CC BY
82
Н.В. Юдина
О ВОЗМОЖНОЙ СВЯЗИ КОГНИТИВНЫХ СТИЛЕЙ И НЕКОТОРЫХ ЯЗЫКОВЫХ ПРОЦЕССОВ
В качестве ведущего тезиса предлагается мысль о возможной тесной связи когнитивных стилей (достаточно подробно описанных с позиций психологии и когнитивной лингвистики, а также педагогики, литературоведения и экономики) и некоторых языковых процессов, происходящих как в мозгу отдельного индивида, так и в языке в целом. Первоначальная апробация предложенного тезиса осуществляется на материале конструкций «имя прилагательное + имя существительное», извлеченных из российских печатных средств массовой информации начала ХХ1 в. (2002-2005 гг.)
Что ж остается делать автору? Выдумывать, сочинять выражения; угадывать лучший выбор слов; давать старым некоторый новый смысл, предлагать их в новой связи, но столь искусно, чтобы обмануть читателей и скрыть от них необыкновенность выражения!
Н.М. Карамзин
... при говорении мы часто употребляем формы, которых никогда не слышали от данных слов, производим слова, не предусмотренные никакими словарями, и, что главное и в чем, я думаю, никто не сомневается, сочетаем слова хотя и по определенным законам их сочетания, но зачастую самым неожиданным образом, и во всяком случае не только употребляем слышанные сочетания, но постоянно делаем новые...
Л.В. Щерба
Понятие когнитивного стиля (англ. Cognitive style, нем. Denkstil), как известно, вошло в научный обиход в середине ХХ в. и использовалось в западноевропейской психоаналитической традиции для описания стабильных индивидуально-своеобразных способов приема и переработки информации, а также характеристик, влияющих на протекание разнообразных познавательных процессов. Начиная с 80-90-х гг. ХХ в. когнитивный стиль стал предметом исследования ряда работ отечественных и зарубежных психологов, а сам термин стал применяться в двух основных значениях: «1) как относительно устойчивые индивидуальные особенности познавательных процессов субъекта, которые выражаются в используемых им познавательных стратегиях, и 2) как совокупность частных познавательных установок или видов контроля, устанавливаемых набором специально подобранных тестов» [Психология 1990: 166]. Несмотря на то, что природа когнитивных стилей до сих пор недостаточно изучена (об истории изучения когнитивных стилей и о современном состоянии стилевого подхода подробнее см.: [Холодная 2002]), в психологической литературе описано около двух десятков когнитивных стилей, как то: аналитичность-синтетичность, гибкость-ригидность, импульсивность-рефлексив-
ность, эмоциональность-рациональность, сглаживание-заострение, полезависимость-поленезависи-мость и др. [см., напр.: Стиль человека 1998; Холодная 1996, 2002; Шкуратова 1994, 1997; ^МНап, Goodenough 1982 и др.]. В конце ХХ - начале ХХ1 в. теории когнитивных стилей стали активно использоваться и в других сферах научного познания и практической деятельности: в педагогике (для обозначения индивидуальных особенностей интеллектуальной деятельности учащихся и выявления влияния разнообразных когнитивных стилей на практику обучения и креативность обучаемых), в литературоведении (при описании когнио- и идиостилей отдельных авторов и целых литературных школ и направлений, а также в связи с эстетическим прочтением художественных произведений и литературных текстов), в экономике (для учета устойчивых индивидуальных особенностей познавательных процессов, предопределяющих использование различных исследовательских стратегий и связанных с эффективностью решения определенных познавательных и практических задач) и др.
В когнитивной лингвистике понятие когнитивного стиля (КС) используется, как известно, в нескольких значениях: в широком смысле КС определяется как «предпочитаемый подход к реше-
нию проблемы, характеризующий поведение человека относительно целого ряда ситуаций и содержательных областей, вне зависимости от интеллектуального уровня индивида, его компетенции» [Демьянков 1994: 27]; в узком смысле КС -1) «стиль репрезентирования, связываемый с типами личности»; 2) «стиль подачи и представления информации, особенностей ее расположения и структурации в тексте / дискурсе, связанный со специфическим отбором когнитивных операций или их предпочтительным использованием в процессах построения и интерпретации текстов разных типов» [Кубрякова 1996: 80]; 3) «способ или стиль мышления или оценки, то есть стратегия обработки социальной информации...» [Дейк 1989: 295]. В существующей отечественной и зарубежной лингвистической литературе когнитивный стиль связывают с поведением человека в отношении структурных связей мысли и ощущения, с особенностями характера, а также с принципиальной способностью человека осуществлять важнейшие когнитивные процессы, определяющие структуру языковой деятельности человека (повествование, описание, аргументация, экспликация, инструкция и др.) [Кубрякова 1996: 80].
Если принять за основу тот факт, что речь человека непосредственным образом связана с его поведением в разных ситуациях и содержательных областях и во многом зависит от интеллектуального уровня индивида и его компетенции, то, следовательно, можно предположить существование определенной взаимосвязи между когнитивным стилем индивида как одним из стилевых образований личности и его языковой способностью. Более того, если исходить из того, что когнитивный стиль выполняет четыре основных функции: адаптационную (состоящую в приспособлении индивидуальности к требованиям данной деятельности и социальной среды), компенсаторную (формирование КС строится, как известно, с опорой на сильные стороны индивидуальности и с учетом слабых сторон), системообразующую (позволяющую, с одной стороны, формироваться стилю на основе многих ранее сложившихся характеристик индивидуальности, с другой стороны, влиять на многие аспекты поведения человека) и наименее изученную функцию самовыражения (состоящую в возможности индивидуальности выразить себя через уникальный способ выполнения деятельности или через манеру поведения) [Шкуратова 2004], то именно последняя находит свое прямое воплощение в речевом портрете каждой языковой личности.
С другой стороны, стиль подачи и представления информации может быть не только индивидуальным, но в ряде случаев может и совпадать: на существование общих когнитивных стилей указывает, например, «экспериментально подтверждаемое применение специфических когнитивных схем и структур представления знаний в процессах восприятия и обработки информации текстов разных типов» [Кубрякова 1996: 80-81]. В результате можно предположить, что КС как особый стиль репрезентирования и репрезентации информации может быть представлен на уровне носителей одного языка в двух основных разновидностях: групповой, коллективной и индивидуальной (ср. в этой связи два типа опыта обыденного познания: общий, универсальный и личный, субъективный [Болдырев 2004: 21]). Первый продиктован влиянием социума и отчасти «навязан» существующими общественными законами и установками, в то время как второй обусловлен выбором отдельно взятым индивидом из всего существующего многообразия единиц определенных языковых средств. Кроме того, вероятно, существует и так называемый когнитивный стиль поколения, «эпохи», который меняется под влиянием изменяющихся общественно-политических, социально-экономических и культурных факторов.
Думается, что особенности когнитивного стиля современной языковой личности находят свое выражение в активных процессах, происходящих в русском языке начала ХХ1 в. Как известно, многие параметры КС зависят от того, в каком соотношении в психической деятельности и регуляции поведения человека находятся две его психические подсистемы: сфера собственно познавательных процессов (интеллекта) и сфера эмоциональных процессов и состояний (аффекта). При доминировании интеллекта над аффектом, как правило, наблюдается аналитичный, гибкий, рефлективный и рациональный КС, в то время как при доминировании аффекта над интеллектом КС приобретает такие свойства, как синтетичность, ригидность, импульсивность и эмоциональность.
Анализ современного состояния русского языка на примере анализа лишь одной конструкции, построенной по модели «имя прилагательное + имя существительное», может создать прецедент для размышления в области установления когнитивного стиля (как индивидуального стиля познавательной деятельности человека) современной языковой личности. Выбор именно этой конструкции не является случайным. Как заметил проф. Н.Н. Болдырев, «чтобы проанализировать значение того или иного
слова в когнитивном аспекте с помощью метода фреймовой семантики, необходимо установить когнитивный контекст, или область знания, с которой связано данное слово, и определенным образом его структурировать, показав, какие участки этой области и каким образом (посредством какой схемы) «схвачены» (термин Е.С. Кубряковой) знаком, т.е. смоделировать фрейм, определяющий данное значение» [Болдырев 2004: 32]. Здесь же Н.Н. Болдырев справедливо указал на то, что «фрейм, или когнитивный контекст, - это модели культурно-обусловленного, канонизированного значения, которое является общим, по крайней мере, для части говорящего сообщества. В принципе, фрейм может включать любой эпизод знания, каким бы причудливым он ни казался, лишь бы его разделяли достаточное количество людей» [Болдырев 2004: 30]. Определения-прилагательные при существительных (ср. аналоговые часы, акустическая гитара, шариковая ручка, Первая мировая война, birth mother и т.д.) «передают некоторое классифицирующее значение, т.е. активируют знание конкретной системы классификации - классификационный фрейм. Иначе говоря, понятие классификационного фрейма непосредственно связано с классифицирующей функцией нашего сознания, которое находит свое отражение в языке. Основным свойством данного фрейма является то, что он представляет собой определенную структуру языкового знания, модель познания окружающего мира с помощью языка» [Болдырев 2004: 31].
Выделенный из современных источников (язык современных печатных и аудиовизуальных СМИ) и в ходе проведения психолингвистических экспериментов материал позволяет обратить внимание на существование особых структур знания, получивших название атрибутивно-субстантивных комплексов (АСК). АСК как единицы принципиально нового, когнитивного, уровня могут соответствовать различным языковым единицам, построенным по модели «имя прилагательное + имя существительное» - от полностью свободного словосочетания до фразеологического сращения (ср.: Ф. де Соссюр в качестве примера синтагмы, понимаемой как «сочетание, состоящее из двух или нескольких последовательных единиц и опирающееся на протяженность», помимо таких примеров, как пере-читать, против всех, человек смертен и др., приводит сочетание человеческая жизнь (Ф. де Соссюр), которая, по нашему мнению, укладывается в некий набор номинирующих и описательных АСК (свойственных, в первую очередь, русской языковой картине мира): ро-
дильный дом - счастливое детство - детский сад - неполная (средняя) школа - педагогический (технический, московский и под.) университет -любимая работа - медовый месяц - семейная жизнь - счастливое отцовство (материнство) -достойная старость..., которые соответствуют разнородным языковым единицам, по-разному соотносятся с теорией номинации и имеют различное отношение к теории метафоры).
В отличие от известных комбинированных единиц языка, детально описанных и зафиксированных в лексикографических источниках, АСК представляют собой единые целостные образования, которые хранятся в мозгу носителей одного и того же языка в готовом виде и имеют имплицитный (часто индивидуальный для каждого носителя языка) смысл, который выводим из структур знаний каждого индивида в отдельности (а не только и не столько из семантики составляющих компонентов) и, что крайне важно, не может быть исчерпан представленной и зафиксированной словарной дефиницией. За каждым значением АСК закреплены знания говорящего о действительности, и когнитивная информативность этих комплексов требует обязательного привлечения опыта человека. Структура знания, как известно, фиксирует разный опыт и разные точки в познавательном процессе, это объясняет факт невозможности точного установления корпуса существующих в ментальном лексиконе атрибутивно-субстантивных комплексов (в отличие, скажем, от четко структурированного корпуса описанных в лингвистике фразеологических единиц). Ясно, что объем и количество АСК у каждого индивида будет своим, меняющимся и увеличивающимся с течением времени по мере получения новых знаний о мире. Атрибутивно-субстантивные комплексы рождают новый концептуальный формат знания, включающий в себя довольно сложные ментальные процессы выделения, деструктуриро-вания, интеграции в мозгу отдельно взятого индивида, и позволяют прикоснуться к существующей тайне интеграционных смыслов. Эти единицы разного объема и насыщенности закрепляют уже существовавшие и вновь появившиеся структуры знаний. Атрибутивно-субстантивные комплексы свидетельствуют о широких порождающих возможностях имен прилагательных, способных создавать новые категориальные сущности и на этом основании имеющих возможность получить статус субкатегоризаторов.
В центре внимания настоящего исследования находятся появившиеся за последние не-
сколько лет новые сочетания слов, построенные по модели «имя прилагательное + имя существительное» и являющиеся своеобразным языковым и речевым маркером как отдельно взятой языковой личности, так и определенных социальных, возрастных, профессиональных и иных групп носителей современного русского языка.
Все появившиеся в течение нескольких последних лет сочетания имен существительных с именами прилагательными условно можно разделить с учетом интралингвистических и экстралингвистических позиций на две большие группы: нормативные и ненормативные. Нормативные, в свою очередь, могут быть общеупотребительными и индивидуальными. Появление ненормативных сочетаний является, главным образом, следствием понижения речевой культуры современных носителей русского языка. При этом необходимо заметить, что соотношение групповые -индивидуальные не является соответствием диаде нормативные - ненормативные. К сожалению, многие ненормативные единицы можно отнести к разряду групповых, в то время как некоторые нормативные сочетания все чаще становятся индивидуальными.
Анализ современной лингвистической литературы свидетельствует о том, что активные процессы, происходящие в современном русском языке конца ХХ - начала ХХ1 в., подробно описаны на материале различных языковых ярусов с привлечением разнообразного языкового материала. Что касается особенностей так называемых нормативных общеупотребительных сочетаний «имя прилагательное + имя существительное», то необходимо заметить, что валентностные и соче-таемостные возможности имен полностью отражают общие тенденции в лексической сочетаемости языка, пришедшего на смену, в терминологии зарубежных русистов, langue de bois - «деревянному» или «дубовому языку» - ритуальной публичной читке с трибун письменных текстов [Караулов 1989: 15]. К этим общим тенденциям в сочетаемости существительных с прилагательными можно отнести следующие:
1) появление новых сочетаний-клише, созданных на базе общеупотребительных существительных и прилагательных, что может быть вызвано требованиями наименований новых реалий действительности как а) в социально-политической сфере: ближнее зарубежье, вторичный рынок, двойное гражданство, европейский союз, мертвая зона, общий рынок, организованная преступность, пятый пункт, русское зарубежье,
скрытый безработный и др., так и б) в сфере науки, экономики, техники, культуры, искусства и под.: авторская школа, белое братство, белая ведьма, белая сборка, биологические часы, большой бизнес, быстрые деньги, внешняя память, внешнее устройство, восточные единоборства, газовый баллончик, магнитная карта, малый бизнес, металлическая субкультура, новый русский, оперативная память, персональный компьютер, потребительская корзина, свободный микрофон, свободные цены, средний класс, твердая валюта, финансовая блокада, финансовый лизинг, финансовый пресс, финансовая пирамида, центральный банк, экономические беженцы и др. По замечанию Н.С. Валгиной, «новым в таких клише является именно сочетание слов, а не слова как таковые» [Валгина 2001: 79];
2) возникновение новых сочетаний, созданных по модели «имя прилагательное + имя существительное», вследствие появления новых значений у существительных или прилагательных: волевой метод, волевое администрирование, временный файл, всемирная паутина ('сервис в Интернете'), деревянная валюта, деревянные деньги, деревянный рубль, дружественный компьютер ('обеспечивающий защиту от ошибок'), желтая сборка, жесткий диск, закрытый санаторий, зеленый компьютер, коричневая опасность, крутой заработок, офис, мужик, боевик и др., официальный дилер, официальный дистрибутор, правые издания ('верные идеям марксизма-ленинизма'), профессиональная армия, профессиональная преступность, традиционная медицина, черный рынок и др.;
3) уход в пассив некоторых сочетаний «имя прилагательное + имя существительное», обозначавших реалии советской действительности: железный занавес, колониальная эпоха, колониальный режим, колхозная собственность, колхозное землепользование, коммунистическая партия, коммунистическое воспитание, комсомольский вожак, красный уголок, красная книжка, ленинская вахта, ленинский субботник, моральный кодекс, народный контроль, народная дружина, народный университет, народный фронт, научный коммунизм, партийная организация, пионерская дружина, плановое руководство, трудовой порыв и др. Особенно это касается ухода из активного употребления множества сочетаний с прилагательным советский (власть, большинство, деятельность, вождь, правительство, работник, служащий, продукция, метод, хозяйство и др.), подробно описанных, например,
в работе С.И. Ожегова «Из истории слов социалистического общества» [Ожегов 1974: 36-46];
4) возвращение в активный обиход сочетаний, употреблявшихся в дореволюционной России: воскресная школа, Государственная Дума, Городская Дума, дворянское собрание, казачий круг, муниципальный округ и др.;
5) смена оценочной доминанты с мелиоративной на пейоративную (чаще всего с иронической окраской) многих частотных и регулярных сочетаний социалистической эпохи: большевистская прямота, братское сотрудничество, коммунистическое завтра, массовый энтузиазм, мудрый вождь, светлое будущее, счастливое детство, трудовой подъем, партийная позиция, пролетарский гуманизм, ударная вахта и др.;
6) активизация сочетаний некоторых политически насыщенных слов со словами иного семантического ряда: ср., например, сочетания с прилагательным государственный типа государственный карман, государственная цена или с существительным социализм типа административный социализм, аппаратный социализм, застойный социализм, вульгарный социализм, имперский социализм, казарменный социализм, монархический социализм и др.;
7) заимствование из других языков готовых сочетаний, построенных по модели «имя прилагательное + имя существительное»: горячая линия (англ. hot line), горячие деньги (англ. hot money), черные деньги (англ. black money) и под.;
8) возникновение новых значений у сочетаний «имя прилагательное + имя существительное»: почтовый ящик (в информатике = электронный почтовый ящик 'место на жестком диске почтового сервера, служащее для хранения сообщений электронной почты до связи с компьютером адресата' [Толковый словарь русского языка конца ХХ века 2000: 486] и под.
Среди индивидуальных «нормативных» сочетаний, на наш взгляд, наибольший интерес представляют комбинации имен существительных с именами прилагательными в художественных и публицистических текстах, где, как известно, законы «притяжения» слов друг к другу особые. В основе создания многих художественных образов, ставших хрестоматийными примерами эпитетов, метафор, метонимий, лежит нарушение привычных связей слов, или семантическая несочетаемость лексем (ср., например, нарядная печаль, плешивый силлогизм, кипучий лентяй, холостой фокстерьер и др.), что наиболее ярко проявляется в оксюморонных комбинациях. При этом
важно заметить, что одни из них становятся, как известно, общеупотребительными, претерпевая при этом различные семантико-структурные изменения (пышное увяданье (А. Пушкин), мертвые души (Н. Гоголь), живой труп (Л. Толстой), весенняя осень (А. Ахматова), наглая скромность (А. Блок), веселая тоска (С. Есенин), английская испанка (М. Сервантес), а также бесструнная балалайка, обыкновенное чудо, белая ворона, горькая радость, звонкая тишина, красноречивое молчание, сладкая скорбь, взрослые дети, умный дурак, молодой старик и др.), другие же (и таких, вероятно, большинство) так и остаются авторскими, индивидуальными образованиями, среди которых в печатных СМИ (2002-2005 гг.) замечены следующие: злая радость, лютая радость, веселая скорбь, человечная жестокость, жестокое милосердие, трудолюбивый лентяй, знакомая незнакомка, богатый нищий, товарищеская война, блистательное отсутствие, отважная плакса, красивый урод, неблагодатная Мария, знойный гололед, ледяное пламя, бесстыжее целомудрие, православная дискотека, зимний огород, живая смерть, бессовестная совесть, тихий Беслан (с убийством детей), нежный паразит, полезный алкоголь, каменное стекло, детский ад, горький десерт, голливудские стахановцы, русский Бель-мондо, вечное мгновенье, бедный банк, полезные микробы и др.
Думается, что нарушение привычных связей слов представляет определенный интерес не только с лингвистической точки зрения: с когнитивных позиций это также явление особое. Умение создавать определенный художественный образ, способность мыслить художественными образами иногда называют «божьим даром», и это не случайно. Создание литературных шедевров, так же как и музыкальных, художественных и др., - результат особых когнитивных способностей индивида. Для того чтобы «нарушить лексическую сочетаемость», недостаточно просто соединить несоединимые слова, необходимо, в первую очередь, создать (представить) тот образ (ср. кипучий лентяй, холостой фокстерьер), которого, в принципе, не существует. Если при воспроизводстве «обычных» сочетаний типа красное яблоко участвуют такие когнитивные способности, как память, зрение, мышление и воображение, то создание и реализация так называемых «нарушенных», несовместимых с языковых позиций сочетаний связана, в первую очередь, с доминирующей функцией воображения. Более того, считается, что сочетания типа фиолетовый апельсин невозможны из-за
смысловой несовместимости компонентов, однако осознание и узнавание несовместимости происходит только благодаря действию основных когнитивных способностей человека, таких, как зрение, мышление и восприятие. Только в результате «функционирования» когнитивных способностей человека полученный на основе добытых и приобретенных знаний опыт каждого индивида находит свое отражение в языке, и в результате могут быть созданы такие несовместимые при первом приближении сочетания слов, получившие название оксюморона.
При этом важно заметить, что активизация образований подобных сочетаний, построенных на основе оксюморона, в последнее время приобрела наибольшее распространение, что обусловлено, на наш взгляд, переоценкой многих существовавших ранее ценностей, переломом определенных мировоззрений и изменениями стереотипов мышления.
Кроме оксюморонных сочетаний, являющихся следствием отражения современной языковой картины мира, не менее релевантным показателем нынешней языковой и речевой ситуации являются ненормативные сочетания слов, в том числе и построенные по модели «имя прилагательное + имя существительное». Среди наиболее типичных речевых ошибок, наблюдающихся в современной спонтанной речи, а также зафиксированных в печатных средствах массовой информации, отметим следующие:
1) явные и скрытые тавтологии и плео-назмы типа: Вы стоите сейчас перед принятием решительных решений; Наша беседа подошла к завершающему концу; Наружная внешность героини достаточно привлекательна и др.;
2) семантические тавтологии, связанные с «издержками» в освоении иноязычных слов типа народный фольклор, свободная вакансия, монументальный памятник, мизерные мелочи, ведущий лидер, главный лидер, огромная махина, выдающийся виртуоз, специфические особенности и др., ср.: В ответ на критику часто получаешь обратный бумеранг; В это трудное и нелегкое время правительство должно представлять единый монолит; Каждый стремится привезти на память памятный сувенир, возвращаясь домой из зарубежного путешествия; Посетители нашего ресторана могут отведать изысканные и вкусные деликатесы из мяса и рыбы; В прошлый выходной жители наблюдали необычный феномен; Пламя загорания бумажной макулатуры возникло от непогашенной сигареты и
стало источником пожара; Россия, которая еще недавно была передовым авангардом всемирного движения за мир, не может урегулировать нынешний конфликт в Чечне и под.;
3) неудачное использование фразеологизмов вследствие незнания их семантики: Радостные и счастливые выпускники спели на прощание свою лебединую песню; Директор школы на торжественной линейке сказал: «Мы сегодня собрались, чтобы проводить в последний путь своих выпускников»; Спасибо устроителям сегодняшней выставки за путешествие в мир иной, где так отдыхаешь душой!; Перед нашими учеными непочатый край научных поисков; Не замыкайтесь в себе и делитесь с нами своими больными местами и др.
Исходя из того, что знание является одним из широко обсуждаемых во всех работах по принципиальным проблемам когнитивной науки понятий, отсутствие тех или иных знаний также входит в сферу исследований в рамках когнито-логии. Поэтому такие сочетания, как монументальный памятник, свободная вакансия, выдающийся виртуоз, главный лидер и некоторые другие вышеприведенные примеры, являются, на наш взгляд, ненормативными АСК, так как их создание и последующее употребление обусловлены отсутствием знаний и свидетельствуют о недостаточном уровне образованности и, как следствие, речевой культуры носителя русского языка. Думается, что появление ненормативных АСК связано с отсутствием у говорящих определенных знаний, связанных: а) со значением употребляемых при образовании сочетаний слов, б) с законами родного языка, в) с законами изучаемого языка. В результате нормативность / ненормативность создаваемых и употребляемых в языке сочетаний слов обусловлена, в первую очередь, не особенностями самого языка, а возможностями существования созданного сочетанием образа в действительности или в представлении / воспроизведении его в мозгу человека.
Думается также, что чем выше уровень когнитивного (познавательного, интеллектуального и социального) развития личности, тем:
1) выше уровень креативности личности (что может проявляться в умении и способности создания большого количества сочетаний на базе уже имеющих слов и понятий);
2) больший арсенал сочетаний хранится в мозгу индивида;
3) речь носителя языка является более нормативной, т. е. грамотной и правильной.
Таким образом, сочетания, построенные по модели «имя прилагательное + имя существительное», на протяжении всей истории развития русского языка являлись хорошим иллюстративным материалом, отражающим основные активные процессы разных языковых эпох, и в настоящее время продолжают оставаться актуальным маркером современной языковой и социокультурной ситуации. Так, образование новых комбинаций и уход в пассив многих активно употреблявшихся ранее сочетаний является закономерным свидетельством происходящих в сегодняшнем обществе изменений; частотность так называемых индивидуальных сочетаний, построенных согласно законам оксюморона, представляет, на наш взгляд, общую тенденцию стремления современной языковой личности к противоречию и к самовыражению посредством, например, использования антонимичных категорий; регулярность появления в спонтанной речи носителей языка и фиксированность ненормированных сочетаний в средствах массовой информации свидетельствует о понижении уровня речевой культуры широких слоев населения.
С.И. Ожегов в работе «Основные черты развития русского языка в советскую эпоху», впервые опубликованной в 1951 г. в «Учительской газете», справедливо заметил: «Развитие производства, техники значительно расширило возможности сочетаемости слов. В этой области заложены самые широкие возможности обогащения словарного состава» [Ожегов 1974: 35]. И в настоящее время лексическая сочетаемость продолжает оставаться мощным инструментом обогащения словарного состава русского языка, однако, к сожалению, не все носители русского языка владеют знанием основ валентностных возможностей лексем и в результате не все созданные сочетания отвечают нормативным требованиям и свидетельствуют о высокой речевой культуре. Вместе с тем необходимо указать на то, что реализации соче-таемостных возможностей лексем служат показателем особого когнитивного стиля и «почерка» эпохи, что относится, безусловно, и к созданным в конце ХХ - начале ХХ1 сочетаниям «имя прилагательное + имя существительное» в современном русском языке.
В заключение справедливо заметим, что установление когерентности когнитивных стилей и некоторых языковых процессов невозможно на анализе только одной языковой конструкции, так же как вряд ли правомерен на материале исследования одной модели выбор доминанты между
двумя основными описанными в психологии психическими подсистемами (интеллектом и аффектом) для определения когнитивного стиля как одного из индивидуальных особенностей личности. Вместе с тем изучение когнитивных стилей как в когнитивной лингвистике, так и с точки зрения других наук представляется весьма перспективным, поскольку их исследования выводят на фундаментальные проблемы познания как «мира языка», так и «мира человека».
Список литературы
Болдырев Н.Н. Концептуальное пространство когнитивной лингвистики // Вопросы когнитивной лингвистики. - 2004. - № 1.
Валгина Н.С. Активные процессы в современном русском языке. - М.: Логос, 2001.
Дейк ван Т.А. Язык. Познание. Коммуникация: Пер. с англ. - М.: Прогресс, 1989.
Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. - 1994. - № 4.
Карамзин Н.М. Сочинения: В 2 т. - Т.2. -Л.: Худ. лит., 1984.
Караулов Ю.Н. Великий... могучий... многострадальный // Неделя. - 1989. - № 40.
Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л. Г. Краткий словарь когнитивных терминов. - М., 1996.
Ожегов С.И. Лексикология. Лексикография. Культура речи. - М.: Высшая школа, 1974.
Психология. Словарь / Под общ. ред. А.В. Петровского. - М.: Политиздат, 1990.
Стиль человека: психологический анализ. -М.: Смысл, 1998.
Толковый словарь русского языка конца ХХ века. Языковые изменения / Под ред. Г.Н. Скля-ревской. - СПб.: Фолио-Пресс, 2000.
Холодная М.А. Психологический статус когнитивных стилей: предпочтения или «другие» способности? // Психологический журнал. - 1996. -Т.17. - № 1.
Холодная М. А. Когнитивные стили: О природе индивидуального ума. - М.: ПЕРСЭ, 2002.
Шкуратова И.П. Когнитивный стиль и общение. - Ростов-н/Д.: Изд-во РГПУ, 1994.
Шкуратова И.П. Теоретические проблемы диагностики полезависимости-поленезависимости // Методы психологии. Ежегодник РПО. - Т.3. -Вып. 2. - Ростов-н/Д., 1997.
Шкуратова И.П. Когнитивные стили как ре- Щерба Л. В. Языковая система и речевая гуляторы мировосприятия личности // деятельность. - М.: Едиториал УРСС, 2004.
http://www.ksu.ru/ss/cogsci04/science/cogsci04/256.doc. Witkin H., Goodenough D. Cognitive style: es-
2004 sence and origins. - N.Y.. 1982.
N.V. Yudina
ON POSSIBLE CONNECTION OF COGNITIVE STYLES AND SOME LANGUAGE PROCESSES
An idea proposed is in admitting the possible coherence of cognitive styles (which have been described quite in depth from the standpoint of psychology and cognitive linguistics as well as education theory, literary studies and economics) and some language processes happening both in an individual brain and in language at large. The proposition is primarily exemplified in 'adjective + noun' constructions from the Russian press of the early 21st century (2002-2005).
