Патогенез менингиом (обзор литературы) Текст научной статьи по специальности «Биотехнологии в медицине»

Обзорные статьи

Патогенез менингиом (обзор литературы)

А.Х. Бекяшев

Отделение нейрохирургии РОНЦ им. Н.Н. Блохина РАМН, Москва; кафедра нейрохирургии ГОУДПО РМАПО Минздравсоцразвития, Москва

Контакты: Али Хасьянович Бекяшев abekyashev@gmail.com

Менингиомы — часто встречающиеся опухоли центральной нервной системы, происходящие из менингиальной оболочки головного или спинного мозга. Большинство менингиом являются доброкачественными опухолями, характеризующимися медленным ростом, и гистологически соответствуют Grade I по классификации Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). Однако некоторые редкие гистологические варианты (светлоклеточная, хордоидная, папиллярная и рабдоидная), а также атипичные (Grade IIпо классификации ВОЗ) и анапластические (Grade IIIпо классификации ВОЗ) менингиомы проявляют более агрессивное биологическое поведение и клинически связаны с высоким риском рецидивов и менее благоприятным прогнозом. В данном обзоре суммированы наиболее важные патофизиологические характеристики менингиом, а также представлены данные о молекулярных механизмах, вовлеченных в инициацию и прогрессию менингиом. Современные исследования показывают, что инициация роста менингиомы тесно связана с инактивацией одного или нескольких белков из семейства высококонсервативного белка 4.1, включая продукт гена нейрофиброматоза 2-го типа — мерлин/шванномин, белок 4.1В (DAL-1) и белок 4.1R. Генетические изменения в атипичных менингиомахявляются сложными и включают потери в областях 1p, 6q, 10,14q и 18q, а также добавления генетического материала в разных хромосомах. Значимые гены до сих пор неизвестны. Анапластические менингиомы проявляют еще более сложные генетические изменения, включая частое изменение опухолевых генов-супрессоров CDKN2A, p14ARF и CDKN2B в области 9p21, а также амплификацию генов в области 17q23. Лучшее понимание молекулярных механизмов, вовлеченных в патогенез менингиомы, может не только привести к идентификации нового маркера для диагностики и оценки прогноза, но и облегчить разработку новых патогенетических терапевтических методов лечения.

Ключевые слова: анапластическая менингиома, белок мерлин

Pathogenesis of meningiomas (a review of literature)

A.Kh. Bekyashev

Department of Neurosurgery, N.N. Blokhin Russian Cancer Research Center, Russian Academy of Medical Sciences, Moscow; Department of Neurosurgery, Russian Medical Academy of Postgraduate Education,

Ministry of Health and Social Development of Russia, Moscow

Meningiomas are common central nervous system tumors originating from the meninges of the brain or spinal cord. Most meningiomas are benign tumors characterized by a slow growth and correspond histologically to World Health Organization (WHO) Grade I. However, a few rare histological types, such as clear-cell, chordoid, papillary, and rhabdoid ones, as well as anaplastic (WHO Grade III) meningiomas show a more aggressive biological behavior and are clinically associated with a high risk of recurrences and with a less favorable prognosis. This review summarizes the most important pathophysiological characteristics of meningiomas and presents data on the molecular mechanisms involved in their initiation and progression. Current investigations show that the initiation of meningioma growth is closely related to the inactivation of one or more members from the highly conserved protein 4.1 family, including the neurofibromatosis type 2 gene product merlin/schwannomin, protein 4.1B (DAL-1), and protein 4.1R. The genetic changes in atypical meningiomas are complex and include losses at 1p, 6q, 10, 14q, and 18q and gains of genetic material in different chromosomes. Important genes have been unknown so far. Anaplastic meningiomas show even more complex genetic alterations, including a frequent alteration of the tumor suppressor genes CDKN2A, p14ARF, and CDKN2B at 9p21 and their amplification at 17q23. The better understanding of the molecular mechanisms involved in the pathogenesis of meningioma may not only identify a new marker for diagnosis and assess its prognosis, but also facilitate the development of new pathogenetic therapeutic options.

Key words: anaplastic meningioma, protein merlin

Введение мы (ЦНС) [1], менингиомы являются часто встречаю-

Анатомия и функция менинготелиальных клеток щимися опухолями мозга с широким биологическим

Представляя собой около четверти первичных нео- и гистологическим спектром. Как и их неопластиче-

пластических процессов центральной нервной систе- ские двойники, нормальные менинготелиальные клет-

ки морфологически и функционально различны, но в то же время проявляют некоторую схожесть как с мезенхимальными, так и с эпителиальными клетками [1—8]. Основываясь на сравнительных данных, полученных при изучении птиц, предполагается, что мягкая мозговая оболочка происходит из нервного валика в области телэнцефалона, мезодермы, находящейся в области ствола мозга, и сегментарной мезодермы спинного мозга [9]. Арахноидальные грануляции (па-хионовы грануляции) являются полипоидными инвагинациями, образующими каналы для дренажа цереброспинальной жидкости (ЦСЖ) в синусы твердой мозговой оболочки и вены. Гистологически арахноидальные верхушечные клетки (arachnoidal cap cells), которые могут быть представлены как одноклеточными уплощенными слоями, состоящими из фибробла-стоподобных клеток, так и эпителиоидными скоплениями толщиной до 10 слоев клеток, формируют наружный слой паутинной оболочки и арахноидальные грануляции. Они цитологически сходны с клетками менингиомы, таким образом, они, скорее всего, представляют собой те клетки, из которых происходит опухоль. Однако возможность происхождения опухоли из более примитивных клеток-предшественников не исключается. Тонкая базальная пластинка отделяет эти верхушечные клетки от подлежащих трабекулярных арахноидальных клеток с тонкими звездчатыми отростками, которые делят субарахноидальное пространство септами на камеры.

Морфологически, ультраструктурно и функционально как менинготелиальные клетки, так и клетки менингиомы уникальны в отношении их мезенхимальных и эпителиоидных свойств. Первые включают в себя веретенообразную морфологию и способность продуцировать коллагеновую строму, в то время как последние имеют шарообразную или полигональную форму, множественные межклеточные контакты, экспрессируют эпителиальный мембранный антиген (ЭМА) и обладают секреторной функцией. Развитые мезенхимальные черты наблюдаются в фибробласти-ческих и метапластических менингиомах доброкачественной части спектра опухолей, в злокачественной части спектра наблюдается саркоматоидная морфология. Наиболее высокодифференцированным эпителиальным фенотипом считается секреторный вариант менинигиомы, представляющий собой явную железистую метаплазию с микроворсинками, ресничками, внутрипросветной секрецией и иммунореактивностью на цитокератин и эмбриональный опухолевый антиген (ЭОА). Сходным образом некоторые анапластические менингиомы с эпителиоидными чертами представляют собой метастатические карциномы. И наконец, менин-готелиальные клетки могут проявлять черты, сходные с моноцитами, и могут участвовать в различных реактивных и воспалительных процессах.

Менинготелиальная гиперплазия

Процесс менинготелиальной гиперплазии в настоящее время слабо изучен, и неизвестно, представляет ли он собой стадию, предшествующую образованию опухоли из менингиальной клетки. Тем не менее этот процесс, предположительно, лежит в основе образования менинготелиальных слоев толщиной более 10 клеток, что чаще всего связано со значимым провоцирующим событием, таким как травма, кровотечение, химическое раздражение, воспаление или неоплазия. Таким образом, этот процесс наиболее часто обнаруживается в пилоцитарных астроцитомах, окружающих зрительный нерв [10], представляя собой потенциальную возможность ошибочной диагностики менингио-мы при небольшой поверхностной биопсии. Другими реактивными процессами, связанными с менингеаль-ной тканью, являются образование грануляционной (рубцовой) ткани, воспаление и пролиферация сосудов. Например, утолщенная часть твердой мозговой оболочки, находящаяся на границе менингиомы, чаще всего не представляет собой ничего, кроме гиперваску-ляризованной твердой мозговой оболочки. В других случаях могут быть обнаружены небольшие менинго-телиальные очаги, и определить, являются ли они нормальными, гиперпластическими или неопластическими, может быть очень сложно.

Биологический спектр менингиом

Часто вся группа менингиом рассматривается в качестве доброкачественных опухолей, несмотря на то, что давно признается, что биологический спектр этих опухолей очень широк и иногда трудно предсказуем. В то время как многие опухоли отличаются медленным ростом, являются хирургически излечимыми, соответствующими гистологически Grade I по классификации Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), существует значительная часть опухолей, связанных с более высокой заболеваемостью и смертностью. Эти атипичные (Grade II по ВОЗ) и анапластические (Grade III по ВОЗ) представители менингиом значительно более агрессивны, несмотря на то что даже некоторые гистологически доброкачественные менингиомы могут неожиданно рецидивировать, приводят к снижению качества жизни, прорастают в жизненно важные анатомические образования или сдавливают их, а также приводят к значительным неврологическим нарушениям. На сегодняшний момент признанными являются несколько прогностических критериев, наиболее важные из которых — гистологическая стадия и объем хирургической резекции. Например, общая частота рецидивов в течение 5 лет составляет 12 % при тотальной резекции (ТР) против 39 % при субтотальной резекции (СТР) [11]. При одновременной оценке гистологической стадии опухоли и объема резекции точность прогноза возрастает, составляя 5 % рецидивов в течение 5 лет при ТР доброкачестве-

ной (Grade I по ВОЗ) против 40 % при ТР атипичной (Grade II по ВОЗ) менингиомы [12].

Однако даже некоторые из гистологически доброкачественных менингиом могут рецидивировать после казалось бы полной резекции, результаты долгосрочных наблюдений предполагают частоту рецидивов на уровне 19 % в течение 20 лет [13].

Гистопатология

Микроскопический вид менингиом значительно различается, что отражается в наличии 13 видов и 3 стадий по современной классификации ВОЗ [14]. Большинство видов не обладают независимой прогностической ценностью, однако могут представлять трудности в дифференциальной диагностике. По большей части молекулярная основа образования опухоли неизвестна. Тремя наиболее часто встречающимися видами являются менинготелиоматозная, смешанная и фибробластическая с комбинацией 2 или более наиболее часто встречающихся вариантов строения. Четыре подтипа менингиомы рассматриваются как исходно более агрессивные и относятся либо к Grade II по классификации ВОЗ (светлоклеточная менингиома, хордоидная менингиома) или к Grade III (папиллярная менингиома, рабдоидная менингиома). Эти виды встречаются редко, каждый в отдельности составляет менее 1 % всех встречающихся менингиом. Таким образом, по этим подтипам существует относительно мало данных о клинических проявлениях, патологии и молекулярном строении, по сравнению с классическими видами.

Менинготелиоматозные менингиомы представлены эпителиоидными клетками округлой или полигональной формы, расположенными в виде долек или завитков. Межклеточные контакты зачастую расположены бесструктурно или слабо выражены, придавая образованию вид синцития. На ультраструктурном уровне эта структура объясняется наличием множества переплетающихся цитоплазматических отростков, связанных между собой. Другими часто встречающимися цитологическими особенностями являются наличие прозрачных внутриядерных вакуолей, внутриядерных псевдовключений (т. е. инвагинаций цитоплазмы в ядро) и умеренного количества эозинофильной цитоплазмы. Фиброзные и фибробластические менингиомы представлены вытянутыми клетками, расположенными пучками структуры с рассеянными отложениями коллагена. Смешанные менингиомы характеризуются смешанными или переходными чертами менинготелио-матозных и фибробластических менингиом. Завитки и псаммомные тельца особенно часто встречаются в этом подтипе, который является наиболее классическим видом всех менингиом.

Доброкачественная менингиома,

Grade I по классификации ВОЗ

Примерно 80 % резецируемых менингиом являются гистологически доброкачественными и не связаны с высокой смертностью при ТР. Доброкачественные менингиомы, не подходящие по критериям к атипичным и анапластическим стадиям, могут иметь любое гистологическое строение, за исключением светлоклеточного, хордоидного, папиллярного или рабдоидного вариантов. Прорастание в твердую мозговую оболочку, кость, мягкие ткани, придаточные пазухи носа и в синусы твердой мозговой оболочки не является редкостью и не служит признаком гистологически более злокачественной стадии. С другой стороны, прорастание в мозг встречается значительно реже и влияет на определение стадии опухоли.

Атипичная менингиома, Grade II

по классификации ВОЗ

Атипичные менингиомы встречаются примерно в 15—20 % случаев и связаны со значительно увеличенным риском рецидива и небольшим, но статистически значимым увеличением риска летального исхода, по сравнению с контрольными группами, сопоставленными по возрасту и полу. Даже при ТР предполагаемая частота рецидивов в течение 5 лет составляет 40 % [12]. Статистически наиболее значимым одиночным критерием, связанным с рецидивированием опухоли, является увеличение индекса пролиферации, который определяется как наличие более 4 митозов в 10 последовательных полях высокой мощности (high-powered fields (HPF)) [12], вне зависимости от фокальности или распространенности процесса. Необходимо отметить, что несмотря на название «атипичная менингиома», ядерная атипия является не очень надежным критерием, учитывая то, что дегенеративная атипия может обнаруживаться в доброкачественных менингиомах, как это наблюдается в давних шванномах. Кроме того, митотически активные менингиомы иногда оказываются мягкими по характеру течения, что предполагает наличие в некоторых случаях диссоциации между аномалиями клеточного цикла и заметной потерей клеточной дифференцировки. При отсутствии увеличенной митотической активности атипичные менингиомы диагностируются по наличию макронуклеусов, различимых при 100-кратном увеличении. Эти 4 особенности отражают потерю клеточной дифференцировки, в то время как 5-й критерий — наличие спонтанного некроза — предполагает возникновение гипоксии. Микронекроз с образованием псевдопалисадов (pseudopalisading) является наиболее значимой схемой некроза, так как он в наибольшей степени связан с ре-цидивированием опухоли [12].

Анапластические (злокачественные) менингиомы,

Grade III по классификации ВОЗ

Анапластические, или злокачественные менингиомы встречаются редко, составляя 1—2 % всех резецируемых опухолей [14, 15], и являются высокоагрессивными опухолями. Они характеризуются большей степенью дерегуляции клеточного цикла и потери дифференцировки с фокальным или диффузным обнаружением высокого митотического индекса (> 20/10 HPF) и/или явной ана-плазии. Последний критерий является достаточно субъективным, в настоящее время определяется как наличие саркомо-, карциномо- или меланомоподобной морфологии. Другими словами, явно анапластические области сложно отнести к доброкачественным менинготелиома-тозным опухолям по происхождению, в случае диффузного процесса для подтверждения может потребоваться иммуногистохимическое, электронно-микроскопическое или даже генетическое исследование. Большинство опухолей обладает очаговой иммунореактивностью с ЭМА, высоким индексом пролиферации и низким уровнем экспрессии рецептора прогестерона (РП). Они могут образовываться de novo или в результате 1 и более рецидивов менингиом более доброкачественной стадии (злокачественная опухолевая прогрессия). Медиана общей выживаемости составляет менее 2 лет [15]. В противоположность широкой поверхности соприкосновения опухоли с промежуточным лептоменингеальным слоем при неинвазивных менингиомах, опухоли с прорастанием в мозг характеризуются неправильной формы границей с пальцевидным прорастанием опухоли в прилежащую ткань мозга. Несмотря на то, что этот фенотип опухоли с прорастанием в мозг рассматривался раньше как явный признак злокачественности, было показано, что связанные с этой опухолью интервалы отсутствия рецидива и общей выживаемости сходны с таковыми в группе атипичных менингиом [15]. Наличие двухмерных пластов с потерей нормальной схемы роста в виде завитков и/или пучков определяется как расслаивание (sheeting), в то время как мелкие клетки являются скоплениями лимфоцитоподобных опухолевых клеток с видимой потерей цитоплазмы (т. е. высоким ядерноцитоплазматическим соотношением). Гиперцеллюляр-ность — это более диффузное накопление мелких клеток.

Распространение по твердой мозговой оболочке,

клональность и множественые менингиомы

Несемейные мультифокальные менингиомы обнаруживаются достаточно часто, примерно у 3 % хирургических пациентов и примерно в 8 % аутопсий [11, 16]. Возможные объяснения включают: a) эффект опухолевого поля под воздействием генетических факторов (например, зародышевая мутация гена нейрофиброма-тоза 2-го типа (NF2) или соматический мозаицизм

NF2) и/или факторов внешней среды (например, ионизирующей радиации), приводящих к неопластической трансформации широких областей мягкой оболочки, ведущей к поликлональному развитию опухоли, или б) кажущиеся различными очаги на твердой мозговой оболочке, возникшие из одной родительской опухоли (т. е. моноклональный процесс). Имеющиеся данные позволяют предположить, что оба процесса сосуществуют. Например, в ходе исследования 39 ме-нингиом, полученных у 12 пациентов без NF2 с множественными менингиомами, Stangl et al. обнаружили, что в 6 из 10 информативных случаев наблюдались идентичные мутации в гене NF2 во всех менингиомах, полученных от 1 пациента [17]. Другими словами, более чем в половине случаев наблюдался моноклональный процесс, несмотря на мультифокальную локализацию. Авторы предлагают в качестве возможного механизма распространение опухолевых клеток через ЦСЖ, несмотря на то что это кажется маловероятным, принимая во внимание отсутствие метастазов или неопластического менингита. Вместо этого при менин-гиомах часто наблюдается интрадуральное распространение, радиально расходящееся от места прикрепления к твердой мозговой оболочке, иногда прерывистым образом. Таким образом, предлагается интрадуральный механизм инвазии и миграции, который поддерживается данными, полученными Borovich и Doron, которые постоянно обнаруживали менинготелиальные очаги вдоль радиальных полос твердой мозговой оболочки, расположенной рядом с менингиомой, но не в контрольных образцах твердой мозговой оболочки из конвекситальной области [18]. С другой стороны, это может объяснить неожиданное обнаружение рецидивов доброкачественной менингиомы, которая ранее считалась полностью резецированной. Однако это также позволяет предположить, что мультифокальные менингиомы могут возникать из-за широкого интра-дурального распространения опухоли, вдали от области, непосредственно окружающей родительскую опухоль. Если это верно, можно ожидать, что такие менингиомы обладают увеличенной способностью к инвазии и миграции, несмотря на зачастую доброкачественное гистологическое строение. С другой стороны, существуют данные о том, что некоторые одиночные менингиомы являются поликлональными, что позволяет предположить, что, возможно, существует некоторая размытость границы между менинготели-альной дисплазией и неоплазией [19, 20].

Отек ткани мозга

Хорошо известно, что заболеваемость и смертность, связанные с менингиомами, зависят не только от возникновения дополнительного объемного образования —

самой опухоли, но и от отека вещества мозга вокруг опухоли. Неврологические симптомы коррелируют с увеличением отека, особенно при менингиомах лобной доли [21]. Наличие или отсутствие отека и его размеры значительно варьируют, причем большая степень отека связана с большими размерами опухоли, поражением сосудистой оболочки мозга, расположением в области средней черепной ямки, неправильной формой границы опухоль — мозговое вещество, гиперинтенсивностью на Т2-взвешенных изображениях, прорастанием в ткань мозга, поздней стадией, принадлежностью к секреторному, микрокистозному и/или ангиоматозному виду [14, 22—24]. Некоторые исследователи предполагают, что увеличенная экспрессия VEGF связана с отеком [25, 26].

Прорастание в кость и гиперостоз

Прорастание в кость часто встречается при менин-гиомах, особенно расположенных на основании черепа. Несмотря на то что остеолитическое повреждение тоже может наблюдаться, гиперостоз более типичен и почти всегда означает прорастание в кость [27]. Предполагается, что менингиомы секретируют факторы, стимулирующие остеобласты, одним из потенциальных кандидатов является щелочная фосфатаза, так как ее содержание часто увеличено в опухолях, сопровождающихся гиперостозом и/или большим количеством псаммомных телец [4]. Другими возможными факторами являются PDGF, IGF1, IGF2, FGF (фактор роста фибробластов) и TGF-a [28].

Прорастание в твердую мозговую оболочку,

мягкие ткани и вещество мозга

Принимая во внимание зачастую инвазивную природу менингиом, не удивителен тот факт, что при этих опухолях обнаруживаются изменения регуляции белков внеклеточного матрикса (ВМ), включая гиперэкспрессию матриксных металлопротеиназ, таких как MMP-9 и MMP-2 [29—31]. Другие белки, связанные с ВМ, например SPARC, тенасцин и стромелизин-3, коррелируют с повышенной инвазивностью опухолей [32, 33]. Как говорилось ранее, прорастание в ткань мозга отражает более агрессивный биологический потенциал. Молекулярное объяснение способности проникать в мягкую мозговую оболочку еще не найдено.

Иммуногистохимия и скорость роста

Менингиомы широко исследуются при помощи им-муногистохимических методов, однако большинство маркеров не обладает диагностической и прогностической значимостью. В настоящее время в клинике применяется небольшое количество надежных антител, и существует чрезвычайная потребность в дополнительных антителах. Исследование на виментин чаще всего сильно и диффузно положительно, однако оно слабо специфично. В настоящее время наиболее надежным

маркером является ЭМА, с иммунореактивностью в 50—100 % случаев менингиом, включая анапластиче-ские [34—36]. К сожалению, иммунореактивность на этот антиген является слабой и очаговой, и так как большинство лабораторий титруют контроль ЭМА по отношению к более высокой экспрессии в карциномах, может быть необходимо использовать более высокую концентрацию антител для оптимальной чувствительности при исследовании менингиом. Другие кандидаты, связанные с мембраной и межклеточными контактами, Е-кадерин, клаудины, десмоплакин и коннексины, исследовались, но широко не используются в условиях клиники [37—40]. Сходным образом синтетаза простагландина D (СПГ D — PGDS) является основным белковым компонентом ЦСЖ, синтезируемым в основном менингиаль-ными клетками и, таким образом, представляющим собой многообещающий потенциальный маркер менин-готелиального происхождения [6, 8]. Недавнее исследование выявило иммунореактивность в 80 % менингиом, в то время как при других опухолях ЦНС и мягких тканей экспрессия в основном отсутствовала, хотя неожиданно оказалось, что 64 % гемангиоперицитом также проявляли положительную реакцию [41].

Прогностически маркеры пролиферации являются полезными, особенно М1В-1, антитела Ю-67, применимые для парафиновых срезов [42, 43]. Тем не менее обсуждается, являются ли повышенные индексы независимыми прогностическими показателями, так как они пропорционально повышаются как вместе с числом обычных митозов, так и с увеличением гистологической стадии в общем. Другой важной проблемой является вариабельность окрашивания и интерпретации в разных лабораториях, что делает сложной экстраполяцию результатов разных исследований. Тем не менее иммунологическая окраска на М1В-1 и PR (см. ниже) может быть полезной при пограничных атипичных и пограничных анапластических менингиомах. Данные КакаБи е! а1. позволяют предположить, что фокальные повышения индекса пролиферации могут быть не так значимы, как диффузные [42].

Предрасполагающие факторы

Женский пол и рецепторы гормонов

На основании значительной склонности женщин к заболеваемости менингиомой и того факта, что некоторые из этих опухолей растут в течение беременности или в течение лютеиновой фазы менструального цикла, давно подозревается наличие туморогенной роли гормонов. В менингиомах обнаружено большое количество рецепторов стероидных и нестероидных гормонов, наиболее изученным из которых является РП. Несмотря на то что можно предполагать, что наличие этих рецепторов свойственно только для половозрелых женщин, они также обнаруживаются у мужчин и детей, что позволяет думать, что их роль в патогенезе не так

проста. Тем не менее активацию РП в менингиомах поддерживает тот факт, что нормальные арахноидаль-ные клетки экспрессируют этот рецептор в очень небольших количествах, прогестерон стимулирует рост некоторых линий клеток менингиомы in vitro, а антагонисты РП ингибируют рост некоторых клеточных линий. Интересно отметить тот факт, что экспрессия РП приблизительно обратно пропорциональна степени пролиферации опухоли и гистологической стадии, таким образом, наибольшая вероятность иммунореактивности наблюдается в образцах доброкачественных опухолей (50—80 %) [44—47]. Менингиомы экспрессируют небольшое количество рецептора эстрогенов (РЭ), позволяя предположить, что в противоположность раку молочной железы, другому гормонально зависимому опухолевому заболеванию, экспрессия РП не регулируется эстрогензависимым способом. Несмотря на то что была обнаружена мутантная форма РЭ, она, видимо, также не регулирует синтез РП в менин-гиомах [48]. К настоящему времени результаты проведенных клинических исследований использования антигестагенных препаратов разочаровывают, что, скорее всего, связано с тем, что менингиомы, в наибольшей степени требующие адъювантной терапии (т. е. на поздней гистологической стадии), в наименьшей степени экспрессируют РП. Другими рецепторами, часто обнаруживаемыми в менингиомах, являются рецепторы андрогенов, соматостатина, гормона роста и про-лактина [28, 45, 49—52]. Их точная биологическая роль пока не определена.

Нейрофиброматоз 2-го типа (НФ2) и другие

семейные синдромы, сопровождающиеся

развитием менингиом

В соответствии с частью гипотезы «двойного удара» (two-hit hypothesis) Knudson можно было бы предположить, что семейные опухоли с зародышевыми мутациями должны манифестировать в более раннем возрасте, чем их спорадические двойники, так как каждая клетка тела уже содержит 1 инактивированную копию гена из 2 [53]. Этот сценарий является верным для гена NF2. После вестибулярной шванномы следующим, наиболее часто встречающимся видом опухоли при НФ2, является менингиома, встречающаяся примерно в половине случаев [54]. Кроме того, тяжелый вариант течения — Wishart — наиболее часто представлен развитием менингиомы в детском возрасте в качестве манифестации заболевания [54, 55]. Таким образом, не удивительно, что примерно 40 % детей с менингиомой страдают НФ2 [56, 57], и НФ2 должен быть исключен у любого ребенка с менингиомой, особенно мультифокальной.

Что касается других генетических синдромов, предрасполагающих к развитию менингиомы, ни один из них не был четко установлен, несмотря на то что

существуют редкие случаи семейной менингиомы, не связанной с НФ2 [58—62]. Эти случаи позволяют предположить, что могут быть вовлечены другие гены — опухолевые супрессоры. Один из случаев семейной менингиомы характеризовался развитием светлоклеточной менингиомы [63]. Редкие менингиомы также обнаруживались у пациентов с синдромом Коудена (Cowden’s syndrome), невоидным базально-клеточным синдромом Горлина (Gorlin’s nevoid basal cell syndrome), синдромом Ли-Фраумени (Li-Fraumeni), синдромом Туркота/Гарденера (Turcot’s/Gardener’s) и болезнью Гиппеля—Линдау (Hippel—Lindau). Еще не определено, являются ли эти ассоциации случайными, или имеется причинно-следственная связь, хотя интересен тот факт, что мутация гена VHL недавно была описана у пациента с болезнью Гиппеля—Линдау [64].

Менингиома с менингиоангиоматозом

Менингиоангиоматоз (МА) — повреждение кортикальной и лептоменингеальной ткани неясной этиологии, обнаруживающееся спорадически или в рамках НФ2. Заболевание считается гамартоматозным или реактивным по своей природе и характеризуется пери-васкулярной веретеноклеточной пролиферацией предположительно менинготелиального происхождения, основываясь на наличии псаммомных телец, нерегулярной иммунореактивностью с ЭМА и наличием в некоторых случаях расположенной рядом менингиомы [65—67]. Предполагалось, что такие менингиомы возникают в результате неопластической трансформации в периваску-лярных менинготелиальных клетках внутри МА. Однако мы недавно выявили случай с идентичными генными изменениями как в МА, так и в менингиоме, что позволяет предположить наличие альтернативной возможности, подразумевающей, что менингиомы могут в некоторых случаях распространяться по периваскулярному пространству, подражая таким образом строению МА [68]. Действительно, ранее подчеркивалась способность МА к прорастанию в мозг, однако предлагалось не рассматривать этот факт как утяжеление стадии [69].

Менингиомы, вызванные радиацией

Кроме НФ2, другим известным предрасполагающим к развитию менингиом фактором является ионизирующее излучение. Как это ни парадоксально, радиация также представляет собой единственный применимый на сегодняшний день метод адъювантной терапии в случае рецидивирующих, клинически агрессивных опухолей или при неудачном хирургическом лечении. Большинство пациентов с менингиомами, развившимися вследствие воздействия радиации, получили дозу облучения в детстве [70—72]. По существующим оценкам, относительный риск развития менингиомы у детей, подвергающихся воздействию радиации в небольшой дозе в краниальной области,

примерно в 10 раз выше, чем у детей, не получающих такого воздействия [70, 73], что позволяет предположить, что может существовать критическое окно восприимчивости к неопластической трансформации менинготелиальных клеток под воздействием радиации в детском возрасте. Эта гипотеза поддерживается данными о значительном увеличении частоты возникновения менингиом в Израиле после широкого использования низкодозового облучения кожи головы при лечении стригущего лишая в 1950-х годах [70, 73]. Средний латентный период после облучения составил от 11 до 43 лет.

Существуют разногласия в отношении вопроса о том, являются ли вызванные радиацией менингиомы более часто злокачественными или нет. Опыт говорит о том, что действительно, большее количество опухолей является более агрессивными, однако этот вопрос сложно решить, так как большинство опубликованных исследований не применяли современные критерии оценки стадии опухоли и клинико-патологические данные зачастую являются неполными. Тем не менее вызванные радиацией менингиомы обычно возникают в более раннем возрасте, по определению, в области, получавшей облучение, и с большой степенью вероятности являются мультифокальными. Гистологически в менингиомах, вызванных радиацией, обнаруживают высокую клеточность, значительный полиморфизм/ атипию с большим количеством гигантских клеток, вакуолизированные ядра, гиалинизацию сосудов и увеличенную митотическую активность [74]. Однако ни одна из этих особенностей не является абсолютно специфичной, и все они могут обнаруживаться в ме-нингиомах, не связанных с радиационным воздействием, хотя и немного реже.

Генетические исследования показали, что ген NF2 менее часто вовлечен в процесс в случае вызванной радиацией менингиомы по сравнению со спорадическими опухолями [75, 76]. Вместо этого часто наблюдаются сложные структурные и множественные хромосомные аномалии [76, 77]. Специфической генетической особенности пока не обнаружено. Однако /айага-Саппош е! а1. недавно описали характерную модификацию первой хромосомы в 6 вызванных радиацией менингиомах, что позволяет предположить, что область 1р13 может быть критической для развития этих менингиом [77].

Цитогенетические и молекулярно-генетические особенности

Моносомия по 22-й хромосоме

Менингиома является первой мягкотканой опухолью, связанной с характерным цитогенетическим изменением, моносомией по 22-й хромосоме [78]. Последующие данные позволяют предположить, что основной мишенью является ген 2, мутация и/или делеция ко-

торого представляет собой раннее туморогенное событие примерно в половине спорадических и большинстве связанных с НФ2 менингиом. Некоторые авторы сообщают о том, что инактивация гена NF2 встречается реже в ме-нинготелиальных менингиомах по сравнению с переходными и фиброзными менингиомами, особенно в области передней части основания черепа [79—81]. И наконец, генетические исследования позволяют предположить, что в некоторых случаях роль в развитии ме-нингиомы могут играть области 22q хромосомы, не связанные с NF2, включая AP1B1/BAM22 [82], MN1 [83] и SMARCB1 (INIl/hSNFS) [84].

Опухолевые супрессоры семейства белка 4.1

Ген NF2 и его продукт — белок мерлин

Одним из наиболее часто наблюдающихся генетических изменений при менингиоме является потеря гетерозиготности (ПГЗ) по хромосоме 22q с 2-аллель-ной инактивацией гена — опухолевого супрессора NF2 [80, 81, 85—88]. Потеря экспрессии гена NF2 наблюдается во всех NF2-связанных менингиомах и в 40—60 % спорадических менингиом. Ген NF2 кодирует белок, называемый либо мерлин [89], либо шванномин [90], с открытой рамкой считывания из 1785 нуклеотидов или 595 аминокислот. Анализ предполагаемой аминокислотной последовательности показал сходство между мерлином и членами семейства белка 4.1, особенно эзрином, радексином и моэзином (белки ВМ: эзрин, радексин, моэзин). Анализ белковой структуры позволяет прогнозировать, что мерлин состоит из 3 основных доменов: 1) аминокислотный концевой конец (N-конец) из аминокислотных остатков с 1 по 313, 2) центральный альфа-спиральный домен из аминокислотных остатков с 314 по 478 и 3) уникальный концевой карбоксильный регион (С-конец) из аминокислотных остатков с 479 по 595 (или 596 у мышей). На белковом уровне мерлин экспрессируется в гладкомышечных клетках сосудов, мозге, мягкой и паутинной оболочках и шванновских клетках по результатам исследования Western immunoblotting и иммуногистохи-мического исследования [91—94].

Функция мерлина

Несколько различных исследований подтверждают роль мерлина в регуляции роста клеток и их подвижности. Во-первых, потеря мерлина мышиными эмбриональными фибробластами (МЭФ) связана с нарушением как роста клеток, так и их подвижности [95, 96]. Фибро-бласты с отсутствием NF2 и кератиноциты также проявляют повышенный уровень клеточной пролиферации и ускорение движения клеток in vitro. Во-вторых, потеря экспрессии мерлина у генно-инженерных нокаутных мышей приводит к увеличению роста клеток и образованию опухоли [97, 98]. У NF2-мышей развивается большое количество разнообразных опухолей, включая

фибросаркому, аденокарциному, гепатоцеллюлярную карциному и остеосаркому, что связано с потерей NF2 аллеля дикого типа [97]. Тканеспецифичная инактивация NF2 в шванновских клетках с использованием технологии Cre-Lox приводит к гиперплазии этих клеток и развитию шванномы in vivo [98]. Кроме того, инактивация NF2 в лептоменингеальных клетках приводит к развитию менингиомы у мышей [99]. Более того, опухоли, возникающие у NF2-мышей, обладают высокой способностью к движению и метастазированию [97]. В-третьих, реэкспрессия мерлина дикого типа, а не мутантного, в линиях опухолевых клеток приводит к снижению роста in vitro и in vivo, а также к снижению клеточной подвижности [100-104].

Одной из уникальных особенностей мерлина является его способность регулировать клеточный рост в условиях увеличенной клеточной плотности. МЭФ с отсутствием NF2 достигают большой плотности расположения и проявляют аномалии в контактной остановке роста [96]. Сходным образом регулируемая экспрессия мерлина в клетках шванномы RT4 крыс приводит к снижению роста клеток, которое наиболее выражено после того, как клетки достигают слияния [103]. Это нарушение остановки роста, зависимой от контактного ингибирования, отражается в неспособности клеток с отсутствием NF2 к формированию нормальных межклеточных контактов [96].

Было показано, что мерлин взаимодействует с несколькими важными белками, включая регуляторный фактор обмена натрий-водород (NHE-RF) [105, 106], bII-спектрин (фодрин) [107], регулируемый фактором роста гепатоцитов субстрат тирозин-киназы (HRS) [108], взаимодействующий со шванномином протеин-1 (SCHIP-1) [109], паксиллин [110] и другие белки ВМ [111]. Мерлин также связывается с несколькими трансмембранными сигнальными белками, включая Ь1-интегрин [112] и CD44 [103]. CD44 является рецептором гиалуроновой кислоты, который связывает белки ВМ при помощи аминокислотных остатков в области цитоплазматического хвостового домена на карбоксильном конце [113]. Было показано, что гиа-луроновая кислота вызывает пролиферацию и подвижность некоторых клеток, позволяя предположить, что связывание мерлина с CD44 может влиять на регуляцию роста и подвижности. Мерлин связывается с CD44 при условиях, которые вызывают остановку клеточного роста, и степень подавления клеточного роста мерлином может снижаться, если помешать его связыванию с CD44 [103]. Таким образом, регуляция роста при помощи внеклеточных сигналов может осуществляться при связывании мерлина с трансмембранными белками, находящимися на поверхности клетки, такими как CD44. Так как не известно, каким образом распространяется регулирующий рост сигнал мерлина, белок, взаимодействующий с ним, HRS, может быть

необходимым для того, чтобы мерлин вызывал подавление роста [114].

Кроме взаимодействия мерлина с другими белками, подавление роста, вызванное мерлином, регулируется при помощи фосфорилирования белков. Фосфо-рилирование мерлина связано со снижением интрамолекулярного комплексообразования [95], измененным внутриклеточным распределением [115] и снижением его способности связываться с CD44 in vivo [103]. Последние исследования показали, что фосфорилирование мерлина по остатку S518 нарушает его способность ингибировать клеточный рост и подвижность in vitro [116].

Другие молекулы семейства белка 4.1

как регуляторы роста менингиомы

Несмотря на то что традиционно считалось, что молекулы семейства белка 4.1 регулируют форму клетки, последние исследования показали их участие в регуляции роста [114]. Молекула эритроцитарного прототипа белка 4.1 (4.1R) исследовалась при опухолях мозга. Инактивация гена 4.1R на хромосоме 1p36 наблюдалась при нейробластоме [117] и недавно обнаружилась в менин-гиомах [118]. Кроме 4.1R, другой член семейства белка 4.1, устойчиво экспрессирующийся в мозге (4.1B; изначально названный DAL-1), был определен в качестве потенциального опухолевого супрессора при карциноме легких и молочной железы [119]. Используя различные подходы, потеря 4.1B была продемонстрирована при изучении менингиом [46, 120, 121]. Существует ряд подтверждений правомерности классификации 4.1B как опухолевого супрессора. Во-первых, делеции 4.1B были обнаружены при ПГЗ и флуоресцентной гибридизации in situ (fluorescence in situ hybridization (FISH)) в опухолях легких, мозга и молочной железы [120, 121]. Во-вторых, исследования клеточных линий опухолей с отсутствием 4.1B показали значительное снижение клеточного роста после реэкспресии 4.1B [120-122]. В-третьих, сравнительный анализ нормальных и опухолевых тканей при помощи Northern и Western blot показал, что мРНК 4.1В отсутствовала, или ее уровень был снижен в более чем 50 % опухолей [120, 121]. Однако несмотря на большое количество предпринимаемых попыток мутации 4.1B не были идентифицированы в не подвергшемся делеции аллеле [59]. Возможно, эпигенетическое заглушение (например метилирование) может быть эффективным в опухолях с дефицитом 4.1, как это было показано для мерлина и 4.1R [117, 123].

Сходным с мерлином образом 4.1B и 4.1R взаимодействуют с фодрином и CD44, но не взаимодействуют ни с HRS, ни с SCHIP-1 [121]. Предварительные эксперименты по клонированию при взаимодействии 2 гибридов дрожжей выявили белок 14-3-3 в качестве уникального белка, взаимодействующего с 4.1B [124]. Семейство белков 14-3-3 является важными регуляторами передачи

сигнала, которые вовлечены в регуляцию выживания клеток и апоптоза [125]. Требуются дальнейшие исследования для определения функциональной значимости связывания с 14-3-3. Недавно было обнаружено, что 4.1В связывается с цитоплазматическим хвостом трансмембранного белка, имеющего структурное сходство с CD44 [126]. Этот трансмембранный белок, названный опухолевым супрессором при раке легкого первого типа (ТЖ/С1), изначально был определен как ген, подвергающийся делеции при немелкоклеточном раке легких (НМРЛ). Двойная инактивация ТЖ1С1 при помощи метилирования промоутера и делеция гена наблюдалась в 40 % первичных НМРЛ-опухолей [127, 128]. Кроме того, восстановление экспрессии ТЖ1С1 подавляет формирование опухоли клетками А549 у мышей с ослабленным иммунитетом [128]. ТЖЬС1 также действует как молекула клеточной адгезии [129], что позволяет предположить, что связывание 4.1В с ТЖ!£1 может регулировать не только клеточный рост, но и клеточную адгезию и подвижность. Для решения вопроса о том, действует ли ТЖЬС1 в качестве инициатора подавления клеточного роста белком 4.1В, как это было предложено для CD44 и мерлина, требуется проведение дальнейших исследований.

Изменения, связанные с прогрессией

Большое количество цитогенетических изменений связано с прогрессией менингиомы и атипичной или анапластической гистологией, включая наличие дис-центрических или кольцевых хромосом, потери плеч хромосом 1р, 6q, 9р, 10, 14q, и 18q, а также добавки/ амплификации в областях Ц, 9q, 12q, 15q, 17q и 20q [130—135]. По большей части значимые гены-кандидаты остаются загадкой. Тем не менее интересно отметить, что существуют данные о том, что делеции 14q более часто встречаются в гистологически доброкачественных менингиомах, которые впоследствии рецидивируют [131]. Изменения генов опухолевых супрессоров СБШМ (р161МК4а),р14^и СБКтВ (р151МК4Ь), расположенных в области 9р21, связаны с развитием анапластических менингиом и обнаруживаются примерно в 2/3 случаев [136]. В группе анапластических менингиом выживаемость пациентов, опухоли которых имели делецию CDKN2A, была значительно ниже по сравнению с пациентами, в опухоли которых не было данной делеции [137]. Мутации фосфатазы и гена — гомолога тензина на 10-й хромосоме ((PTEN, 10q23) или гена — ангибитора 2с циклин-зависимой киназы (CDKN2C, 1р32) определялись в редких случаях атипичных или анапластических менингиом, в то время как амплификация гена киназы рибосомального белка Б6 (КРЖ6КВ1, 17q23) определялась в большинстве анапластических менингиом [132, 136, 138]. Высокопроизводительные техники, такие как профилирование экспрессии гена при помощи олигонуклеотидных

микроэрреев сделали возможным проведение одновременного скрининга тысяч генов, позволив выявить дополнительные гены-кандидаты, потенциально вовлеченные в туморогенез и прогрессию менингиомы [139]. Наиболее значимыми биологическими маркерами являются, скорее всего, те гены, которые вовлечены в критические клеточные процессы, такие как ангиогенез, апоптоз, гипоксия, инвазия, подвижность, рост, пролиферация и дифференцировка. Например, в качестве механизма избежания клеточного старения и достижения бессмертия клетки должны поддерживать длину теломеры в течение многих циклов клеточного деления, этот процесс обеспечивается ферментом теломеразой. Кстати, теломеразная активность связана со злокачественной прогрессией менингиом [140, 141]. Концентрация тенасцина, белка ВМ, связанного с инвазией и ангиогенезом, также увеличивается с прогрессированием менингиом [32]. Сходным образом, VEGF связан со злокачественной прогрессией, а кроме того, с увеличением васкуляризации и отеком вокруг опухоли [142, 143]. В отношении регуляции апоптоза было показано, что содержание Fas-APO1 (CD95), члена семьи фактора некроза опухолей, увеличивается в злокачественных опухолях [144]. Это согласуется с увеличенным апоптотическим индексом, определяющимся в этих опухолях более тяжелых стадий.

Генетика детских менингиом

Менингиомы у детей и другие менингеальные опухоли встречаются редко и недавно были детально исследованы [57]. Чаще всего они обнаруживаются на 2-м десятилетии жизни, хотя могут возникнуть в любом возрасте, включая младенцев или даже в ходе внутриутробного развития [56, 57, 145]. Уникальными аспектами, свойственными этой возрастной группе, являются частая встречаемость опухолей большого размера, формирование кист, отсутствие прикрепления к твердой мозговой оболочке, высокая степень по гистологической классификации, агрессивное поведение опухоли и агрессивные виды, особенно светлоклеточные и папиллярные менингиомы. Также часто встречается необычная локализация опухоли, такая как боковые желудочки, задняя черепная ямка и эпиду-ральные области позвоночного канала. НФ2 и предшествовавшее воздействие радиации являются частыми предрасполагающими факторами, преобладания заболеваемости у девочек не наблюдается. Наконец, биология менингиом менее предсказуема, чем у взрослых. В недавнем исследовании [57] как спорадические, так и связанные с НФ2 менингиомы соответствовали своим двойникам у взрослых [46, 120] по высокой встречаемости определяющихся при помощи FISH-делеций NF2 (22q12) и белка 4.1В (18р11.3), с потерями соответствующих белковых продуктов по данным им-муногистохимического исследования. Сходным об-

разом Biege1 е! а1. показали наличие мутаций гена NF2 в менингиомах у детей [146, 147], что предполагает участие этого гена в их патогенезе. И наконец, менин-гиомы в детском возрасте часто сопровождаются наличием делеций в областях 1р и 14q [57], изменениями, связанными обычно с опухолевой прогрессией менингиом.

Факторы роста и их рецепторы

Литература, касающаяся факторов роста и их каскадных сигнальных путей при менингиомах, зачастую противоречива из-за трудностей в объяснении их взаимодействий и определении, какие изменения наиболее значимы. Тем не менее эти пути предоставляют великолепные возможности для фармакологического вмешательства при помощи терапии, направленной на молекулярные мишени [28]. В процесс могут быть вовлечены многие аутокринные и паракринные петли, одной из наиболее часто встречающихся является гиперэкспрессия тромбоцитарного ростового фактора ВВ (ТРФ ВВ) и его рецептора (PDGFR-b) [148, 149]. Кроме того, рецептор эпидермального ростового фактора (РЭРФ), по всей видимости, экспрессируется почти во всех менингиомах, но не экспрессируется в нормальных или реактивных менинготелиальных клетках [150]. Его лиганды, ЭРФ и еще в большей степени трансформирующий ростовой фактор альфа (ТРФ-а) сходным образом экспрессируются опухолевыми клетками, представляя собой еще одну потенциальную аутокрин-ную петлю [151, 152]. В противоположность глиобла-стомам ген РЭФР не амплифицируется, что позволяет предположить альтернативный механизм гиперэкспрессии этого белка. Другие данные позволяют предположить, что инсулиноподобный фактор роста II (ИФР-11) и его рецептор, ИФР-связывающий белок 2 (ИФРСБ2) также играют важную роль, причем высокие соотношения ИФР-11/ИФРСБ2 связаны со злокачественной прогрессией [153]. Экспрессия VEGF и его рецептора в основном связана с васкуляризаци-ей опухоли, отеком вокруг опухоли и агрессивным поведением новообразования [26, 154]. Сходным образом эндотелин I и его рецептор, рецептор эндотели-на типа А, связаны с ангиогенезом и клеточным ростом [155, 156].

Клеточные линии и животные модели

Основной преградой для проведения исследований биологии менингиом и разработки терапевтического лечения является ограниченная доступность устойчивых клеточных линий и животных моделей. Препятствия включают недостаток животных моделей с достаточно высокой частотой спонтанного развития менингиомы, трудность в создании и поддержании жизнеспособных in vitro и способных к росту in vivo доброкачественных менингиом, трудности в имплантировании интракраниальных опухолей, находящихся на твердой мозговой оболочке, для точного моделирования заболевания человека и отсутствие достаточно специфичных менингеальных промоутеров для генетических манипуляций. LTAg2B является в настоящий момент единственной доступной линией человеческих лептоменингеальных клеток, хотя обеспечение бессмертия путем трансфекции вирусных генов могло значительно изменить фенотип этих клеток по сравнению с нормальными, не неопластическими клетками паутинной оболочки [157]. Несколько клеточных линий менингиомы человека и крыс были получены из злокачественных менингиом, поэтому также сложно определить, какие могут иметься артефакты, связанные с выращиванием в культуре [158-160]. В большинстве животных моделей используется ксенотрансплан-тация мышам с отсутствием вилочковой железы, чаще всего после выращивания человеческих опухолевых клеток в культуре и помещение их в экстракраниаль-ные области. Таким образом, опухоль растет в совершенно другом окружении по сравнению с опухолями, выявляемыми клинически. Однако существуют данные о по крайней мере одной модели с интракраниальным расположением [161]. Недавно была разработана новая генетическая модель с использованием технологии Cre рекомбиназы (Cre recombinase technology) для специфической инактивации NF2 в клетках паутинной оболочки, которая приводит к формированию интракраниальной менинготелиальной гиперплазии и развитию менингиом примерно у 30 % мышей [99]. Эта мощная новая технология значительно превосходит предыдущие модели и может открыть возможности для исследования менингиом, которые никогда ранее не представлялись возможными.

ЛИТЕРАТУРА

1. CBTRUS: Statistical report: Primary brain tumors in the United States, 1995-1999. Published by the Central Brain Tumor Registry of the United States, 2002.

2. Frank E. HLA-DR expression on arachnoid cells. A role in the fibrotic inflammation surrounding nerve roots in spondylotic cervical myelopathy. Spine 1995;19:2093-6.

3. Hasegawa M., Yamashima T., Kida S., Yamashita J. Membranous ultrastructure of human arachnoid cells. J Neuropathol Exp Neurol 1997;56:1217-27.

4. Heick A., Mosdal C., Jorgensen K.,

Klinken L. Localized cranial hyperostosis

of meningiomas: a result of neoplastic enzymatic activity? Acta Neurol Scand 1993;87:243-7.

5. Krisch B. Ultrastructure of the meninges at the site of penetration of veins through the dura mater, with particular reference to Pacchionian granulations.

Investigations in the rat and two species of New-World monkeys (Cebus appeal, Callitrix jacchus). Cell Tissue Res 1988; 251:621-31.

6. Ohe Y., Ishikawa K., Itoh Z., Kazuhiko T. Cultured leptomeningeal cells secrete cerebrospinal fluid proteins. J Neurochem 1996;67:964-71.

7. Reiss K., Mentlein R., Sievers J., Hartmann D. Stromal cell-derived factor 1 is secreted by meningeal cells and acts as chemotactic factor on neuronal stem cells of the cerebellar external granular layer. Neuroscience 2002;115:295-305.

8. Yamashima T., Sakuda K., Tohma Y., Yamashita J., Oda H., Irikura D., Eguchi N., Beuckmann C.T., Kanaoka Y., Urade Y., Hayaishi O. Prostaglandin D synthase (b-trace) in human arachnoid and meningioma cells: roles as a cell marker

or in cerebrospinal fluid absorption, tumorigenesis, and calcification process.

J Neurosci 1997;17:2376-82.

9. Catala M. Embryonic and fetal development of structures associated with the cerebrospinal fluid in man and other species. Part I: The ventricular system, meninges and choroid plexuses. Arch d’Anat Cytol Pathol 1998;46:153-69.

10. Cooling R.J., Wright J.E. Arachnoid hyperplasia in optic nerve glioma: confusion with orbital meningioma. Br J Ophthalmol 1979;63:596-9.

11. Stafford S.L., Perry A., Suman VJ., Meyer F.B., Scheithauer B.W., Lohse C.M., Shaw E.G. Primarily resected meningiomas: outcome and prognostic factors in 581 Mayo Clinic patients, 1978 through 1988. Mayo Clin Proc 1998;73:936-42.

12. Perry A., Stafford S.L., Scheithauer B.W., Suman V.J., Lohse C.M. Meningioma grading: an analysis of histologic parameters. Am J Surg Pathol 1997;21:1455-65.

13. Jaaskelainen J. Seemingly complete removal of histologically benign intracranial meningioma: late recurrence rate and factors predicting recurrence in 657 patients.

A multivariate analysis. Surg Neurol 1986; 26:461-9.

14. Louis D.N., Scheithauer B.W.,

Budka H., von Deimling A., Kepes J.J. Meningiomas. In: Kleihues P., Cavenee W.K. (eds). World Health Organization Classification of Tumours. Pathology and Genetics of Tumours of the Nervous System. IARC Press, Lyon 2000, pp. 176-84.

15. Perry A., Scheithauer B.W., Stafford S.L., Lohse C.M., Wollan P.C. ‘Malignancy’

in meningiomas: a clinicopathologic study of 116 patients. Cancer 1999;85:2046-56.

16. Nakasu S., Hirano A., Shimura T.,

Llena J.F. Incidental meningiomas in autopsy study. Surg Neurol 1987;27:319-22.

17. Stangl A.P., Wellenreuther R.,

Lenartz D., Kraus J.A., Menon A.G., Schramm J., Wiestler O.D., von Deimling A. Clonality of multiple meningiomas.

J Neurosurg 1997;86:853-8.

18. Borovich B., Doron Y. Recurrence

of intracranial meningiomas: the role played

by regional multicentricity.

J Neurosurg 1986; 64:58-63.

19. Wu J.K., MacGillavry M., Kessaris C., Verheul B., Adelman L.S., Darras B.T.

Clonal analysis of meningiomas. Neurosurgery 1996;38:1196-201.

20. Zhu J., Frosch M.P., Busque L.,

Beggs A.H., Dashner K., Gilliland D.G., Black P.M. Analysis of meningiomas

by methylation- and transcription-based clonality assays. Cancer Res 1995; 55:3865-72.

21. Lampl Y., Barak Y., Achiron A., Sarova-Pinchas I. Intracranial meningiomas: correlation of peritumoral edema and psychiatric disturbances. Psychiatry

Res 1995; 58:177-80.

22. Ildan F., Tuna M., Gocer A.I., Boyar B., Bagdatoglu H., Sen O., Haciyakupoglu S., Burgut H.R. Correlation of the relationships of brain-tumor interfaces, magnetic resonance imaging, and angiographic findings to predict cleavage of meningiomas.

J Neurosurg 1999;91:384-90.

23. Nakano T., Asano K., Miura H., Itoh S., Suzuki S. Meningiomas with brain edema. Radiological characteristics on MRI

and review of the literature.

J Clin Imaging;2002;26:243-9.

24. Tamiya T., Ono Y., Matsumoto K., Ohmoto T. Peritumoral brain edema in intracranial meningiomas: effects of radiological and histological factors. Neurosurgery 2001;49:1046-52.

25. Kalkanis S.N., Carroll R.S., Zhang J., Zamani A.A., Black P.M. Correlation of vascular endothelial growth factor messenger RNA expression with peritumoral vasogenic cerebral edema in meningiomas. J Neurosurg 1996;85:1095-101.

26. Yoshioka H., Hama S., Taniguchi E., Sugiyama K., Arita K., Kurisu K. Peritumoral brain edema associated with meningioma. Influence of vascular endothelial growth factor expression and vascular blood supply. Cancer 1999;85:936-44.

27. Pieper D.R., Al-Mefty O., Hanada Y., Buechner D. Hyperostosis associated with meningioma of the cranial base: secondary changes or tumor invasion. Neurosurgery 1999;44:742-7.

28. Sanson M., Cornu P. Biology of meningiomas. Acta Neurochir (Wien) 2000; 142:493-505.

29. Perret A.G., Duthel R., Fotso M.J., Brunon J., Mosnier J.F. Stromelysin-3 is expressed by aggressive meningiomas. Cancer 2002;94:765-72.

30. Nordqvist A.C.S., Smurawa H., Mathiesen T. Expression of matrix metalloproteinases 2 and 9 in meningiomas associated with different degrees of brain invasiveness and edema. J Neurosurg 2001; 95:839-44.

31. Siddique K., Yanamandra N.,

Gujrati M., Dinh D., Rao J.S., Olivero W.

Expression of matrix metalloproteinases, their inhibitors, and urokinase plasminogen activator in human meningiomas.

Int J Oncol 2003;22:289-94.

32. Kilic T., Bayri Y., Ozduman K., Acar M., Diren S., Kurtkaya O., Ekinci G., Bugra K., Sav A., Ozek M.M., Pamir M.N. Tenascin in meningioma: expression is correlated with anaplasia, vascular endothelial growth factor expression, and peritumoral edema but

not with tumor border shape. Neurosurgery 2002;51:183-93.

33. Rempel S.A., Ge S., Gutierrez J.A. SPARC: a potential diagnostic marker of invasive meningiomas. Clin Cancer Res 1999;5:237-41.

34. Artlich A., Schmidt D. Immunohistochemical profile of meningiomas and their histological subtypes. Hum Pathol 1990;21:843-9.

35. Meis J.M., Ordonez N.G., Bruner J.M. Meningiomas. An immunohistochemical study of 50 cases. Arch Pathol Lab Med 1986;110:934-7.

36. Schnitt S.J., Vogel H. Meningiomas. Diagnostic value of immunoperoxidase staining for epithelial membrane antigen.

Am J Surg Pathol 1986;10:640-9.

37. Akat K., Mennel H.D., Kremer P., Gassier N., Bleck C.K., Kartenbeck J. Molecular characterization of desmosomesin meningiomas and arachnoidal tissue. Acta Neuropathol 2003;106:337-47.

38. Arishima H., Sato K., Kubota T. Immunohistochemical and ultrastructural study of gap junction proteins connexin26 and 43 in human arachnoid villi and meningeal umors. J Neuropathol

Exp Neurol 2002;61:1048-55.

39. Bhattacharjee M., Adesina A.M., Goodman C., Powell S. Claudin-1 expression in meningiomas and schwannomas: possible role in differential diagnosis (Abstract). J Neuropathol Exp Neurol 2003;62:581.

40. Schwechheimer K., Zhou L.,

Birchmeier W. E-cadherin in human brain tumours: loss of immunoreactivity

in malignant meningiomas. Virchows Arch 1998;432:163-7.

41. Kawashima M., Suzuki S.O.,

Yamashima T., Fukui M., Iwaki T. Prostaglandin D synthase (b-trace) in meningeal hemangiopericytoma.

Mod Pathol 2001;14:197-201.

42. Nakasu S., Li D.H., Okabe H.,

Nakajima M., Matsuda M. Significance of MIB-1 staining indices in meningiomas. Am J Surg Pathol 2001;25:472-8.

43. Perry A., Stafford S.L.,

Scheithauer B.W., Suman VJ., Lohse C.M. The prognostic role of MIB-1, p53,

and DNA flow cytometry in completely resected primary meningiomas.

Cancer 1998;82:2262-9.

44. Hsu D.W., Efird J.T., Hedley-Whyte E.T. Progesterone and estrogen receptors in meningiomas: prognostic considerations.

J Neurosurg 1997;86:113-20.

45. Konstantinidou A.E., Korkolopoulou P., Mahera H., Mahera H., Kotsiakis X., Hranioti S., Eftychiadis C., Patsouris E. Hormone receptors in non-malignant meningiomas correlate with apoptosis, cell proliferation and recurrence free survival. Histopathology 2003;43:280-90.

46. Perry A., Cai D.X., Scheithauer B.W., Swanson P.E., Lohse C.M., Newsham I.F., Weaver A., Gutmann D.H. Merlin, DAL-1, and progesterone receptor expression in clinicopathologic subsets of meningioma:

a correlative immunohistochemical study of 175 cases. J Neuropathol Exp Neurol 2000;59:872-9.

47. Verhage A., Go K.G., Visser G.M., Blankenstein M.A., Vaalburg W.

The presence of progesterone receptors in arachnoid granulations and in the lining of arachnoid cysts: its relevance to expression of progesterone receptors in meningiomas.

Br J Neurosurg 1995;9:47-50.

48. Jacobs H.M., van Spriel A.B.,

Koehorst S.G.A. The truncated estrogen receptor alpha variant lacking exon 5 is not involved in progesterone receptor expression in meningiomas. J Steroid Biochem Mol Biol 1999;71:167-72.

49. Carroll R.S., Schrell U.M., Zhang J., Dashner K., Nomikos P., Fahlbusch R.,

Black P.M. Dopamine Dl, dopamine D2, and prolactin receptor messenger ribonucleic acid expression by the polymerase chain reaction in human menin giomas. Neurosurgery 1996;38:367-75.

50. Dutour A., Kumar U., Panetta R.,

Ouafik L., Fina F., Sasi R., Patel Y.C. Expression of somatostatin receptor subtypes in human brain tumors. Int J Cancer 1998; 76:620-7.

51. Friend K.E., Radinsky R.,

McCutcheon I.E. Growth hormone receptor expression and function

in meningiomas: Effect of a specific receptor antagonist. J Neurosurg 1999; 91:93-9.

52. Muccioli G., Ghe C., Faccani G., Lanotte M., Forni M., Ciccarelli E.

Prolactin receptors in human meningiomas: characterization and biological role.

J Endocrinol 1997;153:365-71.

53. Knudson A.G., Jr. Mutation and cancer: a statistical study of retinoblastoma.

Proc Natl Acad Sci USA 1971;68:820-8.

54. Evans D.G.R., Huson S.M., Donnai D., Neary W., Blair V., Newton V., Harris R.

A clinical study of type 2 neurofibromatosis. Quart J Med 1992;304:603-18.

55. Evans D.G.R., Birch J.M.,

Ramsden R.T. Paediatric presentation of type 2 neurofibromatosis.

Arch Dis Child 1999;81:496-9.

56. Amirjamshidi A., Mehrazin M., Abbassioun K. Meningiomas of the central nervous system occurring below the ageof 17: report of 24 cases not associated with neurofibromatosis and review of literature. Childs Nerv Syst 2000;16:406-16.

57. Perry A., Giannini C., Raghavan R., Banerjee R., Margraf L., Bowers D.C.,

Lytle R.A., Newsham I.F., Gutmann D.H. Aggressive phenotypic and genotypic features in pediatric and NF2-associated meningiomas: a clinicopathologic

study of 53 cases. J Neuropathol Exp Neurol 2001;60:994-1003.

58. Ferrante L., Acqui M., Artico M., Mastronardi L., Nucci F. Familial meningiomas. Report of two cases.

J Neurosurg 1987;31:145-51.

59. Heinrich B., Hartmann C., Stemmer-Rachamimov A.O., Louis D.N., MacCollin M. Multiple meningiomas: investigating the molecular basis of sporadic and familial forms. Int J Cancer 2003;103:483-8.

60. Maxwell M., Shih S.D., Galanopoulos T., Hedley-Whyte E.T., Cosgrove G.R.

Familial meningioma: Analysis of expression of neurofibromatosis 2 protein Merlin. Report of two cases. J Neurosurg 1998; 88:562-9.

61. McDowell J.R. Familial meningioma. Neurology 1990;40:312314,

62. Pulst S.M., Rouleau G.A., Marineau C., Fain P., Sieb J.P. Familial meningioma

is not allelic to neurofibromatosis 2. Neurology 1993;43:2096-8.

63. Heth J.A., Kirby P., Menezes A.H. Intraspinal familial clear cell meningioma in a mother and child. Case report.

J Neurosurg 2000;93:317-21.

64. Kanno H., Yamamoto I., Yoshida M., Kitamura H. Meningioma showing VHL gene inactivation in a patient with

von Hippel-Lindau disease. Neurology 2003; 60:1197-9.

65. Kirn N.R., Choe G., Shin S.-H.,

Wang K.-C., Cho B.K., Choi K.S., Chi J.G. Childhood meningiomas associated with meningioangiomatosis: report of five cases and literature review. Neuropathol Appl Neurobiol 2002;28:48-56.

66. Perry A., Dehner L.P. Meningeal tumors of childhood and infancy. An update

and literature review. Brain Pathol 2003; 13:386-408.

67. Wiebe S., Munoz D.G., Smith S.,

Lee D.H. Meningioangiomatosis.

A comprehensive analysis of clinical and laboratory features. Brain 1999; 122:709-26.

68. Sinkre P., Perry A., Cai D., Raghavan R., Watson M., Wilson K., Barton Rogers B. Deletion of the NF2 region in both meningioma and juxtaposed meningioangiomatosis: case report supporting a neoplastic relationship.

Ped Develop Pathol 2001;4:568-72.

69. Giangaspero F., Guiducci A., Lenz F.A., Mastronardi L., Burger P.C. Meningioma with meningioangiomatosis: a condition mimicking invasive meningiomas in children and young adults. Report of two cases and review of the literature. Am J Surg Pathol 1999;23:872-5.

70. Sadetzki S., Flint-Richter P., Ben-Tal T., Nass D. Radiation-induced meningioma:

a descriptive study of 253 cases. J Neurosurg 2002;97:1078-82.

71. Salvati M., Cervoni L., Puzzilli F.,

Bristot R., Delfini R., Gagliardi F.M. High-dose radiation-induced meningiomas. Surg Neurol 1997;47:435-42.

72. Strojan P., Popovic M., Jereb B. Secondary intracranial meningiomas after high-dose cranial irradiation: report of five cases and review of the literature. Int

J Radiat Oncol Biol Phys 2000;48:65-73.

73. Ron E., Modan B., Boice J.D. Jr, Alfandary E., Stovall M., Chetrit A., Katz L. Tumors of the brain and nervous system after radiotherapy in childhood. New Engl

J Med 1988;319:1033-9.

74. Rubinstein A.B., Shalit M.N.,

Cohen M.L., Zandbank U., Reichenthal E. Radiation-induced cerebral meningioma:

a recognizable entity. J Neurosurg 1984;61:966-71.

75. Joachim T., Ram Z., Rappaport Z.H., Simon M., Schramm J., Wiestler O.D., von Deimling A. Comparative analysis

of the NF2, TP53, PTEN, KRAS, NRAS and HRAS genes in sporadic and radiation-induced human meningiomas. Int J Cancer 2001;94:218-21.

76. Shoshan Y., Chernova O., Juen S.S., Somerville R.P., Israel Z., Barnett G.H., Cowell J.K. Radiation-induced meningioma: a distinct molecular genetic pattern?

J Neuropathol Exp Neurol 2000;59:614-20.

77. Zattara-Cannoni H., Roll P., Figarella-Branger D., Lena G., Dufour H., Grisoli F., Vagner-Capodano A.M. Cytogenetic study of six cases of radiation-induced meningiomas. Cancer Genet Cytogenet 2001;126:81-4.

78. Zang K.D. Meningioma: A cytogenetic model of a complex benign human tumor, including data on 394 karyotyped cases. Cytogenet Cell Genet 2001;93:207-20.

79. Evans J.J., Jeun S.S., Lee J.H.,

Harwalkar J.A., Shoshan Y., Cowell J.K., Golubic M. Molecular alterations in the neurofibromatosis type 2 gene and its protein rarely occurring in meningothelial meningiomas. J Neurosurg 2001;94:111-7.

80. Kros J., de Greve K., van Tilborg A.,

Hop W., Pieterman H., Avezaat C.,

Lekanne Dit Deprez R., Zwarthoff E.

NF2 status of meningiomas is associated with tumour localization and histology.

J Pathol 2001;194:367-72.

81. Wellenreuther R., Waha A., Vogel Y., Lenartz D., Schramm J., Wiestler O.D., von Deimling A. Quantitative analysis

of neurofibromatosis type 2 gene transcripts in meningiomas supports the concept of distinct molecular variants. Lab Invest 1997;77:601-6.

82. Peyrard M., Fransson I., Xie Y.G.,

Han F.Y., Ruttledge M.H., Swahn S.,

Collins J.E., Dunham I., Collins V.P., Dumanski J.P. Characterization of a new member of the human beta-adaptin gene family from chromosome 22q12, a candidate meningioma gene. Hum Mol Genet 1994; 3:1393-9.

83. Lekanne Deprez R.H., Riegman P.H., Groen NA., Warringa U.L., van Biezen N.A., Molijn A.C., Bootsma D., de Jong P.J.,

Menon A.G., Kley N.A., et al. Cloning and characterization of MN1, a gene from chromosome 22ql l, which is disrupted by

a balanced translocation in a meningioma. Oncogene 1995;10:1521-8.

84. Schmitz U., Mueller W., Weber M., Sevenet N., Delattre O., von Deimling A. INI1 mutations in meningiomas

at a potential hotspot in exon 9.

Br J Cancer 2001;84:199-201.

85. Ruttledge M.H., Sarrazin J., Rangaratnam S., Phelan C.M., Twist E., Merel P., Delattre O., Thomas G., Nordenskjold M., Collins V.P. Evidence for the complete inactivation of the NF2 gene in the majority of sporadic meningiomas. Nature Genet 1997;6:180-4.

86. Harada T., Irving R.M., Xuereb J.H., Barton D.E., Hardy D.G., Moffat D.A., Maher E.R. Molecular genetic investigation of the NF2 tumor suppressor gene

in sporadic meningioma. J Neurosurg 1996; 84:847-51.

87. Merel P., Hoang-Xuan K., Sanson M., Moreau-Aubry A., Bijisma E.K., Lazaro C., Moisan J.P., Resche F., Nishisho I.,

Estivill X., Delattre J.Y., Poisson M.,

Theillet C., Hulsebos T., Delattre O.,

Thomas G. Predominant occurrence

of somatic mutations of the NF2 gene in meningiomas and schwannomas.

Genes Chrom Cancer 1995;13:211-6.

88. Leone P.E., Bello M.J., de Campos J.M., Vaquero J., Sarasa J.L., Pestana A., Rey J.A. NF2 gene mutations and allelic status of 1p, 14q and 22q in sporadic meningiomas. Oncogene 1999;18:2231-9.

89. Trofatter JA., MacCollin M.M.,

Rutter J.L., Murrell J.R., Duyao M.P.,

Parry D.M., Eldridge R., Klay N., Menon A.G., Pulaski K., Haase V.H., Ambrose C.M.,

Munroe D., Bove C., Haines J.L., Martuza R.L., MacDonald M.E., Seizinger B.R.,

Short M.P., Buckler A.J., Gusella J.F.

A novel moesin-ezrin-, radixin-like gene is a candidate for the neurofibromatosis 2 tumor suppressor. Cell 1993;72:1-20.

90. Rouleau G.A., Merel P., Lutchman M., Sanson M., Zucman J., Marineau C., Hoang-Xuan K., Demczuk M., Desmaze C., Plougastel B., Pulst S.M., Lenoir G.,

Bijisma E., Fashold R., Dumanski J., de Jong P., Parry D., Eldrige R., Aurias A., Delattre O., Thomas G. Alteration in a new gene encoding a putative membrane-organizing protein causes neurofibromatosis type 2. Nature 1993;363:515-21.

91. Claudio J.O., Lutchman M.,

Rouleau G.A. Widespread but cell type-specific expression of the mouse neurofibromatosis type 2 gene. Neuroreport 1995;6:1942-6.

92. Den Bakker M.A., Vissers K.J.,

Molijn A.C., Kros J.M., Zwarthoff E.C., van der Kwast T.H. Expression of the neurofibromatosis type 2 gene in human tissues. J Histochem Cytochem 1999; 47:1471-80.

93. Scherer S.S., Gutmann D.H. Expression of the neurofibromatosis 2 tumor suppressor gene product, merlin, in Schwann cells.

J Neurosci Res 1996;46:595-605.

94. Stemmer-Rachamimov A.O., Gonzalez-Agosti C., Xu L., Burwick J.A., Beauchamp R., Pinney D., Louis D.N., Ramesh V. Expression of NF2-encoded merlin and related ERM family proteins in the human central nervous system.

J Neuropathol Exp Neurol 1997;56:735-42.

95. Shaw R.J., Paez J.G., Curto M.,

Yaktine A., Pruitt W.M., Saotome I.,

O’Bryan J.P., Gupta V., Ratner N., Der C.J., Jacks T., McClatchey A.I. The NF2 tumor suppressor, merlin, functions in Rac-dependent signaling. Dev Cell 2001;1:63-72.

96. Lallemand D., Curto M., Saotome I., Giovannini M., McClatchey A.I.

NF2 deficiency promotes tumorigenesis and metastasis by destabilizing adherens junctions. Genes Dev 2003;17:1090-100.

97. McClatchey A.I., Saotome I., Mercer K., Crowley D., Gusella J.F., Bronson R.T.,

Jacks T. Mice heterozygous for a mutation

at the Nf2 tumor suppressor locus develop a range of highly metastatic tumors.

Genes Dev 1998;12:1121-33.

98. Giovannini M., Robanus-Maandag E., van der Valk M., Niwa-Kawakita M., Abramowski V., Goutebroze L.,

Woodruff J.M., Berns A., Thomas G. Conditional biallelic Nf2 mutation in the mouse promotes manifestations of human neurofibromatosis type 2. Genes Dev 2000; 14:1617-30.

99. Kalamarides M., Niwa-Kawakita M., Leblois H., Abramowski V., Perricaudet M., Janin A., Thomas G., Gutmann D.H., Giovannini M. Nf2 gene inactivation

in arachnoidalcells is rate-limiting for meningioma development in the mouse. Genes Dev 2002;16:1060-5.

100. Sherman L., Xu H.M., Geist R.T., Saporito-Irwin S., Howells N., Ponta H., Herrlich P., & Gutmann D.H. Interdomain binding mediates tumor growth suppression by the NF2 gene product. Oncogene 1997; 15:2505-9.

101. Gutmann D.H., Hirbe A.C.,

Haipek C.A. Functional analysis

of neurofibromatosis 2 (NF2) missense mutations. Hum Mol Genet 2001; 10:1519-29.

102. Gutmann D.H., Sherman L., Seftor L., Haipek C., Lu K.-H., Hendrix M.

Increased expression of the Nf2 suppressor gene product, merlin, impairs cell motility, adhesion and spreading. Hum Mol Genet 1999;8:267-76.

103. Morrison H., Sherman L.S., Legg J., Banine F., Isacke C., Haipek C.A.,

Gutmann D.H., Ponta H., Herrlich P.

The NF2 tumor suppressor gene product, merlin, mediates contact inhibition of growth through interactions with CD44. Genes Dev 2001;15:968-80.

104. Ikeda K., Saeki Y., Gonzalez-Agosti C., Ramesh V., Chiocca E.A. Inhibition

of NF2-negative and NF2-positive primary human meningioma cell proliferation by overexpression of merlin due to vector-mediated gene transfer. J Neurosurg 1999; 91:85-92.

105. Reczek D., Berryman M., Bretscher A. Identification of EBP50: a PDZ-containing phosphoprotein that associates with members of the ezrin-radixin-moesin family. J Cell Biol 1997;139:169-79.

106. Murthy A., Gonzalez-Agosti C., Cordero E., Pinney D., Candia C.,

Solomon F., Gusella J., Ramesh V.

NHE-RF, a regulatory cofactor for

Na + H + exchange, is a common interactor for merlin and ERM (MERM) proteins.

J Biol Chem 1998;273:1273-6.

107. Scoles D.R., Huynh D.P., Morcos P.A., Coulsell E.R., Robinson N.G.G., Tamanoi F., Pulst S.M. Neurofibromatosis 2 tumour suppressor schwannomin interacts with beta II-spectrin. Nat Genet 1998;18:354-9.

108. Scoles D.R., Huynh D.P., Chen M.S., Burke S.P., Gutmann D.H., Pulst S.M.

The neurofibromatosis 2 (NF2) tumor suppressor protein interacts with hepatocyte growth factor-regulated tyrosine kinase substrate, HRS.

Hum Mol Genet 2000;9:1567-74.

109. Goutebroze L., Brault E., Muchardt C., Camonis J., Thomas G. Cloning and characterization of SCHIP-1, a novel protein interacting specifically with spliced isoforms and naturally occurring mutant NF2 proteins. Mol Cell Biol 2000;20:1699-712.

110. Fernandez-Valle C., Tang Y., Ricard J., Rodenas-Ruano A., Taylor A., Hackler E., Biggerstaff J., Iacovelli J. Paxillin binds schwannomin and regulates its density-dependent localization and effect on cell morphology. Nat Genet 2002;31:354-62.

111. Obremski VJ., Hall A.M., Fernandez-Valle C. Merlin, the neurofibromatosis type 2 gene product, and betal integrin associate

in isolated and differentiating Schwann cells. J Neurobiol 1998;37:487-501.

112. Gronholm M., Sainio M., Zhao F., Heiska L., Vaheri A., Carpen O.

Homotypic and heterotypic interaction

of the neurofibromatosis 2 tumor suppressor protein merlin and the ERM protein ezrin.

J Cell Sci 1999;112:895-904.

113. Tsukita S., Oishi K., Sato N., Sagara J., Kawai A., Tsukita S. ERM family members as molecular linkers between the cell surface glycoprotein CD44 and actin-based cytoskeletons. J Cell Biol 1994;

126:391-401.

114. Sun C.X., Haipek C., Scoles D.R.,

Pulst S.M., Giovannini M., Komada M., Gutmann D.H. Functional analysis of the relationship between the neurofibromatosis 2 (NF2) tumor suppressor and its binding partner, hepatocyte growth factor-regulated tyrosine kinase substrate (HRS/HGS).

Hum Mol Genet 2002;11:3167-78.

115. Kissil J.L., Johnson K.C., Eckman M.S., Jacks T. Merlin phosphorylation

by p21-activated kinase 2 and effects of phosphorylation on merlin localization.

J Biol Chem 2002;277:10394-9.

116. Surace El, Haipek C.A., Gutmann D.H. The effect of merlin phosphorylation

on neurofibromatosis 2 (NF2) gene function. Oncogene 2004;23:580-7.

117. Huang S., Lichtenauer U.D., Pack S., Wang C., Kim A.C., Lutchman M., Koch CA., Torres-Cruz J., Huang S.C., Benz E.J. Jr., Christiansen H., Dockhorn-Dworniczak B., Poremba C., Vrtmeyer A.O., Chishti A.H., Zhuang Z. Reassignment of the EPB4.1

gene to 1p36 and assessment of its involvement in neuroblastomas. Eur J Clin Invest 2001; 31:907-14.

118. Robb V.A., Li W., Gascard P., Perry A., Mohandas N., Gutmann D.H. Identification of a third Protein 4.1 tumor suppressor, Protein 4.1R, in meningioma pathogenesis. Neurobiol Dis 2003;13:191-202.

119. Tran Y.K., Bogler O., Gorse K.M., Wieland I., Green M.R., Newsham I.F.

A novel member of the NF2/ERM/4.1 Superfamily with growth suppressor properties in lung cancer. Cancer Res 1999; 59:35-43.

120. Gutmann D.H., Donahoe J., Perry A., Lemke N., Gorse K., Kittiniyom K.,

Rempel S.A., Gutierrez J.A., Newsham I.F. Loss of DAL-1, a protein 4.1-related tumor suppressor, is an important early event

in the pathogenesis of meningiomas.

Hum Mol Genet 2000;9:1495-500.

121. Gutmann D.H., Hirbe A.C., Huang Z.Y., Haipek CA. The Protein 4.1 tumor suppressor, DAL-1, impairs cell motility, but regulates proliferation in a cell type-specific fashion. Neurobiol Dis 2001;8:266-78.

122. Charboneau A.L., Singh V., Yu T., Newsham I.F. Suppression of growth and increased cellular attachment after expression of DAL-1 in MCF-7 breast cancer cells. Int J Cancer 2002;100:181-8.

123. Kino T., Takeshima H., Nakao M., Nishi T., Yamamoto K., Kimura T., Saito Y., Kochi M., Kuratsu J., Saya H., Ushio Y. Identification of the cis-acting region in the NF2 gene promoter as a potential target

for mutation and methylation-dependent silencing in schwannoma. Genes Cells 2001; 6:441-54.

124. Yu T., Robb VA., Singh V., Gutmann D.H., Newsham I.F. The 4.1/ezrin/radixin/moesin domain of the DAL-1/Protein 4. 1B tumour suppressor interacts with 14-3-3 proteins. Biochem J 2002;365:783-9.

125. Muslin A.J., Xing H. 14-3-3 proteins: regulation of subcellular localization

by molecular interference. Cell Signal 2000; 12:703-9.

126. Yageta M., Kuramochi M., Masuda M., Fukami T., Fukuhara H., Maruyama T., Shibuya M., Murakami Y. Direct association of TSLC1 and DAL-1, two distinct tumor suppressor proteins in lung cancer.

Cancer Res 2002;15:5129-33.

127. Murakami Y. Functional cloning of

a tumor suppressor gene, TSLC1, in human non-small cell lung cancer. Oncogene 2002; 21:6936-48.

128. Kuramochi M., Fukuhara H.,

Nobukuni T., Kanbe T., Maruyama T.,

Ghosh H.P., Pletcher M., Isomura M., Onizuka M., Kitamura T., Sekiya T.,

Reeves R.H., Murakami Y. TSLC1 is

a tumor-suppressor gene in human nonsmall-cell lung cancer. Nat Genet 2001; 27:427-30.

129. Masuda M., Yageta M., Fukuhara H., Kuramochi M., Maruyama T., Nomoto A., Murakami Y. The tumor suppressor protein TSLC1 is involved in cell-cell adhesion.

J Biol Chem 2002;277:31014-49.

130. Buschges R., Ichimura K., Weber R.G., Reifenberger G., Collins V.P. Allelic gain and amplification on the long arm of chromosome 17 in anaplastic meningiomas. Brain Pathol 2002;12:145-53.

131. Cai D.X., Banerjee R., Scheithauer B.W, Lohse C.M., Kleinschmidt-Demasters B.K., Perry A. Chromosome 1p and 14q FISH analysis in clinicopathologic subsets

of meningioma: diagnostic and prognostic implications. J Neuropathol Exp Neurol 2001; 60:628-36.

132. Cai D.X., James C.D., Scheithauer B.W., Couch F.J., Perry A. PS6K amplification characterizes a small subset of anaplastic meningiomas. Am J Clin Pathol 2001; 115:213-8.

133. Lamszus K., Kluwe L., Matschke J., Meissner H., Laas R., Westphal M.

Allelic losses at 1p, 9q, l0q, 14q, and 22q

in the progression of aggressive meningiomas and undifferentiated meningeal sarcomas. Cancer Genet Cytogenet 1999;110:103-10.

134. Ozaki S., Nishizaki T., Ito H., Sasaki K. Comparative genomic hybridization analysis of genetic alterations associated with

malignant progression of meningioma.

J Neurooncol 1999;41:167-74.

135. Weber R.G., Bostrom J., Wolter M., Baudis M., Collins V.P., Reifenberger G., Lichter P. Analysis of genomic alterations in benign, atypical, and anaplastic meningiomas: toward a genetic model

of meningioma progression. Proc Natl Acad Sci USA 1997;94:14719-24.

136. Bostrom J., Meyer-Puttlitz B., Walter M., Blaschke B., Weber R.G., Lichter P.,

Ichimura K., Collins V.P., Reifenberger G. Alterations of the tumor suppressor genes CDKN2A (pl6INK4a), p14ARF, CDKN2B (p15INK4b), and CDKN2C (p18INK4c)

in atypical and anaplastic meningiomas.

Am J Pathol 2001;159:661-9.

137. Perry A., Banerjee R., Lohse C.M., Kleinschmidt-DeMasters B.K.,

Scheithauer B.W. A role for chromosome 9p21 deletions in the malignant progression of meningiomas and the prognosis

of anaplastic meningiomas. Brain Pathol 2002;12:183-90.

138. Peters N., Wellenreuther R.,

Rollbrocker B., Hayashi Y., Meyer-Puttlitz B., Duerr E.M., Lenartz D., Marsh D.J., Schramm J., Wiestler O.D., Parsons R.,

Eng C., von Deimling A. Analysis

of the PTEN gene in human meningiomas.

Neuropathol Appl Neurobiol 1998;24:3-8.

139. Watson M.A., Gutmann D.H.,

Peterson K., Chicoine M.R., Kleinschmidt-DeMasters B.K., Brown H.G., Perry A. Molecular characterization of human meningiomas by gene expression profiling using high-density oligonucleotide microarrays. Am J Pathol 2002;161:665-72.

140. Chen H.J., Liang C.L., Lu K., Lin J.W., Cho C.L. Implication of telomerase activity and alternations of telomere length in the histologic characteristics of intracranial meningiomas. Cancer 2000;89:2092-8.

141. Simon M., Park T.W., Leuenroth S., Hans V.H., Loning T., Schramm J. Telomerase activity and expression of the telomerase catalytic subunit, hTERT,

in meningioma progression. J Neurosurg 2000;92:832-40.

142. Lamszus K., Lengler U., Schmidt N.O., Stavrou D., Ergun S., Westphal M. Vascular endothelial growth factor, hepatocyte growth factor/scatter factor, basic fibroblast growth factor, and placenta growth factor in human meningiomas and their relation to angiogenesis and malignancy. Neurosurgery 2000;46:938-48.

143. Shono T., Inamura T., Torisu M.,

Suzuki S.O., Fukui M. Vascular endothelial growth factor and malignant transformation of a meningioma: case report. Neurol Res 2000;22:189-93.

144. Weisberg S., Ashkenazi E., Israel Z., Attia M., Shoshan Y., Umansky F., Brodie C. Anaplastic and atypical meningiomas express high levels of Fas and undergo apoptosis

in response to Fas ligation. Am J Pathol 2001;159:1193-7.

145. Erdincler P., Lena G., Sarioglu A.C., Kuday C., Choux M. Intracranial meningiomas in children: review of 29 cases. Surg Neurol 1998;49:136-41.

146. Biegel J.A., Parmiter A.H., Sutton L.N., Rorke L.B., Emanuel B.S. Abnormalities of chromosome 22 in pediatric meningiomas. Genes Chrom Cancer 1994;9:81-7.

147. Slave I., MacCollin M.M., Dunn M., Jones S., Sutton L., Gusella J.F., Biegel J.A. Exon scanning for mutations of the NF2 gene in pediatric ependymomas, rhabdoid tumors and meningiomas.

Int J Cancer 1995;64:243-7.

148. Johnson M.D., Woodard A., Kim P., Frexes-Steed M. Evidence for mitogen-associated protein kinase activation

and transduction of mitogenic signals by platelet-derived growth factor in human meningioma cells.

J Neurosurg 2001;94:293-300.

149. Yang S.-Y., Xu G.-M. Expression of PDGF and its receptoras well as their relationship to proliferating activity and apoptosis of meningiomas in human meningiomas. J Clin Neurosci 2000;

8(Suppl 1):49-53.

150. Torp S.H., Helseth E., Dalen A., Unsgaard G. Expression of epidermal growth factor receptor in human meningiomas and

meningeal tissue. APMIS 1992;

100:797-802.

151. Carroll R.S., Black P.M., Zhang J., Kirsch M., Percec I., Lau N., Guha A. Expression and activation of epidermal growth factor receptors in meningiomas.

J Neurosurg 1997;87:315-23.

152. Halper J., Jung C., Perry A.,

Suliman H., Hill M.P., Scheithauer B. Expression of TGF a in meningiomas.

J Neurooncol 1999;45:127-134.

153. Nordqvist A.C., Peyrard M., Pettersson H., Mathiesen T., Collins V.P., Dumanski J.P., Schalling M. A high ratio of insulin-like growth factor II/insulin-like growth factor binding protein 2 messenger RNA as a marker

for anaplasia in meningiomas. Cancer Res 1997;57:2611-4.

154. Yamasaki F., Yoshioka H., Hama S., Sugiyama K., Arita K., Kurisu K.

Recurrence of meningiomas. Influence of vascular endothelial growth factor expression. Cancer 2000;89:1102-10.

155. Harland S.P., Kuc R.E., Pickard J.D., Davenport A.P. Expression of endothelin (A) receptors in human gliomas and meningiomas, with high affinity for the selective antagonist PD156707.

Neurosurgery 1998;43:890-8.

156. Pagotto U., Arzberger T., Hopfner U., Sauer J., Renner U., Newton C.J.,

Lange M., Uhl E., Weindl A., Stalla G.K.

Expression and localization of endothelin-1 and endothelin receptors in human meningiomas: evidence for a role in tumoral growth. J Clin Invest 1995;96:2017-25.

157. Murphy M., Chen J.N., George D.L. Establishment and characterization

of a human leptomeningeal cell line.

J Neurosci Res 1991;30:475-83.

158. Lee W.H. Characterization of a newly established malignant meningioma cell line of the human brain: IOMM-Lee. Neurosurgery 1990;27:389-95.

159. Tanaka K., Sato C., Maeda Y., Koike M., Matsutani M., Yamada K., Miyaki M. Establishment of a human malignant meningioma cell line with amplified c-myc oncogene. Cancer 1989;64:2243-9.

160. Tsujino K., Yamate J., Tsukamoto Y., Kumagai D., Kannan Y., Jippo T., Kuwamura M., Kotani T., Takeya M., Sakuma S. Establishment and characterization of cell lines derived from

a transplantable rat malignant meningioma: morphological heterogeneity and production of nerve growth factor. Acta Neuropathol 1997;93: 461-70.

161. McCutcheon I.E., Friend K.E.,

Gerdes T.M., Zhang B.M., Wildrick D.M., Fuller G.N. Intracranial injection of human meningioma cells in athymic mice: an orthotopic model for meningioma growth.

J Neurosurg 2000;92:306-14.