CC BY
56
тая «курица выступает в роли творца; черная и белая куры откладывают по девять яиц каждая, из которых вылупляются, соответственно, плохие и хорошие люди» [2, с. 206]. К финалу на теле у горожан начинают расти перья. Кульминационным моментом становится противостояние людей, частично превратившихся в кур, куриной стае, которая перед лицом опасности внезапно обретает прежнюю организованность и улетает из злополучного города. «Птицы поднимались неуклюже, чересчур часто взмахивая крыльями. Но они все же летели, выстраиваясь в длинный куриный клин... Через считанные секунды все куры в Чанч-
Одной из значимых духовных ценностей человеческого общества является лю-| бовь. Это признал еще апостол Павел: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь | звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не
жоэ поднялись в воздух... Через минуту куриный клин закрыл солнце, и наступило солнечное затмение. Кур было такое великое множество и они улетали так долго, что, после того как последняя тварь скрылась за горизонтом, наступила ночь...» [3, с. 379].
Таким образом, пародируя маркесов-ский роман, насыщая собственный текст мифологическими, фрейдистскими, литературными аллюзиями, Д. М. Липскеров создает сложное пространство, хронотопиче-ское единство которого определяется соединением нескольких типов хронотопа, и насыщает его сугубо «русскими» мотивами и персонажами.
бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится, а теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1 Кор., 13 : 1—8, 13). Алексий II, будучи патриархом Всея Руси, утверждал: «Мы — наследники Святой Руси и Великой России, в которой высшим и главным законом была заповедь христианской любви. Любовь определяет смысл и содержание всех государ-
© А. Ю. Громова, 2011
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Бахтин М. М. Эпос и роман / М. М. Бахтин. — СПб. : Азбука, 2000. — 300 с.
2. Жюльен Н. Словарь символов / Н. Жюльен. — Челябинск : Урал ЛТД, 1999. — 453 с.
3. Липскеров Д. М. Сорок лет Чанчжоэ / Д. М. Липскеров. — М. : Астрель, 2006. — 385 с.
4. Маркес Г. Г. Сто лет одиночества / Г. Г. Маркес. — М. : Мартин, 2009. — 368 с.
5. «Русский Маркес» о Габриэле Гарсии Маркесе [Электронный ресурс]. — Режим доступа: Ьыр:// \vwvv.lipskerov.ru./спЫс/ — Загл. с экрана.
6. Славникова О. Сорок лет российского одиночества : [Рец. на кн.: Липскеров Д. Сорок лет Чанчжоэ. М., 1996] / О. Славникова // Урал [Екатеринбург]. - 1997. - X? 3. - С. 186-189.
Поступила 29.09.09.
ЛЮБОВЬ КАК ЖИЗНЕННАЯ ЦЕННОСТЬ И ДУХОВНАЯ ОСНОВА ЛИЧНОСТИ В ПОВЕСТИ Г. Н. ЩЕРБАКОВОЙ «У НОГ ЛЕЖАЧИХ ЖЕНЩИН»
А. Ю. Громова
Опираясь на материал повести Г. Щербаковой «У ног лежачих женщин», автор рассуждает о любви как об одной из значимых ценностей человеческого общества.
ственных и гражданских законов и правил личностных отношений. Любовь имеет многосторонние проявления в жизни человека. Кто ее не имеет и не знает, не обретает и не возрастает в ней, тот очень обедняет свою жизнь» [2, с. 124]. Любовь — одна из самых сложных и противоречивых загадок человеческой жизни. Каждая историческая эпоха «своими культурными, гуманитарными идеями пытается с высоты достигнутых знаний проникнуть в суть данного биологического, социального, духовного влечения мужчины и женщины друг к другу» [1, с. 12]. Это феномен, тайну которого на протяжении веков стремятся разгадать психологи, психоаналитики, социологи, писатели.
Литература как составная часть культуры в последнее время уделяет особое внимание любви как основной ценности в жизни общества и конкретного человека. Отношения мужчины и женщины в современном мире достаточно неоднозначны и сложны. Любовь становится хрупким, нестойким чувством, которое крошится от любого громкого крика и разбивается вдребезги от несходства характеров, пьянства, измены, разногласия в вопросах воспитания детей. Может ли это чувство быть истинной опорой жизни? Может ли вытерпеть все? Становиться с каждым годом все крепче? На этот вопрос пытается ответить Г. Н. Щербакова в повести «У ног лежачих женщин» (2007). Автор ставит целый ряд проблем, связанных с темой любви.
Одна из них — истинность чувств на бытовом уровне. В произведениях на тему любви обычны два варианта финала: счастливое воссоединение влюбленных или трагическое расставание. Еще в русских народных сказках повествование оканчивалось свадьбой героев и фразой, характеризующей их дальнейшую жизнь: «Жили-поживали да добра наживали» или: «Жили они долго и счастливо». В реальной жизни часто взаимные чувства мужчины и женщины быстро гаснут, «любовная лодка разбивается о быт». Следует отметить, что бытовую рутину чаще всего не могут выдержать мужчины, оправдывая разрыв отношений так: «Жизнь заела».
Г. Н. Щербакова обращает внимание именно на способность мужчины на любовь. Есть ли предел чувству, когда молодая и привлекательная женщина стареет, теряя свежесть юности? В повести представлена крайне серьезная ситуация — отношения между мужчиной и женщиной в момент, когда женщина давно утратила красоту, стала немощной, тяжелой обузой, развалиной, года-
ми не встающей, — лежачей неизлечимой больной. Способен ли мужчина, который должен ухаживать за женой — выносить судно, подмывать, стирать испачканное испражнениями белье, видеть ее во всей неприглядной физиологической немощи, продолжать трепетно и сильно любить ее? Ответ Г. Н. Щербаковой, данный в повести, однозначен: да.
Перед нами три героя и три героини: Сорока и его жена Зина, Шпрехт и его жена Варя, Панин и его жена Людочка. Все перечисленные женщины — лежачие больные. Зина, когда-то крупная, мощная, ведущая хозяйство уверенной рукой, теперь тяжелая, грузная, разбитая параличом, не способная двигать ни одной частью тела. Муж даже не знает, что ее мозг работает, она все понимает, но не может этого показать. Варя, некогда живая, со взрывным, эмоциональным характером, яркая, привлекательная, прикована к постели. Отнявшиеся ноги отняли у нее мир, остался лишь характер, ставший агрессивным по отношению к мужу. Люда — тихая, спокойная в прошлом, теперь лишенная разума, обездвиженная.
Мужья продолжают их любить, истово, преданно, до слез, до обожествления. Каждый считает, что его женщина, его жена — это счастье, которое досталось ему чудесным образом. Мужчины не тяготятся ношей, напротив, они счастливы тем, что имеют возможность видеть жен живыми, рядом, как раньше. «Никто не знает, что Сорока до сих пор спит с Зиной. Ложится рядом на твердый широкий щит, который они сбили с Паниным, ложится, чтобы лицом прижиматься к неподвижной Зининой руке. Рука теплая, мягкая, в общем, живая рука. Она только не может подняться, чтоб накрыть Сороку. Но это ничего... Это не так уж важно... Важно, что она живая. Хотя и мертвая. Сорока убежден, что Зинин мозг не фурычит» [3,
с. 145].
Катастрофичность любви у автора повести вытекает из самого ее характера. Это разрыв с буднями жизни и выход в совершенно иное измерение. Это падение в бездну и одновременно — к средоточию жизни, сконцентрированному в любви: «Шпрехт плачет. И это странные слезы... Одномоментно Шпрехт пребывает в двух полярных состояниях... он испытывает сейчас ненавидимую любовь и и самое что ни на есть счастливое горе... Шпрехт плачет и думает о майонезной баночке, что стоит у него в сарае на самой высокой полке за коробкой с некондиционным гвоздем.
В баночке порошок с ядом. Быстрым
«Фшшо-угроведение. Филологические науки»
133
ядом, секунда — и нету тебя, как и не было. Шпрехт давно решил, что, если Вари не станет, то он пойдет в сарай. Это неважно, что она кричит и бросает в него предметы аптечного производства, это все равно ничего не может изменить. Без Вари ему не жить. Никого, кроме нее, у него не было и нет... Варя — это все, даже сейчас, когда пульсирует локоть и воняют вымытые от мочи тапки... Это неважно...» [3, с. 149]. Такое состояние экстаза, граничащего с безумием, несовместимо с обычным течением будничной жизни, с условиями земного существования. Следовательно, у любви не может быть счастливого житейского завершения, но только не у Г. Н. Щербаковой. В ее повести мужья верят, что они действительно счастливы, и чувствуют себя таковыми. Так, Панин неизмеримо счастлив, когда его Люд очка на несколько мгновений выходит из состояния безумия и ее разум проясняется. «Панин присел возле ее ног. Вот если есть бог, думал он, то мне ничего не надо, ничего. Пусть она не ходит, пусть. Пусть у меня будет болеть и печенка, и селезенка, пусть меня сгрызет ревматизм... Но пусть ее не покинет разум. Панин мог отдать за это и жизнь, но он боялся, что такая замена может быть опасна для Людочки. Что тогда с ней станет? Конечно, сын у них хороший, но ведь не настолько, чтобы носить мать на руках. Теперь таких детей, считай, и нет. Поэтому ему надо жить... Они заснули, держа друг друга за руку. Слеза Панина затекла в ухо, а свою слезу Люд очка слизнула» [3, с. 160].
Любовь и болезнь — ключевые темы произведения, в котором ярко передано чувство прекрасной любви, несмотря на безрадостную судьбу героев. Любовь у Г. Н. Щербаковой — таинственная стихия, преображающая жизнь человека, придающая его судьбе неповторимость на фоне обыкновенных житейских историй, наполняющая особым смыслом его земное существование. Автор исследует чувства людей, как естествоиспытатель, как пытливый ученый. Ее удивляет, насколько сильной может быть любовь, не юношеская, которая охватывает пламенем, но потом гаснет, не выдерживая испытаний, а тихая, размеренная, которую часто подменяют понятием «привычка». Это и есть неуга-сающее пламя, спокойное, но жаркое, неугасимое, способное обогревать долгие годы. Именно такая любовь связывает героев произведения.
Автор повести параллельно показывает два периода жизни героев, постоянно возвращаясь к их прошлому — к истории знакомства каждой пары, к истории их далеко не
идеальной жизни. Знакомство и зарождение чувств у всех были далёко не романтичными, совместная жизнь наполнена и изменами, и бытовыми ссорами, и дикой ненавистью, которую женщины питали друг к другу. Казалось бы, самая обычная, иногда радостная жизнь, а иногда отвратительная каша человеческих взаимоотношений. На этом фоне Г. Н. Щербакова выделяет особый пласт такой жизни — любовь, исполненную духовной значимости, чистую, незамутненную. Автор демонстративно отстраняет все, что было до болезни героинь, опускает подробности, связанные с их профессиями, социальным положением, и оставляет малую толику типических примет лишь для сохранения иллюзии правдоподобия.
Г. Н. Щербакову занимает вопрос, каким образом красота и некрасивость, ум и глупость проявляют себя в великом и важном для человека чувстве — любви. Она пытается проследить, как эстетические категории переходят в этические и насколько совместимы красота и добро, милосердие, сострадание, внешняя некрасивость, отверженность и великодушие, внутреннее благородство. Для автора и ее героев красота и безупречность внешности есть лишь одно из условий (причем не самое важное) зарождения чувства любви в человеке, гораздо важнее само умение, внутренняя способность любить, жертвовать, страдать. Даже сексуальное влечение приобретает некий ореол святости.
«Сильна, как смерть» — так иногда измеряют словами силу любви, а у Г. Н. Щербаковой мы находим иную интерпретацию — сильна, как болезнь. В повести даны богатейшие вариации на тему любви. Тут и животная любовь-функция, и возвышенное чувство обожания, чуждое плотского влечения, и притворная любовь-игра, любовь-сделка. Тут и любовь-вражда, любовь-близость, любовь-отчаяние, любовь как радостное опьянение, любовь-самозабвение, любовь-жалость, неотделимая от сострадания и нежности. Счастье переживается героями как необычная тяжесть, а горе воспринимается как счастье.
В анализируемой повести мы видим новое осмысление понятия любви. Это духовная ценность, на которой основывается вся жизнь человека. Автор исследует силу и качество любви в самых сложных бытовых обстоятельствах. Смысл любви заключается в том, что она снимает ложь и зло с эгоизма, она заставляет признавать другого человека как идентичную ценность. Именно просветление и умиротворение любви, преображение
ее в чистую, бескорыстную любовь к миру, людям позволяет расценивать ее не только как способ продолжения рода, но и как важ-
нейший фактор формирования внутренне обогащенной, нравственной (в плане нацеленности на другого) личности человека.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Александрова Р. И. Россия : духовность, философия любви / Р. И. Александрова, Е. А. Кур-носикова. — Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 1999. — 176 с.
2. Современная религиозная жизнь России : Опыт систематического описания : в 2 т. — М. : Логос, 2004. — Т. 1 : Православие / отв. ред. М. Бурдо, С. Б. Филатов. — 344 с.
3. Щербакова Г. У ног лежачих женщин : повести / Г. Щербакова. — М. : Вагриус, 2007. — 448 с.
Поступила 25.09.09.
РАННЕЕ ТВОРЧЕСТВО Ф. БРЕТА ГАРТА И ПРОЦЕССЫ МИФОЛОГИЗАЦИИ РЕГИОНАЛЬНОГО СОЦИОКУЛЬТУРНОГО КОНТЕНТА
А, Б. Танасейчук
Статья посвящена исследованию раннего периода творчества американского писателя Фрэнсиса Брета Гарта (1836 — 1902). Автор видит в нем родоначальника региональной литературной традиции и подчеркивает особое значение очерков и новелл писателя в процессах мифологизации регионального социокультурного контента.
Фрагментация, характеризующая культурную жизнь американской цивилизации в исторической динамике ее развития, в значительной степени обусловлена присущим Америке регионализмом. Новая Англия, Средний Запад, Юго-Запад, «Глубокий» Юг, Дальний Запад и другие американские регионы имели достаточно средств для региональной социокультурной самоидентификации. Диалектные особенности американского варианта английского языка, детали одежды, поведения, хозяйственный уклад, социальные институты, фольклор, литературные традиции, мифологизация регионального прошлого, местный патриотизм и многое другое становились ее действенными средствами. На этапах исторического развития американского государства в регионах процессы социокультурной идентификации протекали с различной степенью интенсивности. Но, пожалуй, наиболее «энергично» они развивались на Дальнем Западе США во второй половине XIX в. В связи с тем, что происходило это в рамках «цивилизованного типа культуры» [7, с. 41—80],
наиболее эффективным средством стали разнообразные формы регионального дискурса и среди них — художественная литература.
Среди писателей американского Дальнего Запада особое место принадлежит Фрэнсису Брету Гарту. С его творчеством связаны не только вершинные достижения региональной литературы, но и ее передовые позиции в общенациональной словесности. Именно Брет Гарт, его соратники и современники — Марк Твен, А. Бирс, X. Миллер и др. — стояли у истоков реалистической традиции в литературе США.
Когда писатель очутился в Калифорнии (в 1854 г.), апогей «золотой лихорадки» был уже позади, но на приисках еще кипела золотоискательская вольница, а с прибывавших кораблей сходили новые тысячи старателей и отправлялись по следам «людей 49-го». Вопреки расхожему в отечественной критике мнению, будто Гарт был золотоискателем, в американских источниках этому нет достоверных свидетельств. Казалось бы, писатель представил немало доказательств,
А. Б. Танасейчук, 2011
«Финно-угроведение. Филологические науки*
135
