер инвестиций. Так, например, увеличивается численность «винтажного потребления», аукционной торговли, потребления предметов роскоши, наукоемких продуктов, товаров длительного использования. Это, в свою очередь, определяет повышение «мужского потребления», через синоним полезности, где традиционно декларируются и реализуются нормы мужественности.
Процесс покупки-продажи также широко задействует Интернет-ресурсы, используя метод «из рук в руки», что позволяет стабилизировать ценовую политику (отсутствие затрат на персонал, помещение, доставку). Еще одной яркой инновацией «шопинга» стал феномен бартера. Процесс товарообмена или обмена товара на услуги в современной ситуации кризиса потребления позволяет сохранить как традиционный уклад жизни, так и ее качество. В то же время шопинг как процесс «хождения по магазинам» и «женского потребления», где подчинение капризам моды декларирует традиционно женские черты, в условиях экономической нестабильности сам выходит из моды. Давление СМИ, провозглашающее политику экономии как способ преодоления и пережидания кризиса, также способствует отчуждению от вещного мира и культуры «потребления», которые и стали причинами современных кризисных явлений.
В данном контексте необходимо учитывать собственно развитие моды, как процесса производства модных продуктов, который, в первую очередь,
зависит от развития и мощности экономики и производительных сил, а также потребительского спроса. «Впервые за долгое время модельеры как будто пришли в себя и перестали самовыражаться и хулиганить. Почти все отечественные кутюрье сделали не просто арт объекты, а коллекции, рассчитанные на то, чтобы их покупали. Причиной тому, судя по всему, пресловутый экономический кризис. Сейчас люди будут покупать либо роскошные вещи, которые смогут долго служить украшением гардероба, либо классические наряды, которые из моды не выходят»2. Таким образом, для моды в эпоху кризиса характерным становится принцип рационализма.
В условиях нестабильности дизайнеры черпают вдохновение в реалиях повседневности, что возрождает такие тенденции как casual, «отрешенность», «игра в бедность», феномен «донашивания», «домашний портной» и пр. Так, например, актуализируется эстетика «гранжа» 90-х как отрицание роскоши и «вечных ценностей», как противостояние и поиск новой реальности. Появление гранжа стало реакцией на экономический кризис 90-х. Богатство - не модно, а бедность «в самый раз». Гранж называли и «эстетикой безнадежности и эстетикой повседневности», но главной его чертой была «случайность» - демонстративная небрежность в выборе и сочетании вещей, нарочитая бедность и неухоженность облика. Гранж ассоциировался с бедностью и неприкаянностью - «символ раскаявшихся 90-х», в противовес неуемной трате денег и роскоши 80-х. С другой стороны, корни отвер-гания «красивости» как традиционной ценности, можно найти и в народной культуре, где устрашающие маски, «переодевания», карнавализация служили способом избавления и уберегания от злых духов, попытки спасти свое будущее от несчастий. Визуальный образ безнадежности и упадка «сегодня» всегда является символом уверенности «в будущей» жизни, жизни после смерти, «главной» жизни. Так же имитация как маскарадность дает ощущение анонимности, безнаказанности и свободы, создает особый условный мир - вторую реальность, которая реальнее самой реальности, что в эпоху кризиса можно обозначить как феномен «бегства».
Определяющим фактором развития моды так же становится обращение к национальным и народным традициям, активно привлекаются традиции Востока, возрождаются или имитируются «hand made» технологии (лоскутная техника, ручной трикотаж), что приводит к появлению таких трендов как этно и фольк стили, а также ориентализму в моде. Фольклорный дискурс отвечает основным требованиям процесса социализации, выражая социальную и индивидуальную зависимость субъекта от общества и власти - «социальное значение фольклора заключается в большей степени в функции
набора средств, позволяющих предвосхищать и контролировать коммуникативные реакции внутри коллектива, а тем самым предоставляющих индивиду и коллективу возможность определиться и сориентироваться в границах своей идеологической территории»3. Здесь мода как культурный ритуал имеет функцию направленной стратегии, определяя рамки дозволенного и желаемого. В то же время народные традиции формируют тенденцию общедоступности, которая в отношении к моде определяется как массовость.
Идеи «социального конструкционизма» позволяют рассматривать моду как проводник идей, тонко отмечающий любую вибрацию и изменения общества и культуры, который предлагает уже готовую схему развития. Мода, таким образом, это процесс отбора4 и придания идеям ценностной окраски5, в результате которого формируются представления об идеалах, присущих конкретной эпохе, где посредством «наклеивания ярлыков»6 происходит отбор социальных условий, определяющих их «главный статус», зависящий от повседневных «реальностей». Социальная мифология конструирует человека как биосоциокультурное существо, регламентируя его мышление, поведение, внешний образ и межличностные коммуникации, т.е. его сферу реальности на основе ценностной ориентации. Мифологическое в данном контексте понимается как обезличивание субъекта, обращение субъективного «я» в априорное «мы» коллективизма7. Традиции социальной мифологии с одной стороны являются трансляторами ролевого поведения, с другой -имеют оценочную характеристику ролевых категорий, и в то же время сами умножают и модифицируют символическую эквивалентность социальных ценностей, проектируя тем самым появление и трансляцию устойчивых социокультурных мифологических конструктов (мифы о традиционных и новаторских женских и мужских патестарных стратегиях, о «женственности», «мужественности» и т.д.). Важным становится определение и пропаганда образов, функционально востребованных социумом, а значит нацеленных на заведомо положительный результат. Эта «результативность» образа - готовый инструмент для достижения цели, и определяет его популярность. Особо значимым становится использование различного рода маркеров, клише в поведении, одежде, различных товарах, услугах и т.п., как знаков отличия. Это, в свою очередь, создает устойчивые базовые стереотипы, определяющие не только стратегии поведения, но и регламентирующие одежду, аксессуары, визуальную стилистику.
В пространстве коммуникативного процесса визуальный образ (т.е. костюм) является одним из основных факторов в процессе конструирования гендера, как комплексного механизма, технологии, которая определяет субъ-
ект как мужской и женский в процессе нормативности и регулирования того, кем должен стать человек в соответствии с экспектациями (социальными ожиданиями) в рамках востребованности социумом. В рамках политикоэкономической нестабильности происходит формирование новых социальных ожиданий и эталонов «мужественности» и «женственности», которые реализуются в костюме и становятся сертификатами, гарантирующими признание человека как социально компетентного, что, в свою очередь, формирует направленность тенденций моды.
Одним из доминирующих трендов в моде становится актуализация традиций «унисекса», где принцип полилога нашел наиболее яркое воплощение. Здесь же можно отметить стремление моды через инновации и познание к реализации новых перспективных идеалов, как реакции на кризисные явления и как попытку продемонстрировать переход к политике толерантности во всех сферах жизнедеятельности человека. Кризис традиционной «маскулинности» и «феминности», тяготение к андрогинности, порождают пограничные состояния перехода, влияющие на развитие личности в частности и культуры в целом. Отчуждение от собственного пола в истории всегда носило позитивный характер, как способ преодоления кризисных явлений и формирование новой идеологии («ля гарсон» 20-х, «хиппи» 60-х и др). Унисекс как способ избежать репрессии (по признаку пола), не называться женщиной или мужчиной дает возможность отстранения от среды или стереотипов, личных эмоций. Отсюда популярность направления унисекс (деловая одежда, спортивная, молодежная, «милитари» и т. д.), хотя данный стиль не всегда скрывает эротическую нотку - «женщина в штанах продолжает нравиться мужчине». Сегодня дизайнеры активно используют традиционно «мужественные» черты и элементы одежды, такие как накладные плечи, галстуки, брюки, геометрию кроя, темные расцветки и пр., добавляя костюму такую традиционно мужскую черту как агрессивность. Эстетизация агрессии в костюме, не что иное, как визуализация агрессивности и прессинга цивилизации и культуры, впитавших логику жестокости и насилия как нарастающее стремление к переоценке ценностей. Демонстрируя антиподы культурной парадигмы буржуазного общества, его усредненности, обыденности, сухости, репрессивности и заставляя женщину, а сегодня и мужчину (в связи с тяготением к андрогинности во второй половине ХХ века) методом перевоплощения заявить о себе как личности, в то же время возвращая традиционные стратегии поведения в мужские социальные роли.
Кроме того большое влияние на участников моды оказывает развитие костюма в различных субкультурах, где так же посредством взаимодействия
формируется новая идеология. К тому же, в условиях всеобщей унификации и глобализации, именно феномен «субкультурного костюма» позволяет визуализировать и реализовать как креативный потенциал, так и индивидуальность. Большая доля внимания СМИ уделяется девиантным поведениям и их последствиям, что опосредованно влияет на процентное изменение девиантности в обществе. Так, например, философия и кантри-стиль молодежного движения 60-х «хиппи», протестовавшего против консерватизма буржуазных ценностей, против вьетнамской войны, за любовь и взаимопонимание, выплеснулись в модных коллекциях 70-х. Эстетизация китча от Вивьен Вествуд определила развитие моды в поисках баланса гармонии, как внутреннего мира, так и внешнего облика, где основным правилом становится отсутствие правил, все элементы стиля интерпретируются субъективно. Сегодня еще главенствует эпоха креатива, мода на «странных» людей, но исторический опыт подсказывает, что у мужчины в современном мире будет больше шансов проявить себя, «погеройствовать». Он должен будет стать более сильным, более брутальным, так как на него в период нестабильности ложится больше ответственности. Женщине же наоборот представится возможность стать более мягкой, женственной, немного наивной.
Таким образом, современный кризис был сформирован самой модой, провозгласившей феномен «потребления» в культуре, но, в свою очередь, она и предлагает пути решения этой нестабильности посредством собственного развития. Здесь задействованы такие механизмы, как формирование новых ценностей и идеалов посредством социальной мифологии и регулирования массового сознания, а так же стимулирование на уровне государственной политики становления и возрождения экономики, способности к реализации творческих потенциалов. К основным задачам моды в условиях нестабильности относится и формирование новых «гендерных образов», адаптированных к преодолению последствий кризиса. Мода же, как саморегулирующаяся система, накладывает табу на стабильность во всех сферах материальной и духовной культур, поскольку в ее основании располагается принцип формирования, создания и распространения духовных идеалов и материальных образцов.
1 Леви-Стросс К. Структурная антропология. - М..: Эксмо-Пресс, 1983.
- С. 194
2 Мода подстроилась под кризис//Комсомольская правда. - 2009.- 30.03
3 Богданов К. Фольклорная действительность: перспективы изучения // Повседневность и мифология.- СПб.: Искусство, 2001. - С. 58.
4 Дриккер А.С. Информационный отбор //Искусство в контексте информационной культуры. Проблемы информативной культуры. Выпуск № 4. -М.: Смысл, 1997.
5 Мейнард Д. Язык и средства массовой коммуникации // Средства массовой коммуникации и социальные проблемы. - Казанский Университет, 2000.
- С. 54-63.
6 Спектор М., Китсьюз Дж. Конструирование социальных проблем // Средства массовой коммуникации и социальные проблемы.- Казанский Университет, 2000. - С. 13..
7 Богданов К. Фольклорная действительность: перспективы изучения // Повседневность и мифология. - СПб., Искусство, 2001. - С. 84.
