CC BY
235
напряжения, поддерживать субъективный эмоциональный комфорт.
Второй период среднего возраста
1. Проблемно-ориентированный стиль в этом возрасте формируется под влиянием интеллектуализации и отрицания, при этом проблема толкуется субъектом позитивно, как возможность личностного роста.
2. Совладающая активность личности складывается из стремления избежать тревоги, переходя на более раннюю стадию онтогенеза, (возможно, юношество, и т.д.); разрядки подавленных эмоций на объектах, представляющих меньшую опасность; переведении собственных эмоций на интеллектуальный, абстрактный уровень, т.е. снижение зависимости собственного поведения от эмоций, без полной потери информации об этих эмоциях.
Полученные нами результаты указали на необходимость дальнейшего изучения защитного и со-владающего поведения взрослых людей с применением методов идиографического подхода.
Библиографический список
1. Лапкина Е.В. Защитная система личности в разные периоды взрослости: Дис. ... канд. психол. наук. - Ярославль, 2012. - 167 с.
2. Лапкина Е.В. Психологическая защита и совла-дание человека в разные периоды взрослости // Ярославский педагогический вестник. - 2010. - № 3. -Т. II: Психолого-педагогические науки. - С. 213-218.
3. Лапкина Е.В. Психологическая защита и со-владание: основные направления современных исследований // Ярославский педагогический вестник. - 2011. - № 2. - Том II: Психолого-педагогические науки. - С. 232-236.
УДК 159.9:316.6
Быховец Юлия Васильевна
кандидат психологических наук
Тарабрина Надежда Владимировна
доктор психологических наук Институт психологии Российской академии наук, г. Москва bykhovets@yandex.ru, nvtarab@gmail.com
ПОНЯТИЕ УГРОЗЫ: ОБЪЕКТИВНАЯ И СУБЪЕКТИВНАЯ ОПАСНОСТЬ*
Представлены результаты эмпирического исследования переживания террористической угрозы жителями разных регионов РФ. Выдвигается гипотеза: у уязвимой части населения под воздействием прямых теле- и аудиотрансляций, освещающих теракты, возникает специфический эмоционально-когнитивный комплекс — переживание террористической угрозы, который сопряжен с признаками посттравматического стресса.
Ключевые слова: угроза, переживание террористической угрозы, посттравматический стресс.
В данной работе рассматривается вопрос о том, насколько население субъективно воспринимает и оценивает террористическую угрозу и каковы последствия такого восприятия. Многочисленные данные о влиянии террористических актов на психическое здоровье широких слоев населения (косвенные жертвы) свидетельствуют о разнообразии форм реагирования на случившееся. Сегодня теракты, происходящие в различных точках мира, носят характер не единичных случаев, а становятся широкомасштабной деятельностью. Ужасающие картины трагедий показывают по телевидению всего мира изо дня в день. Воздействие информационного освещения терактов средствами СМИ, особенно прямая телевизионная трансляция с места терактов (ТА), актуализировало проблему изучения клинико-психологических последствий восприятия ТА косвенными жертвами, в том числе возможности развития у них признаков посттравматического стресса. Было показано, что возникновение посттравматических реак-
ций не ограничено географической близостью к травматическому событию [9, с. 325-340; 15, с. 358-370; 16, с. 1-8)]. В частности, так же установлено, что телевизионное освещение первой войны в Персидском заливе [9, с. 325-340] и бомбардировок Оклахомы [14, с. 1069-1074] оказало психотравмирующее воздействие на детей разных возрастов и их родителей. У многих людей возникали персонализация события и размышления над собой как потенциальной жертвой ТА, что также способствовало развитию у них признаков посттрав-матического стресса [10, с. 193-202]. Террористические акты 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке показали, что у людей, непосредственно не переживших травматические события, развиваются симптомы острого и посттравматического стресса сходные с таковыми у непосредственных жертв и их близких [19, с. 105-122; 20, с. 151-158]. На выборке жителей РФ отечественные исследователи получают сходные с зарубежными коллегами данные о наличии признаков посттравматического
* Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (№ проекта 13-06-00390).
стресса, депрессии и тревожных расстройств как реакций на случившиеся ТА у косвенных жертв [3, с. 73-81; 4, с. 5-10].
Однако, иные данные о способах реагирования на теракт (в лондонском метро в июле 2005 года) были получены в исследовании Wessely. Лондонцы выражали подавляющее спокойствие на произошедшие события. Они не запаниковали. Они справились [22, с. 350-356]. Человек проявляет жизнестойкость к бедственной ситуации, достигая этого сложной сетью промежуточных познавательных, мотивационных, поведенческих и эмоциональных процессов.
Большинство подобных исследований обращается к воздействию СМИ и особенно телевизионному освещению как к важным предикторам стресса, возникающего при восприятии потенциальной угрозы терроризма. Продолжающееся и сегодня освещение в СМИ может оказывать на косвенных жертв разнонаправленное действие. С одной стороны, оно действует как травмирующее напоминание, приводя к постоянным психопатологическим симптомам [12, с. 1297-1301], с другой - оно может иметь огромные «волновые последствия» [13, с. 95-105]. О психологическом воздействии от информационных сообщений о нападениях 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке сообщали как в Италии [8, с. 1495], так и в Индии [17, с. 217-221]. Остро переживали эти события американцы-экспатрианты в Бельгии [19, с. 105-122; 20, с. 151-158].
В литературе представлены данные о том, что не только теракты являются стрессором, способствующим развитию психопатологических признаков, но и сформировавшееся после совершения теракта представление о «террористической угрозе» и её ожидание [6, с. 212-215; 11, с. 1380-1382]. Теракты фрустрируют одну из базисных, доминирующих для человека потребностей - потребность в безопасности и защите жизни [7]. Согласно теории Л. Фестингера, если человек имеет логически противоречивые знания об одном и том же предмете (в данном случае, с одной стороны, декларируемая правительством информация об организованности, стабильности, законности и общественном порядке, а, с другой, происходящие теракты, уносящие жизни тысяч граждан), он начинает переживать чувство дискомфорта, от которого стремится избавиться. Противоречивым знаниям придается статус мотивации, направленной на устранение возникающего чувства дискомфорта разными способами, например, за счет изменения существующих знаний или социальных установок [5, с. 17-28].
В ряде работ по изучению поведенческих изменений у людей после событий 11 сентября 2001 г. можно выделить данные об увеличении потребления наркотических средств, алкоголя и сигарет [21, с. 988-996]. Другими формами поведения, которые
рассматриваются авторами как формы совладания с угрозой теракта, являются обращение людей к религии и объединения в общественные организации по борьбе с терроризмом [18, с. 1507-1512]. На поведенческом уровне могут проявляться и неактивные формы поведения: возникновение состояния гипербдительности как реакции на получение информации об угрозе негативного события (интенсивный поиск информации для снижения неопределенности ситуации).
Качественно новые данные получены сотрудниками лаборатории психологии посттравматического стресса ИП РАН в ходе комплексного теоретикоэмпирического исследования психологических последствий, возникающих в результате стрессового воздействия информационных сообщений о террористических актах (ТА) в СМИ (теле- и радио передачами) и других средствах коммуникации в различных регионах РФ (Москва, Чеченская Республика, Забайкалье).
Целью исследования являлось выявление связи между возрастными, половыми и личностными характеристиками переживания террористической угрозы (ТУ) жителями разных регионов РФ (косвенными жертвами), вызванного прямой и последующей трансляцией терактов в СМИ, и дистан-цированностью от места произошедших террористических актов. В данной статье нам представляется важным рассмотрение двух частных задач исследования:
1) выявление взаимосвязей психологических характеристик личности (тревожность, экстравер-сия/интроверсия, нейротизм), признаков посттрав-матического стресса с интенсивностью переживания ТУ. В исследовании проверялась гипотеза о том, что у уязвимой части населения (тревожные, эмоционально-неустойчивые, внушаемые люди) под воздействием прямых теле- и аудиотрансляций, освещающих теракты, может возникнуть специфический эмоционально-когнитивный комплекс - переживание ТУ, который сопряжен с признаками посттравматического стресса (ПТС).
2) В связи с военными действиями на территории Чеченской Республики (ЧР), выраженность переживания угрозы ТА и признаков посттравма-тического стресса выше в группе респондентов ЧР, чем в группах Москвы и Забайкалья.
Выборка испытуемых (n=494) состояла из трех групп: 1-ая группа обследована в Москве, n=288;
2-ая группа - жители Чеченской Республики, n=73;
3-я группа - респонденты Забайкалья, n=131. Был использован следующий комплекс методик: опросник переживания террористической угрозы (ОПТУ), Миссисипская шкала (гражданский вариант) (MS, Mississippi Scale), шкала реактивной и личностной тревожности Спилбергера-Ханина (ШЛРТ), опросник оценки выраженности психопатологической симптоматики (SCL-90-R, Symptom
Рис. 1. Корреляционная плеяда общего балла ОПТУ с общим баллом MS и шкалами SCL-90-R.
Примечание. * - р<0,05; ** - p <0,01; *** - p<0,001. Субшкалы опросника SCL-90-R: SOM - Соматизация, O-C - Обсессивно-компульсивные расстройства, INT - Межличностная сензитивность, Dep - Депрессия, ANX - Тревожность, HOS - Враждебность, PHOB - Фобическая тревожность, PAR - Паранойяльные симптомы, PSY - Психотизм, PTSD - Интегральный показатель - индекс наличного симптоматического дистресса,
GSI - общий индекс тяжести симптомов, PST - общее число утвердительных ответов.
MS (Mississippi Scale) - Миссисипская шкала (гражданский вариант). ОПТУ - общий индекс опросника
переживания террористической угрозы.
Check List-90-Revised), личностный опросник (адаптированный вариант методики Айзенка, EPI). Оценка интенсивности переживания ТУ проводилась с помощью разработанного и апробированного опросника, состоящего из 50 утверждений [1].
Проверялось предположение о сопряженности показателя нейротизма с интенсивностью переживания ТУ, которое подтвердилось: связь между показателем ОПТУ и шкалой нейротизма на всей выборке, независимо от региона проживания (rs=0,31, р=0,000). Однофакторный дисперсионный анализ ANOVA показал статистическую достоверность влияния уровня нейротизма на выраженность переживания угрозы.
При проверке соотношения совместного вклада экстраверсии/интроверсии и нейротизма в выраженность переживания ТУ показано, что только нейротизм вносит вклад в выраженность переживания террористической угрозы, т.к. лица с высоким нейротизмом (холерики и меланхолики) отличаются от сангвиников и флегматиков по показателю ОПТУ
Для проверки гипотезы о психотравмирующем воздействии ТУ был проведен корреляционный анализ между показателем интенсивности признаков ПТС (измеряемый по MS), психопатологической симптоматикой (измеряемой по шкалам SCL-90-R) и показателем ОПТУ на всей выборке (n=494). Использовался коэффициент корреляции Спирмена (rs). Установлено, что уровень переживания ТУ (показатель ОПТУ) достоверно взаимосвязан со всеми шкалами методики SCL-90-R, которая определяет выраженность психопатологической симптоматики (рис. 1). Также уровень переживания ТУ (показатель ОПТУ) коррелирует с показателем по MS (rs=0,32; р=0,045).
Полученные данные полностью подтверждают гипотезу о связи сопряженности между переживанием угрозы теракта, психопатологическими признаками и признаками ПТС.
Анализ взаимосвязей между показателями уровня реактивной (ге=0,33; р=0,000) и личностной (ге=0,38; р=0,000) тревожности с переживанием угрозы терактов показывает, что повышенный уровень тревожности сопряжен с антиципирующими мыслями об угрозе терактов и связанными с ними эмоциями страха, отчаяния, беспомощности и гнева.
Вторым важным результатом исследования стали данные сравнения региональных групп. Была проведена рандомизация этих групп. Группы состояли из студентов от 16 до 21 года: первая группа - (Москва) - 130 человек, вторая (Чеченская Республика) - 73 человека и третья (Забайкалье) -131 человек.
Предполагалось, что в связи с военными действиями на территории ЧР, выраженность дистресса, переживания угрозы ТА и признаков ПТС должна быть выше в группе респондентов ЧР, чем в группах Москвы и Забайкалья. Частота совершения ТА и близость проживания к местам боевых действий могут являться факторами развития признаков ПТС, признаков психопатологической симптоматики и интенсивных переживаний угрозы ТА. Далее, в соответствии с логикой нашего рассуждения, можно было предполагать, что в группе респондентов Москвы, по сравнению с группой Забайкалья, на территории проживания которых не было ни одного ТА, выраженность рассматриваемых показателей должна быть выше. Для проверки этой гипотезы мы проводилось сравнение региональных групп по уровню выраженности показателей тестовой батареи методик: MS и ОПТУ с использова-
Таблица 1
Сравнение выраженности показателей MS и ОПТУ в группах Москвы, ЧР и Забайкалья
(критерий Манна - Уитни)
Показатели Группа 1 m М R D Г руппа 2 m М R D и P
МБ Москва 81 Мик 69 196,547 ЧР 103 Мик 68 500,213 2939 0,000
ЧР 103 Мик 68 500,213 Забай- калье 79 79 70 212,348 3062,5 0,000
Забай- калье 79 79 70 212,348 Москва 81 Мик 69 196,547 8612 0,96
ОПТУ Москва 129 120 152 715,64 ЧР 148 148 112 359,266 2803.5 0,000
ЧР 148 148 112 359,266 Забай- калье 138 130 108 513,727 4022 0,041
Забай- калье 138 130 108 513,727 Москва 129 120 152 715,64 6595,5 0,000
Примечание: т - медиана, М - мода, R - размах, D - дисперсия, и- значение критерия Манна-Уитни, р - уровень значимости. Группа 1 и Группа 2 - обозначение сравниваемых между собой региональных подгрупп.
нием критерия Манна - Уитни. Данные по различиям приведены в таблице 1.
Наша гипотеза частично подтвердилась. Обнаружены достоверно более высокие значения по показателям MS и ОПТУ в группе респондентов ЧР по сравнению с группами испытуемых Забайкалья и Москвы. Однако группы испытуемых Москвы и Забайкалья не отличаются по выраженности признаков ПТС, измеренных по MS. Получены данные о том, что у респондентов Москвы менее выражены значения по показателю ОПТУ, чем в группе испытуемых Забайкалья.
Жители Чеченской Республики, в большей степени, подвержены травматическому воздействию террористических актов, поскольку наряду с тем, что они наблюдают за происходящими терактами преимущественно по телевидению, они также живут в «этой» реальности. В связи с этим они в большей степени страдают от признаков ПТС и переживают угрозу теракта, чем москвичи и жители Забайкалья. Москва - это крупный мегаполис. Стрессовые воздействия на население здесь более разнообразны, чем в небольших городах. Люди, которые живут в мегаполисе, более адаптированы к воздействию многочисленных стрессов большого города, обладают большей «жизнестойкостью», стрессоустойчивостью. Они как бы «закалились» под влиянием окружающих их стрессоров, в отличие от жителей Забайкалья, которые живут в большой удаленности от крупных мегаполисов. Несмотря на то, что в Москве чаще происходили ТА, это скорее сформировало у граждан Москвы определенную «жизнестойкость» в отличие от жителей Забайкалья. О специфической психологической устойчивости населения мегаполиса к психотравмирующему воздействию терактов также пишет Wessely S., комментируя психологические последствия взрывов в июле 2005 г. в Лондоне [21, с. 988-996].
Получены данные о большей интенсивности переживания угрозы теракта жителями Забайкалья
по сравнению с москвичами. На первый взгляд, данный результат противоречит логике о том, что чем ближе проживание к местам совершения терактов, тем интенсивнее население переживает террористическую угрозу Однако в нашей работе получены данные семантического анализа представлений о ТА респондентов каждой из трех региональных групп, которые позволяют обосновать факт сравнительно низкого значения переживания террористической угрозы москвичами. Так высокий балл переживания ТУ у респондентов ЧР обусловлен тем, что они постоянно включены в ситуацию террористической угрозы. Москвичи ситуативно включены в эту ситуацию. Страх присутствует в их имплицитных концепциях теракта, а по опроснику переживания террористической угрозы получены данные о том, что «им не страшно». Можно с уверенностью предполагать, что у них срабатывают защитные реакции, компенсаторные механизмы: «Я не хочу показать, что мне страшно». Высокие значения переживания террористической угрозы в группе Забайкалья, вероятно, обусловлены тем, что источником стрессовых переживаний и повышенного уровня симптоматики ПТС забайкальцев является специфика социального уклада жизни в провинции: отсутствие экзистенциальной уверенности в экономическом благополучии, низкий уровень жизни и условий существования. Несомненно, СМИ и другие средства коммуникации при сообщении информации о терактах нагнетают общую ситуацию тревожности и беспокойства несмотря на то, что забайкальцы удалены от мест совершения терактов, и у них никогда не было реального опыта переживания данного стрессора. Полученные результаты свидетельствуют о том, что имплицитные концепции о ТА забайкальцев «размыты».
Полученные результаты позволяют выделить проблему соотношения реальной и субъективно переживаемой угрозы. В ситуациях, когда реальной угрозы нет, она мнимая, т.е. человек просто
воспринимает информацию, она отражается и передается по различным каналам (СМИ, межличностное общение и т.д.), интенсивность данного переживания определяется субъективно-личностной переработкой такой информации и у части лиц она может быть достаточно высокой. Так, высокий уровень переживания террористической угрозы жителями Забайкалья по сравнению с москвичами доказывает, что для возникновения негативных переживаний угрозы не обязательно наличие реальной угрозы в местах проживания. Высокий уровень переживания террористической угрозы жителями Забайкалья обусловлен, в основном, другими субъективными факторами. В данном случае стирается грань между реальной (объективной) и субъективной оценкой опасности террористических актов. В работе мы рассматриваем угрозу как «возможную опасность». В настоящее время в военной политологии все шире утверждается мнение, что угроза - это крайняя степень опасности (непосредственная опасность), а опасность - есть возможная (потенциальная) угроза, в ограниченных масштабах [2]. Используя сущностные различия указанных понятий, можно сделать вывод о том, что в случае с жителями ЧР и Москвы мы имеем дело с оценкой интенсивности переживания террористической угрозы, в случае с жителями Забайкалья - с восприятием опасности терактов.
Библиографический список
1. Быховец Ю.В., Тарабрина Н.В. Психологическая оценка переживания террористической угрозы: Руководство. - М.: ИП РАН, 2010. - 85 с.
2. Гацко М. О соотношении понятий «угроза» и «опасность» // Военно-политические проблемы. 1997 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// old.nasledie.ru/oboz/N07_97/7_06.HTM (дата обращения 01.11.213).
3. Ениколопов С.Н., Лебедев С.В., БобосовЕ.А. Влияние экстремального события на косвенных участников // Психологический журнал. - 2004. -25. - № 6. - С. 73-81.
4. Идрисов К.А., Краснов В.Н. Состояние психического здоровья населения Чеченской Республики в условиях длительной чрезвычайной ситуации // Социальная и клиническая психиатрия. -2004. - Т. 14. - № 2. - С. 5-10.
5. Кожухарь Г. С. Эмоционально-когнитивный диссонанс: точка бифуркации в межличной толерантности // Ярославский психологический вестник. Вып. 17. - М.; Ярославль, 2006. - С. 17-28.
6. Тарабрина Н.В. Психологические последствия террористических актов // Сборник 2-й Международной конференции «Мировое сообщество против глобализации, преступности и терроризма». - М.: Изд-во «Экономика», 2004. - С. 212-215.
7. Холл К. С., Линдсей Г. Теории личности. - М.: «КСП+», 1997. - 720 с.
8. Apolone G., Mosconi P., La Vecchia C. Post traumatic stress disorder (letter) // New England Journal of Medicine. - 2002. - 346. - P. 1495.
9. Cantor J., Mares M.L., Oliver M.B. Parent's and children's emotional reactions to TV coverage of the Gulf War. In Greenberg B.S., Grantz W., eds. Desert Storm and the Mass Media. Cresskill N.J. Hampton Press. - 1993. - P. 325-340.
10. Dixon P., Rehling G., Shiwach R. Peripheral victims of the Herald of Free Enterprise disaster // Journal Medical Psychology. - 1993. - 66. - P. 193202.
11. Grieger T.A., Fullerton C.S., Ursano R.J. Posttraumatic stress disorder, alcohol use and perceived safety after the terrorist attack on the Pentagon // Psychiatric Service. - 2003. - V. 54. -№ 10. - P. 1380-1382.
12. Hayez J. Y. Nos enfants, less twin towers et la guerre // Archives Pediatriques. - 2001. - 8. - P. 12971301.
13. Kasperson R.E., Kasperson J.X. The Social Amplification and Attenuation of Risk // Annals of the American Academy of Political and Social Science. - 1996. - 549. - P. 95-105.
14. Pfefferbaum B., Nixon S.J., KrugR.S. Clinical needs assessment of middle and high school student following the 1995 Oklahoma City bombing // American Journal of Psychiatry. - 1999. - 156. -P. 1069-1074.
15. Pfefferbaum B., Seale T.W., McDonald N.B. Posttraumatic stress two years after the Oklahoma City bombing in youth geographically distant from the exposition // Psychiatry. - 2000. - 63. - P. 358-370.
16. Pfefferbaum B., Seale T.W., Brandt E.N. Jr, Pfefferbaum R.L., Doughty D.E., Rainwater S.M. Media exposure in children one hundred miles from a terrorist bombing // Annual Clinical Psychiatry. -2003. - 5. - P. 1-8.
17. Ray M., Malhi P. Reactions of Indian Adolescents to the 9/11 terrorist attacks // The Indian Journal of Pediatrics. - 2005. - 72 (3). - P. 217-221.
18. Schuster MA., SteinB.D., JaycoxL., CollinsR.L., Marshal G.N., ElliotM.N. et. al. A national survey of stress reactions after the September 11, 2001 terrorist attacks // New England Journal of Medicine. - 2001. -345. - P. 1507-1512.
19. Speckhard A. Inoculating Resilience to Terrorism: Acute and Posttraumatic Stress Responses in U.S. Military, Foreign & Civilian Serving Overseas After September 11 th. // Traumatology. - June 2002. -8 (2). - P. 105-122.
20. Speckhard A. Acute Stress Disorder in Diplomats, Military and Civilian Americans Living Abroad Following the September 11 th Terrorist Attacks on America // Professional Psychology: Research & Practice. - Apr. 2003. - Vol. 34 (2). - P. 151-158.
21. Vlahov D., Galea S., Resnick H., Ahern J., Boscarino J.A., Bucuvalas M., Gold J., Kilpatrick D.
Increased use of cigarettes, alcohol, and marijuana among Manhattan residents after the September 11-th terrorist attacks // American Journal of Epidemiology. - 2002. - V. 155. - P. 988-996.
22. Wessely S. Enduring consequences of terrorism: A seven month follow-up survey of reactions to the bombings in London on 7 July 2005 // BMJ. - 2007. -190. - P. 350-356.
УДК 159.9:316.6
Гущина Татьяна Владимировна
кандидат психологических наук, доцент Костромской государственный технологический университет
gutat05@rambler.ru
О ВЛИЯНИИ КОНТЕКСТА СИТУАЦИИ НА ВЫБОР СТРАТЕГИЙ СОВЛАДАЮЩЕГО ПОВЕДЕНИЯ*
Статья посвящена изучению влияния социокультурного контекста на выбор стратегий совладающего поведения. Представлены результаты эмпирического исследования, свидетельствующие о различиях в предпочтении стратегий совладающего поведения в четырех контекстах: семья, работа/учеба, здоровье, быт. А также о различиях совладающего поведения мужчин и женщин в данных контекстах. В исследовании применялась модификация «Кросс-культурной копинг-шкалы» (CCCS) авторов Kuo B. C.-H., и др., 2004.
Ключевые слова: контекст, жизненные трудности, совладающее поведение.
Предметом нашего исследования является взаимосвязь содержательных харак-. теристик социокультурного контекста с особенностями стрессоустойчивости человека и его совладающего поведения. Мы ставим перед собой задачу выявления перечня трудных жизненных ситуаций (например, болезнь, конфликтные отношения на работе), а также способов совладания с ними у российских испытуемых разного пола, возраста, социального статуса, культурной принадлежности. В нашем понимании контекст - это система факторов (время - прошлое, настоящее, будущее), место и жизненные события - все, что помогает понять и объяснить смысл и значение происходящего с субъектом (Крюкова, Гущина, 2013).
Одно из направлений исследования связано с изучением влияния контекста ситуации на выбор субъектом стратегий совладающего поведения.
Были выдвинуты следующие гипотезы исследования:
1. Социально-культурный контекст определяет выбор респондентами стратегий совладающего поведения.
2. Социально-культурный контекст определяет частоту выбора конкретных способов поведения в трудной жизненной ситуации.
3. Есть различия в предпочтении стратегий со-владающего поведения, определяемого одним и тем же социально-культурным контекстом, у мужчин и женщин.
В исследовании приняло участие 92 человека, студентов университета, средний возраст 20 лет, из них 59 женщин, 33 мужчины.
Методом исследования стала методика ОСС -Опросник способов совладания (WCQ) Folkman и Lazarus (1988) в адаптации Т.Л. Крюковой, Е.В. Куфтяк, М.С. Замышляевой, 2003. Респонден-
там была предложена модифицированная инструкция. Предлагалось вспомнить и, по возможности написать, трудные жизненные ситуации, относящиеся к различным социально-культурным контекстам: работа-учеба, семья, здоровье, быт; затем последовательно к каждой ситуации отметить используемые способы поведения, предложенные опросником. Кроме того, мы использовали методику «Кросс-культурная копинг-шкала» CCCS Cross-cultural coping scale канадских авторов Куо и др., 2004 (Kuo B. C.-H., и др.), считая предложенный нами инструмент исследования, ее модификацией.
В статистической обработке полученных данных были использованы, критерий Фридмана, критерий Манна-Уитни, факторный анализ.
Результаты исследования. В первую очередь, были проанализированы трудные жизненные ситуации. К контексту «работа-учеба» были отнесены следующие трудные ситуации: экзамен; неуспеваемость; большой объем работы; одновременное выполнение нескольких дел; поиск работы; собеседование при приеме на работу; конфликт с преподавателем, начальником, партнером по бизнесу, коллегой; повышение по должности; давление со стороны коллег; несообразительность коллег; несправедливость начальства; трудности в распределении времени.
К контексту «семья» были отнесены следующие трудные ситуации: конфликты с родителями, прародителями, сиблингами, супругом, свекровью, мачехой; развод родителей; потеря близкого человека.
К контексту «здоровье» были отнесены следующие трудные ситуации: головная и зубная боль; трудноизлечимая болезнь; операционное вмешательство; травма; инфекционное заболевание.
К контексту «быт» респонденты отнесли такие трудные ситуации, как: поломка и потеря вещи;
* Исследование имеет финансовую поддержку РГНФ, проект № 12-06-00535а.
