CC BY
53
сте выполняет биограф Иосиф Стынский, рассказывающий о Максимилиане Штерере как изобретателе времяреза.
Для выражения изменения пространственных отношений в произведении используются различные лексические, грамматические, а также художественные средства: лексика со значением ограничения в пространстве, указания на место действия, детальные описания интерьера, предложно-падежные формы с локальным значением, сложные метафоры.
Особенностью языка писателя являются многочисленные новообразования, обозначающие пространственные понятия или свойства пространства.
Библиографический список
1. Кржижановский С. Собрание сочинений. В 5 т. Т. 2. - СПб.: Symposium, 2001. - 701 с.
2. Мукаржовский Я. Литературный язык и поэтический язык // Пражский лингвистический кружок. Сборник статей. - М., 1967.
УДК 82
Карданова Наталия Борисовна
кандидат филологических наук Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН maria.nenarokova@yandex.ru
ПЕТРОВСКАЯ ГРАМОТА О М. ЗМАЕВИЧЕ КАК ПРИМЕР РАЗВИТИЯ ЖАНРА ХОДАТАЙСТВА
Статья посвящена анализу грамоты о морском офицере Матвее Змаевиче, являющейся примером развития жанра царского ходатайства. Сохраняя специфику типичного ходатайства, грамота о Змаевиче включает в себя элементы нового речевого этикета, что указывает на дальнейшее развитие старого жанра.
Ключевые слова: Россия, Венеция, дипломатическая переписка, грамота, ходатайство, стиль, речевой этикет.
В конце XVII - начале XVIII вв. между Россией и Венецией велась активная дипломатическая переписка. Одним из жанров царской грамоты было ходатайство. Венецианскому адресату в Петровскую эпоху оно было хорошо знакомо. В Венецианском государственном архиве находим следующие ходатайства Петра Первого: о присылке в Россию венецианских корабельных мастеров [2, ст. 1081-184; 3, ст. 198-201;
4, с. 82-85]; о протекции русским учащимся, которые отправились в Венецию учиться морскому делу [3, ст. 1165-1166]; о знаменитом русском полководце и дипломате Борисе Петровиче Шереметеве, отправившемся в путешествие в Европу [4, с. 151-152]; в защиту православной греческой церкви в Венеции [5, с. 428-429] и другие.
Составители царской грамоты-ходатайства выработали особенную ее структуру, состоящую из ряда формул, то есть законченных высказываний с более или менее фиксированным лексико-синтаксическим оформлением [1, с. 109]. Последние подбирались в зависимости от коммуникативной задачи, решаемой грамотой. Обязательными для жанра царского ходатайства являлись формула-ходатайство и формула ответной услуги. Логически грамота ходатайство делилась на две основные части -обоснование ходатайства и собственно ходатайство [1, с. 22].
После 1700 года в языке Петровских грамот намечается ряд новых тенденций в подборе лексики. Речь идет не только о появлении иностранных заимствований, которыми знаменита эта эпоха. В царской грамоте появились формы, которые ранее в этом документе не допускались.
Примером грамоты-ходатайства, изобилующей новыми элементами языка и стиля, является грамота Петра Первого от 30 апреля 1716 года [6], адресованная дожу Джованни Корнеру и представляющая собой ходатайство о морском офицере Матвее Змаевиче, подданном Венецианской республики, служившем в российском флоте. Составляя грамоту о Змаевиче, служащие ведомства иностранных дел впервые столкнулись с ходатайством о весьма деликатном деле: просить за иностранного подданного, обвиняемого на родине в убийстве, но верой и правдой служащего русскому царю. Можно предположить, что, стараясь опереться на уже существующие тексты, они, тем не менее, вынуждены были искать особенные речевые средства.
Грамоту открывают царское имя и титулы, перечисленные самым подробным образом, за ними -царское приветствие адресату и основной текст грамоты. Завершает грамоту царское приветствие (прощание) и указание на место и дату написания грамоты. Ниже расположена личная подпись Петра (она появляется в царских грамотах в Венецию с 1710 года). Эта структура воспроизводится во всех Петровских грамотах в Венецию.
В структуре грамоты, как и следует, выделяются обоснование ходатайства и собственно ходатайство. Коммуникативная задача данной грамоты-ходатайства - убедить адресата в необходимости помиловать Змаевича.
В Петровской грамоте Змаевич представлен, в первую очередь, как венецианский «подданнои» («Вашеи светлости и яснеишеи речи посполитои подданнои»), точно назван город Венецианской республики, из которого он происходит («житель
торастскои»). Отметим, что обычно в царских грамотах на первом месте указывался чин или звание на службе в России.
В грамоте о Змаевиче о «чине капитана камен-дора» упоминается на втором месте при помощи заимствованных лексем и лексемы делового языка «обретающеся», регулярно использующейся в царской грамоте: «ныне в нашеи службе в морскомъ флоте в чине капитана камендора обретающеся». Дан возможный русский аналог имени «Матия» -Матвей, за которым следует фамилия («именемъ Матвеи Змаевичь»).
О том, что Змаевич обратился к царю с прошением (об «отпуске») сообщено при помощи клише «всеподданнеше насъ просилъ». Следующее далее деепричастия «объявляя» (нейтральная стилистически лексема «объявлять» обычно используется в деловом языке) вводит пересказ текста Змаевича в форме косвенной речи («всеподданнеише насъ просилъ обявляя что...»). Поскольку пересказ чрезвычайно подробен, о предмете ходатайства мы узнаем в самом конце повествования о мытарствах Змаевича, причем в форме косвенной речи, в какой дан весь рассказ: «желалъ онъ получить от насъ отпускъ». Лексема волеизъявления «желал», использованная по отношению к нижестоящему, допустима новым речевым этикетом. Ссылка на второе прошение Змаевича дана при помощи того же клише «просить всеподданеше», где переставлены компоненты: «просилъ он нас всеподданнеше о заступлении о немъ». Предмет ходатайства указан в отглагольном существительном «заступление» («о заступлении о немъ к вашей светлости»). Данная лексема предполагает и царскую протекцию, и рекомендацию. Для царской грамоты не был характерен подробный пересказ прошения, на основании которого и составлялся документ. Однако для Змаевича было сделано исключение. Пересказывая его первое прошение, составители грамоты позволили рассказать о событиях, приведших Змаевича в Россию, самому Змаевичу. Рассказ этот звучит как речь в собственное оправдание. Используемые речевые средства подчинены задаче представить произошедшее в землях дожа таким образом, чтобы убедить дожа удовлетворить следующее далее царское ходатайство о помиловании.
К числу таких средств должны быть отнесены заимствования, заменяющие исконно русские эквиваленты, имеющие негативную коннотацию. Они использованы для обозначения побега Змаевича после совершенного преступления («из земель яснейшей речи посполитой вашей рейтироватся при-нужденъ есть»), где лексемы из исконно русского фонда (бежать, побег), имеющие отрицательную коннотацию, заменены заимствованием «рейтиро-ватся», указывающим исключительно на направление движения; отъезда Змаевича в другую страну («принужденъ искать инде Фортуны своей»), где
заимствованная лексема «Фортуна» использована в метафорическом значении удачи; прощения со стороны дожа - в предложении «хотя всяким обра-зомъ [с]тарался пардонъ в томъ преступлении сво-емъ от васъ получа оное заслужить», где заимствование «пардонъ» заменяет исконно русское «прощение».
С другой стороны, лексемы русского происхождения подобраны таким образом, что также позволяют избежать какой-либо отрицательной коннотации, например: совершенное Змаевичем убийство на злополучном поединке представлено как «некоторое преступление», причем «незапное случившееся» («за некоторое в отечестве его незапное случившееся преступление свое»), где подчеркивается непреднамеренность действий Змаевича; его побег из Венеции подается просто как отъезд за границу словосочетанием высокого стиля («оставя свое отечество»), где лексема «оставить» не передает поспешность бегства; переход на военную службу в другую страну, Россию, представлен как переход лично на службу к царю («и тако службу нашу принявъ») - автору царской грамоты, с которым Венецию связывают добрые отношения (напомним, что в конце семнадцатого века Венеция и Россия были союзницами по антиосманской лиге). Объяснен этот переход исключительно тем, что Змаевич не был прощен на родине («однако жъ не могши оного [пардона - Н.К.] одержать»). Стремлением заслужить прощение дожа объясняется и готовность Змаевича вернуться на военную службу в Венецию («итит в службу вашей светлости для получения того пардону»).
Мотивируя важнейшие жизненные решения Змаевича исключительно безнадежными попытками заслужить прощение дожа составители грамоты давали Змаевичу возможность косвенным образом вымолить прощение. Использованная стилистически нейтральная лексика наилучшим образом имитирует подлинную, безыскусную речь просителя.
Вместе с тем, пересказ ходатайства Змаевича позволяет автору царской грамоты дать отличную рекомендацию Змаевичу (последняя не была выделена в отдельную формулу). Оказанные царю услуги представлены как высокопрофессиональные и этически корректные («добрые и верныя нам услуги ... показалъ»). Петр готов лично «засвидетельствовать» это: «[какъ мы засвидетельствовать ему можемъ]».
Еще одну характеристику Змаевича - как отличного профессионала военного дела («ради его доброго воинского искуства») - находим в объяснении Петра, почему он столь нуждается в Змаевиче («оного одержать потребность имеем») и не может отпустить его со службы (еще одно подтверждение тому, что Змаевич не по своей воле до сих пор не вернулся на родину).
Царская рекомендация говорила в пользу Змаевича и, в то же время, свидетельствовала о том, насколько важно для автора грамоты выполнение ходатайства: помиловав Змаевича, дож пойдет навстречу самому Петру.
О «прощении» дожа говорится при помощи исконно русской лексемы в сочетании с лексемой «получить» - «получилъ .. .прощение» (ср. выше «для получения того пардону»). По отношению к имуществу Змаевича для избежания негативной коннотации вновь использована заимствованная лексема «конфискованное» и юридический термин «имение движимое и недвижимое». Как видим, моля дожа о прощении, составители грамоты не пренебрегли материальным аспектом прошения Змаевича и точно указали, о чем идет речь.
Рассказав, почему именно царь вынужден обратиться к дожу с просьбой, составители грамоты вводят ходатайство царя при помощи союза следствия «того ради»: «того ради мы не могли оставить вашу светлость и яснеишую речь посполитою сею нашею грамотою дружебно просить, дабы оного в нашей службе обретающагося капитана камен-дора Змаевича в томъ его незапномъ преступлении не токмо простить и ему пардонъ и амнистию дать, но ради имеющей между нами древней дружбы и доброго согласия и конфискованное его движимое и недвижимое имение ему возвратить повелеть и дабы позволено ему было когда пожелаетъ во отечество свое возвратитца свободное иметь пребывание в его доме и маетностяхъ».
Формула-ходатайство представляет собой сложноподчиненное предложение с изъяснительным придаточным, введенным союзом «дабы», где в главной части заявлено о просьбе царя.
Лексема «просить» присутствует как в ходатайстве Змаевича перед Петром («всеподданнеше насъ просилъ»), так и в ходатайстве Петра перед дожем («не могли оставить дружебно просить»). На различие в социальном статусе просителей указывает не сама лексема, а новые клише, частью которых она является.
Ожидаемые от дожа действия, в которых нетрудно узнать прошение Змаевича перед царем (прощение и возвращение конфискованного имущества) и ходатайство царя о свободном возвращении Зма-евича на родину, описаны в придаточных предложениях. Здесь использован двойной союз «не токмо ... но и», первая часть которого («не токмо») вводит ходатайство о прощении, вторая («но и») -о возвращении конфискованного имущества и о свободном возвращении на родину. Во второй части ходатайство усилено ссылкой на дружеские отношения между двумя государствами («ради имеющей между нами древней дружбы и доброго согласия»), к которой составители царской грамоты прибегали в данных документах не раз. Лексема «дружба» определена как «древняя», тогда как кли-
ше «доброе согласие» предстает как выработанное специально для характеристики межгосударственных отношений. «Доброе согласие» ранее нигде не встречалось. Так, на уровне синтаксической организации и используемых лексических средств ходатайство Петра об имуществе Змаевича и о возвращении его на родину выделено как особенно важное.
В царском ходатайстве о прощении Змаевича ожидаемые от дожа действия описаны при помощи инфинитивов желаемого действия («простить» и «аминистию дать»). В ходатайстве о возвращении конфискованного имущества и о свободном возвращении на родину находим инфинитив в сочетании с глаголом «повелеть» («возвратить повелеть»), а также страдательное причастие прошедшего времени «позволено» с инфинитивами («позволено ему было когда пожелаетъ во отечество свое возвратитца свободное иметь пребывание в его доме и маетностяхъ»). Действия дожа, таким образом, представлены как распоряжение («повелеть») и разрешение («позволено»): традиционными для царской грамоты средства еще раз подчеркнута зависимость Змаевича от его решений.
Составители грамоты не ограничились обязательными компонентами данной формулы (выполнение адресатом ходатайства царя, ответные царские действия). При помощи лексемы «уповаем» они прямо сообщили о том, что Петр надеется на то, что просьба его будет выполнена.
Выполнение просьбы Петра дожем представлено при помощи клише «удоволство показать» («Ваша светлость и яснейшая речь посполитая в семъ на-шемъ прошении намъ удоволство показать изволите»); здесь подчеркивается, что прощение Змаеви-ча - любезность дожа по отношению к Петру.
Специально сказано о признательности царя (использована лексема «признавать»: «что мы во всякомъ случае признавать»). Подчеркнем, что о царской благодарности в грамотах говорится в особенных случаях.
По своей коммуникативной задаче царская грамота о Матвее Змаевиче представляет собой рекомендательное письмо: Змаевич представлен здесь таким образом, чтобы содействие ему не может быть не оказано. Царское свидетельство, однако, виделось составителям грамоты несколько особенным. Выбраны те элементы биографии, которые необходимы для обоснования ходатайства, причем даны они со ссылкой на прошение Змаевича. Автор грамоты ходатайствует о прощении офицера, оказавшего ему важные услуги. Змаевич представлен как верный слуга Петра, но в царской грамоте верность эта говорит лишь о его профессиональных качествах, тогда как преданность Змаевича, готового оставить столь удачно идущую службу и отправиться помогать воюющей Венеции, - это преданность своей стране и ее правителям. Кроме
того, «доброе согласие», связывающее Россию и Венецию, предполагает, что дож должен особым образом расположиться к офицеру, столь важному для Петра, для России, из которой еще 19 лет назад приходили важные для венецианцев вести о военных действиях русских против татар и турок. Таким образом, занимая особое место среди царских ходатайств в Венецию (это единственный текст, где прямо сказано о заслугах рекомендуемого лица перед царем), грамота о Змаевиче остается документом дипломатическим, где решение той или иной коммуникативной задачи достигается специальными речевыми средствами и, в конечном счете, подчиняется реалиям существующих межгосударственных отношений.
Библиографический список
1. Волков С.С. Лексика русских челобитных XVII века. Формуляр, традиционные этикетные и стилевые средства. - Л., 1974.
2. Памятники дипломатических сношений с державами иностранными. Т. VII. - СПб., 1864.
3. Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными. Т. VIII. - СПб., 1867.
4. Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. I. - СПб., 1887.
5. Письма и бумаги императора Петра Великого. Том десятый (январь-декабрь 1710 года). - М., 1956.
6. Venezia. Archivio di Stato. Collegio, Lettere principi. - filza № 13.
УДК 81
Мощева Светлана Васильевна
кандидат филологических наук Ивановский государственный химико-технологический университет
moshevasv@mail. ш
0АХААІЕ АЁ6 ЁАЁ ЙЇІЙІА ОААЁЁ^АОЁЁ ЁПШЁЁАОЁАПЁ ЁЮАЮЁЁ
(гё гё6а№ёа №Єіусй*наі ПШЫйШ ШШйі)
Статья сосредоточена на описании основных характеристик коммуникативной интенции политического дискурса, которая реализуются эксплицитно или имплицитно с помощью комиссивной интенции. Политический дискурс (в качестве вида рекламного дискурса) функционирует как одно целое с точки зрения семантики, синтаксиса и прагматики и ориентирован на комплексное воздействие на адресата.
Ключевые слова: коммуникативная интенция, речевые акты, политический дискурс, языковое манипулирование, рекламный текст.
Главной функцией массовой коммуникации, к которой относится и реклама, считают передачу информации. Она сопровождается имплицитным или эксплицитным выражением оценки, языковыми средствами и речевыми приемами, которые побуждают аудиторию к определенной реакции на передаваемую информацию.
Интенция адресанта может быть выражена с помощью перформативного глагола, который находится на поверхностной структуре высказывания, либо в его глубинной структуре. Поскольку перформативный глагол является тестером типа речевого акта, то в нашем исследовании мы учитывали способность некоторых перформативных глаголов номинировать несколько речевых намерений; решающим фактором при распределении речевых актов в классы на основе иллокутивно-перформативного подхода является основное лексическое значение глагола.
Перечислим основные подходы, которые принимаются нами при разделении речевых актов на группы, характеризующиеся определенными общими признаками и отражающие тот или иной аспект вербальной коммуникации. Иллокутивно-перформативный подход представляет собой распределение актов речи в определенные классы в соответ-
ствии с иллокутивной силой высказываний. Основанием для психологического подхода служит тип психологического воздействия, которое оказывает высказывание говорящего на мыслительное состояние адресата. Наконец, в функционально-интерактивном подходе учитывается интерактивная функция речевого акта.
Исследование письменных источников рекламных текстов (более 3 тысяч единиц), проведенное ранее с целью определения картины частотности использования типов речевых актов, показало следующее процентное соотношение по разным видам РА (речевых актов) в англоязычных печатных рекламных текстах: репрезентативы - 64,8%, директивы - 20,1%, комиссивы - 0,5%, экспрессивы -0,8%, декларации - 0,3%, сочетания типов РА -13,5% [1; 3].
Очевиден и тот факт, что рекламный текст (вербальный и невербальный его компоненты) выполняют не одну, а несколько функций. Исследование указывает и на довольно частотное сочетание типов речевых актов в рамках одного рекламного текста. Использование того или иного типа речевого акта, их сочетаний в рекламном сообщении не является спонтанным выбором, поскольку данный выбор должен соответствовать определенной ком-
