CC BY
219
Amelia had risen early in the morning, and packed her little trunks with the greatest alacrity, while George lay in bed deploring that she had not a maid to help her22. Эмилия поднялась спозаранку и очень живо и ловко уложила свои маленькие чемоданы, между тем как Джордж лежал в постели, скорбя о том, что у его жены нет горничной, которая могла бы ей помочь.
В этом эпизоде нет эксплицитной контекстуальной иронии, но противоречие эмоций персонажей в изображенной ситуации рождает в восприятии читателя ощущение иронической авторской оценочности. Этим противоречием чуткого восприятия (скорбя) и грубого поведения (лежа в постели) автор выражает свое ироническое отношение к персонажу. Серия же таких эпизодов приводит к накоплению отрицательных контекстов, которые и передают концептуальную иронию: неверие в человека, в природу человека, в гуманные идеалы.
Итак, сравнительный анализ иронии в изображении персонажей в произведениях Ч. Диккенса и У. Теккерея показал зависимость форм иронии от миропонимания авторов. Если Теккерей видел своей задачей создать типы-маски с одинаковой психологией собственников и себялюбцев, то Диккенс стремился нарисовать как можно более правдивые образы, вырисовывая каждый образ и давая яркие индивидуальные характеристики персонажам, подчеркивая их оппозитивную природу. Ирония в создании персонажных образов у Теккерея гораздо более активна, последовательна, концентрированна, чем у Диккенса.
Оба реалиста используют как языковые средства создания иронического эффекта, так и экстралингвистические. Языковые средства включают несовместимые словесные ряды, лексическое несоответствие, отражающее противоречие показного, внешнего поведения героев и их реальных, настоящих мотивов и мыслей у Теккерея и принятие автором позиции якобы не понимающего ситуацию героя у Диккенса. К структурно-композиционным средствам относятся: распределение иронической коннотации по речевым стилям персонажей и концептуально-авторский (композиционный) подтекст у Теккерея и четкая система оппозиций у Диккенса.
Примечания
1 Походня, С. И. Языковые средства и виды реализации иронии. Киев : Наукова думка. 1989. 128 с.
2 Ермакова, О. П. Ирония и её роль в жизни языка. Калуга : Изд-во Калуж. пед. гос. ун-та, 2005.
3 Сергиенко, А. В. Языковые возможности реализации иронии как разновидности импликации в художественных текстах : авто-реф. дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 1995. 28 с.
4 Каменская, Ю. В. Ирония как компонент идиостиля А. П. Чехова : дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 2001.
5 Фомичева, Ж. Е. Интертекстуальность как средство воплощения иронии в современном английском романе : автореф. дис. .. канд. филол. наук. СПб., 1992. 22 с.
6 Ермакова, О. П. Ирония и её роль в жизни языка. С. 169-179.
7 Болотнова, Н. С. Коммуникативная стилистика текста : словарь-тезаурус. Томск : Изд-во Том. гос. пед. ун-та, 2008. 384 с.
8 Там же. С. 167.
9 Там же. С. 168.
10 Ивашева, В. В. Теккерей-сатирик. М. : Изд-во МГУ, 1958. С. 249.
11 Thackeray, W. M. Vanity fair. L. : Penguin books LTD, 1994. P. 210.
12 Виноградов, В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963. С. 62.
13 Thackeray, W. M. Vanity fair. P. 126.
14 Ibid. Р. 190.
15 Dickens, Charles. David Copperfield. L. : Penguin books LTD, 1994. Р. 320.
16 Thackeray, W. M. Vanity fair. P. 405.
17 Ibid. Р. 89.
18 Ibid. Р. 90.
19 Катарский, И. М. Диккенс : (Критикобиблиографический очерк). М. : Гос. изд-во худож. лит., 1960. 273 с.
20 Dickens, Charles. David Copperfield. Р. 180.
21 Борисова, М. Б. Типы подтекста в жанре драмы // Вестн. Лит. ин-та им. А. М. Горького. 2008. № 2.
22 Thackeray, W. M. Vanity fair. P. 231.
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 34 (172). Филология. Искусствоведение. Вып. 36. С. 78-85.
Е. В. Пучкова
МОДАЛЬНОСТЬ И ТЕКСТ
В статье рассматривается явление языковой модальности с точки зрения возможности включения данного феномена в разряд текстовых характеристик. Проводится анализ других параметров текстовости, выявляется роль и место модальности среди средств, организующих внутреннюю структуру текста. Исследование проводится в рамках герменевтической научной парадигмы.
Ключевые слова: модальность, рефлективный потенциал текста, текстовые характеристики, партитура модальных составляющих текста, мера коннотативности текста, предоценочные ориентиры, аспектизация суждений, мера конденсированности текста, модальный кластер, модальный квантор.
Традиционно модальность и средства ее языкового выражения рассматриваются в аспекте анализа организации предложения-высказывания. Таким образом, интерес исследователей направлен лишь на содержательную сторону описываемых явлений (вхождение модальности в содержание предложения как в некую субъектно-предикатную структуру, объединяемую в единое целое свойством предикативности). Такие изыскания проводились в отрыве от анализа смысловых конфигураций, формирующихся при взаимодействии содержаний предложений в тексте, а также случаев, когда реальное смысловое наполнение высказывания не соответствует представленным в нем содержательным связям (например, при возникновении коммуникативной импликатуры). Попыткой включения модальности в ряд явлений с доминирующей смысловой компонентой можно считать понимание модальности, предложенное в трудах Г. И. Богина, который, исследуя модальный аспект взаимодействия текстовых средств и выражаемых ими смыслов (т. е. модальность не в рамках отдельных предложений, а как текстовую категорию), указывал на наличие в тексте общего «модального смысла», который одновременно выступает в качестве объединяющей и дифференцирующей силы для смыслов частных. Модальность при этом рассматривается как условие надстраивания смысла над содержанием: «Модальность
- самое начальное средство при обрастании содержания ситуацией, столь обязательной при смыслообразовании»1. По нашему мнению, данный постулат следует пересмотреть. Приоритет в создании единства формы и содержания текста целесообразно закрепить за
смыслом, а именно за модальной смысловой партитурой, обеспечивающей интенсивное и продуктивное распредмечивание реципиентом свернутых в тексте единичных смыслов.
Согласно Г. И. Богину каждый из способов представления смысла варьируется в зависимости от взаимодействующих с ним видов ситуационной модальной окраски. Так, смысл-знание может дополнительно окрашиваться модальностями категоричности, уверенности, предположительности, неуверенности, сомнения2. Контекст ситуации рассматривается в качестве необходимой среды производимых модальных изменений и оказывается связанным с характеристиками конкретных коммуникантов. Таким образом, модальность может функционировать как метасмысловая категория, выражающая реальность только переживаемую, а не объективную или ква-зиобъективную, поскольку смыслы как оболочки человеческой субъективности всегда интенсиональны, обращены на конкретного человека, а не на общечеловеческую массу безликих ориентиров3.
Комментируя трактовку модальности у Г. И. Богина, необходимо заметить, что в качестве разновидностей модальности используется то, что А. В. Бондарко назвал бы понятийными категориями (ср.: категории возможности, долженствования, побудительности, объединяемые в понятийное поле мо-дальности4). В настоящей работе мы понимаем модальность как поле. Однако термин ‘понятийное’ в данном случае представляется не совсем удачным, так как он не способен передать специфику назначения данного конструкта языкового сознания. Иными словами, основной функциональной характеристикой
такого поля целесообразно считать хранение техник (алгоритма) формирования модальной партитуры речевого сообщения (текста). Несомненно, что параметрами описания такого поля, предоставляющего для непосредственного пользования механизм организации свертывания смыслов в ходе текстопострое-ния в определенным образом упорядоченную структуру, могут считаться выделенные А. В. Бондарко понятийные категории. Однако их список ограничен. Для модальности мы выделили только упоминание категорий побудительности, возможности и долженствования. Следовательно, такой перечень может быть расширен, также необходимо выявить внутренние связи между параметрами, проявляемыми в ходе конструирования каждой конкретной модальной партитуры.
Несомненным достоинством концепции Г. И. Богина является выход на анализ модальности на материале крупных текстовых структур при учете связанности явления модальности с трансляцией и синтезированием смысла как процессов, лежащих в основе человеческой коммуникации. Рассмотрим другие подходы к анализу модальности в тексте.
Начиная с 70-х годов XX века, исследователей перестают интересовать только элементарные составляющие каждого из уровней языка. Тот факт, что для реализации собственных коммуникативных намерений говорящий должен в большинстве случаев пользоваться единицами по протяженности большими, чем одно предложение, утверждает необходимость исследования не только внутренних связей, возникающих между языковыми единицами - партиципантами конкретного текста, но и текста как некоторой уникальной сущности. При этом текст выступает как вербализованный конструкт сознания, в котором, с одной стороны, опредмечиваются установки, ценности и вся ситуация мысле-действования продуцента, с другой стороны, как некоторое самостоятельное, живущее по собственным законам образование.
Попытки всестороннего анализа текста предпринимались в рамках многих направлений лингвистической науки: синтаксической семантики, лингвистики текста, лингвистической прагматики, когнитивной науки и т. д. Существенный вклад в развитие теории текста внесла и филологическая герменевтика, взгляды которой близки автору настоящей статьи.
Интересно, что описания меры проявленности модальности для единиц выше уровня предложения, теряют стройность и четкость, присущие работам, анализирующим предикативные единицы (как некоммуникативные синтаксические образования, так и предложения, способные актуализироваться в высказывании). Так, Г. Я. Солганик, рассматривая цепные строфы с модальными зачинами, указывает, что таковые характеризуются единым модальным «тоном»: «внутри отдельной строфы описание ведется как бы в одной плоскости»5. При этом с непосредственным выражением единой авторской модальности оказывается связанным только начало строфы, оформляющее переход к новой мысли [модальности. - Е. П.] с помощью местоимений 1-го и 2-го лица (я, мы, мне, ты, вы) или соответствующих личных форм глагола, а также слов категории состояния в сочетании с инфинитивом (например, важно отметить)6.
З. Я. Тураева, рассматривая связь процесса порождения и восприятия речи с модальностью, предлагает различать модальность высказывания и модальность как характеристику текста. При этом параметрами различения становятся:
1. Экстенсиональная (денотативная) истинность/ложность и интенсиональная (понятийная, сигнификативная) истинность/ложность: подчеркивается, что художественный текст может быть интенсионально истинным и экстенсионально ложным в зависимости от приоритета реального или ирреального в тексте;
2. Мономодальность/полимодальность субъекта оценки: имеется в виду невозможность замены субъекта высказывания и многократное преобразование, а также смена, субъекта в рамках текста;
3. Эксплицитность/имплицитность: за модальностью на уровне высказывания закрепляется обязательная эксплицитность, тогда как модальность на уровне текста может не иметь непосредственного языкового выражения.
В этих координатах основные категориальные характеристики модальности (возможность, действительность, необходимость) постоянно претерпевают смысловые преобразования, что отражается на всей картине нашего опыта7.
Общеизвестно, что первенство в выражении модальности традиционно отводится глагольному наклонению, которое относит
высказывание либо к плану реальности, либо дает основание считать сообщение лишь представлением мира не существующего, а только мыслимого. Однако упомянутое противопоставление реальности/ирреальности в любом тексте с логической точки зрения теряет смысл, так как любое ирреальное событие может быть представлено как реальное и наоборот. В тексте создается собственная система координат, преломляющая действительность в сознании реципиента.
Что касается третьей позиции, то даже если рассматривать высказывание как актуализированное предложение, можно выделить случаи, когда модальность не будет получать непосредственного выражения в поверхностной структуре. Например:
It’s a hand-to-mouth existence (I. Shaw “Nightwork”).
Данное высказывание основным своим категориальным элементом имеет оценку, т. е. соотносится с оценочным суждением, если вернуться к логическим истокам понятия предложения. Модальность в данном случае не явлена через семантику использованных единиц. Однако следует вспомнить спор о включении/выключении форм индикатива в выражение модальности. Если решить эту проблему положительно, то вопрос о статусе любого высказывания как модального вообще должен быть признан риторическим. Неохваченными могли бы считаться эллиптические предложения или односоставные типа Night, но и они приобретают коммуникативный вес при включение в ситуацию, а, значит, становятся модально окрашенными под влиянием текстообразующей модальной партитуры.
Примечательно также, что сам термин ‘модальность’ оказывается связанным с субъективной оценочностью (второй параметр), которой не исчерпывается весь спектр характеристик модальности.
В этой связи следует выделить мнение
О. С. Бочковой, согласно которой под модальностью текста нужно понимать манифестацию в тексте как материальном продукте идеальной субъективности автора - его устремлений, чувств, ценностных идеалов, оценок, которые он желает донести до читателя. Именно модальность текста обеспечивает объединение разнородных средств, образующих текст, в единое смысловое целое8.
Здесь необходимо остановиться на вопросе о том, что же обеспечивает смысловое
единство конкретного текста. Среди концепций описания параметров соединенности, сцепленности фрагментов текста наиболее широкое распространение получила система текстовых характеристик (standards of textual-ity), разработанная Р. де Бограндом и В. Дрес-слером9. К таким характеристикам авторы относят когезию (cohesion), когерентность (coherence), интенциональность (intentional-ity), готовность к восприятию и осмыслению (acceptibily), ситуационную привязанность (situationality), насыщенность новой информацией (informativity), интертекстуальность (intertextuality). Их полная или частичная реализация в речевом произведении дает основания считать анализируемый отрывок текстом. Указанное разделение представляется наиболее удобным для раскрытия особенностей текста как объекта исследования и, одновременно, как средства взаимодействия человека с внешней и собственной внутренней реальностью. Помимо того, переосмысление указанных компонентов текстовости приведет к раскрытию сущности модальности и определению её статуса среди других факторов, обеспечивающих формирование текста. Следует, однако, отметить, что выделение параметров описания текста как объекта понимания придется проводить на основе критики большинства упомянутых переменных «текстовости».
Способность текста быть материальным носителем смысла, средством его трансляции от адресанта к адресату, связывается в приведенной градации критериев с когерентностью
- смысло-прагматической связностью текста. Однако свойством материального выражения смыслов, строго говоря, обладают не только и не столько тексты, а формирующие их средства текстопостроения (термин Г. И. Богина). Так, наибольшим потенциалом активизации процесса смыслопостроения обладает мета-фора10. Помимо того, смыслами не обмениваются - их восстанавливают-реконструируют и конструируют-создают в процессе осваивания идеального, выраженного в тексте. Смысл принадлежит и продуценту, и реципиенту, существует только в процессе понимания текста11.
Следовательно, следует говорить не о когерентности текста, его смысловой связности как данности, статичного образования (тек-стоцентрицеский подход), а о рефлективном потенциале текста, т. е. о возможности соотнесения рефлективной реальности создаю-
щего и воспринимающего текст субъектов (текстоцентрицеский подход + коммуникатороцентрический подход). Речь идет об общности представлений о наборе интендирующих текстовых средств и рядов смыслов, стоящих за каждым и них. В данной характеристике текста учитывается динамический аспект возникновения и существования смысла в тексте.
Критерий ситуативной привязанности, согласно которому изменения ситуации, к которой «приложим» данный текст ведет либо к изменению свернутых в нем смыслов, либо к «обессмысливанию» целого текста, также не может считаться вполне приемлемым. Безусловно, смысловые связи текста включают в себя как минимум два типа ситуативных характеристик: ситуацию объективной реальности с её пространственными, временными и иными характеристиками (объективномодальная составляющая) и ситуацию внутреннего мыследействования того, кто текст создает и того, кто его воспринимает, осмысливает, перерабатывает (субъективномодальная составляющая). Связь указанных модальных параметров с опредмеченными в тексте смыслами представляется чрезвычайно стойкой, почти имманентной, поскольку иначе мы имели бы дело не с коммуникативной единицей, а с мертвым, лишенным той самой «связности» образованием. Таким образом, при перенесении текста в другую ситуацию (если такое вообще может быть прагматически целесообразно в реальном общении) вместе с ним должно переноситься и все богатство ситуативно-смысловых отношений в нем манифестируемых, и, следовательно. принимающая ситуация должна изменяться (ср. невозможность подавления пресуппозиции контекстом).
Модальность как поле языкового сознания, где хранится алгоритм формирования модальной партитуры речевого сообщения (текста), обладает большим потенциалом, чем просто пространственно-временная локализация ситуации и выражение субъективной оценки говорящего. Модальность оказывается центральным метасредством, обеспечивающим свертывание смысла с помощью инвентарных и конструктивных знаков, а также последующее построение второго текста для освоения смыла из первого. Вышесказанное подтверждает необходимость замены критерия ситуативности на параметр партитуры
модальных составляющих текста или модальную партитуру. Такую партитуру будут составлять два плана компонентов. С одной стороны, это модальные смыслы (понятие «смысл» берется в герменевтической трактовке как конфигурация связей и отношений, лежащих за содержательным каркасом тек-ста12), объединяющие в блоки некоторое множество смыслов безмодальных, или, точнее, пассивно модальных. В процессе рефлективного действования с текстом каждый смысл блока активизируется, модально окрашивается под влиянием смысла-объединителя. Причем такая «окраска» может и не соотноситься напрямую со смыслом-модализацией (в терминах логико-психологических категорий). Речь идет о вариативности в отнесении того или иного смысла при его распредмечивании к определенной типической области человеческого бытия. Например, в рассказе Я. Шипова «Праздник» модальная партитура имеет простейший вид и состоит из одного смыслового блока, где объединяющим смыслом-модализацией выступает смысл-сожаление о глупости людской. Наиболее ярко этот тип отношения проявлен в следующем отрывке:
Стало быть, за шестьсот лет до нас прибрел сюда крещеный человек, построил церковь, посвятил её Преображению Господа нашего Иисуса Христа с надеждою, понятное дело, на преображение всей этой местности и всех диких людей её, а теперь празднование приходится переносить из-за того, что сызнова одичавшее местное руководство собралось в азиатскую страну прикупить шмоток...
Из-за отпуска начальника, у которого он по распорядку в августе, празднование дня села переносят на июль. У священника администрация просит посодействовать молитвою в деле установления в новый назначенный день хорошей погоды. Он же рассматривает прихоть начальства как неразумную (19 августа, в исконный праздник всегда погода была благоприятной):
Объясняю, что к Начальству небесному обращаться с такою глупостью никак невозможно.
Упомянутый смысл-сожаление модален, так как через него и в нем явлено отношение, конечно и, прежде всего, автора к описываемой ситуации. Помимо индивидуальной составляющей этот смысл имеет и общекультурное основание, поскольку в опыте боль-
шинства людей содержится знание о несовершенстве человеческих расчетов. Сожаление, выражаемое по этому поводу, переворачивает смыслы, связанные с ним по представляемым событиям. Это - смысл-обращение за помощью к Всевышнему, смысл-отрицание старого, смысл-надежда на перемены к лучшему. Этот список не конечен, его наполнение зависит от субъективных характеристик лица, читающего текст. В данном тексте указанные смыслы выступают как пассивно модальные. Они, несомненно, тоже соотносятся с определенным типом отношения, но оно становится актуальным, проявленным только в контексте необходимости презентации основного, объединяющего их смысла. При этом каждый из смыслов выступает с выделением определенной грани в своей структуре: смысл-обращение за помощью к Всевышнему представлен в аспекте бесполезности из-за нерациональности исходных запросов; смысл-отрицание старого подчеркивает безумие такого подхода на примере описываемой ситуации, смысл-надежда на перемены к лучшему предстает как тщетность желания изменить природу несмышленого населения земли.
Что касается возможностей отнесения каждого из рассмотренных смыслов к определенной типической области человеческого бытия, то общий смысл-модализацию можно рассматривать в рамках осознания несовершенства природы человека - он глуп, немощен, завистлив, жесток и т. д. Другие смыслы блока соотносятся с указанной областью, однако привлекают при распредмечивании и другие реальностные сферы сознания, т. е. те области, где хранится опыт о способах существования человека в окружающем его мире. Среди таких способов в данном случае выделяем поверхностное представление о мире духовном (Бог нужен только, чтобы погоду поправить).
Следует оговориться, что все вышесказанное имеет умозрительный характер, что может вызвать справедливую критику. Подчеркнем, что под логико-психологической категорией сознания мы понимаем хранимый в памяти опыт о способах реагирования на те или иные закономерности человеческого бытия в ограниченном наборе областей (взаимоотношения с разными по статусу людьми, домашний обиход, обращение к Богу, исполнение служебных обязанностей, общение с
природой и т. д.) Смыслы же, соотносимые с логико-психологическими категориями сознания, возникают и существуют только при построении и обмене речевыми произведениями, что обеспечивает проявление реальности для самого субъекта и передачу его субъективной интерпретации другим. Существование логико-психологических категорий невозможно вне деятельности производства и трансляции смыслов как процессов, детерминируемых языком. Ведь смыслы могут быть переданы только в свернутой языком оболочке. Сказанное подтверждает постулат о неразрывном единстве сознания и языка.
Итак, модальная смысловая организация текста получает непосредственное языковое выражение, которое может быть подвергнуто лингвистическому анализу, данные которого будут более убедительны, чем философские выводы. Так, в приведенном выше отрывке из рассказа Я. Шипова смысл-модализация сожаление о глупости людской презентиру-ется лексическими средствами: дикие люди, одичавшее местное руководство, азиатская страна, прикупить шмоток. Прилагательные дикий, одичавшее, азиатская выступают как содержащие в своей семантике контекстуально-обусловленную негативную оценочность. Существительное шмотки также указывает на невысокий интеллект начальников, интересующихся только вопросами собственного материального благополучия (именно шмотки и еда были основной целью путешествий у многих советских обывателей).
Грамматическое построение предложений фразы подчеркивает противопоставление «разумных» предков (подлежащее после сказуемого в маркированной конструкции вначале абзаца) и «глупых» их потомков (сказуемое после подлежащего - нейтральный порядок слов для повествовательного предложения). Тема-рематическое членение обеспечивает акцентуацию внимания на более правильном, «разумном» деятеле, выделяемым автором.
Таким образом, через анализ непосредственного языкового выражения модальной рамки можно исследовать формирующую основу смыслового каркаса высказывания.
Параметр насыщенности новой информацией указывает на обязательность высокой степени информативной новизны текста и связанных с этим значительных усилий при его восприятии. Однако не всегда затрачивае-
мые усилия гарантируют успешность извлечения и преобразования смысловых связей. Наоборот, удачно построенный текст - обладающий существенным смысловым потенциалом благодаря искусному и грамотному подбору интендирующих текстовых средств
- не представляет трудности для его понимания - распредмечивания свернутых в тексте смыслов - при условии достаточной подготовленности и готовности к пониманию воспринимающего субъекта. Более того, смысл может генерироваться на базе уже известного, поскольку опыт, хранящийся в рефлективной реальности, в процессе понимания изменяется, а у одного и того же смысла открываются новые грани, актуальные именно в данном тексте.
Необходимость учета критерия насыщенности новой информацией вызывает сомнения и в аспекте обеспечения связности отдельных более мелких структур текста. Согласно теории референции, привлечение новой информации при оформлении неопределенной дескрипции для введения нового объекта (неизвестного адресату) не отвечает требованию кореферентности имен и нарушает связность текста13.
Из сказанного следует, что представленный в рассматриваемой модели критерий коммуникативного настроя адресата целесообразно объединить с параметром информативности, взятым в ином аспекте. Существенным представляется не насыщенность текста новой информацией, а степень вовлеченности вводимой информации в рефлективную реальность адресата и, следовательно, значимости для того, кому данный текст предназначен. Это означает, что при продукции текста в его смысловой структуре закладывается представление автора о характеристиках возможного или непосредственного реципиента, его интересах, необходимых фоновых знаниях и т. п., что обеспечивает эффективный диалог, верную интерпретацию намерений и получение желаемых эффектов в общении.
Согласнопоследнемукритерию-критерию интертекстуальности - невозможно создать единственный в своем роде текст, поскольку текст всегда принадлежит к определенному жанру и строится по определенным законам. Определение жанровой принадлежности текста, несомненно, имеет важное значение для его осмысления, задавая направление для работы мысли и прогнозируя ожидания опреде-
ленного рода структурированности, стилевой окрашенности компонентов содержания и, в большой степени, образуемых и преобразуемых смыслов. Однако с точки зрения граней опредмечиваемых смыслов и возникающей ассиметрии плана смыслов продуцента и реципиента, возможности для построения уникальных текстов безграничны.
Таким образом, из всего перечня критериев выделения текста как коммуникативной единицы и объекта исследования однозначностью интерпретации могут характеризоваться только когезия и интенциональность. Построение грамматически и лексически правильного текста обеспечивает все три типа понимания (семантизирующее, когнитивное, распредмечивающее14) при приоритете любого из них, поскольку здесь проявляется самостоятельность языка как четко структурированной системы. Реализация намерений в ходе коммуникации соотносится с основной функцией языка как средства общения. Все же, необходимо отметить, что в аспекте проблемы понимания важен не сам факт опредмечивания в тексте намерения отправителя, а его адекватная идентификация получателем. С указанным замечанием соотносится вопрос об установлении связи между интенцией говорящего и мотивировкой каждого суждения и всего текста.
Указанные инвентарные (обязательно присутствующие) характеристики закладывают базу для понимания текста как интерактивного процесса построения и модификации смысла. Однако список параметров, значимых для существования текста как коммуникативной единицы, можно продолжить.
Так, в аспекте проблемы обеспечения адекватного декодирования речевого произведения адресатом можно выделить следующие параметры, наличие которых в тексте как коммуникативной единице делает возможным передачу не только информации, но и всего богатства переживаний, чувств, оценок от продуцента текста к его реципиенту. Все эти параметры вытекают из необходимости построения модальной партитуры декодирования/развертывания смысловых связей текста:
1. Мера коннотативности текста. Коннотация в данном случае рассматривается как способность значений языковых форм включать в себя, отображать, выражать некоторое понятийное содержание, то, что в когнитивной лингвистике именуется концептом, а, с
точки зрения теории понимания, входит в сферу презентации смысла. Коль скоро средства текстопостроения способны передавать, опредмечивать идеальную реальность, пропущенную через индивидуальный опыт и систему представлений о мире конкретного субъекта, то языковые значения отдельных единиц также несут в себе отражение смысловых конфигураций. Однако в ходе анализа реальных речевых отрезков можно наблюдать, как в тексте отдельные языковые средства структурируются с целью манифестации более крупных смысловых блоков, при этом оказывается, что ни одно из значений конкретных единиц не заключало в себе хотя бы один из смысловых ходов, образующих понятийную ткань текста.
2. Адекватность способа представления смыслового потенциала текста. Под смысловым потенциалом подразумевается, что смысловые цепи, заложенные в самих образующих текст средствах, могут в процессе освоения текста слушающим/читающим перестраиваться. Адекватность же способа представления заключается в том, что для понимания общей идеи текста (неизменной при любых смысловых трансформациях) адресату необходимо правильно интерпретировать мотивационный алгоритм опредмечивания смыслов, который избрал для себя создатель текста15.
3. Соотношение семантической инструкции и меры субъективной направляющей. Семантическая инструкция закладывается отдельными средствами текстопостроения, задействованными при сворачивании смысла, тогда как субъективная направляющая выражается в структурной организации партитуры всех средств с целью последующего адекватного восстановления смысла воспринимающим субъектом. Указанное соотношение, как в количественном, так и в качественном аспекте, может служить основанием для построения таксономии текстов и определения герменевтических техник понимания.
4. Наличие предоценочных ориентиров. Под предоценочными ориентирами понимается выражение субъективности автора в виде смысловых блоков, восстановление которых реципиентом позволяет формировать определенное отношение к данной теме, кругу вопросов и т. д. Предоценочные ориентиры часто связаны с заключенными в ткани текста пресуппозициями и импликатурами, восстановление которых активизирует про-
цесс осмысливания сообщения и позволяет раскрыть внутренние мотивы, направлявшие процесс сворачивания смысла при продукции каждого отдельного речевого отрезка. Например: The Mayor of London, in announcing his grand highly ambitious traffic congestion scheme... .(начало текста) ... и далее: it is almost entirely unworkable and he will have to change it (Minette Marrin, The Telegraph 6th January 2001). Ориентиры такого рода обеспечивают регулирование ожиданий реципиента. В данном примере введение в именную группу оценочных прилагательных, оформляющих структуру как относящуюся к высокому стилю, указывает на скептическое отношение автора к тому, о чем пойдет речь далее.
5. Аспектизация суждений. Аспектизация
как параметр текстовости выходит за пределы семантики отдельных групп предикатов16. Данная процедура соотносится с эксплика-тивностью как метасредством пробуждения рефлексии в процессе понимания и реализует сочленение кусков текста, когда каждый последующий абзац имеет свои смысловые предпосылки в предыдущем. Например: Врач посоветовал...Рекомендации врача были
очень полезны.
6. Мера конденсированности текста. В данном случае имеется в виду структурная устойчивость текста, которая достигается благодаря сознательной сжатости создаваемой модальной партитуры. В нее включаются только основные направляющие смыслы-модализации. Их «обрастание» зависимыми смысловыми компонентами происходит непосредственно в процессе понимания текста реципиентом. Это означает, что при создании текста нет необходимости непосредственного выражения средствами текстопостроения всех «мостиков», соединяющих узловой элемент - смысл-модализацию - с пассивными модальными смыслами, входящими потенциально в тот же узел.
Как было сказано выше, все шесть рассмотренных параметров представляют собой способы реализации параметра партитуры модальных составляющих текста, которая выступает в виде смыслового агента, управляющего действиями реципиента при распредмечивании смыслов текста. Следует также отметить, что усмотрение текстовых характеристик возможно только при обращении рефлексии на текст, т. е. при её фиксации в поясе мысли-коммуникации17.
Итак, необходимо подчеркнуть свойство преобразования исходного, присущее модальности как основообразующая характеристика. При присоединении модальности исходный смысл модифицируется. Так, на микроуровне (уровне единичных смыслов) этому принципу соответствует соединение основного смысла и смысла-модализации (модального квантора), которые в совокупности образуют модальный кластер. Модальный кластер может состоять из нескольких тематически связанных смыслов, преобразуемых одним общим модальным квантором. Именно такие смыслы формируют модальную партитуру текста, т. е. начальную рамку для построения уникальной модели ситуативного понимания (понимания в данных ситуативных координатах конкретным субъектом) текста. Иными словами, в качестве основного смысло-прагматического наполнения модальности признается ее организующая функция - модальность присуща любому (но не всякому) высказыванию, за которым, помимо некоего содержания, стоит определенный смысл, точнее, открытое множество преобразуемых смыслов.
Примечания
1 Богин, Г. И. Обретение способности понимать : Введение в филологическую герменевтику. Тверь, 2001. С. 151.
2 Там же. С. 196.
3 Там же. С. 128-129.
4 См.: Бондарко, А. В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектоло-гии. Л., 1983. С. 61.
5 Солганик, Г. Я. Синтаксическая стилистика. М., 1981. С. 104.
6 Там же. С. 104-107.
7 См.: Тураева, З. Я. Лингвистика текста и категория модальности // Вопр. языкознания. 1994. № 3. С. 110-112.
8 См.: Бочкова, О. С. Модальность как фактор формирования текста // Теория и практика обществ. развития. 2007. URL : http://www. teoria-practica.ru.
9 См.: Beaugrande, R. de. Introduction to Text linguistics / R. de Beaugrande, W. Dressier. L. ; N-Y., 1981. P. 123.
10 О рефлективном потенциале метафоры как средства текстопостроения и соответствующих техниках распредмечивания смысла см.: Крюкова, Н. Ф. Метафоризация и метафоричность как параметры рефлективного действо-вания при продукции и рецепции текста : дис. ... д-ра филол. наук. М., 2001.
11 См.: Богин, Г. И. Обретение способности понимать. С. 45.
12 Там же. С. 8.
13 См.: Арутюнова, Н. Д. Лингвистические проблемы референции // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 13. Логика и лингвистика (проблемы референции). М., 1982. С. 26.
14 См.: Богин, Г. И. Обретение способности понимать. С. 10.
15 Ср.: адекватное понимание предиката суждения у С. Шиффера: Schiffer, S. Naming and knowing // Contemporary perspectives in the philosophy of the language. Minnesota : Univ. of Minnesota Press, 1979. P. 68.
16 См.: Арутюнова, Н. Д. Лингвистические проблемы референции. С. 28.
17 См.: Крюкова, Н. Ф. Метафоризация и метафоричность. С. 26.
