CC BY
49
МУЗЫКАЛЬНО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ СИСТЕМА ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В ПРЕДВОЕННЫЕ И ВОЕННЫЕ ГОДЫ: СПЕЦИФИКА ЭВОЛЮЦИИ
Музыкальное образование, музыкальная культура, детская музыкальная школа, эвакуация, Западная Сибирь, Великая Отечественная война.
Серьезным фактором, обеднявшим музыкальную жизнь Западной Сибири вплоть до середины 1930-х гг., являлось отсутствие развитой сети начального музыкального образования. При наличии двух специализированных техникумов (училищ) — Государственной консерватории (Высшей музыкальной школы) и Сибирской государственной консерватории (Единой музыкальной школы) — в регионе к 1933 г. имелись лишь три детские музыкальные школы: в Омске, Томске и Барнауле, что не только ограничивало возможности отбора в музтехникумы наиболее одаренных, но и нередко ставило под угрозу набор как таковой. «Столица Западной Сибири, — писал в июне 1932 г. один из наиболее активных энтузиастов развития музыкального образования в регионе М.А. Невитов, — не имеет даже музыкальной школы... В городе строится грандиозный Дворец науки и культуры, в котором значительное место будет отведено оперным постановкам и концертам. Однако подготовка кадров для этого совершенно не ведется» («Советская Сибирь». 1932. 11 июня).
Между тем тяга к получению музыкального образования была большой. В Барнаульскую школу, к примеру, ежегодно подавалось от 200 до 300 заявлений - в 1,5—2,5 раза больше ее возможностей, ограниченных небольшим и неприспособленным помещением, малочисленным и малоквалифицированным составом преподавателей (Алтайская правда. 1937. 22 декабря). Аналогичное положение сложилось и в Омской ДМТТТ, еще в конце 1930-х гг. проводившей занятия в помещении одной из общеобразовательных школ. Почти два года после открытия в 1934 г. первой школы Новосибирска занятия с учащимися здесь велись в основном на квартирах педагогов. «Великий перелом» произошел лишь во второй половине 1930-х гг. В октябре 1936 г. школа получила собственное здание с библиотекой и залом на 400 мест, что позволило расширить набор специальностей, наладить концертную деятельность и организовать несколько новых исполнительских коллективов, включая детский симфонический оркестр. В два раза — со 133 человек в 1935 г. до 350 — в 1940 г. — увеличилось количество ее учащихся [Шуряк, 1988, с. 120]. В январе того же года в Новосибирске была открыта еще одна музыкальная школа — ДТТТМ № 2. Одна за другой школы начальной музыкальной подготовки появлялись в городах Кузбасса: Сталинске и Прокопьевске (1936), Кемерове и Анжеро-Судженске (1938) [Историческая..., 2009, с. 403]. Обладая весьма ограниченными материальными и кадровыми возможностями, они отличались небольшим количеством обучающихся и педагогов. Даже самая большая из них — Сталинская — насчитывала 78 учащихся. 39 учеников и три преподавателя составляли в 1939 г. коллектив Кемеровской школы, 10 учеников и два преподавателя - Анжеро-Судженской, 20 учеников и два преподавателя - Прокопьевской. Несмотря на то что во всех кузбасских музыкальных школах, кроме Сталинской,
занятия велись только по классу баяна, ежегодные конкурсы здесь составляли от 10 до 15 человек на место [Мохонько, 1996, с. 10].
В приведенных фактах нашли отражение два взаимосвязанных обстоятельства: значительно возросший в 1930-е гг. интерес к общеобразовательной музыкальной подготовке детей и подростков, обусловленный характерным для этого периода ростом городского населения, повышением уровня его образованности и культуры, и сопутствовавший этому процессу острый дефицит кадров в системе музыкального образования, покрыть который Томский и Омский техникумы были не в состоянии. Ведь одновременно с открытием новых ДМШ курсы и студии создавались при Домах народного творчества, клубах, Домах и Дворцах культуры, Домах пионеров. Некоторые из них по набору специальностей и материальной базе превышали возможности музыкальных школ — подобные студии с классами скрипки и фортепиано работали, в частности, при Дворце культуры металлургов в Сталинске и клубе меланжевого комбината в Барнауле. Дефицит преподавательских кадров был столь велик, что с целью хоть немного исправить ситуацию тридцати лучшим учащимся ДМШ № 1 Новосибирска в 1939 г. была дана возможность досрочно окончить школу [Шуряк, 1988, с. 121]. Коллектив той же школы, возглавлявшейся профессором А.Ф. Штейном и М.А. Невитовым, совмещавшим директорство с должностью инспектора отдела народного образования Западно-Сибирского края, а затем Новосибирской области, взял на себя функцию регионального научно-методического центра. Каждую весну здесь проходили конференции и семинары, собиравшие музыкантов-педагогов со всей Западной Сибири [Музыкальная..., 1997, с. 114].
Нехватка преподавательских кадров во многом объяснялась «болезнью роста». Однако нельзя не усмотреть здесь и «след» проводившихся в стране репрессий, коснувшихся и самых заметных в сибирском регионе представителей музыкального образования и воспитания. «Как же руководят школой?» вопрошала в 1937 г. «Алтайская правда», критикуя действительно серьезное положение, сложившееся в тот период в Барнаульской школе им. А. Глазунова. И тотчас находит ответ: «Продолжительное время в школе орудовал наемник троцкистско-буха-ринской нечисти, враг народа Марцинковский. Вся его подлая работа была направлена на срыв развития искусства в нашей стране. Враг народа заглушал молодые таланты, умышленно задерживал их рост» (Алтайская правда. 22 декабря 1937). (Речь в данном случае шла о человеке, закладывавшем основы музыкального образования на Алтае еще в 1920-е гг. - З.С.)
Более других разрушительные последствия репрессий ощутило на себе Томское музыкальное училище: только в 1937 г. были арестованы 18 его преподавателей и учащихся [Музыкальная..., 1997, с. 115], что фактически подкосило коллектив. «Педагогическим составом, — отмечалось в отчете за 1938 / 1939 г., — училище укомплектовано недостаточно. Нужны (имелись в виду преподаватели соответствующих специальностей. — З.С.): скрипач, трубач, волторнист, тромбонист, флейтист, гобоист, преподаватель методических дисциплин. Кроме того, в училище только один педагог-теоретик» (ГАТО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 6. Л. 1). Поскольку в следующем учебном году кадровая ситуация только ухудшилась (помимо незанятых должностей, вакантными стали также места преподавателей по гармонии и истории музыки, анализу музыкальных произведений, методике детского музыкального воспитания), училище покинуло 90 % учащихся (Там же. Л. 1). Остальные, судя по отчету за 1939 / 1940 учебный год, основное время уделяли не столько учебе, поскольку обучать их фактически было некому, сколько внеучеб-
ной работе, успев за год дать более 130 выездных концертов (Там же. Л. 2). С арестом не только лучших преподавателей, а в их лице и высокопрофессиональных исполнителей, составлявших немногочисленные музыкально-творческие силы Томска, качество «училищных» концертов значительно снизилось, а с ним — и уровень музыкальной жизни города.
Образовавшийся в середине 1930-х гг. и в последующем лишь обострявшийся по тем или иным причинам дефицит кадров в системе музыкального образования Западной Сибири перестал быть проблемой в процессе эвакуации в регион значительного числа музыкальных работников, пополнивших не только местные концертные коллективы и организации, но и преподавательский состав училищ и школ. Только в штат Томского музыкального училища были зачислены 12 прибывших в город педагогов, в том числе композиторы, музыковеды, пианисты, скрипачи, многие из которых ранее трудились в московских, ленинградских, киевских и одесских училищах и консерваториях, совмещая преподавание с индивидуальным или коллективным концертированием. 15 преподавателей, в своем большинстве также выступавших до того на концертной сцене, укрепили педагогический коллектив Омского училища, которым с июля 1941 по 1946 гг. руководила московский педагог музыкант И. Марголина. Четверо из них пополнили фортепианное отделение, трое - класс скрипки, пять - класс вокала. Удалось «закрыть» также музыкально-педагогический и теоретический циклы, курс музыкальной литературы [Музыкальная..., 1997, с. 154, 158]. В Кузбассе к преподаванию в музыкальных школах привлекались не только эвакуированные сюда музыкальные педагоги, включая работавших в Ленинградской консерватории им. Римского-Корсакова, но также актеры, режиссеры и оркестранты Московской оперетты, Николаевского и Черниговского музыкально-драматических театров. В меньшей степени этот процесс коснулся Алтайского края, где эвакуированных педагогов могла принять лишь ДМШ им. А. Глазунова [Мохонько, 1996, с. 19].
Во всех перечисленных и аналогичных случаях удавалось решить триединую задачу: восполнения кадровых потерь, которые в последние предвоенные годы и в начале войны понесли музыкальные учебные заведения; трудоустройства эвакуированных музыкальных педагогов и исполнителей; продолжения обучения оказавшихся в Сибири учащихся музыкальных школ и училищ, расположенных в оккупированных или прифронтовых районах страны. Не исключено, что именно благодаря эвакуации в Западную Сибирь большого числа преподавателей и учащихся музыкальных учебных заведений, необходимости дать работу одним и возможность продолжить учебу другим удалось сохранить оба местных музыкальных училища и все ДМШ, имевшиеся здесь в довоенные годы и находившиеся одно время под угрозой закрытия.
В наиболее сложном положении оказалось Томское училище, решение о ликвидации которого Новосибирский облисполком принял 11 августа 1941 г., одновременно с постановлением о переводе всех имевшихся в области детских музыкальных школ на хозрасчет, что, помимо прочего, означало возложение платы за обучение на плечи родителей (ГАНО. Ф. 1376. Оп. 1. Д. 42. Л. 109). «Остаться в живых» училищу позволило Постановление С НК СССР от 25 августа того же года, обязавшее Новосибирский облисполком отменить свое решение двухнедельной давности (Там же. Л. 131). Училищу лишь пришлось «покинуть помещение», которое было передано Комиссариату торговли, а затем возвращено в таком состоянии, что заниматься в холодное время приходилось в пальто, шапках и рукавицах, а инструментальные уроки проводить на квартирах преподавателей.
Тогда же здание Омского училища отошло областной прокуратуре, а Новосибирской музыкальной школы № 1 — военному госпиталю. Лишились своих помещений также Кемеровская и Прокопьевская ДМТТТ [Марченко, Шейхот, 1977. с. 294; Мохонько, 1996, с. 10]. В условиях прекратившегося государственного финансирования в сложном положении оказались руководители музыкальных школ, которым на скудные средства, полученные в виде платы за обучение, было необходимо не только обеспечивать выплату зарплаты, но и ремонтировать помещения и инструменты, закупать уголь и дрова.
В целом, однако, изменения, происходившие в сфере музыкального образования Западной Сибири в начальный период войны и продолжавшиеся в дальнейшем, были однозначно позитивными. Помимо беспрецедентного укрепления кадрового состава музыкальных школ и училищ, здесь даже было отмечено нетипичное для военного времени расширение сети образовательных учреждений. Сначала в Томске, а начиная с осени 1943 г. и вплоть до реэвакуации в Новосибирске шли занятия на музыкальном отделении Ленинградского театрального института (ГАНО. Ф. 1450. Оп. 1. Д. 19. Л. 10). На основе классов скрипки и фортепиано перебазированной в Ленинск-Кузнецкий Ленинградской школы искусств в городе была открыта пятая в Кузбассе детская музыкальная школа, в которой учился будущий известный советский композитор А. Петров. С помощью эвакуированных музыкальных работников такая же школа появилась в г. Куйбы-шево Новосибирской области (ГАНО. Ф. 1376. Оп. 1. Д. 96. Л. 17). Серьезные качественные изменения наблюдались и в местной преподавательской среде. Высокий уровень профессионализма эвакуированных педагогов способствовал значительному повышению квалификации ранее работавших здесь преподавателей музыки. Как посредством передачи опыта «из рук в руки», так и путем организации методических курсов и семинаров, проводившихся, в частности, на базе Омского музучилища. В круг «семинаристов» входили и руководители самодеятельных коллективов — подобное, к примеру, практиковала барнаульская музыкальная школа, при которой был открыт постоянно действующий семинар руководителей хоров («Алтайская правда». 1942. 18 апреля). Внедрение обновленных учебных планов и программ, апробированных ранее в учебных заведениях европейской части страны и в разумных пределах приближенных к консерваторским, позволило повысить качество профессиональной подготовки выпускников училищ. В ряде случаев была расширена организационная структура учебных заведений. В Томском училище открылось отделение общего музыкального образования, в Омском — курсы для взрослых и отдельно для демобилизованных [Музыкальная..., 1997, с. 158, 159].
Таким образом, в последнее предвоенное пятилетие, а затем и в годы войны ситуация в системе начального и среднего музыкального образования Западной Сибири характеризовалась преимущественно поступательными процессами, применительно к данной сфере отличающими этот период от предшествующих лет. Несмотря на типичные трудности военного времени, в наибольшей мере отразившиеся на материальной базе музыкальных учебных заведений, удалось сохранить не только систему в целом и все ее учреждения, но и прирастить имевшийся до войны потенциал, что в последующем явилось основой для создания в регионе полноценной трехзвенной системы музыкального образования, окончательное оформление которой пришлось на середину 1950-х гг.
Список сокращений
1. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО).
2. Государственный архив Томской области (ГАТО).
Библиографический список
1. Историческая энциклопедия Сибири: в 3 т. / Институт истории СО РАН. Новосибирск: Издательский дом «Историческое наследие Сибири». 2009. Т. 2. 808 с.
2. Марченко Ю.Г., Шейхот М.Г. Из истории музыкальной культуры Сибири в военные годы // Сибирь в Великой Отечественной войне. Новосибирск, 1977. С. 292-295.
3. Мохонько А.П. Кузбасс музыкальный. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1996. 386 с.
4. Музыкальная культура Сибири: очерки: в 3 т. Т. 3: Музыкальная культура Сибири XX века. Кн. 1: Музыкальная культура Сибири с 1917 г. до середины 1950-х гг. XX в. Новосибирск: Изд-во НГК им. М.И. Глинки, 1997. 240 с.
5. Шуряк М.Г. Особенности развития музыкальной культуры в Западной Сибири в предвоенные годы // Художественная культура Сибири: особенности освоения и развития. Новосибирск: Наука, 1988. С. 120-127.
