CC BY
92
ПОЛИТОЛОГИЯ
УДК 323.21
ПАРАМЕТРЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ КАК ФАКТОР РАЗВИТИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО УЧАСТИЯ В РЕГИОНАХ ЦФО
И.А. Батанина, А.А. Лаврикова
По результатам экспертного опроса, проведенного на базе лаборатории социально-политических исследований ТулГУ, определены параметры политической системы на основе анализа следующих переменных: воспроизводство системных характеристик, характеристики партийной системы, функционирование органов исполнительной и законодательной власти. Рассмотрено влияние выявленных элементов структуры политических возможностей на модель политического участия в регионах ЦФО.
Ключевые слова: политическое участие, структура политических возможностей, политический контекст, параметры политической системы.
В условиях незавершенности трансформации политической системы современной России актуализируются следующие противоречия: отсутствие баланса между респонсивностью государства и сохранением социального порядка; высокий уровень конфликтогенности новых форм политического участия при существовании потребности в расширении «структуры политических возможностей» как условия демократизации политической системы; тенденции роста сегмента носителей культуры участия в российском обществе при значительной дифференциации политического контекста в субъектах ЦФО; модификации сложносоставного характера конфликтных взаимодействий в системе «власть - общество» под влиянием неконвенциональных форм гражданского участия, усиливающих конфликтогенный потенциал конвенциональных форм и др.
Изучение структуры политических возможностей и определение типа гражданской субъектности на основе параметров политической компетентности населения регионов ЦФО позволяет определить предпочтительную модель политического участия. В статье представлены результаты экспертного опроса, проведенного в рамках реализации первого этапа «Модель политического уча-
стия как интегративный показатель «структуры политических возможностей» региона (на примере ЦФО)» (Соглашение № 14.В37.21.1018 от 07.09.2012 г. ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009 - 2013 годы). Объем выборочной совокупности составил 90 человек. В исследовании приняли участие представители экспертного сообщества из политического, экономического и социокультурного сегментов региональных элит ЦФО (распределение равномерно). Территориальное распределение участников опроса выглядит следующим образом: Белгородская, Московская области, г. Москва (регионы-лидеры), Брянская, Владимирская, Воронежская, Липецкая, Орловская, Ивановская, Рязанская, Ярославская области (регионы-середняки), Костромская, Тамбовская, Тверская, Тульская области (регионы-аутсайдеры).
Для определения приоритетных моделей политического участия были выявлены особенности политического пространства регионов ЦФО, что предполагало изучение ряда показателей: «параметры политической системы», «стабильность элитных групп», «консолидация элитных групп в рамках системы», «политическая компетентность граждан».
Воспроизводство системных характеристик политического процесса в регионах ЦФО выявлялось посредством определения уровня гибкости и характера рискогенности систем управления в исследуемых субъектах федерации. В целом мнение элитного сообщества по данному вопросу характеризуется неоднозначностью: по шкалам семантического дифференциала «надежность -рискогенность», «стабильность - изменчивость», «открытость - закрытость» доминирует срединное значение с некоторым тяготением к левому полюсу «надежность, стабильность, открытость» (медианное значение составило - 3, мода - 2) при относительной однозначности оценки типа регулирования экономических отношений как рыночно ориентированного (медиана и мода совпадают = 2).
Качество жизни в регионе определяет направленность и интенсивность экспертных оценок политической системы по критериям «надежность / рискогенность», «стабильность / изменчивость» и «ориентация на рыночную / плановую экономику» (прослеживается закономерность: со снижением качества жизни в регионе медианное значение стремится к полюсу «рискогенность», «изменчивость», «ориентация на плановую экономике») (график 1).
При выявлении уровня открытости / закрытости системы регионального управления авторский коллектив столкнулся с проблемой трактовок понятия «открытость», о чем свидетельствует расхождение оценок по шкалам «открытость - закрытость» и «свобода слова - цензура» (график 2). В большей степени отмеченное несоответствие наблюдается в регионах аутсайдерах, обусловленное тем, что в сентябре 2012 г. некоторые из регионов данной группы стали участниками пилотного проекта «Открытый регион», предполагающего обеспечение интернет-присутствия представителей местной и региональной элиты, в результате произошла подмена понятий: открытость трактуется как наличие / отсутствие личных страниц государственных и муниципальных служащих в социальных сетях.
• среднее по шкале "свобода слова -цензура"
• среднее по шкале "открытость -закрытость"
лидеры середняки аутсайдеры
График 2 - Информационная открытость
Выберите позиции, в большей степени соответствующие характеристикам системы
управления в Вашем регионе
лидеры
середняки
аутсайдеры
■среднее по шкале "стабильность -изменчивость"
•среднее по шкале "надежность -рискогенность"
•среднее по шкале "ориентация на рыночную -плановую экономику"
График 1 - Восиропзвоство системных характеристик
Выберите позиции, в большей степени соответствующие характеристикам системы управления в Вашем регионе (среднее значение)
Прежде чем рассматривать состояние партийных систем в регионах, необходимо отметить общие особенности партийного строительства в России.
В течение двадцатилетнего периода трансформации российской политической системы статусные позиции партий претерпели существенные изменения (хотя они ни в конце ХХ в., ни в начале ХХ1 в. не являлись ключевыми игроками в политической сфере), о чем свидетельствует динамика содержания идеологической функции. На первой стадии развития российской государственности, в конкурентной и плюралистичной среде, партийные идеи и идеологии обладали большим спектром вариаций, чему способствовали также начальный период партостроительства, когда преобладали коллективные стимулы привлечения партийных активистов и сторонников, и ситуация социально-политического кризиса, стимулирующая общественную потребность в «расширении горизонтов» и поиске новых идентичностей и солидарностей, помогающих выжить. Кроме того, в условиях неопределенности, вызванной фрагментацией элит и поисками доминирующей властной группой оптимальных механизмов преемственности правления, партии еще не представляли для этих «статусных агентов» активного интереса, что также стимулировало творчество партий и поиск поддержки у электората. Можно сказать, что в период 1990-х гг. партии обладали субъектностью в плане производства и трансляции идей и выражения социальных интересов [1]. Вместе с тем, создаваясь «под переходное состояние» общества, эти структуры были продуктами нестабильности и непредсказуемости, в результате «в их программатике, и особенно стратегии и тактике, доминируют потребности того или иного политического момента, конкретика обстоятельств борьбы за власть» [2].
В 2000-х гг. относительный консенсус элит был достигнут, что существенно повлияло на характер партийной системы и статус партий: их количество резко сократилось, оформилось доминирование « партии власти», возможности оппозизиции были институционально ограничены. Сокращение конкурентности и плюрализма, зависимость от доминирующей властной группы, ограничение возможностей для создания партий сузили спект предлагаемых идей и многие сегменты идейно-символического пространства оказались недопредставленными. В этой ситуации партии во многом переориентировали свои идеологии под запросы «статусного агента», выступая средством легитимации власти и обеспечивая лояльность существующему режиму. Этим обстоятельством объясняются такие черты современного этапа российского партогенеза как размытость, универсальность программных документов разных партий, фактическое совпадение стратегических общественных ориентиров; высокий уровень персонификации, когда лидер пользуется большей поддержкой, чем сама структура; частичная «деинституционализация» партий, выражающаяся в утрате ими некоторых признаков политической организации, претендующей на завоевание и удержание политической власти; изменчивость и противоречивость практической деятельности партий, что затрудняет определение позиции партии в политическом пространстве; способность легко взаимодействовать и
входить в коалиции с другими структурами (даже идеологическими противниками) [3].
На первый взгляд партийное измерение политических систем субъектов ЦФО во многом сходно: «Единая Россия», доминируя в парламентах и губернаторском корпусе, является зонтичной организацией, а другие партии (будь они автономными игроками или сателлитами «партии власти»), как правило, относятся к числу политических акторов третьего порядка, которые характеризуются отсутствием влияния на региональном уровне — при наличии представительства и ограниченным влиянием на местном уровне. Согласно итогам голосования по пропорциональной системе средний результат «Единой России» в регионах ЦФО - 51,87 %, а среднее число полученных мест в региональных парламентах — 71,51 %; у КПРФ 14,44 % депутатских мест при 20,79 % голосов по пропорциональной системе; у «Справедливой России» в среднем 6 % кресел при результате по пропорциональной системе 10,96 %, у ЛДПР — 5,69 % кресел при 11,29 % электоральной поддержки. Однако более детальный анализ результатов выборов в законодательные собрания позволяет увидеть существенные региональные различия, обусловленные, с одной стороны, сохраняющейся спецификой избирательных систем субъектов ЦФО, с другой - состоянием отделений «партии власти» в регионах.
Так, только в Калужской и Тульской областях при выборе легислатур используется исключительно пропорциональная система, в результате фракция «Единой России» обладает абсолютным большинством голосов в парламенте и появляется реальная заинтересованность в создании различного рода партийных коалиций (либо по инициативе «партии власти», либо в противовес ей). Кроме того, состав парламентов в данных субъектах ЦФО в наибольшей степени отражает состояние региональных партийных систем, так как здесь электорат голосовал за конкретную партию, в то время как в других регионах этот выбор был значительно откорректирован результатами голосования по мажоритарным округам. В итоге только в 5 регионах Центрального округа (где используется смешанная система) «Единая Россия» получила более 55 % по пропорциональной системе, а в других 5 - не набрала даже половины голосов избирателей (Московская, Липецкая, Тверская, Орловская, Курская), при этом фракции ЕР занимает абсолютное большинство кресел во всех 16 законодательных собраниях (таблица). Это связано с тем, что представители «партии власти» победили почти во всех одномандатных округах в каждом из регионов, когда выбор осуществляется, исходя из личности кандидата, а не его партийной принадлежности.
Конфигурация региональных партийных систем в таком их аспекте, как состав правящей коалиции в законодательных собраниях и состояние парламентской оппозиции также серьезно отличается от региона к региону, что обусловлено прежде всего политическим контекстом, т. е. зависит от структуры отношений между губернатором и «Единой Россией», с одной стороны, и прочими партийными организациями и их лидерами - с другой (в т. ч. от губернаторского выбора между управляемой многопартийностью и ставкой на «Единую Россию») [5]. Индикатором сложившихся взаимоотношений между
участниками политического процесса является институциональный выбор между мажоритарным и консенсусным правлением в легислатуре.
Результаты формирования законодательных собраний регионов ЦФО
14!
Субъект ЦФО Общее число депутатов в ЗС Единая Россия ЛДПР Справедли вая Россия КПРФ Период формирования ЗС
'егионы - лидеры
Белгородская 35 66,2 2 7,25 2 5,13 1 17,68 3 Октябрь 2010 г.
7 0 0 0
Москва 35 66,25 15 6,13 0 5,33 0 16,66 3 Октябрь 2009 г.
7 0 0 0
Московская 50 33,51 9 15,43 4 17,17 5 27,16 7 Декабрь 2011 г.
20 0 1 4
Регионы - се редняки
Владимирская 38 51,27 11 8,86 1 8,84 1 27,75 6 Март 2009 г.
16 0 0 1
Воронежская 56 66,55 20 8,93 2 6,32 1 18,52 5 Март 2010 г.
28 0 0 0
Ивановская 48 60,3 15 8,61 2 10,27 3 15,34 4 Март 2008 г.
22 0 0 1
Калужская 40 53,45 22 11,93 5 8,4 4 21,17 9 Март 2010 г.
Курская 45 44,75 12 12,32 3 14,75 3 21,54 5 Март 2011 г.
21 0 0 1
Липецкая 56 38,76 11 16,47 5 18,42 5 23,46 7 Декабрь 2011 г.
25 0 2 1
Орловская 50 40,55 11 13,28 3 9,8 2 32,42 9 Декабрь 2011 г.
20 0 0 5
Рязанская 36 50,58 10 18,65 3 6,15 1 19,01 4 Март 2010 г.
15 2 1 0
Смоленская 48 51,27 15 13,66 4 13,55 0 17,88 5 Декабрь 2007 г.
19 0 1 1
Ярославская 50 50,02 15 12,58 4 14,6 4 5,92 2 Март 2008 г.
1 0 0 0
Регионы - аутсайдеры
Брянская 60 53,89 19 10,35 8,61 2 23,68 7 Март 2009 г.
28 1 1
Костромская 36 50,02 10 14,5 12,64 2 19,57 4 Октябрь 2010 г.
16 1 0
Тамбовская 50 65,1 19 7,31 5,75 1 18,24 4 Март 2011 г.
23 1 0
Тверская 40 39,79 9 11,01 21,27 4 24,65 5 Март 2011 г.
17 0 3
Тульская 48 55,4 13 6 13,99 7 18,33 10 Октябрь 2009 г.
В первом случае речь идет о тактике «победитель получает все», предполагающей концентрацию всех властных позиций в парламенте у «партии власти» и поляризацию его по линии «власть — оппозиция», во втором - о, так называемом, пакетном соглашении, при котором победившая партия
предоставляет другим фракциям определенные статусные должности. География данного выбора зависит от степени доминирования «Единой России», средне- и краткосрочной региональной политической динамики и аффилированности региональных отделений других партий с властной элитой. Таким образом, преобладание «партии власти» в региональных партийных системах, являясь, безусловно, важнейшей тенденцией их развития, остается ограниченным не столько различной структурой избирательских предпочтений, сколько стратегиями и тактиками федеральной власти, губернаторов, партийных лидеров «Единой России» и других партий. Выявленные корреляции имеют место быть и в тех случаях, когда консенсусное правление является не вынужденным (если «партия власти» не располагает половиной мест), а добровольным. Несмотря на формирование партийной системы с доминантной партией и почти всеобщее вступление губернаторов в «Единую Россию» стратегии и тактики управляемой многопартийности продолжают использоваться властями, что свидетельствует о стремлении стоящих за «партией власти» губернаторов, а также структур исполнительной власти в целом контролировать всю партийную систему, а не только «свою» партию.
Вместе с тем в последние годы динамика изменений все чаще направлена в сторону увеличения числа случаев мажоритарного правления [6], что свидетельствует об авторитарной тенденции и обусловлено слабостью акторов третьего порядка (прежде всего партий), в связи с чем правящие группы не считают важным включать их в сферу своего влияния, используя альтернативную тактику маргинализации (эти возможности расширяются осознанием того факта, что все партии, помимо «Единой России», обычно представлены в региональных законодательных собраниях считанными депутатами). Что касается самой партийной оппозиции, то она делает свой выбор между «реальной» оппозиционностью и встраиванием во власть. В условиях отсутствия гарантий оппозиционной деятельности и незначительных возможностей повлиять на принятие властных решений значительная часть партийной оппозиции превращается или всегда готова превратиться в периферийный элемент правящей элиты, что, кстати, очень выгодно последней, поскольку повышает ее легитимность. Этому процессу способствует налаживание патронажно-клиентельных отношений на межличностном уровне между партийными лидерами и руководством властных структур, теми же губернаторами или их заместителями, вплоть до распространенной практики внедрения лояльных губернаторам людей в руководство партий.
Анализ причин институционального выбора в пользу мажоритарного правления позволяет выявить ряд особенностей, обусловленных эволюцией региональных политических систем. Прежде всего во всероссийском масштабе частота использования этого способа хорошо коррелирует с устойчивостью персоналистских региональных политических режимов, сложившихся еще в конце ХХ в. и нередко имеющих советские корни. Из субъектов ЦФО к регионам, главы которых непрерывно управляют ими с 1990-х гг., можно отнести Липецкую область. Весте с тем после перехода к назначению губернаторов новые региональные лидеры также стали демонстрировать
возросший интерес к жестким управленческим практикам, стремясь максимально соответствовать правилам игры, вводимым на федеральном уровне и не имея склонности к гибкому управлению малознакомой им публичной сферой. Многопартийность оказалась для них чуждым явлением, тогда как ориентация на одну «Единую Россию» соответствовала их менеджерским практикам. В качестве примеров можно привести такие регионы ЦФО, как Ярославская и Смоленская области [7].
Укрепление федерального центра стало также серьезным вызовом для «красных» и «розовых» губернаторов, которым нужно было адаптироваться к новым условиям, демонстрируя готовность играть по новым правилам, причем нередко — большую в сравнении с «обычными» региональными руководителями. Так, в Курской области, как только губернатор А. Михайлов перешел из КПРФ в «Единую Россию», в областной Думе последняя стала доминировать.
Рассматривая группы факторов политической динамики, влияющие на институциональный выбор между мажоритарным и консенсусным правлением в легислатуре, следует также обратить внимание на еще один сценарий — попытки «слабых» региональных лидеров (т.е. губернаторов, которые отличаются достаточно низким личным или же пришли к власти в результате назначения, не имея корней в регионе и не располагая статусом федерального «тяжеловеса» уровня министра, заместителя министра и т. п.) сделать ставку на первый вариант при наличии множества предпосылок для второго. Примером регионов такого типа является Тверская область.
Однако наряду с влиянием «губернаторского фактора» следует рассматривать фактор «партийной олигархии» и ее коллективного действия. «Партия власти» по мере своего формирования под влиянием не только губернаторов, но и общих правил игры, заданных федеральным центром, включала в свой состав множество разнообразных групп региональной элиты, объединенных корпоративными и карьерными интересами. Если этот процесс привел к включению большинства значимых групп влияния в «Единую Россию», то, приобретая олигархический характер, региональная организация этой партии сама стремится к вытеснению прочих партий и собственному доминированию, а ключевой задачей становятся не межпартийные, а внутрипартийные договоренности о разделе власти. В тех же Курской, Смоленской, Тверской областях решение по поводу доминирования «Единой России» принималось не только губернаторами, но и местной партийной «олигархией», стремящейся закрепить свои властные позиции.
Авторитарные тенденции проявляются и в механизмах рекрутирования глав законодательных собраний регионов, которые начиная с 90-х гг. ХХ в. носят неформальный характер и связаны со стремлением региональной исполнительной власти (прежде всего губернаторов) контролировать этот процесс. С начала 2000-х гг. в ходе проведения административно-правовой реформы областные администрации, законодательные собрания и региональные отделения партии «Единая Россия» стали тесным образом взаимосвязаны, в результате чего партийные инструменты оказались
значимыми в процессе определения спикеров легислатур. При этом источником такого влияния являются не сами партии, а все та же исполнительная власть субъектов ЦФО, которая сама стала контролируемой федеральным Центром. В результате стремительно развивающаяся «партизация» действующих спикеров демонстрирует еще большее снижение их автономности, рост номенклатурной лояльности в противовес значимости их профессиональных компетенций в процессе рекрутирования [8]. Этому способствовало и появление в ряде регионов ЦФО губернаторов - «варягов», предпочитающих формировать свои команды из управленцев, с которыми работали раньше. Данная практика стала применяться к главам парламентов, что имеет под собой объективные основания: если ранее губернаторы были лидерами местной элиты и активно продвигали ее интересы в центр, то при «варягах» неформальная роль лидера перешла к председателям законодательных собраний, что стало противоречить статусу глав регионов.
100% 90% 80% 70% 60% 50% 40% 30% 20% 10% 0%
лидеры середняки аутсайдеры
Диаграмма 1 - Функционирование органов исполнительной и законодательной власти
На шкале выберите позиции, в большей степени соответсвующие характеристикам
управления в Вашем регионе
Согласно результатам проведенного исследования, направленность и интенсивность экспертных оценок разграничения функционала исполнительной и законодательной властей характеризуется как нейтральная (показатели моды и медианы совпали и составили 3 при распределении шкальных значений от 1 до 5) и во многом обусловлена возможностями, предоставляемыми системой управления региона для сохранения / улучшения конкретного сегмента элитного сообщества. Так, в регионах-лидерах наиболее оптимистичные оценки дают представители политической и экономической элит, что объясняется благоприятными условиями для повышения их статуса; в регионах-середняках лояльное отношение к существующему распределению функционала исполнительной и
законодательной властей демонстрируют политический и социокультурный сегменты. Меньший уровень толерантности к сложившейся взаимосвязи исполнительных и законодательных органов проявляют представители социокультурного сегмента регионов-аутсайдеров при сдержанных оценках политической и экономической элит, что связано с неоднозначностью перспектив развития данных субъектов ЦФО и наименее благоприятными условиями для самореализации социокультурной элиты (диаграмма 3).
Таким образом, элитное сообщество затруднилось дать однозначные оценки параметрам региональных политических систем, что свидетельствует о незавершенности процесса формирования последних. При этом наблюдается относительная дифференциация позиций экспертов, связанная с принадлежностью к определенному типу региона, выделенному по критерию качества жизни. Так, в регионах-лидерах преобладают характеристики, присущие демократическим тенденциям (открытость, надежность, стабильность, ориентация на рыночную экономику), в аутсайдерах - авторитарным. В результате в первых модель политического участия определяют реформистский и стабилизирующий типы поведенческих стратегий с некоторым перевесом последнего; в последних равномерно представлены все типы с незначительным преобладанием сегмента индифферентно-апатичных.
Список литературы
1. Идейно-символическое пространство постсоветской России: динамика, институциональная среда, акторы / под ред. О.Ю. Малиновой. М.: Российская ассоциация политической науки; Российская политическая энциклопедия, 2011.
2. Мощелков Е.Н. Переходные процессы в России: опыт ретроспективно-компаративного анализа социальной и политической динамики. М.: Изд-во МГУ, 1996.
3. Идейно-символическое пространство постсоветской России: динамика, институциональная среда, акторы / под ред. О.Ю. Малиновой. М.: Российская ассоциация политической науки; Российская политическая энциклопедия, 2011.
4. Выборы в регионах России: как избираются не те, за кого голосуют. Изъяны мажоритарной системы [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.pe-a.rU/elections/systems#cfo.
5. Туровский Р. Ф. Конфигурации региональных партийных систем в России: получает ли победитель все? // Политическая регионалистика и исследования в регионах России. Политическая наука: Ежегодник 2010 / гл. ред. А.И. Соловьев. М.: РОССПЭН, 2011.
6. Богатырева Л.В. Механизмы рекрутирования глав региональных законодательных собраний (на примере регионов ЦФО) // Политическая наука. 2012. № 1.
Батанина Ирина Александровна, д-р полит, наук, проф., batanina@mail.ru , Россия, Тула, Тульский государственный университет.
Лаврикова Анастасия Александровна, канд. полит. наук, доц., elav@mail.ru, Россия, Тула, Тульский государственный университет.
PARAMETERS OF THE POLITICAL SYSTEM AS A FACTOR OF THE DEVELOPMENT OF THE POLITICAL PARTICIPATION IN THE REGIONS OF CENTAL DEFERAL DISTRCT
Based on the results of the expert survey conducted in the laboratory of social and political researches of Tula State University the parameters of the political system are determined on the ground of the following variables: reproduction of the system characteristics, characteristics of the party system, functioning of the legislative and executive authorities. The influence of the singled out elements of the structure of the political opportunities on the model of the political participation in the regions of the Central Federal District is viewed.
Key words: political participation, structure of the political opportunities, political context, parameters of the political system.
Batanina Irina Aleksandrovna, doctor of Political Science, batanina@mail.ru, Russia, ^la, Tula State University.
Lavrikova Anastasiya Aleksandrovna, candidate of Political Science, associate professor, elav@mail.ru, Russia, ^la, Tula State University.
УДК 323.21
ВЛИЯНИЕ СОСТОЯНИЯ И ТЕНДЕНЦИЙ РАЗВИТИЯ ЭЛИТНЫХ ГРУПП РЕГИОНОВ ЦФО НА МОДЕЛЬ ПОЛИТИЧЕСКОГО УЧАСТИЯ
А. А. Лаврикова, О.Е. Шумилова
Определены характеристики региональных элитных групп (уровень консолидации и стабильности) на основе результатов экспертного опроса; показано их влияние на модель политического участия в субъектах ЦФО.
Ключевые слова: политическое участие, структура политических возможностей, политический контекст, параметры политической системы, стабильность элитных групп, консолидация элитных групп.
Определение оптимального механизма взаимодействия субъектов в системе «власть - общество» предполагает выявление факторов, форм, направленности политического участия в условиях трансформации политической системы современной России, что позволяет разработать рекомендации по приведению в соответствие структуры политических возможностей параметрам конструктивного политического участия и повышению консолидации элитных и массовых групп, дерадикализации политических взаимодействий.
