CC BY
74
Социология и социальная работа 18 Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия Социальные науки, 2009, № 1 (13), с. 18-24
УДК 316
ПРОБЛЕМА ОПРЕДЕЛЕНИЯ ТЕРРОРИЗМА: СОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
© 2009 г. Л.В. Катрич
Московский государственный институт международных отношений (университет)
vestnik@unn.ru
Поступила в редакцию 14.01.2009
Рассматривается проблема определения феномена терроризма. Исследуются подходы к проблеме определения терроризма, предлагаемые в разные периоды как отечественными, так и западными исследователями. Проводится социолингвистический анализ ряда дефиниций. Рассматриваются следующие составляющие определений терроризма: насилие, политические цели, психологическая составляющая, целевой аспект и пр. Производится сравнительный анализ составляющих терроризма, характерных для периода до 2001 г. и после. На основании существующих определений прослеживаются особенности современного терроризма.
1/ П 1П Я/5/31.//5 • Т'<^ГУ1ЛГ\ГУГ/ГГ>Л,Г Г* Г\Т ТТ-ГГ\ ТТТТХГГТЗ ТХП'ПТТЛ^ПТГТТТХ оиотттто Г'Г\Г'ГГЯТ>ГГСТТГ\ТТТТЛ^ Г\ТТТЛ^ ТТ^ТТ^иТ/ТТТ Т'^ТЛТЛГ\ТЛТ/ТГ)Л^П
Единственное, в чем сходятся авторы многочисленных исследований терроризма, так это в том, что дать четкое и исчерпывающее определение этого понятия чрезвычайно сложно. Некоторые политические социологи спорят, что никакого определения в принципе достичь невозможно, потому что сам процесс определения является частью соревнования идеологий или политических целей. Так, Уолтер Лакер, видный исследователь терроризма из Джорджтаунского университета, пишет: «Общая теория a priori невозможна, потому что у этого феномена чересчур много различных причин и проявлений» [1, p. 183].
Другой известный эксперт по терроризму, сотрудник Лонг-Айлендского университета Харви Кушнер также говорит о сложностях достижения объективности в суждениях о терроризме, поскольку исследование терроризма подразумевает анализ глобальных политических изменений, которые, в свою очередь, разным ученым, журналистам, политическим деятелям видятся по-разному [2,
p. 4].
Западные социологи видят проблему определений терроризма в идеологическом расколе. Это признается и отечественными учеными. Нередко путаницу в терминах представляют выражения «партизанская война» и «терроризм», «национальный и
международный терроризм», «террорист» или «борец за свободу».
Изначально «борец за свободу» в отличие от «террориста» был связан некими правилами, которые образовывали краеугольный камень этического поведения. Борцы за свободу проводили четкую грань между военными и
мирным населением, между солдатами и детьми, правительством и женщинами. Если террорист намеренно избрал своей мишенью гражданское население, то подразумевалось, что борец за свободу, наоборот, защищает и сражается за освобождение мирного населения, рискуя при этом собственной жизнью. Тем не менее уже со Второй мировой войны такое разделение стало нечетким, и те, кто называл себя «борцами за свободу», практиковали не что иное, как терроризм в чистом виде [3, р. 86].
Бенджамин Нетаньяху, экс-премьер-министр Израиля, человек, которого по праву можно считать экспертом в вопросах борьбы с терроризмом, в своей работе «Война с терроризмом: как демократии могут нанести поражение сети международного терроризма», которая вышла в 1997 г., проводит разграничение между террористами и борцами за свободу. По мнению Нетаньяху, «...те, кто целенаправленно убивают детей, не могут быть борцами за свободу. Те, кто попирают права человека, не заинтересованы в защите этих самых прав». В качестве примеров Нетаньяху рассматривает французское сопротивление времен Второй мировой войны, которое не убивало немецких женщин и детей, находящихся на территории оккупированной Франции, и Камбоджу, где красные кхмеры убивали без разбора всех, кто подозревался в причастности к проамериканской оккупации. Таким образом, первых можно рассматривать как борцов за свободу, а последних - как террористов. Б. Нетаньяху подчеркнул, что граждане свободных стран понимают такую разницу инстинктивно [4, р. 9].
В 1972 году на XXVII сессии Генеральной Ассамблеи ООН предпринимается попытка разрешить противоречия, продиктованные «холодной войной». Принято решение
именовать террористами «государства и режимы, использующие террор в массовом масштабе в качестве инструмента своей внутренней и внешней политики, орудия экспансии против других народов или вмешательства в их внутренние дела» [5, с. 170]. Несмотря на попытки мирового
сообщества достичь консенсуса в вопросах определения терроризма, проблема так и остается нерешенной.
Отсутствие точного всеобщего определения терроризма, которое бы принималось
представителями обоих идеологических лагерей, оформившихся и существовавших в период «холодной войны», позволяло каждой стороне трактовать явление с выгодных для себя позиций. То, что в те годы в Советском Союзе называется «освободительной» и «антиимпериалистической борьбой народов Азии, Африки и Латинской Америки», на Западе рассматривается как явное стремление поддержки международного терроризма и наоборот.
Каждая из сторон проводила собственные экспансионистские действия на международной арене. Для того чтобы как-то эти действия оправдать, часто подтасовывались и искажались факты. Например, если одна сторона использует термин «освободительное движение», то сторона-соперник в данном случае рассматривает то же самое явление не как борьбу народа за свою свободу и независимость, а как проявление международного терроризма.
Примерами таких спорных, двояко трактуемых очагов можно считать ЮАР и Ближний Восток. В то время как Советское правительство, в связи с полицейскими расправами в Соуэто в 1976 году, во время которых было убито 618 человек, объявляет правительство ЮАР режимом государственного терроризма, западные державы, в первую очередь США, расширяют свои связи с ЮАР, отрицая факты апартеида.
На Ближнем Востоке ситуация не менее парадоксальна. В 1981 г. Организация освобождения Палестины рассматривается в советском Союзе как организация,
добивающаяся восстановления попранных прав арабского народа. В то же время лидеры США причисляют эту же самую организацию к силам «международного терроризма» [5, с. 172].
Российские исследователи В.В. Витюк и С.А. Эфиров полагают, что выработать общую дефиницию терроризма вполне возможно, если «соблюсти несколько элементарных логических условий». Во-первых, надо четко различать употребление понятия «терроризм» в прямом и переносном смысле. Во-вторых, необходимо отличать терроризм от других «форм и методов вооруженного насилия, террористический характер которых сам по себе не доказан». В-третьих, «определение терроризма должно быть принципиально полным», включая признаки, объединяющие его с другими формами насильственных действий, но главное - те «специфические характеристики, которые отделяют террористическое насилие от нетеррористического». В-четвертых, «надо
учитывать, что действия, составляющие специфику именно терроризма, в рамках других форм вооруженного насилия носят частный или вспомогательный характер» [6, с. 222-223].
Первой обобщающей теоретической работой о «левом терроризме» в Советском Союзе стала диссертация В.В. Витюка «Социальная сущность и идейно-политические концепции современного «левого» терроризма», 1985 г. [7]. Витюк проводит специальное сопоставление терроризма с другими формами вооруженного насилия, анализирует существующие дефиниции терроризма и дает свое развернутое определение. Ученый приходит к выводу, что «терроризм есть тактика политической борьбы, представляющая из себя не связанное с массовой борьбой, идеологически
мотивированное и систематически
осуществляемое вооруженное насилие,
выражающееся в политических убийствах и других действиях, представляющих угрозу жизни и безопасности людей, направленное на запугивание правительств, общественных слоев ради достижения определенных социальных целей» [7, с. 16].
А в работе ««Левый» терроризм на Западе: история и современность» В. В. Витюк в соавторстве с С.А. Эфировым отмечают, что терроризм - это политическая тактика, связанная с использованием и выдвижением на первый план тех форм вооруженной борьбы, которые определяются как террористические акты. Террористические акты, которые ранее сводились к убийствам «отдельных высокопоставленных лиц», в современных условиях могут носить форму угона самолетов, захвата заложников, поджогов предприятий и офисов и т.д., но объединяет их с терроризмом прежних времен то, что «главной угрозой со
стороны террористов остается угроза жизни и безопасности людей». Террористические акты направлены также на нагнетание атмосферы страха в обществе, и, разумеется, они должны быть политически мотивированы. Для нагнетания страха террористы могут применять действия, которые не угрожают людям непосредственно, например, поджоги или взрывы магазинов, штаб-квартир политических партий в нерабочее время, издание манифестов и прокламаций угрожающего характера и т.п. [6, с. 225].
Сегодня, несмотря на рост количества терактов, так и не найдено точного определения терроризма и нет определения, которое бы использовалось большинством экспертов. Как и многие другие политические термины, термин «терроризм» является уничижительным. Некоторые правительства склоняются к тому, чтобы именовать терроризмом любые акты насилия, совершаемого политическими оппонентами. Напротив,
антиправительственные экстремисты считают себя жертвами государственного террора. Неточная природа термина означает, что он может быть применен практически к любому типу действий, вызывающих страх. В более общем смысле термин может использоваться относительно актов насилия, таких как киднэппинг или захват самолетов.
Даже после событий 11 сентября 2001 г., когда проблема терроризма стала играть особую роль в исследованиях социологов, политологов и ученых из других областей знания, вопрос определения терроризма по-прежнему остается открытым. Пол Пиллар, исследователь терроризма из США, не выдвигает своего определения, но предлагает брать за основу то, которое используется правительством США для ведения статистики по международному терроризму:
«предумышленное, политически
мотивированное насилие, совершаемое против невоенных целей местными группировками или секретными агентами, с целью повлиять на аудиторию». Пиллар полагает, что это определение можно брать за образец, поскольку в нем содержатся 4 ключевых элемента, отличающих террористическую деятельность от любой другой. Во-первых, предумышленность, которая предполагает, что действие было заранее спланировано. Во-вторых, обязательное присутствие политической мотивации, что исключает уголовное насилие, мотивированное стремлением к получению наживы. В-третьих, мишени террористов - обязательно
гражданские. П. Пиллар относит к этой категории и военных, которые в момент совершения теракта безоружны или не несут службу. В-четвертых, исполнители - местные группировки или секретные агенты, поскольку если теракт совершается вооруженными силами страны, то это уже не терроризм, а война [8, р. 14].
Эксперты по безопасности Клиффорд Симонсен и Джереми Спиндлав видят в определении терроризма сложную, но разрешимую задачу. Они подходят к терроризму с точки зрения поведенческого континуума и подчеркивают важность нравов, привычек и законов в развитии социальных групп. Только подобный подход поможет лучше понять феномен терроризма, поскольку последний, по мнению ученых, зарождается еще при родовом строе, когда возникает необходимость реагирования на
несправедливость [9, р. 4].
Другой американский исследователь терроризма, Джонатан Уайт, обращает внимание на то, что определение терроризма меняется со временем. Те, кого сегодня называют террористами, завтра могут восприниматься как освободители, и наоборот [10, р. 3]. Такой подход представляется нам новым, поскольку раньше такое разделение базировалось на идеологическом расколе, а не на временных параметрах.
По мнению Дж. Уайта, необходимо осознавать, что любое определение зависит от исторического контекста. Так и феномен терроризма нельзя обсуждать без учета исторического контекста террористической кампании. Далее Уайт делает короткий экскурс в историю понятия терроризма. Современный терроризм зародился во время Французской революции (1789-1795). Тогда термин «терроризм» использовался для описания действий французского правительства. К 1848 г. значение термина изменилось, и террористами называли бунтующих революционеров, восстающих против правительства. К концу 1800-х и началу 1900-х с помощью терроризма описывали деятельность группировок, таких как анархисты, националистические группировки, бунтующие против зарубежной власти, а также ультранационалистические политические
организации. После Второй мировой войны (1939-1945 гг.) значение термина «терроризм» снова меняется. Поскольку народ восставал против европейского доминирования в мире, националистические группировки считались террористическими. С 1946-го по 1980-е гг. к
террористическим относятся уже не только националистические, но и группировки левого толка, применяющие насилие. В 1980-х гг. значение термина вновь меняется. В мировой практике терроризм рассматривается как субнациональный прием ведения войны. В новом тысячелетии терроризм стал обозначать действия независимых от государства
группировок, религиозных фанатиков и других групп людей, использующих насилие для
определенных целей [10, р. 5].
Помимо исторического контекста,
Джонатан Уайт также учитывает природу конфликта, поскольку, с его точки зрения, то, что понимается под термином «терроризм», варьируется в зависимости от типа войны. Во время традиционной войны с применением обычных видов оружия армии пользуются тактиками диверсионно-десантных отрядов, которые во многом напоминают терроризм. В партизанской войне против противников
также используются террористические методы, чтобы устрашить их и добиться их сдачи в плен. Во время всеобщей войны могут быть уничтожены целые города. Примером может служить Сталинград 1942 г. При этом ни одна из противоборствующих сторон не рассматривает подобные действия как террористические. Это объясняется тем, что терроризмом обычно именуются действия по применению насилия в мирное время, а не в период ведения боевых действий [10, р. 6].
Дж. Уайт принимает во внимание и то, что определение терроризма зависит, в том числе, и от политической власти. Правительства могут увеличивать свою власть, если называют своих противников террористами. Граждане с готовностью примут злоупотребления властей, если это произойдет во время антитеррористической кампании. По мнению общественности, нелегальные аресты, допросы, а иногда и убийства допустимы, если речь идет о борьбе с терроризмом.
Помимо Уайта, свое внимание на важность изучения контекста при изучении терроризма обратили Жерар Шалиан, французский эксперт в области геополитики, и Арно Блен, специалист в области международных отношений, старший сотрудник Французского института стратегического анализа. Эксперты подчеркивают, что в 2000-х гг. становится очевидной особая значимость культурного контекста. Это связано в первую очередь с тем, что на смену террористическим группировкам националистического или идеологического характера приходят религиозные
террористические движения. Подобные
движения отличаются тем, что они совмещают в себе, как в случае с группировками ХАМАС и «Аль-Каида», религиозный и политический аспекты. Ученые полагают, что религиозный компонент служит основной цели:
рекрутированию новых последователей и поиску движений со сходной идеологией [11, р. 6].
Профессор философии Еврейского университета (Иерусалим), а также главный исследователь Центра прикладной философии и общественной этики Университета Мельбурна Игорь Приморац, обращаясь к проблеме определения терроризма сегодня, видит применение все тех же двойных стандартов, которые использовались и ранее. По-прежнему существует проблема двоякого подхода к тому, кто есть террорист, а кто есть борец за свободу. Клише «кому террорист, а кому -освободитель» и после событий 2001 г. в Нью-Йорке не утратило актуальности. Другой тип двойной стандартизации, с точки зрения И. Примораца, менее очевидный, а потому представляющий еще большее препятствие для определения терроризма, заключается в тенденции обвинять в применении насилия или использовании терроризма без
предварительного рассмотрения целей, жертв, а также в нежелании говорить именно о терроризме, а не о насилии, когда речь касается действий со стороны государства. И. Приморац считает, что когда одни и те же действия совершаются государством и
негосударственным агентом, существует предположение, что если это совершается государством, это уже не терроризм, поскольку последний является прерогативой бунтовщиков и мятежников. Особенно наглядно
демонстрирует этот принцип конфликт между Израилем и Палестиной. Обе стороны отрицают свою вовлеченность в терроризм, каждая из сторон обвиняет другую в применении методов терроризма, и каждая из сторон оправдывает применяемое насилие как ответные действия на теракты со стороны противника. Палестинцы заявляют, что борются против оккупации и за свое право на самоопределение. С их точки зрения, это не терроризм, а борьба за свободу. Израильтяне возражают, что это израильская сторона не применяет терроризм, а скорее отвечает на террористические действия
Палестины [12, р. 272].
Итак, проведем социолингвистический
анализ феномена «терроризм». Как известно, для того чтобы выявить особенности языковой
модели, нужно найти такие
социолингвистические переменные, такие структурные элементы, которые изменяются под воздействием экстралингвистических факторов, формирующих его тип. Таким фактором, влияющим на формулировку
определения терроризма, мы выбрали время и попытались рассмотреть, как изменяются определения терроризма с течением времени.
Еще в 1984 г. А. Шмид и А. Джонгман провели исследование 109 определений
терроризма и выявили их общие черты. Ими было обнаружено 22 фактора, характерных для определений терроризма [13, р. 28]. Наш же социолингвистический анализ опирается на определения терроризма, появившиеся в более поздние периоды. Кроме того, мы преимущественно опираемся на исследования в области терроризма, проводимые
отечественными учеными, поскольку, на наш взгляд, разработки отечественных ученых в области терроризма в исследовании А. Шмида и А. Джонгмана представлены слабо.
Всего нами было проанализировано 105 определений терроризма, существовавших в период с 1930-х гг. по настоящее время. Для анализа определений терроризма с 1970-х по 1990-е гг. мы использовали выборку Джона Ричарда Такраха, которую он приводит в «Энциклопедии терроризма и политического насилия» [3]. Для анализа более поздних
определений мы использовали работы как западных, так и отечественных исследователей терроризма.
Мы проанализировали 63 определения терроризма, существовавшие в 1970-1980-е гг., которые приводит Д. Такрах, и пришли к выводу, что, несмотря на все многообразие определений, в этот период есть ключевые моменты, которые нередко повторяются. Все авторы этих определений терроризма попытались внести свой вклад в понимание сложного предмета терроризма. Их определения - результат разных академических традиций и позиций в исследовании терроризма. Концепции террора и терроризма часто путают и употребляют неправильно, а отношение этих концепций к другим формам политического насилия и к преступности часто двусмысленно. Д. Такрах подчеркивает, что именно это взаимодействие субъективных факторов и ответов и делает понятия террора и терроризма такими сложными для определения социологов [3, р. 63].
Так, в 17% определений из числа исследуемых под терроризмом понимается
насилие, совершаемое в политических целях. Такой формулировки придерживаются, например, Б. Крозье, Р. Мосс, В. Байт, Р. Фирей, Е.С. Хейман, Х.В. Тромп, П. Уилкинсон.
В 47.6% проанализированных определений, существовавших до 1990-х гг., ученые выдвигают целеполагание как неотъемлемый компонент террористической деятельности. И если ученые сходятся во мнении, что феномен терроризма имеет конечную цель, то взгляды на то, какие именно цели преследуют террористы, расходятся. Среди целей, названных в проанализированных нами определениях, присутствуют следующие: моральное отчуждение масс от правительства, установление доминирования, запугивание, подчинение, достижение политических
изменений, нарушение нормального
существования общества, удержание или завоевание государственной власти,
достижение психологического эффекта,
создание нестабильности в демократических странах. Из приведенных примеров можно сделать вывод, что одни специалисты в
определениях приводят конечную
политическую цель. Такие, например, как смена политического режима, иные конкретные политические изменения. Другие же социологи в определении отмечают цель запугать,
устрашить, терроризировать, достичь
психологического эффекта в рамках политической стратегии.
Присутствие психологического компонента отмечается в 41.2% рассматриваемых определений. Так, Р. Арон утверждает, что при терроризме психологический эффект несоизмеримо больше непосредственного физического результата. Е.В. Уолтер видит эмоциональную реакцию неотъемлемой частью процесса террора наряду с угрозой и
социальным эффектом. По мнению Б.М. Лэйзера, «террористы создают атмосферу
отчаяния или страха для того, чтобы поколебать веру обычных граждан в свое правительство». Дж. Маллин отмечает, что терроризм угрожает фундаментальной человеческой потребности в самосохранении, таким образом, еще раз подчеркивая психологическую составляющую феномена терроризма [3, р. 61].
Что касается определений более позднего периода, а именно определений,
разработанных в период с 2000 г. по настоящее время, то мы проанализировали их в количестве 42 дефиниций.
Одним из основных их компонентов по-прежнему остается насилие. Так, в 88%
дефиниций терроризм определяется через насилие. Подобной формулировки
придерживаются Е.П. Кожушко, Л. А. Моджорян, Б. Накос, И. Приморац, С.К. Сингх и др.
Также в большинстве определений четко прослеживается политическое целеполагание террористических действий. Это справедливо по отношению к 30 определениям, что составляет 71.4% от всех определений, исследуемых в этой группе. Политические цели террористической деятельности отражены в определениях О. Белькова, Ф. Дженкинса, В.Т. Маллисона, Д. С. Полянского, А. Г. Ткаченко и др. Несмотря на то что политическая мотивация террористических действий присутствует в большинстве проанализированных
определений, существует и иная точка зрения относительно целей террористов. Так, например, Ж. Бодрийар утверждает, что «. современный терроризм, начало которому положили захваты заложников. уже не имеет ни цели (если все же допустить, что он ориентирован какими-то целями, то они либо совсем незначительны, либо недостижимы, во всяком случае, он является самым неэффективным средством их достижения), ни конкретного врага» [14, с. 64-65].
Подтверждением этой мысли является громкий теракт 11 сентября 2001 года, цели которого и по сей день остаются до конца не ясны.
Психологический эффект терроризма, который достигается с помощью устрашения, прослеживается в 26 определениях, что составляет 61.9%. Именно на этот фактор опираются в своих дефинициях терроризма следующие исследователи: Г.В. Гудков, В. В. Зубрин, С.И. Илларионов, Ю. Кузнецов, В. Никольский, А. К. Шарапов и др. Так, например, С. И. Илларионов понимает под терроризмом политику и тактику, где основным средством является террор (устрашение) [15, с. 7], а В.В. Зубрин указывает на то, что терроризм -устрашение политических и иных противников [16, с. 27].
В 17% определений подчеркивается криминальный характер терроризма, связь терроризма с криминальными структурами, нелегитимность деятельности террористов. Это отражено в определениях Е.В. Белой, О. Белькова, А.К. Боташовой, Н.Д. Литвинова, А.Г. Ткаченко. Так, например, А. К. Боташова предлагает следующее определение терроризма: «Терроризм - нелегитимный способ борьбы, форма политического, бандитско-
криминального или психологически
мотивированного насилия, использующего тактику, направленную на изменение поведения посредством страха» [17, с. 25-26].
Как отмечает Б. Хоффман, в 1990-е гг., с приходом эры «холодной войны», терроризм стал обозначать угрозы стабильности государств-наций со стороны
негосударственных акторов, процессов или организаций. В этот термин стал вкладываться смысл насилия, при котором контроль над властью переходит от законно избранного правительства в руки новых, наполовину государственных, наполовину уголовных структур. Кроме того, под терроризмом стали объединять конфликты по всему миру, которые не подпадают под традиционные рамки войны как борьбы между вооруженными силами двух или более признанных государств, а напротив, в которых задействованы иррегулярные
вооруженные силы [18, р. 28]. То есть в понимании терроризма произошел следующий сдвиг: если ранее феномен терроризма
предполагал действия индивидуального
характера и был присущ внутринациональному насилию, то с течением времени терроризм перешел за рамки внутригосударственного конфликта. Вектор на международность, глобальность отражен в определении В.И Василенко, который начинает определение терроризма именно с того, что это международное преступление, подрывающее основы международных отношений,
угрожающее миру и мирному сосуществованию народов и государств [19, с. 59].
Еще одна особенность современного терроризма прослеживается в зависимости
терроризма от СМИ. Так, И.В. Черныш прямо говорит, что терроризм - это феномен именно медийного пространства [20, с. 339]. Современный терроризм невозможен без СМИ, поскольку его основная цель - воздействие на правительство через общество путем устрашения последнего. Устрашить общество невозможно без освещения террористических актов, которые потеряют смысл без публичности. Именно широкая огласка совершенного акта, а не нанесение максимального материального ущерба позволяют добиться максимального
информационного шока. Б. Накос в определении подчеркивает, что насилие совершается именно для получения огласки [21, с. 19].
Таким образом, меняется и целевая аудитория современного терроризма. Т.С. Козодой в своем определении отмечает, что
террористы стремятся к запугиванию «. целевой аудитории, более широкой, чем непосредственные символические жертвы» [22, с. 109]. Подобной точки зрения придерживается А. Яцько: «Теракт - действие, которое
приобретает разные формы насилия, особенность которых в том, что объектом насилия необязательно является
непосредственная жертва» [23, с. 69].
Итак, социолингвистический анализ феномена «терроризм» на основании
экстралингвистического фактора времени показал, что определения, существовавшие до терактов 11 сентября 2001 г., отличаются от тех, которые предлагаются сегодня. В этих различиях кроются те изменения, которые стали характерны для терроризма в современных условиях глобализации и нелинейной динамики общественного развития.
Сегодня терроризм стал угрозой
международной стабильности. Этот феномен более не вмещается в рамки внутригосударственного конфликта. Помимо того что терроризм охватывает все большее число стран, в определениях, разработанных в недавнее время, все больше звучит взаимосвязь терроризма с криминальными структурами и подчеркивается криминальный характер террористической деятельности. Кроме того, в отличие от более ранних определений терроризма, в тех дефинициях, которые предлагаются сегодня, гораздо более широко представлена взаимосвязь терроризма и СМИ.
Что касается таких компонентов дефиниций, как насилие и политическое целеполагание, то проведенный нами социолингвистический анализ определений разных временных промежутков показывает, что эти структурные элементы определений почти не изменяются
под воздействием экстралингвистических факторов: терроризм продолжает
рассматриваться как насилие, осуществляемое в политических целях.
Список литературы
1. The Terrorism reader: A historical anthology / Eds. Walter Laqueur, Yonah Alexander. NY: New American Library, 1987. 405 p.
2. Kushner H.W. The Future of Terrorism: Violence
in the New Millenium. Thousand Oaks: Sage
Publications Inc., 1998. 288 p.
3. Thackrah J.R. Encyclopedia of terrorism and political violence. NY: Routledge & Kegan Paul Inc., 1987. 308 p.
4. Netanyahu B. Fighting terrorism: How
democracies can defeat domestic and international terrorists. NY: Farrar, Straus and Giroux, 1997. 180 p.
5. Грачев А.С. Тупики политического насилия: Экстремизм и терроризм на службе международной реакции. М.: Междунар. отношения, 1982. 192 c.
6. Витюк В.В., Эфиров С.А. «Левый» терроризм на Западе: история и современность. М.: Наука, 1987. 315 с.
7. Витюк В.В. Социальная сущность и идейнополитические концепции современного «левого» терроризма. Автореферат дис... д-ра филос. наук. М.: Институт социологических исследований АН СССР, 1985. 43 с.
8. Pillar P.R. Terrorism and U.S. Foreign Policy. Washington D.C.: Brookings Institution Press, 2001. 272 p.
9. Simonsen C.E., Spindlove J.R. Terrorism today: the past, the players, the future. Upper Saddle River: Prentice Hall, 2006. 624 p.
10. White J.R. Terrorism and homeland security. Belmont: Wadsworth Publishing, 2005. 398 p.
11. Chaliand G., Blin A. The history of terrorism: From antiquity to Al Qaeda. Berkeley: University of California Press, 2007. 483 p.
12. Primoratz I. What is Terrorism? // Terrorism: The Philosophical Issues. New York: Palgrave Macmillan,
THE PROBLEM OF DEFINING TERRORISM: SOCIOLINGUISTIC ANALYSIS
L. V. Katrich
The article studies the problem of defining terrorism. Author researches approaches to the definition of terrorism, introduced in different time frames both by Russian and foreign scientists. Sociolinguistic analysis of a number of definitions is being carried out. The following constituents of the definitions are being analyzed: violence, political goals, psychological component, goal attainment, etc. The author compares definitional constituents, characteristic of definitions offered before and after 2001. On the basis of existing definitions the peculiar features of modern terrorism are defined.
2005. 272 p.
13. Schmid A.P., Jongman A.J. Political Terrorism:
A new guide to actors, authors, concepts, databases, theories and literature. Amsterdam: NorthHolland
Publishing Company, 1988. 585 p.
14. Бодрийар Ж. В тени молчаливого
большинства, или Конец социального / Пер. с фр. Н.В. Суслова. Екатеринбург: Издательство
Уральского университета, 2000. 96 c.
15. Илларионов С.И. Террор и антитеррор в
современном мироустройстве. М.: ООО «РИЦ
«ПрофЭко», 2003. 592 c.
16. Зубрин В.В. Актуальные проблемы правового
регулирования борьбы с международным терроризмом и иными проявлениями экстремизма на современном этапе // Матер. межд. научно-практич. конф. «Международный терроризм: истоки и
противодействие», СПб., 18-19 апреля 2001 г. С. 27.
17. Боташова А.К. Политический терроризм:
детерминация и формы проявления.: Дис... канд. полит. наук. Ставрополь: Ставропольский
государственный университет, 2004. 183 с.
18. Hoffman B. Inside Terrorism. NY: Columbia University Press, 1999. 288 p.
19. Василенко В.И. Международный терроризм в условиях глобального развития (политический анализ). Дис... док. полит. наук. М.: Российская академия гос. службы при Президенте РФ, 2003. 311 c.
20. Терроризм в современном мире: истоки,
сущность, направления и угрозы / Отв. ред. В. В. Витюк, Э.А. Паин. М.: Институт социологии РАН, 2003. 358 с.
21. Nacos B. Mass mediated terrorism: the central role of media in terrorism and counter terrorism. UK: Rowman & Littlefield, 2002. 219 p.
22. Козодой Т.С. Проблема определения понятия терроризма в современных международных отношениях. Дис... канд. полит. наук. СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет, 2007. 166 c.
23. Яцько А. Терроризм как форма политической борьбы // Политика и время. 2002. № 1. С. 68-77.
