CC BY-NC-ND
33
1Е.С. Малашкина
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ МИССИЯ КАК ПРЕДМЕТ ИЗУЧЕНИЯ В КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Анализируется понятие «педагогическая миссия». Ее осознание рассматривается как один из возможных критериев культуры педагогической деятельности.
Ключевые слова: миссия, педагогическая миссия, педагогическая деятельность.
Сегодня очевидна необходимость понимания педагогической деятельности с позиций культурно-исторического подхода в психологии. Несмотря на отрыв самого образования от культуры, исследованный в работах современных ученых, социальная ситуация развития образования не заменяет собой самого смысла и бытия образования - воспроизведения культуры, непрерывного личностного роста.
Результаты эмпирических исследований, проведенных нами в 2002-2005 гг., наглядно свидетельствуют о насущности психологического сопровождения педагогической деятельности, поиске новых путей психологического просвещения. В нашем исследовании приняли участие 397 учителей разных школ г. Москвы. Выявлена отрицательная динамика отношения к педагогической деятельности с возрастом и стажем работы учителей. Так, в возрастной группе учителей 31-40 лет наблюдается снижение позитивного отношения к своему труду, снижение профессиональных притязаний, возрастает число патологических паттернов отношения к коллегам и детям. Эти данные говорят о необходимости серьезной профилактической работы с целью оптимизации личностного роста учителей самого продуктивного возраста1.
Мы предлагаем рассматривать следующие стили отношения педагогов к профессиональной деятельности:
© Малашкина Е.С., 2009 216
1) исполнительский стиль - «путь раба» - предполагает чрезмерную зависимость от профессиональной ситуации, отсутствие субъектной активности;
2) формализованный стиль - «путь наемника» - отличается формальным выполнением профессиональных обязанностей, ограниченностью деятельности профессиональными целями;
3) экстремальный стиль характеризует сверхэмоциональное отношение, переживание, как правило, негативных эмоций, приводящее к эмоциональному выгоранию;
4) личностно-смысловой стиль - служение по призванию, когда профессиональная деятельность воспринимается как жизненный путь, возможность для личностного роста.
Стремление к личностно-смысловому стилю отношения к профессиональной деятельности, на наш взгляд, является важным условием развития культуры отношения к педагогической деятельности. Предлагаемое для обсуждения понятие «культура отношения» рассматривается нами как некая составляющая более общего понятия «культура педагогической деятельности». Культура - заданная идеальная форма отношения, наследующая лучшие традиции и ценности педагогического мастерства2. Сегодня все более остро звучат слова отца Павла Флоренского: «Научная психология -бездушная психология: ведь и впрямь у людей нашего времени нет души, а вместо нее - один только психический поток, связка ассоциаций, психическая пыль. День мелькает за днем, "дело" - за "делом". Сменяются психические "состояния", но нет цельной жизни»3. Данной позиции придерживается и В.А. Пономаренко: «Психология как научный процесс познания сущего в образе мира человека - это все то, что порождает и волнует нашу мысль, совесть, что заполняет духовный резервуар самодостаточностью. Так было исстари. Но сегодня появилась особая социальная нужда вновь возвратиться к внутреннему миру человека, представляющему, как оказывается, истинное социальное лицо, существенно отличающееся от своего внешнего манекена»4.
Поиск детерминант развития отношения к педагогической деятельности, на наш взгляд, продуктивен в сфере взаимодействия пространства педагогической деятельности и пространства культуры, приближения к идеалам культуры. «В структуре идеального объекта содержится ценностный (аксиологический) компонент, вне рамок которого не существует ни одно педагогическое явление»5.
Мы считаем, что идеальной формой отношения к педагогической деятельности является служение по призванию, которое мы рассматриваем как педагогическую миссию. Рассматривая понятие
миссии, мы ориентируемся если не на полное преодоление рационалистической традиции, то на постижение (что гораздо шире познания) внутреннего мира человека путем осмысления его эмоционально-духовного опыта, нашедшего отражение в народных традициях, искусстве, культуре в целом. Основанием педагогической миссии, по нашему мнению, является доброделание. Если мы обратимся к истории психологической мысли, то увидим, что доброде-лание не было предметом специального изучения в психологии. Можно усмотреть причину прохладного отношения психологии к понятию доброделания в том, что оно бросает вызов традиционному психологическому дискурсу. Для психологии всегда было характерно рассмотрение действий человека как проявления сил или механизмов, действующих по собственной детерминистической логике. Такой подход явно противоречит философскому представлению о человеке и справедливо подвергается критике.
Доброделание буквально предполагает «делание», активность личности, переживаемую как ответственность, закон совести. При таком подходе доброделание можно рассматривать как ответственность по совести, которая открыта должному и возможному как духовное предвосхищение того, что предстоит6. Доброделание - это всегда поступок. Нам близок подход С.Л. Рубинштейна, который видит главное отличие поступка в осознанном характере проявляемого в нем отношения7. У исследователя философии поступка М.М. Бахтина находим: «Только признание моей единственной причастности с моего единственного места дает действительный центр исхождения поступка и делает не случайным начало, здесь существенно нужна инициатива поступка, моя активность становится существенной, долженствующей активностью»8.
По Юнгу, главная характеристика личности - верность закону. «Личность никогда не может развернуться, если человек не выберет - сознательно и с осознанным моральным решением - собственный путь»9. Личностный путь всегда уникален. Он укрепляется родовыми корнями, пониманием духа своего народа.
Особенности исторического становления Русского государства сформировали мужество, державность, самопожертвование, жизнестойкость. Общинный уклад жизни воспитал семейные добродетели - кротость, совестливость, добродушие и простосердечие. С православием связана такая исключительная черта русского народа, как соборность, развивающая благочестие, миролюбие, ми-лосердие10. Таким представляется архетип русского духа как глубинный исток доброделания.
Доброделание как потребность развивается в процессе личностного становления. Ребенок усваивает эталоны поведения,
которые наблюдает, общение со взрослым становится основным источником развития. На ранних этапах своего развития ребенок, осуществляя действия, ориентируется на поощрение или наказание значимых взрослых. Следующий уровень морального сознания предполагает возможность ориентироваться на более опосредованные признаки эмоциональной реакции, такие как хорошее отношение, любовь, уважение. Потребность же в доброделании полагает совершать деяния не ради полезности или отношения других, а по зову своей души, следования закону: «Поступаю так, потому что не могу иначе».
Обращение к понятию доброделания, на наш взгляд, может существенно обогатить психологию развития образования. Понятие «доброделание» достаточно емкое, может являться единицей анализа личностного роста в образовании. Личностный рост - это всегда стремление к идеальной форме. Осмысление миссии в контексте культурно-исторической психологии позволяет увидеть движение развития. Осуществление миссии можно рассматривать как стремление к некой «идеальной форме» (термин Л. С. Выготского11), заданной в пространстве культуры.
Осознание миссии как идеальной формы отношения к педагогической деятельности дает новые возможности психологического сопровождения личностного роста педагога. Для обсуждения проблемы миссии в педагогической деятельности имеет смысл обратиться к полному объему толкования понятия. Понятие миссии восходит к религиозным истокам, актуализировано в средневековом христианстве. В выявлении архетипа миссии мы находим серьезный намек в созвучии слов «миссия» и «мессия». Оно не случайно, поскольку понятие миссии восходит к христианскому ожиданию Мессии. В «Толковом словаре живого великорусского языка» Владимира Даля читаем: «Мессия, Помазанник; обещанный Ветхим Заветом Искупитель»12. Конечно, миссионерство и мессианство - это не одно и то же, но они имеют большое сближение. В религиозной традиции миссия человека - служение Богу, а миссия Бога - служение человеку. В нерелигиозном контексте этот архетип миссии актуален в смысле служения идее или обществу, он имеет психологическое значение, утратив мистическую составляющую. Мессианская идея свойственна русскому народу, отмечает Н.А. Бердяев, и проходит через всю русскую историю. Для истории русского мессианского сознания очень большое значение имеет ис-ториософическая идея о Москве как Третьем Риме. Идея «Моск-ва-Третий Рим» была высказана в посланиях инока Филофея и получила широкое распространение в XVI в. Согласно этой идее, Москва, воспринявшая православно-христианскую традицию
от Византии (Второго Рима), призвана быть ее хранительницей. Миссия России - быть носительницей и хранительницей истинного христианства, православия13.
Деятельность, подчиненная некоторой идее, личностная установка на повышенную психологическую активность была идентифицирована Л.Н. Гумилевым как пассионарность14. Пассионарий жертвует ради идеи собственным благополучием и даже жизнью. Он не может быть бездеятельным, что служит предрасположением к выполнению некой миссии. Пассионарий, конечно, должен иметь большую восприимчивость к посвящению. Посвящение можно рассматривать как целеполагание на служение. Так, клятва Гиппократа, например, придает работе врача смысл служения человеку и человечеству. Главное содержание посвящения в том, что профессиональная деятельность не является самоцелью, но имеет ценностную ориентацию за пределами самой деятельности, ее инструментального обеспечения и даже самого практикующего сообщества, то есть вне профессиональной парадигмы. Действительно, посвящение облачает доверием для несения миссии с той или иной степенью самоотверженности, для служения идее, что в каком-то смысле не всегда бывает разумно. Жертвовать собой - не входит в область рассудочной деятельности, а значит, нерационально. Таким образом, рассматривая понятие миссии, мы ориентируемся если не на полное преодоление рационалистической традиции, то на постижение (что гораздо шире познания) внутреннего мира человека путем осмысления его эмоционально-духовного опыта, нашедшего отражение в народных традициях, искусстве, культуре в целом.
Н.А. Бердяев в своей работе «Русская идея» продолжает развивать тему умопостижения образа русского народа, его идеи: «Для постижения России нужно применить теологальные добродетели веры, надежды, любви»15. По мнению А.Ф. Лосева, русскому миропониманию чуждо стремление к абстрактной, чисто интеллектуальной систематизации взглядов. Оно представляет собой внутреннее, интуитивное, чисто мистическое познание сущего, его скрытых глубин, которые не могут быть сведены к логическим понятиям и определениям, и воплощаются в символе, в образе посредством силы воображения и внутренней жизненной подвиж-ности16 (А.Ф. Лосев). Однако ни пассионарность, ни посвящение сами по себе не обеспечивают развитие личности или общества. Гумилев приводит в пример Плюшкина из поэмы Гоголя «Мертвые души»17: этот своеобразный пассионарий жертвует своим благосостоянием ради мшелоимства. Из повествования Гоголя видно, что это карикатура на психологическую активность, реализованная как служение бесполезной идее. Следует заметить, что служение не
всегда несет в себе миссию. Так, например, профессиональная деятельность может восприниматься неоднозначно. Важную роль в психологии миссии играют мотивация и целесообразность. Очевидно, что обычная учительская практика может рассматриваться просто как профессиональная деятельность, дающая средства к существованию. Целесообразность учительства может превратить его в миссию, как это было очень распространено в России XIX в., когда народники уезжали из города в деревню, воспринимая свою деятельность как миссию просвещения. В этом случае даже скромные средства к существованию оценивались высоко в смысле миссии, тогда как иным способам добывания даже высоких заработков не придавалось существенного значения.
Понятие «миссия», актуализированное в средневековом христианстве, утратило свое первоначальное значение. Однако его психологическое содержание осталось неким инвариантом, отражающим определенную специфику активной деятельности. В настоящее время наблюдается возрастающий междисциплинарный интерес к исследованию миссии, и она становится предметом изучения не только теологии.
Начало собственно философского и общественного осмысления проблемы российского мессианства было положено в первой половине XIX в. (П.Я. Чаадаев, А.И. Герцен, В.Г. Белинский, И.С. Тургенев, А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, А.К. Аксаков и др.). Интерес к этой тематике прослеживается и во второй половине
XIX - начале ХХ в. (Н.Я. Данилевский, Ф.М. Достоевский, К.Н. Леонтьев, К.П. Победоносцев, Н.Н. Страхов и др.). Наиболее известными авторами историософии российского мессианства были такие философы, как В.С. Соловьев, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, Ф.А. Степун, Л.П. Карсавин, С.Л. Франк, Г.П. Федотов, Н.О. Лосский, И.А. Ильин, Н.С. Трубецкой, Н.Н. Алексеев и многие другие. Сформулированные в течение XIX - первой трети
XX в. теоретические подходы к феномену российского мессианства сохранили интеллектуальную ценность и продолжают влиять на современный общественный и научный дискурс18.
Собственно, миссия - это состояние особой активности. Она служит богатым источником мотиваций. С одной стороны, миссия не может быть идентифицирована только в поле деятельности психологического субъекта. Полисемия миссии не может быть исчерпана только в области психологических исследований. Она не определена в терминах существующих психологических подходов. С другой стороны, понятие миссии лишено какого-либо содержания и не имеет смысла, если не дано описание психологических состояний, отражающих миссионерскую деятельность. Эти пара-
доксы могут быть нивелированы, если достаточно корректно очерчен объем психологического содержания этого понятия. Психологическое содержание термина «миссия» срастается с его отражением в религиозной сфере, в том числе в харизматической, эзотерической и мистической. Здесь же ярко проступает и его политическая окраска. Многожанровость этого термина может быть оценена только в культурно-исторической перспективе, то есть в многообразии его превращений. Миссия по своему психологическому содержанию должна представлять важнейший элемент коллективного бессознательного и фабулу протоязыка.
Яркий пример отношения к профессиональной деятельности как миссии показывает Павел Флоренский: «Мне думается, что задачи нашего рода - не практические, не административные, а созерцательные, мыслительные, организационные в области духовной жизни, в области культуры и просвещения. Старайтесь вдуматься в эти задачи нашего рода и, не уклоняясь от прямого следования им, по возможности твердо держаться присущей нам деятельности. Не ищите власти, богатства, влияния... Нам не свойственно все это; в малой же доле оно само придет - в мере нужной. А иначе станет вам скучно и тягостно жить»19. Это завещание, оставленное потомкам, демонстрирует ценностное отношение к профессии, осмысленное как особое достижение, передающееся из поколения в поколение. Именно в профессиональных династиях прослеживается такое отношение к профессиональной деятельности, которое может стать примером истинного служения, - своеобразный «синдром предков», когда выбор профессионального пути соотносится с семейными ценностями, а отношение к делу соизмеряется с неким поведенческим эталоном, который задают родители и прародители20. Обращение к трудам известных русских мыслителей помогает нам осмыслить роль миссии в контексте русской идеи служения, призвания как общечеловеческой ценности. Развитие этой идеи, на наш взгляд, дает новые возможности для личностного роста в образовании.
По мнению В.Т. Кудрявцева, миссия предполагает инициативное осмысление ситуативных профессиональных задач в перспективе более широких и значимых целей (тогда необходимость их решения принимается как внутренний долг, а контроль результатов решения становится прерогативой совести). В.Т. Кудрявцев полагает, что личностная и профессиональная позиция совпадают не непосредственно (как это наблюдается в случаях их несформиро-ванности), а лишь тогда, когда некоторый круг профессиональных (педагогических) функций осознается субъектом как миссия. Она и есть то, что опосредствует эти позиции21.
Т.В. Кудрявцев, по сути, соотносил это с высшим уровнем профессионального становления личности. На этом уровне субъект делает своим достоянием «тайны» (прежде всего - миссию?) профессионального мастерства и, проявляя надролевую профессиональную активность, устремляется в безграничную перспективу своего профессионального роста22.
Процитируем В.Т. Кудрявцева: «Психологи-исследователи профессиональной деятельности, как правило, ограничивают рассмотрение данных проблем понятиями профессиональной (профессионально-ролевой) и личностной позиции. Однако проникновение в психологическую природу этой деятельности, ее субъекта требует расширения понятийного поля (с учетом сказанного выше). Если представить себе субъекта профессиональной деятельности по аналогии со структурой геосферы, то получим следующую картину. На поверхности сферы окажется профессиональная роль - внешнее выражение профессиональной позиции. Ближайший к поверхности слой сферы ("кору") образует сама эта позиция, переходящая как бы во "внешнюю мантию". "Внутренней мантией" станет миссия, "ядром" - личностная позиция, которая по отношению ко всем этим "слоям" и "буферным зонам" между ними всегда (непосредственно или опосредованно) выполняет структурирующую функцию»23.
В книге К. Роджерса и Дж. Фрейберга «Свобода учиться» миссия учителя обсуждается как особая характеристика. «"Учить", значит, прежде всего, "позволять учиться... Если отношение между учителем и тем, что он преподает, является подлинным, то тогда в нем нет места авторитету всезнайства. В таком случае стать учителем - это возвышенное призвание»24. В.Т. Кудрявцев, размышляя над предпосылками личностного роста в образовании, указывает на сходство позиций К. Роджерса и В.В. Давыдова в отношении педагога, создающего условия учиться25.
В.И. Слободчиков пишет: «Уникальной в своем роде оказывается педагогическая позиция, которая одновременно является и личностной (она выявляется во всякой встрече взрослого и ребенка), и профессиональной, культурно-деятельностной позицией - необходимой для создания условий достижения целей образования. Педагог в своей действительно педагогической позиции нигде и никогда не встречается с ребенком как "объектом" (если он действительно педагог, а не работник с человеческим материалом); в личностной позиции он всегда встречается с другим человеком, в собственно профессиональной - с условиями его становления и развития»26.
Для изучения общественного мнения о миссии учителя нами был использован метод свободных ассоциаций. В опросе приняли
участие взрослые люди в возрасте от 21 до 50 лет, всего 100 человек. Мы обращали внимание на то, чтобы в выборку попали специалисты различных профессий, учащиеся, родители, имеющие детей школьного возраста. Описывалось понятие «миссия - учитель». Были зарегистрированы следующие повторяющиеся суждения: передать знания (43), любовь (27), наставник (16), ответственность (15), помощь (15), доброта (15), понимание (13), уважение (12), умение самому учиться (10), профессионал (10), интерес (9), воспитатель (7), общение (7), идеал (7), творчество (4), терпение (3), дело жизни (3), умение слушать (3). Данные представления демонстрируют определенный уровень ожиданий общества по отношению к педагогу как к профессионалу и как к личности.
Нам близок подход В.Д. Шадрикова, утверждающего, что педагогика может достичь вершин творчества, когда способности личности поднимаются до духовных способностей, и предлагаем рассматривать отношение учителя к профессиональной деятельности как к миссии, как составляющую его духовных способностей27. Созвучные идеи мы находим у В.А. Пономаренко, представляющего психологию духа профессионала как нравственно-созидательный потенциал, прежде всего собственного достоинства личности28. Отношение к профессиональной деятельности как к миссии - яркий пример самотрансценденции человека, когда «в служении делу человек осуществляет сам себя» (В. Франкл).
Отношение педагога к профессиональной деятельности как к миссии способствует развитию чувства собственного достоинства в профессии, которое рассматривается как важнейшее условие собственно личностного развития человека в труде. При таком подходе педагогическая деятельность наделяется особым смыслом. Отношение к профессии как миссии наполняет новым смыслом профессиональную деятельность, и тогда она рассматривается не просто как занятость, но как жизненный путь, служение по призванию.
Есть основания полагать, что педагогическая миссия станет предметом перспективных исследований в культурно-исторической психологии.
Примечания
Малашкина Е.С. Психологическое отношение учителя к профессиональной деятельности // Прикладная психология. М., 2002.
Малашкина Е.С. Культура отношения к педагогической деятельности // Вестник ПСТГУ. Серия IV «Педагогика. Психология». 2007. № 1. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины: Опыт православной теодицеи. М., 2005.
2
3
7
4 Пономаренко В.А. Настоящее будущее // Мир психологии. 2003. № 4. С. 27.
5 Лельчицкий И.Д., Лукацкий М.А. «Идеал учителя» как научное понятие: исто-рико-педагогический аспект // Педагогика. 2005. № 1. С. 96.
6 Малашкина Е.С. Педагогическая деятельность как доброделание // Вестник ПСТГУ. Серия IV «Педагогика. Психология». 2007. № 2. Рубинштейн СЛ. Основы общей психологии. СПб., 2001. С. 344.
8 Бахтин М.М. К философии поступка // Бахтин М.М. Собр. соч. М., 1986. Т. 1. С. 358.
9 Юнг К.Г. Развитие психики и процесс индивидуализации. М., 1996.
10 Шадриков В.Д. Мир внутренней жизни человека. М., 2006.
11 Выготский Л.С. Основы педологии. Стенограммы лекций. М., 1934.
12 Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1989. Т. 2. С. 456.
13 Бердяев Н.А. Русская идея. Судьба России. М., 2000.
14 Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. М., 1989.
15 Бердяев Н.А. Указ. соч. С. 291.
16 Лосев А.Ф. Русская философия // Введенский А.И., А.Ф. Лосев, Радлов Э.Л., Шпетт Г.Г. Очерки истории русской философии. Свердловск, 1991.
17 Гумилев Л.Н. Указ. соч. С. 317.
18 Сторчак В.М. Мессианство как социокультурный и идеологический феномен России (вторая половина XV - первая треть ХХ в.). Автореф. дис. ... д-ра пси-хол. наук. М., 2007.
19 Флоренский П. Детям моим: Воспоминания прошлых дней. Генеалогические исследования. Из соловецких писем. Завещание. М., 1992. С. 78.
20 Малашкина Е.С. Миссия: учитель // Негосударственное образование. 2005. № 7.
21 Кудрявцев В.Т., Уразалиева Г.К., Кириллов ИЛ. Личностный рост ребенка в дошкольном образовании. М., 2005.
22 Психологические основы профессионально-технического обучения / Под. ред. Т.В. Кудрявцева, А.И. Сухаревой. М.: Педагогика, 1988.
23 Кудрявцев В.Т., Уразалиева Г.К., Кириллов И.Л. Указ. соч. С. 20.
24 Роджерс К, Фрейберг Дж. Свобода учиться. М., 2002. С. 380.
25 Кудрявцев В.Т., Уразалиева Г.К., Кириллов И.Л. Указ. соч. С. 14-22.
26 Слободчиков В.И. Психологические основы личностно ориентированного обучения // Мир образования - образование в мире. 2001. № 1. С. 24.
27 Шадриков В.Д. Духовные способности. М., 1996.
28 Пономаренко В.А. Психология духовности профессионала. М., 1997.
