CC BY
13
срочной перспективе играть определяющую роль в развитии политической обстановки в штате, способствуя сохранению напряженности в отношениях основных общностей и подрывая стабильность в штате и в южноазиатском регионе в целом.
«Ломоносовские чтения. Востоковедение», М., 2010 г., апрель, с. 22-24.
Вячеслав Белокреницкий,
востоковед
ПРЕРЫВАНИЕ ДЕМОГРАФИЧЕСКОГО ПЕРЕХОДА, ВЗРЫВ АГРЕССИИ И ЭКСТРЕМИЗМА... НЕ ИСКЛЮЧАЮТСЯ
Статья А.В. Акимова, как и его книга «2300 год. Глобальные проблемы и Россия» вызывают большой интерес. В статье, которая в конденсированном виде излагает основное (далеко не все) содержание книги, автор выделяет три аспекта темы будущего развития человечества.
Во-первых, собственно демографический процесс, исследуемый на длительную перспективу (три столетия).
Во-вторых, прогноз топливно-энергетических потребностей, где демографические ряды выступают в качестве независимых переменных, а также расчеты ресурсов воды и земли для обеспечения будущих продовольственных потребностей.
В-третьих, различные сценарии цивилизационного воздействия в будущем в свете нарастающей интенсивности международных миграций и с упором на взаимодействие европейской цивилизации с неевропейскими.
Темы, поднятые в статье, по большому счету неисчерпаемы, и нужно поблагодарить редакцию журнала «Восток (Опеш)» за организацию дискуссии по ним. В наибольшей мере меня заинтересовал первый и последний из выделенных сюжетов. Для начала хотелось бы вспомнить, что, когда Александр Владимирович Акимов, приглашенный для работы в Институт востоковедения известным отечественным демографом Ярополком Николаевичем Гузеватым, делал в начале 1980-х годов свои первые доклады на межотдельской группе по проблемам народонаселения, некоторым из нас, участникам обсуждений, казалось, что демографический процесс и прогноз его изменений слишком жестко увязываются у
него с социально-экономическими характеристиками. Сам выбранный автором и его прежними коллегами по Центральному экономико-математическому институту критерий соотнесения социально-экономических и демографических переменных представлялся несколько условным. Речь шла о соотношении числа занятых вне сельского хозяйства и общей численности населения. Несмотря на критику, А.В. Акимов остался верен своей методике, с течением времени усовершенствовал ее, произвел большое число оригинальных расчетов, результаты которых представлены помимо докладов и статей в двух пользующихся заслуженным вниманием монографиях.
Нужно признать, что тщательное ознакомление с методикой автора снимает вопросы относительно ее механистичности, жесткости взаимосвязей между социально-экономическими и демографическими переменными. Как следует из последней книги, автор выделяет 23 типовых режима демографического развития, в котором главное место занимает переход от высокого уровня рождаемости и смертности к низкому (так называемый демографический переход). При этом состоянию экономической слаборазвитости, показателем чего служит низкая занятость рабочей силы вне аграрной сферы (менее 150 человек на 1000 жителей), соответствуют 11 реальных режимов естественного движения населения, найденные по аналогии, по историческим прецедентам стран и регионов, относящихся ко второй половине XX в. (развитию после Второй мировой войны, в постколониальную эпоху). Соответствующими промежуточному между низким и высоким уровнем развития состоянию экономики (от 150 до 250 человек занятых вне сельского хозяйства) найдено шесть типов (модификаций основных режимов демографического перехода), а высокоразвитой экономике (более 250 человек) присущи еще шесть типов демографического развития. Таким образом, методика автора не предполагает автоматической корреляции между социально-экономическими и демографическими параметрами. На фоне определенных экономических перемен наблюдается разнообразие вариантов, связанное с государственной демографической политикой и социокультурными особенностями той или иной страны или группы стран (региона).
Произведенные автором расчеты на перспективу показывают высокую точность: это можно утверждать, основываясь на ретроспективной оценке имеющихся расчетов численности населения за прошедшие годы и на сопоставлении полученных прогнозных оценок с другими. Основная часть прогнозов делается в мире на
базе принятого демографическим департаментом ООН метода передвижки по возрастам с учетом возрастных коэффициентов дожития и уровня рождаемости. Он считается наиболее надежным, особенно при оценке тенденций на относительно небольшую временную перспективу. К методу передвижки по возрастам прибегают и другие ведущие демографические службы мира, в частности Бюро цензов США.
Методика А.В. Акимова демонстрирует возможности иных подходов к оценке демографического будущего, что само по себе может быть отнесено к значительным научным достижениям. Ценность произведенных автором расчетов усиливается тем обстоятельством, что при общем совпадении представлений о мировой демографической эволюции на ближайшие столетия, связанной с тем, что в их основе лежит теория демографического перехода, оценки на ближайшие полвека несколько разнятся. Так, если по среднему прогнозу А. В. Акимова число жителей на земле в 2050 г. будет равно 10,7 млрд. человек, а по его реальному, скорректированному логическим путем сценарию численность возрастет до 10,1 млрд. человек, то, по последним (коррекция 2006 г.) оценкам демографов ООН, количество людей достигнет к середине XXI в. 9,2 млрд., а по расчетам 2002 г., на которые ссылается автор в обсуждаемой статье, оно оценивалось в 8,9 млрд. человек по среднему, наиболее вероятному сценарию.
Разницу в 1-2 млрд. человек можно и не считать принципиальной, но она заметна. Сам автор отмечает, что варианты прогноза ООН предусматривают более медленный рост населения в первую половину текущего столетия, чем его варианты, и отмечает, что прогноз ведущей международной организации предполагает беспрецедентно быстрые (т.е. не имеющие исторических аналогов) демографические изменения.
Ввиду того что наибольшее практическое значение имеют как раз прогнозы на близкое время, стоит, наверное, задаться вопросом, в чем причина таких расхождений. Демографы ООН, Бюро цензов США и других национальных школ, в том числе и отечественных, отводят большую роль демографической инерции, так называемому популяционному моменту (накопленной массе населения). При этом варьируемой переменной выступает на современном историческом этапе рождаемость, так как смертность уже достигла низких показателей во всех обществах и цивилизациях, за исключением самых примитивных, прежде всего африканских и некоторых островных тихоокеанских. При такой экстраполяции на
будущее выявившихся к настоящему времени тенденций большое значение приобретают два аспекта, не всегда напрямую связанных с социально-экономической ситуацией, а именно открытость внешнему миру, доступность как информации о современных средствах планирования семьи, так и их самих с учетом цены. По всей видимости, именно взрыв информации по этим вопросам и легкость методов ограничения рождаемости, охватившие за последние два-три десятилетия как среднеразвитые, так и низкоразвитые страны и регионы, отразились на спонтанном, глубоком и почти повсеместном спаде рождаемости. Наблюдаемое снижение и обусловило беспрецедентно высокие темпы сокращения естественного движения населения в прогнозных расчетах ООН и других демографических служб.
Между тем методика А.В. Акимова, построенная на исторических аналогиях, прецедентах, мало приспособлена для учета самых поздних по времени эталонных вариантов демографического развития. Отсюда, видимо, и расхождения в оценках на перспективу. Вместе с тем используемая им прогнозная кривая на перспективу трех столетий в принципе не отличается от других долгосрочных прогнозов и включает фазу затухающего взлета, стабилизации и падения численности жителей на Земле. Объясняется это, видимо, тем, что автор исходит из параллельных закономерностей своего рода «экономического перехода», т.е. перехода от высокой занятости в сельском хозяйстве к низкой, за которым скрывается трансформация аграрных и замкнутых отдельных крупных ареалов в неаграрные, промышленные и сервисные. То же совпадение наблюдается между расчетами А.В. Акимова и международных служб в плане соотношения динамики демографических потенциалов более развитых (Европа, Северная Америка и Океания) и менее развитых регионов, прежде всего Азии и Африки. Приведенные в статье расчеты демонстрируют усиление демографического отрыва, причем очень быстрое и глубокое в отдельных вариантах азиатско-африканского ареала от европейско-североамериканского, т. е. условного Востока от условного Запада, или Юга от Севера, при неуклонном сокращении демографического потенциала, лидировавшего в экономическом плане на протяжении трех последних веков христианско-европейского региона.
Тут уместно заметить, что наблюдаемый в последние десятилетия сдвиг в сфере планирования семьи в низких и среднениз-ких по доходам странах и ареалах далеко не полностью нивелирует культурно-социальные и религиозно-моральные отличия. По
имеющимся сведениям, быстро выросла (главным образом за десятилетия 1980-х и 1990-х годов) доля замужних женщин, применяющих современные средства контрацепции в Иордании (с 15 до 40%), Марокко (с 1 до 50%), других североафриканских странах и Египте (с 24 до 56%), куда менее заметны были перемены в Сирии, Саудовской Аравии и других странах Аравийского полуострова. В Турции процент применяющих современные средства предохранения от беременности увеличился с 22 в 1963 до 64% в 1998 г., а в Иране - с 3 в 1969 г. до 73% в 1997 г. По этому показателю Иран оказался впереди Индии (43% в 1998-1999 гг.), Бангладеш (40% в 1999-2000 гг.) и Пакистана (24% по 1996-1997 гг.). На «пакистанском» или еще меньшем уровне находились соответствующие показатели большинства стран Африки южнее Сахары и некоторых государств ЮВА (Мьянма, Лаос и Камбоджа). Хотя использование современных контрацептивных методов далеко не прямо со- относится с демографическим ростом, оно, несомненно, влияет на его показатель.
Из приведенных данных видно, что различия, причем весьма существенные, наблюдаются не только между мусульманскими и немусульманскими государствами, но и внутри этих групп. Объясняются они, по-видимому, двумя обстоятельствами: возможностями применения средств, экономическим фактором и социальным, гендерным, связанным с положением женщины в семье и обществе. При этом ошибочно считать, что отношение в исламе к ограничению рождаемости принципиально отличается от подходов, свойственных другим религиозным системам. Исходно все религии, во всяком случае авраамические, одобряли высокую рождаемость и многодетную семью. В современную эпоху отношение религиозных ортодоксов не изменилось, но планирование размеров семьи, особенно традиционными, «естественными» способами, не запрещается. Ситуация в исламском мире ничем в этом смысле как будто не отличается, хотя далеко не все мусульманские богословы одобряют практику ограничения рождаемости, особенно импортными, «западными» средствами.
Основным для различий между сообществами мусульман и немусульман представляется второе обстоятельство, связанное с гендерным фактором. Разумеется, и в немусульманских традиционных сообществах женщины обладают низким общественным статусом, а свобода в решении своей личной судьбы и возможности передвижения ограниченны. Женщины работают в поле, выполняя тяжелую работу, трудятся дома, часто не имеют права го-
лоса в семейных делах. Таково почти повсеместно и независимо от религии положение в Африке. В Индии положение невестки в больших семьях бывает столь тяжело, что нередки случаи их самоубийств. Считается вместе с тем, что при общем приниженном положении женщин в бедных восточных обществах наиболее остра проблема гендерного неравенства и женского бесправия среди мусульман, причем она в той или иной мере сохраняется и в городских сообществах, не меняясь зачастую даже при переходе от низкой к высокой ступени на материальной и социальной лестнице.
При этом мусульманские сообщества, конечно, не единообразны. Они различаются между собой по многим признакам, обусловленным культурными традициями, хозяйственными особенностями, историей и современным геополитическим положением. Если представить себе исламский ареал в виде гигантского круга, то в его центре окажется родина религии - пустыни Аравийского полуострова. Здесь исторически сложился самый строгий исламский канон и до сих пор распространены обычаи затворничества женщин, их замкнутого, «невидимого» для внешнего мира образа жизни. Двигаясь в разных направлениях от историко-географи-ческого центра ислама, мы находим модификации эталонно-архаичной арабо-мусульманской модели. На севере это персидский, кавказский и поволжский варианты, на северо-западе - вос-точносредиземноморский, турецкий и балканский, на северо-востоке - афганский и центральноазиатский, еще восточнее располагается индостанский ислам, а на юго-востоке - малайско-ин-донезийский, наконец, в Африке распространен южный, полуарабский и неарабский варианты, а к западу - арабо-африканские образцы. Положение женщин в различных частях исламского ареала отличается от того, что характеризует его в центре, делая в ряде случаев не слишком большой или даже незначительной разницу между общественно-семейным статусом мусульманки и ее соседки-немусульманки. Однако религия все же оказывает влияние на положение женщин и через него влияет на демографические процессы.
Убедительный пример дает Индия. Мусульмане в этой стране в 1951 г., уже после отделения Пакистана, составляли 10% населения. Каждая последующая перепись населения, проводящаяся раз в 10 лет, отмечала рост доли мусульман, которая ныне достигает почти 15%. Обеспокоенная перспективой оказаться потесненными мусульманами, индусская общественность побудила прави-
тельство назначить специальную комиссию по выяснению причин такого феномена. Та представила доклад, из которого следует, что факторы повышенного темпа роста мусульманского населения многообразны, но само явление устойчиво и его трудно изменить.
В чем бы ни состояли причины, доля мусульман в мировом населении неуклонно увеличивается на протяжении уже двух столетий и особенно быстро после окончания Второй мировой войны. По оценкам на 1950 г., мусульмане составляли 13-15% жителей планеты, а в 2000 г. - уже 19-22%. Доля мусульман к середине XXI столетия может, согласно некоторым прогнозам, увеличиться до 30-35%, иными словами, каждый третий житель планеты будет принадлежать к общине последователей пророка Мухаммада.
Все это, кстати, в полной мере согласуется с приводимыми в обсуждаемой статье расчетами. В ней отмечается, что демографическое развитие стран Азии и Африки не будет равномерным. Хотя наиболее населенным регионом пока остается Восточная Азия, уже к 2050 г. она утратит свои позиции, ибо Китай становится развитой страной в демографическом отношении во многом, заметим от себя, под влиянием политических факторов. У Индии и других государств Южной Азии нет сильных государственно-политических рычагов воздействия на воспроизводство населения, и потому инерционный рост выводит Южную Азию с ее постоянно растущим мусульманским населением в бесспорные демографические лидеры. Второй ареал с избыточным населением - Африка южнее Сахары, где тоже наблюдается увеличение доли мусульман.
Несколько недооценивает, по моему мнению, А. В. Акимов демографический потенциал других регионов с преимущественно мусульманским населением. Успех Ирана, где суммарная фер-тильность (среднее число рождений на женщину) снизилась до 2,0, необходимо оценивать осторожно, так как эту страну отличает традиционно довольно высокое место женщин в семье и огромное воздействие политической власти. При изменении государственных установок может кардинально измениться и демографическая ситуация. Но и при сохранении нынешних тенденций число жителей в странах Ближнего Востока и Северной Африки (от Ирана до Мавритании) вырастет с 400 млн. (округленно) в 2000 г. до 600 млн. к 2030 г., приблизится либо превысит 800 млн. человек в 2050 г.
Нет нужды говорить, что все расчеты на перспективу имеют достаточно условный характер и даже инерционные демографиче-
ские процессы в реальности могут быть нарушены непредвиденными обстоятельствами. Прогнозирование необходимо, однако, для того чтобы подготовиться к ожидаемым переменам, наступающим в случае достаточно плавного течения исторических событий. Прогнозы нужны для подготовки к вероятному будущему предупреждению опасностей, которые можно уловить и в какой-то мере отвести или уменьшить.
Если с этой точки зрения подойти к рассмотренным в статье А. В. Акимова вариантам взаимодействия цивилизаций с учетом международных миграций и долгосрочных демографических перспектив, то вырисовывается в целом весьма благоприятная с рациональных позиций картина. Четыре сценарных варианта из пяти, за исключением сценария «злые соседи», перерастающего в «человек западный - исчезающий вид», исходят из торжества научно-технического прогресса и сохранения за западной, европейской в основе цивилизацией ведущих позиций. С экономической точки зрения такая проекция кажется наиболее правдоподобной. Но политическая составляющая мирового развития при этом, по сути, совершенно не учитывается. Причем дело не в том, что автор по недосмотру упускает ее из виду, а в том, что варианты взаимодействия цивилизаций, которых у него фактически две - западная, развитая, и все остальные, развивающиеся, - специально, по-видимому, ограничены взаимодействием в результате миграций населения, перемещения людей без учета государственных границ и геополитических коллизий. Это обстоятельство придает вариантам цивилизационного взаимодействия некоторую узость и одно-линейность.
При общей оптимистичности, которую вселяет демографический прогноз, предрекающий постепенное ослабление давления растущей массы людей на природные ресурсы, произведенные А. В. Акимовым нормативные расчеты потребления топливно-энергетических ресурсов (ТЭР) показывают, что может обнаружиться их нехватка за горизонтом 75-80 лет.
В еще большей степени тревожна ситуация с ресурсами пресной воды, глобальный дефицит которой, по мнению автора, грозит уже в ближайшие десятилетия. Нехватка воды для орошения может вызвать продовольственный кризис. Дефицит сельскохозяйственных земель особенно опасен в условиях неравномерности в их географическом распределении. Это повышает вероятность возникновения острых локальных кризисов и конфликтов по поводу использования имеющейся для орошения воды. При этом почти
все проблемы такого рода возникают в бедных и чаще всего мусульманских ареалах либо на стыках этого ареала с другими.
Отвлекаясь на общие темы, замечу, что демографические прогнозы на длительную перспективу, предсказывающие неизбежное сокращение численности землян, вызывают вопрос: насколько обоснованно предположение о завершающей фазе наблюдаемого ныне демографического перехода как о последней в истории человеческой популяции? Иными словами, не последует ли за стадией низкой смертности и рождаемости новая модель сочетания этих ключевых демографических показателей? Следует также иметь в виду, что во всех прогнозных расчетах демографическое поведение развивающихся цивилизаций подчиняется тем же закономерностям, что и развитых. Пойдет ли так дело в реальности, сказать трудно. Ведь не исключено, что, прежде чем демографический переход станет реальностью во всеобщем масштабе, его может прервать взрыв агрессии, экстремизма, политико-психологических изломов, патологий, выливающихся в борьбу разных в корневой основе цивилизаций. Уже сегодня мы наблюдаем определенное противостояние западной, гендерно раскрепощенной, во многом гедонистической цивилизации и патриархаль-но-партократической по истокам и устремлениям исламской цивилизации, сопротивляющейся навязываемым ей извне ценностям свободы, личного достоинства и женской эмансипации, или, как сейчас говорят, придания женщинам силы (empowering women). Все это возвращает нас к вечным вариациям на тему войны и мира, от которых можно уйти, сосредоточившись на историческом бэкграунде в виде социально-экономических процессов и научно-технического прогресса.
«Восток (Oriens)», М., 2010 г., № 3.
