CC BY
57
2012 Философия. Социология. Политология №4(20)
МОНОЛОГИ, ДИАЛОГИ, ДИСКУССИИ
УДК 101.1+316.37
М.С. Горбулёва
MEMORY-TURN И БИОЭТИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ СИМВОЛИКИ СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЫ*
Выяснение биоэтического содержания семиотики современной культуры на основе информационно-синергетического подхода позволяет понять стихийно возникающие способы адаптации человека к агрессивной действительности.
Ключевые слова: биоэтика, агрессия, memory-turn, символика современной культуры, информационно-синергетический подход.
Разнообразие семиотических форм современной культуры акцентирует, прежде всего, две характеристики социального взаимодействия - защиту и угрозу. Этот вывод стал результатом исследования биоэтического содержания символики, формируемой в настоящее время. Импульсом для данного исследования стало утверждение о том, что биоэтика является формой защиты индивидуальности в современной культуре [1]. Угрозу для индивидуальности, реализующей возможности современного мира быть уникальной, составляют агрессия «тесного» социума [2] и унифицирующие человека воздействия Hi-Tech [3].
Рассмотрим эти источники угрозы. Во второй половине ХХ века человек как биологический вид стал заложником искусственной среды своего обитания, на новом уровне пробудившей в нем весь спектр инстинктов нападения. Этот вывод Конрада Лоренца, одного из создателей этологии и исследовательской программы эволюционной эпистемологии, основан на изучении инстинктивной агрессии, направленной против собратьев по виду [2. С. 5]. К перечню «грехов» К. Лоренцем [4] «добавлено» отсутствие целенаправленных усилий человека противостоять агрессивным реакциям своего естества, вызываемым нарушением границ ареала индивидуальности. Экспансия в пределы личного пространства реалий XX века - перенаселение; опустошение жизненного пространства; высокий темп жизни, навязанный всеобщей конкуренцией; возрастание нетерпимости к дискомфорту; генетическое вырождение; разрыв с традицией; индоктринируемость и угроза ядерного оружия -определеяет список «искушений» для проявления агрессивного поведения, диктуемого биологической природой человека. Созданные человеком условия жизни, искусственные для него как биологического вида, на этологиче-ском уровне требуют компенсации, которая проявляет себя в агрессии, направленной на того, кто оказывается слабее или принадлежит к более низкому иерархическому уровню в структуре сообщества, а сила этой реакции
*
Исследование выполнено в рамках гранта РФФИ № 11-06-00160 и гранта РГНФ №12-03-00198.
превышает воздействие внешнего раздражения [2. С. 56-62]. В эволюции каждого вида происходит отбор «разрешенных» и «запрещенных» поведенческих реакций. Инстинктивный запрет применять все естественное «вооружение» во внутривидовых стычках К. Лоренц трактует в качестве «врожденной морали». И чем сильнее «вооружен» вид, тем сильнее табуированы агрессивные реакции, направленные на своих собратьев. Данное этологическое правило защищает вид от вымирания. Человек, от природы не являясь хищником, т. е. принадлежа в своем естественном состоянии к «слабо вооруженным» видам, с приобретением искусственного оружия вынужден с ростом своей вооруженности вырабатывать способы, адекватно усиливающие его «врожденную мораль». В противном случае он обрекает себя на самоуничтожение [2. С. 234-247]. Таким образом, в конце XX века были выдвинуты веские аргументы для того, чтобы принять рост агрессии внутри человеческого сообщества в качестве самой серьезной угрозы для его существования [2. С. 37]. В связи с этим мы акцентируем два момента. Во-первых, среди тенденций, инициирующих возрастание агрессии и перечисленных К. Лоренцем, к настоящему моменту достаточно эффективные способы регулирования найдены только в отношении угрозы применения ядерного оружия и только потому, что известная модель «ядерная зима» убедила всех - в этой войне все окажутся в положении побежденных и победителей не будет. Это подтверждает имеющиеся возможности у человечества на рациональном уровне находить общие способы защиты перед лицом общей угрозы. Находить - при всей существующей множественности культур. Во-вторых, из обоснований, представленных К. Лоренцем, можно сделать вывод о том, что созданные этические системы утрачивают актуальность своей нормативности, а в наследовании культурных традиций обнаруживается серьезный разрыв. Необходимость ориентации философской рефлексии, воплощаемая в проблемном поле биоэтики, на поиск в сложившихся интеллектуальных традициях адекватных способов компенсации беспрецедентным антропологическим состояниям культуры диагностирована в концепте тетогу-Шт и составляет его содержание [5].
В ракурсе тетогу-Шт мы рассмотрим в данной статье стихийно возникающие семиотические формы современной культуры. Стоит пояснить, что собственно семиотические формы понимаются нами в качестве результатов конкретных информационных процессов, разворачивающихся в социокультурных системах [3]. Необходимо дать пояснение и тем различиям, с которыми нами употребляются понятия «символика» и «символ». В наших исследованиях [6-8] символ трактуется в качестве формы компактификации значений семиотических форм, которые создаются благодаря действию информационных механизмов в динамике социокультурных систем, а символика -как различные семиотические выражения компонент символа. При этом символика устанавливается во всех формах презентации (прежде всего - в визуальных презентациях), а символ, согласно А.Н. Уайтхеду, создается на той стадии, на которой данная «презентативная непосредственность» символики проходит «очищение посредством концептуального анализа» [9. С. 43; 10. С. 215-223]. Таким образом, символ становится результатом дискурсивного постижения внешних выражений знаков, составляющих реальность сущест-
вования человека в культуре, а символика - есть результат тиражирования (тиражирования как действия информационного процесса) в культуре отдельных компонент символа.
Рассмотренная выше позиция К. Лоренца созвучна натуралистическому подходу (Ж.Ж. Руссо, З. Фрейд, К. Юнг, К. Леви-Стросс etc.) к пониманию культуры как насилия над естеством человека. В этом подходе мораль становится компенсационным механизмом, приспосабливающим наследственную память к требованиям культуры, а ее коды фиксируют в символике и символах создаваемые табу. Но это же семиотическое выражение насилия присутствует в интерпретациях воздействий культуры, сделанных вне отмеченного подхода. Так, выводы, сделанные П. Рикёром на основании его исследований права в качестве составляющей культуры, позволяют трактовать закон как репрессию государства по отношению к человеку, выраженную в языке. Принимаемые в настоящее время регуляции дресс-кодов и нормативные основы введения тотального видеонаблюдения, вызванные требованиями обеспечения безопасности, подтверждают этот вывод. Символика этих действий амбивалентна, поскольку в одно и то же время она становится способом защиты человека и угрожает свободе индивидуальности, вторгаясь в частную жизнь человека.
Общей для мультикультурного мира становится идеология толерантности, которая изначально призвана была защищать право и свободу человека быть разным. Это отсутствие насилия над индивидуальностью стало принципом, объединяющим все течения в пространстве англосаксонской биоэтики, и практически единственным условием защиты индивидуальности в множественности культурных, политических и антропологических реалий современного мира [11. С. 224-252].
Идеи толерантности сопровождает вербальная регуляция, что составляет код политкорректности. Этот новый код направлен на сглаживание расовых, половых, физических, социальных отличий людей. Например, в англоязычном пространстве «blind» (слепой) заменяется на «visually impaired» (визуально поврежденный), «illiterate» (неграмотный) - «print-challenged», слабоумный - альтернативно одаренный, толстый - полнофигурный, «a pet» (домашний любимец) - an animal companion (животное - компаньон1), а в связи с появлением однополых браков, слова «отец» и «мать» - на слова «родитель 1» и «родитель 2» etc. [10. С. 196-197]. В этой фиксации уважения прав человека быть разным, на наш взгляд, проявляется одно противоречие. Язык толерантности не защищает множественность, а нивелирует и унифицирует ее. Решение этого противоречия входит в философское содержание биоэтики.
Итак, принимаемые правила, нормы, кодексы в современном обществе для его безопасности, защиты от агрессии влекут за собой ограничения и лишения частной жизни индивида. Напротив, попытки утверждения своей идентичности, уникальности, в том числе - маргинальными сообществами, часто воспринимается обществом как вызов, угроза и агрессия. Вместе с тем
1 (англ. companion animals) - термин, используемый для обозначения домашних животных, которых человек содержит у себя в доме для общения и получения положительных эмоций. Такие домашние животные противопоставляются, таким образом, сельскохозяйственным животным.
маргинальность в семиотических исследованиях истории культуры понимается в качестве зарождения жанров и стилей самобытных эпох. Нам представляется логичным в контексте обсуждаемых взаимосвязей символики защиты и угрозы обратиться к маргинальным сообществам, возникающим в современности вокруг символа оружия - меча [8, 12].
Меч является символом, выражающим и защиту (добро, справедливость, героизм), и нападение (зло, война, агрессия). Он же стал символом защиты легитимной власти и модели поведения благородного человека, имеющего право применять оружие, но ограниченного в своем праве осознанием полной меры ответственности за последствия своих действий [7, 8]. Это делает символ меча притягательным для той части молодежи, которая испытывает затруднения в выборе своей модели поведения и способов социальной адаптации в условиях множественной культурной действительности [12].
Результаты исследований интерпретации символа меча соответствующими маргинальными сообществами позволили вскрыть два эффекта, обеспеченных современным состоянием культуры, - эффект дегустации ценностей и эффект компенсации, неприятия действительности. Оба эффекта установлены на основе концептуальной модели, развернутый обзор которой представлен в статье И. В. Мелик-Гайказян в этом же номере журнала. Модель, созданная в рамках информационно-синергетического подхода, устанавливает корреспонденцию между формами культуры и ее системными функциями. В схематизме модели1 семиотические формы культуры возникают в следующей последовательности: идеология (блок 1); «новояз» (блок 2), кодирующий новизну предлагаемой идеологии; социальные сценарии (блок 3), открывающиеся в создаваемой среде идеологии; «переворот в символизме» (блок 4), фиксирующий изменения в иерархии социальных сценариев и новые операторы реальности; модели поведения (блок 5), формирование которых было изначальной целью идеологии. Следует отметить то, что в этой последовательности есть ответвление. А именно, «новояз» (блок 2) может как предполагать варианты социального действия, так и предопределять форму социальных мифов (блок 6), становящихся заменой «ненаследственной памяти культуры». Перечисленные формы в их семиотическом выражении составляют фрагменты социокультурной действительности, воспринимаемые человеком (блок 7). В графике модели траектории этого восприятия совпадают с траекториями воздействий на человека или системных функций культуры: нормативная, вербальная, прогностическая, критическая, адаптивная и компенсаторная функции. Следует заметить, что эти совпадающие траектории имеют различные направления. Это разъясняет амбивалентность символики, поскольку назначение каждой семиотической формы передает единственное значение (например, меч как символ модели поведения рыцаря), но в контексте всей многомерности символа воспринимается как способ воссоздания социального мифа, конструирующего в действительности настоящего желаемое пространство жизни. При этом модель поведения воплощает в себе те или иные идеологии, социальные сценарии, интерпретации символов, которые реализуются в конкретном способе адаптации к действительности. Од-
1 См. рис. 1 в статье И.В. Мелик-Гайказян в этом номере журнала (с. 172).
новременное существование разных нормативных систем и разветвленность жизненных сценариев в принципиальной степени затрудняют выбор человеком способа адаптации, что в условиях дифференциации социальных ролей обусловливает эффект дегустации разных моделей поведения как апробирование в личном опыте всей ценностной нагруженности каждого из образов действий. Дегустация не предполагает насыщения всей жизни определенными ценностями, но в своем временном приобщении к этим ценностям требует погружения в конкретную аксиологическую и поведенческую среду.
Социологические исследования среды маргинальных сообществ, проведенные автором [7], показали, что самоорганизующиеся и абсолютно неформальные сообщества ролевиков1, реконструкторов, артфехта2 движимы целью, которую мы интерпретируем как дегустацию культурных ценностей. Перечисленные и не упомянутые здесь сообщества весьма разнообразны, удивительно многочисленны и объединены только одним основанием - отсутствием стремления к их легитимному признанию. По данному обстоятельству полной противоположностью является та часть маргиналов, которая стремится к своей легитимации и внешней манифестацией. Ярким примером является сообщество джедаев (персонажи вселенной «Звёздных войн»), вдохновленных циклом фильмов «Звездные войны», и толкиенистов3, известных, в частности, по эльфийским ушам. Члены этих сообществ в официальных документах обозначают свое вероисповедание как религию джедай, национальность - как эльф или хоббит, прилагают усилия для того, чтобы ООН официально признала так называемую «силу», трактуемую во Вселенной Звездных войн в качестве энергетического поля, создаваемого всеми живыми. Эти сообщества становятся примером эффекта имитации и конструирования реальности, противоположной актуальной действительности. Траекторию подобного конструирования реальности можно проследить по схеме упомянутой нами модели, разработанной И.В. Мелик-Гайказян.
Воспроизведем эту траекторию. Человек не видит в актуальной действительности «своих» социальных сценариев, а в существующей традиции -способов компенсации, что заставляет его совершить первый шаг - найти способ внесения корректив в «идейные» истоки желаемого мира (переход от блока 7 к блоку 1). Например, некоторые толкиенисты считают, что Дж.Р.Р. Толкиен не вполне верно описал мир, созвучный их настроениям. Изменения этого мира заставляют их творить свои коды и имена скорректированного мира. В этом проявляется второй шаг - переход от блока идеологии к блоку новояза. В третьем шаге, совершаемом по направлению к блоку 6, создается уже своя история конструируемого мира. Создаваемая версия истории уже обеспечивает действие компенсаторной функции (переход от блока 6 к блоку 7). Представленная траектория этих шагов напоминает знак бесконечности - да, а многократное повторение данных шагов в конструировании виртуальной реальности бесконечно отдаляет человека от адаптации к
1 Ролевое движение (ролевики) является неформальной общностью людей, играющих в различные ролевые игры, в первую очередь ролевые игры живого действия.
2 Артистическое, сценическое фехтование.
3 (от Толкин) поклонники книг Дж. Р.Р. Толкина, имеющие тесную связь с субкультурой ролевиков.
актуальной действительности. Вместе с тем логика следования семиотических форм заставляет формировать некую структурность виртуального мира (блок 3) и символы принадлежности к иерархическим уровням этой структурности (блок 4). Именно ощущение разрыва между реальным и виртуальным заставляет подобные сообщества искать легитимного признания своих идейных истоков и в явном виде обозначать (например, совершаемыми бо-димодификациями: эльфийские уши, клыки, имплантированные рога, змеиные языки, татуировки) свою принадлежность к конструируемому миру.
Таким образом, адаптация противостоит компенсации, социальные мифы - моделям поведения и социальным сценариям, а эффекты дегустации и эффекты имитации становятся противоположными антропологическими стратегиями в множественности культур. Мы хотим подчеркнуть, что эпатаж внешнего выражения сопутствует идеологии искусственных культурных миров и воплощает эффект имитации, а дегустация характеризуется сокрытием своего свершения и становится средством приобщения к интеллектуальным традициям, апробированным временем.
Имитация защиты слабого проявляет себя в семиотических формах этичного отношения к животным. Несомненной заслугой биоэтики стало внедрение процедур этической экспертизы при использовании лабораторных животных в биомедицинских исследованиях. Это проявило то, что идеология отношения к животным на сегодняшний момент устарела. Защита лабораторных животных и соответствующее регулирование технологии экспериментов привели к разработке и принятию пока только в зарубежном опыте ряда нормативных документов («Всемирная декларация прав животных», «Кембриджская декларация о сознании»). Ныне, благодаря уставам и правилам биоэтики, в международной практике отвергаются результаты исследований с жестокими опытами на животных; существуют «черные» и «белые» списки косметики и бытовой химии, что приводит к бойкоту продукции фирм-нарушителей; формируются движения, подобные Фронту освобождения животных1. Иными словами, животное рассматривается как недееспособный субъект права и существо со своими желаниями, чувствами и потребностями. За жестокое обращение с животным (что включает и неправильное содержание) само животное может быть конфисковано, а владелец наказан штрафом или даже лишением свободы. В отечественном опыте животное рассматривается только как имущество, что исключает возможность решения проблем, связанных с нарушением прав животных. Это объясняет, что защита животных осуществляется в неком подражании опыту других стран или созданием групп защитников, действующих на основании собственных представлений о помощи животным. В этих стихийно создаваемых группах в полной мере проявляются эффекты дегустации и имитации маргинальных сообществ, поскольку сами эти группы, к сожалению, в отечественной действительности воспринимаются как маргиналы. Сожаление вызывают и формы имитации защиты животных. В качестве примеров такого поведения мы приведем
1 Фронт освобождения животных (англ. Animal Liberation Front, сокр. ALF) - основанное в 1976 году международное подпольное движение безлидерного сопротивления, объединяющее вегетарианцев и веганов, практикующее «прямые действия» для освобождения животных, находящихся в неволе.
только два случая. Первый из них, касается истории содержания пенсионеркой в своей однокомнатной квартире ста семнадцати кошек, второй - формирования движений ситихантинга1. Эффект компенсации проявляется в том, что сами люди в подобных действиях обнаруживают собственную неспособность противостоять нарастающей агрессии в обществе. Это, в частности, подтверждается анализом используемого лексикона на интернет-форумах, на которых заявляют о себе эти люди.
Вместе с тем происходит адаптация зарубежного опыта защиты животных. Она осуществляется на основе апробирования инициативными группами соответствующих моделей поведения. Это воплощается на практике в законодательных инициативах, в популяризации идей движений «зеленых» (WWF2, PETA3, WSPA4, Вита5 etc.), в организации приютов для брошеных и пострадавших от жестокого обращения животных. Но сами эти сценарии действий фактически подтверждают отсутствие (или полную утрату) в отечественном опыте культурной традиции гуманного отношения к животным и защиты человеком того и тех, кто кажется им слабее себя. Позитивными примерами внедрения зарубежного опыта защиты слабых становится организация различных некоммерческих организаций, благотворительных фондов, социальных движений, направленных на помощь оставленным без попечения детям; пожилым людям и инвалидам; больным различными заболеваниями, их родственникам; людям, пострадавшим во время стихийных бедствий, войн; защиту окружающей среды, животных.
Заметим, что подобное восприятие биоэтических проблем в основном стимулируется телепередачами и интернет-форумами. Встает вопрос о нормативности и в медицинской сфере, как неизбежной для столкновения «своей» реальности человека и реальной действительности. Принимая представителей «нестандартных», маргинальных, альтернативных сообществ такими, какие они есть (эльфы, хоббиты, джедаи, вегетариацы, веганы etc), врачи отказываются от патерналистского подхода так же, как это происходит в ситуациях со сменой пола, в случаях андрогинности, пластической хирургии, прерывания беременности etc. С одной стороны, медицинская и биологическая этика направлена на сохранение ценности и целостности (и при необходимости - на возобновление этой целостности) индивида как морально, так и фи-
1 Обобщающее понятие, обозначающее группы людей, по собственной инициативе осуществляющих мероприятия по регулированию численности животных в городах посредством отравления, отстрела и других антигуманных методов. Группы подразделяются на догхантинг («охотники на собак» - от англ. dog + hunters, также догкиллеры), кроухантинг (уменьшение численности ворон и птиц вообще), варминтинг (охота на крыс и грызунов вообще).
2 Всемирный фонд дикой природы (англ. World Wildlife Fund, сокр. WWF) - международная общественная организация, работающая в сферах, касающихся сохранения, исследования и восстановления окружающей среды.
3 Люди за этичное обращение с животными (англ. People for the Ethical Treatment of Animals, сокр. PETA) - организация, ведущая борьбу за права животных.
4 Всемирное общество защиты животных (англ. World Society for the Protection of Animals, сокр. WSPA) - международная некоммерческая зоозащитная организация, осуществляющая свою деятельность в более чем 150 странах мира и объединяющая более 900 организаций.
5 Центр защиты прав животных «Вита» (англ. VITA Animal Rights Center, от лат. vita -«жизнь») - российская общественная благотворительная организация, относится к типу организаций «за права животных» (англ. animal rights).
зически. Но в ситуации с обсуждаемыми представителями сообществ и возникающими проблемами (модификация тела, отказ от использования традиционных схем лечения, отказ от продуктов, лекарств, препаратов с включениями компонентов животного происхождения) стоит вопрос не о воссоздании нормы, а о нарушении нормы или, что будет точнее, о новой деформации нормы. В этом проявляется стихийный поиск действенных способов противостояния агрессии, генезис которой был рассмотрен в начале статьи, и опыт распознавания символики био-власти.
Литература
1. Мещерякова Т.В. Биоэтика как форма защиты индивидуальности в современной культуре // Высшее образование в России. 2009. № 10. С. 94-99.
2. Лоренц К. Агрессия (так называемое «зло») / Пер. с нем. М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994.
3. Мелик-Гайказян И.В. Концептуальная модель диагностики технологий инфор-
мационного общества // Вестник Том. гос. пед. ун-та. 2010. № 5. С. 42-51.
4. Лоренц К. Восемь смертных грехов цивилизованного человечества // Оборотная сторона зеркала / Пер. с нем. М.: Республика, 1998.
5. Мелик-Гайказян И.В. Диагностика шешогу-Шт, или Биоэтическое измерение проблем профессионального образования // Вестник Том. гос. пед. ун-та. 2012. №. 4, С. 244-247.
6. Горбулёва М.С. Восприятие символа как феномен дегустации культуры //
Конструирование человека: сборник трудов III Всероссийской научной конференции с международным участием. Томск: Изд-во Том. гос. пед. ун-та, 2009. С. 69-72.
7. Горбулёва М.С. Образ меча: предметность и символика в современности //
Конструирование человека: Сборник статей. Томск: Изд-во Том. гос. пед. ун-та, 2008. С. 20-54.
8. Горбулёва М.С. Оружие символа и символ оружия: семиотические границы
образования // Высшее образование в России. 2009. № 10, С. 99-102.
9. Уайтхед А. Н. Символизм, его смысл и воздействие / Пер. с англ. Томск: Водолей, 1999.
10. Миф, мечта, реальность: постнеклассические измерения пространства культуры / Под ред. И.В. Мелик-Гайказян. М.: Научный мир, 2005.
11. Тищенко П.Д. На гранях жизни и смерти: философские исследования оснований биоэтики. СПб.: Изд. дом «М1ръ», 2011.
12. Горбулёва М.С., Шабанов Л.В. Маргинальность как симптом срыва социальной адаптации // Высшее образование в России. 2008. № 9. С. 109-113.
