CC BY
307
Н. Г. Кульмаметьева
ПЕТЕРБУРГ КАК ЭПИЦЕНТР ДУХОВНЫХ БОРЕНИЙ И РЕЗУЛЬТАТ «МОЗГОВОЙ ИГРЫ» ГЛАВНЫХ ГЕРОЕВ В РОМАНЕ АНДРЕЯ БЕЛОГО «ПЕТЕРБУРГ»
В статье дан анализ «мозговой игры» и психологических преград, которые преодолевают главные герои романа Андрея Белого «Петербург». Сам город является эпицентром духовных борений его жителей.
Ключевые слова: Петербург, Андрей Белый, «мозговая игра», хаос, сын, отец, квадрат, Запад, Восток.
The article analyzes the “brain game and psychological barriers" that are overcome by the main characters of the novel ‘‘Petersburg" by Andrei Bely. The city itself is an epicentre of its inhabitants’ spiritual struggles.
Key words: Petersburg, Andrei Bely, “brain game", chaos, son, father, square, West, East.
Одним из самых масштабных по содержанию (а не по объему) произведений начала XX в. является роман русского символиста Андрея Белого (настоящее имя Борис Николаевич Бугаев, 1880-1934) «Петербург».
«Петербург» - это переворот не только в русской словесности, но и в художественном осмыслении литературного произведения. Это роман, отражающий реалистическую многоликость и многогранность как в жизни самого автора, так и в жизни всей России, несмотря на некоторые элементы фантастики в произведении.
В. В. Заманская в статье «Андрей Белый: “Петербург” - вселенная - история - человек» говорила о разработке идеи самоценности человека в романе, т. е. писатель остро уловил кризис человеческих отношений в традиционном для культуры второй половины XIX в. понимании. В душе человека происходило столкновение основных противоречий: сознание и чувство, созерцание и воля, личность и общество, наука и религия, нравственность и красота. Дуализм этих явлений не был ранее так отчетливо выражен [1, с. 210]. В. В. Заманская отметила: «Белый творит экзистенциальное сознание, открывая человека онтологического через исследование связей микрокосма и макрокосма» [5, с. 143].
Человек Петербурга, как и сам город, отображен во многих художественных произведениях русских классиков: Пушкина, Гоголя, Достоевского и др. Белый, продолжая тему города и человека в нем, в своем романе использует в качестве эпиграфов к каждой главе отрывки из произведений А. С. Пушкина, посвященные Петербургу. Эти эпиграфы являются неким связующим звеном между эпохами и авторами.
Как отмечал Б. В. Михайловский в статье «О романе А. Белого “Петербург”», один из главных героев произведения - сенатор Аполлон Аполлонович Аблеухов - очень похож на Каренина из романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина»: «Не только в дея-
тельности этих сановных бюрократов, которые хотят подчинить всю жизнь страны механике государственного аппарата царизма, но и в психологии, в портрете есть общее: люди в футлярах, простирающие чиновничью регламентацию и на семейную жизнь» [7, с. 450].
Также «Петербург» насыщен ассоциациями и реминисценциями из трех романов Достоевского. Как и в «Братьях Карамазовых», все сюжетные линии объединены подготовкой убийства отца сыном. С мотивом покушения связана даже любовная интрига. «Бесы» и «Петербург» схожи политическим моментом убийства: сын - исполнитель воли «партии», член террористической группы. Попытка нравственного оправдания убийства по идейным мотивам, во имя «высшей» цели - мотив «Преступления и наказания». Но, как утверждает И. И. Гарин в книге «Серебряный век», «бесы Белого страшнее и опаснее бесов Достоевского - и психологически оправданней: они не объединены в “партию”, а связаны ею - одиночеством, страхом, бессилием...» [4, с. 469]. Если в «Братьях Карамазовых» все персонажи находятся в едином сюжетном узле, то в «Петербурге» они существуют как бы отдельно, независимо друг от друга.
Сам город Петербург является главным героем романа, как Москва в одноименном произведении Белого. Петербург - это северная столица России, место, где сосредоточены хаос, страх, сумасшествие, демоничность, иллюзорность, фрейдистские мотивы (убийство отца сыном). Город управляет людьми, диктует им свои условия, окутывает беспокойством, погружает в мир противоречий: радость и уныние, богатство и бедность, ложь и правда, любовь и ненависть. Даже сохранившиеся домики петровской эпохи оказались в окружении каменных громадин и великанов, давящих на человека. И там, где «рабочему люду жить трудно, оттуда вонзается Петербург» [2, с. 32]. Автор преподносит читателю город с некой математической (геометрической) точки зрения. Это
114
проявляется на протяжении всего романа: параллели, нумерации, бесконечность, энная степень, линии, пересекающиеся, четырехугольники. Здесь сказалось скорее всего влияние отца Белого - знаменитого математика Николая Васильевича Бугаева.
Создается впечатление, что для самого писателя Петербург - это город-призрак, отмеченный на карте лишь точкою, которая может исчезнуть. То ли есть город, то ли его нет. Уже в начале романа, в прологе, появляется перед взором читателя фраза, относящаяся к Петербургу: «Это только кажется, что он существует» [2, с. 20]. Город, как чердак, может разрушиться, и под его руинами окажутся люди. По-видимому, такое восприятие связано с тем, что Андрей Белый в столице империи был наездами. Многие утверждали, что он не понимал Петербурга, что в его романе ничего петербургского нет. Но это личный образ города. Авторскому замыслу подчинены в романе и топография города (фантастически смещены точки реального пространства), и смысл ключевых образов - Медного Всадника, Невского проспекта, островов.
Несмотря на хаос и страх Петербург представлен как средоточие мироздания. Жизнь города включает все, что связано с судьбами мировой культуры, цивилизации, человечества. Из четвертого измерения приходит будущее. Город является местом встречи земли и неба и, если обратиться к теории А. Тойнби, Бога и Дьявола, в споре которых человек занимает особое, главенствующее место. Привычная действительность двоится, и из ее прорех светит нечто совсем иное. Таким образом, по улицам Петербурга в романе проходит Иисус Христос, который говорит, что люди отрекаются от Него, гонят Его, а потом призывают. Таков человек. Вспоминаем о Нем, когда получаем удары от жизни. Дудкин же встречается у себя дома с Шишнарфнэ, в котором он с содроганием угадывает черты дьявола.
Для Андрея Белого Петербург - эпицентр духовных борений, результат «мозговой игры». Даже сам автор как-то заметил, что его роман можно было бы назвать «Мозговая игра». Через нее в произведении проходят все герои.
Аполлон Аполлонович Аблеухов - шестидесятивосьмилетний сенатор, худосочного невзрачного телосложения, имеющий бледное, серое лицо с каменными глазами, окруженными черно-зеленым провалом [2]. Образ его предстает перед читателем каким-то ядовитым, неприятным. Сам Андрей Белый в своих зарисовках к роману изображает Аблеухова-старшего сгорбленным старикашкой со злобным лицом.
Если абстрагироваться от текста и прочитать только одно имя этого персонажа, то возникают со-
вершенно иные впечатления. Аполлон - это древнегреческий бог Солнца. По Ницше - это еще разум, золотая середина, гармония, порядок. Человек с таким именем обычно красивого телосложения: высокий, мускулистый, загорелый, с красивыми чертами лица. Женщины при виде таких мужчин часто восклицают: «Красив как Аполлон!» Но у Белого таких героев нет. К чему такое несоответствие имени и человека в романе? Может быть, автор хотел показать антигероичность Аблеухова, абсурдность его образа, ставшего одним из символов абсурдной ситуации в России, сложившейся в конце XIX - начале XX в. К тому же отчество и фамилия Аполлона Аполлоновича Аблеухова как-то сразу приземляют его. Несмотря на то что отчество Аполлонович образовано от имени Аполлон, вместе это звучит нелепо. А фамилия добавляет что-то скользкое, даже облитое чем-то. Как отмечает Е. А. Ермолин в статье «Христос и хаос: Петербургская мистерия», нагнетаемые звуки л и п, их сочетания должны, по замыслу автора, дать ощущение плоскости, пустого скольжения по поверхности бытия (отсюда же бесконечные упоминания о зеркалах, сияющих лакированных паркетах, перламутровом столике в особняке Аблеуховых на набережной Невы) [6].
Это человек пустоты. Речи его, о которых знала вся Россия, пространны, но ядовиты. История таких людей знает немало.
Это человек-квадрат, черный квадрат. Углы этой геометрической фигуры колки. И нравятся ему пирамиды, треугольники, кубы, трапеции, т. е. все, что может сильно уколоть и поранить другого человека. Он отгородился от всего мира в черном, совершенном и атласом затянутом кубе.
Это человек-одиночка. Он ненавидит людей. На улице «мрази», которые продают мокнущие под дождем журнальчики. Он не любит островов, так как население там фабричное, грубое и многотысячный людской рой бредет по утрам к многотрубным заводам. И желание у Аблеухова одно: раздавить острова! Так Васильевский остров чужд ему, поскольку не удается его втиснуть в прямолинейность Петербурга.
Он возомнил себя эпицентром земли или даже вселенной: только он имеет право на существование. Родной сын казался ему неродным.
Если говорить о логике мысли Аблеухова-старшего, то она передается через линию проспекта. Он сам становится символом мыслительной деятельности: по прямой, между двух жизненных точек. Антитеза логике Аблеухова - хаос островов. Апофеоз аблеуховского строя мысли - линии. Его «мозговая
115
игра» обладала чрезвычайно странными свойствами: черепная коробка его становилась чревом мысленных образов, которые воплощались в некий призрачный мир. Ни одна мысль не уходила от него, а упорно развивалась в пространственно-временной образ и потом продолжала свои бесконтрольные действия, но уже вне сенаторской головы.
В основе образа Николая Аполлоновича Абле-ухова - схема его отца, но принявшая более тонкую форму. Он - существо без фокуса. Он и красавец, и урод, лягушонок. Он - божество и бес, антипод отца и его воспроизведение. В нем смешался Запад и Восток. На Востоке ему симпатичен буддизм, а на Западе Николай Аполлонович позаимствовал в качестве своего кредо философию Канта. Но его кантианство выродилось в безверие, в веру в «Ничто» как «высшее благо». В нем акцентируется пафос гордого одиночества. Однажды в мистическом бреду ему приходит «преподобный монгол» («туранец») для выявления демонических возможностей героя. И он вспомнил, что тоже «туранец», его цель: «расшатать все устои; в испорченной крови арийской должен был разгореться Старинный Дракон и все пожрать пламенем» [4, с. 15].
В романе Андрея Белого прослеживается борьба Запада и Востока. Как отмечает Е. А. Ермолин, в «Петербурге» столкнулись две силы: «арийский Запад и монгольский Восток». Становится опасным как Восток, так и Запад. Восток грозит «монгольской» опасностью, духовной пустотой. Такое видение Востока сложилось в России в начале XX в. под влиянием идей Владимира Соловьева. Например, Восток проникает в город вместе с таинственным азиатом Шишнарфнэ. Липпанченко (двойной агент, провокатор, организатор теракта) и Дудкин (революционер, идеалист, участник теракта) явились в романе представителями восточного хаоса.
Запад, полагал писатель, выродился. Кругом деньги и холодный расчет. Так, сенатор Аполлон Аб-леухов является персонажем «западного» рутинного порядка. Ему чужды тайны, поэзия, эмоции. Ему близки только линии. «В мундире он - значительное лицо, без мундира - жалкий, тщедушный» человек. Мир стремится загнать в колодки, заморозить: вместо всех ценностей должны быть «нумерации».
Итак, Восток и Запад, по Андрею Белому, объединились против России, ищущей себя; объединились, чтобы отвергнуть Бога, заново распять Его [6, с. 13-15].
В романе показаны не только внутренние сложные взаимоотношения между отцом и сыном, но и внешние: они не имеют слов для какого-либо общения и взаимопонимания. Такие отношения, как утверждают многие биографы Андрея Белого, были и у самого писателя с его отцом. И, как отмечал Е. А. Ермолин, «некоторые исследователи упорно и небезуспешно выискивают в прозе Белого психоаналитические подтексты. Но в “Петербурге” семейная тема есть лишь аспект темы всемирно-исторической и даже космической» [Там же, с. 21-22].
Предчувствия и предсказания Андрея Белого о судьбе Петербурга и России сбылись очень скоро. Терроризм, государственное принуждение, взаимоотношения Востока и Запада, общая перспектива западной цивилизации - реальные проблемные узлы современности.
И несмотря на то что в 30-80-е гг. XX в. к произведениям Белого мало кто прикасался, сегодня его снова читают «как свидетельство и пророчество, как грандиозный символ русской истории» [4, с. 23].
Писатель решил проблему связующих начал: «“Петербург” стал средством трансляции духовного опыта через исторические бездны» [6, с. 23].
1. Белый, А. Кризис сознания и Генрик Ибсен [Текст] // Символизм как миропонимание / А. Белый; сост., вступ. ст. и прим. Л. А. Сугай. - М.: Республика, 1994. - 210 с.
2. Белый, А. Петербург. Стихи / А. Белый. - М.: Олимп, АСТ, 2001. - 624 с.
3. Белый, А. Символизм как миропонимание / А. Белый; сост., вступ. ст. и прим. Л. А. Сугай. - М.: Республика,
1994. - 528 с. - (Мыслители XX в.).
4. Гарин, И. И. Серебряный век: в 3 т. / И. И. Гарин. - М.: ТЕРРА, 1999. - Т. 2. - 704 с.
5. Заманская, В. В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX в.: Диалоги на границах столетий / В. В. Заман-ская. - М.: Флинта: Наука, 2002. - 304 с.
6. Ермолин, Е. А. Христос и хаос: Петербургская мистерия. О романе «Петербург» Андрея Белого / Е. А. Ермолин // Десять лучших романов XX века: сб. ст. - М.: Луч, 2004. - С. 8-23.
7. Михайловский, Б. В. Избранные статьи о литературе и искусстве / Б. В. Михайловский; под общ. ред. А. Г. Соко-
лова; сост. И. В. Корецкая. - М.: Изд-во МГУ, 1968. - 675 с.
116
