CC BY
70
УДК 408.5: 413.213
Румянцева Ольга Николаевна
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
olgaolga1005@mail.ru
ЛЕКСИКА И ФРАЗЕОЛОГИЯ, РЕПРЕЗЕНТИРУЮЩИЕ ЛИЧНОСТЬ МОНАРХОВ ИНЫХ ДЕРЖАВ, В РУССКОЙ ПЕСЕННО-ЭПИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ
В статье автор исследует языковые средства, репрезентирующие личность монархов иных (нероссийских) держав в русской песенно-эпической поэзии.
Ключевые слова: прямые и образные номинации, синонимические средства языка, устойчивые сравнения, фра-зеосочетания.
"Гель данной работы - исследовать язы-
I I ковые средства, репрезентирующие лич-Д 1 ность1 монархов иных (нероссийских) держав в рУсской песенно-эпической поэзии.
Материалом для исследования послужили былины, отражающие историческое бытие Киева в 1Х-Х11 вв., баллады, записанные на Севере и подготовленные к публикации О.Э. Озаровской2. Ку-лойская эпическая традиция, как отмечала собирательница, отличается осведомлённостью каждого сказителя о «житье-бытье каждого богатыря» [20, с. 395]. Другой особенностью в северорусском фольклоре отмечены распространённые старинные русские баллады, герои которых обычно безымянны, на Севере «вплетаются в эпическую биографию Дуная» [21, с. 470].
Собиратель северных сказок А.И. Никифоров указывал, что «состояние фольклорной науки... таково, что нельзя удовлетвориться случайным опубликованием сказочных записей без всякой це-леустановки». Александр Исаакович предложил к двум принципам отбора материала: «или географическому принципу, или личностью сказочника» [19, с. 19] - использовать третий принцип: публиковать «сказки без отбора сказочников, а сплошь, как они попадались», относящиеся к одной теме/ одному типу «в ... его разновидностях» [19, с. 20]. В результате, «в процессе бытования» фольклора [19, с. 19] можно определить изменения «языкового образа мира» [23, с. 10].
Выделены основания, в которых содержатся наиболее важные характеристики властителей государств: 1. Имя. 2. Внешность. 3. Вероисповедо-вание. 4. Дом. 5. Взаимодействие с окружающими: отношение с врагом.
Монархи иных держав противопоставлены русскому князю - Владимиру (Красное Солнышко) / царю или русскому человеку (богатырю) как носителю определённых физических и нравственных качеств.
Средства языковой репрезентации личности монархов иных держав различны: прямые и образные номинации, синонимические средства языка, устойчивые сравнения, фразеосочетания.
Прямая номинация используется для обозначения статуса лиц, облачённых высшей властью и членов монаршей семьи: император, король, две
дочери короля (да Ляховинского): Авдотья да ко-ролевисьна, Опраксея королевисьна, у короля Ле-ховенского ... две доцери: Перва доць Настасья королевицьна, Втора доць есть Опраксея короле-вицьна [6, с. 428], Настасья королевишна [3, с. 468], у короля Ляховинского (Есь) две доцери хо-рошиех: Больша-то дочь - все Авдотья да королевисьна, Меньши-ка дочь дак как Опраксея королевисьна [8, с. 417]; (к) король(ю) да королевичь(ю), (к) король(ю) да Кортоусово [9, с. 437], царь, (с) любимый зять(ем) (со) Кончук(ом), (Со) ми-лы(м)й сын(ом) (со) Коршун(ом) [5, с. 444], ... Калин-царь, За им сорок царей, сорок царевичей, За им сорок королей, королевичей, Борис королевич... Борис, королевич сын» [10, с. 49]. Опорное прямое номинативное значение перечисленных лексем отражает общенародное понимание высшего положения в обществе: Собирал Бладимир князей и королей на почестен пир [5, с. 444].
Сочетание слов перва доць, втора доць раскрывают значение лексемы королевицьна. Имена Авдотья, Настасья, Опраксея характерны для главных героинь северорусского фольклора как русской, так и иных держав. Имя Настасья Лиходеевна [7, с. 434] в народной этимологии словообразовательно связывается с единицей лиходействовать в значении «делать зло, вредить» и лиходейство со значением «злодейство, злодеяние». Поэтому семантика слова Лиходеевна понимается как «лиходейка, злодейка», отражая качественную характеристику героини злая [15, 2 т., с. 257].
Лексемы Леховенский, (да) Кортоусово, указывают на местоположение королевства (Литовское государство [16, с. 198], Кортоусово цярство), воспроизводят традиционные для русского эпического повествования способ сочетания слов: согласованное определение (у) короля Леховенского, к ко-ролью (да) Кортоусово.
В кулойских былинах постоянно упоминаются мужские имена Кончак, Коршун (здесь - зять Кургана). Эти имена указывают на воспроизведение в былине реальных событий, отражая дотатарские переживания, так как Кончак был половецким князем, энергичным противником Киева в XII веке [1, с. 60]. Фамилия Кончак представляет собой застывшую форму тюркского имени Кончак. По мнению Н.А. Баскакова, этимология слова определя-
ется «историческим предметом воинской одежды, защищающей ноги от стрел», со значением «кожаные штаны» [4, с. 42]. Такие «доисламские имена у тюркских народов . давались родителями новорожденному ребёнку по предмету, который первый попадался на глаза» [4, с. 43]. Именами Коршун, Кончак предопределялись новорождённым воинская доблесть и способность всадника к стремительному передвижению. Предводителем татарского войска, положившему начало монголо-татарскому нашествию, обычно является Батыга Батыгович (Батый). Имя монгольского хана содержит значение Ьай - «сильный, крепкий» [24, с. 135]. Реже называются имена Кудреванки-царя и Кургана. Содержание заимствованного из тюркских языков слова «Курган» определяется опорным прямым номинативным значением «гора», «холм», «насыпная могила», «укрепление», «крепость». Так, при именовании монархов Коршун, Кончак, Батыга Батыгович, Курган выявляются репрезентативные признаки личности по внешнему виду: русскими прозвище «Курган» присваивалось сильному и высокому человеку, «Батый» - крепкому человеку, Коршун, Кончак - стремительным наездникам. В номинации Бориско да сын Заморёнин значение притяжательного прилагательного (чей?) Заморё-нин не может быть оторвано от основного значения лексемы море и понимается соотносительно с ним, указывая, что «пришли да из-за моря, да из-за синего», .где владеют землёй [11, с. 147] Существительное море сопровождается эпитетом синее. Сочетание из-за моря, да из-за синего «стоит в сильной позиции - в конце строки» и «содержит в себе семантический нюанс “далеко”» [26, с. 111]. Дальняя земля за морем, обозначенная в имени главного героя Бориско да сын Заморёнин, должна была предупредить героиню об опасности, так как «море - символ неизвестности и погибели» [26, с. 112].
Количество слов, группирующихся вокруг имени монархов иных держав, может быть различно, сочетая совмещение прямого, номинативно-производного и экспрессивно-синонимических значений единиц: Курган-злой собака царь, собака Калин-царь [5, с. 443], собака злодей Калин-царь [10, с. 49]. Переносное значение постоянного эпитета собака характеризует внешние отличия человека как «злого и грубого» [22, с. 737].
Образные номинации: Идолище Проклятое, Издолишшо да за великого да проклятово, [9, с. 438-439], Издолишшо Чурилко млад Пленкович [2, с. 198.] - представляют сочетание двух и более слов, с главным существительным Идолище / Издолишшо со значением «поганец, язычник», актуализируя неправославное вероисповедание. [15, т. 2, с. 8-9]. Лексема идол с прямым номинативным значением «изваянье мнимого божества; истукан, пагода, кумир, болван», [15, т. 2, с. 8] «божок» изве-
стно с XI в. [28, т. 1, с. 336] и словообразовательно связывается с единицей идолочтитель с семантикой «истуканец, кумирник» [15, т. 2, с. 8-9], репрезентируя вероисповедание властителя «тотар он да проклятыих» [5, с. 445], нечистых поганых тотарщев [12, с. 448]. Значение слова нечистый «запрещённый церковным законом, поганый, скверный» [15, т. 2, с. 543] подчёркивает негативное отношение к тотарщам. В народной этимологии лексема идол по созвучию соединяется и со словом издол, м. сиб. со значением «дол, долина, длинный, широкий подъём меж гор» [15, т. 2, с. 21], дополнительно характеризуя внешний облик монарха. Вместе с тем имя Издолишшо Чурилушко млад Пленкович называет сыновье отношение эпитетом млад, уточняет: «Я отца Издолишшо Проклятого» [2, с. 198], репрезентируя молодой возраст. Содержательный минимум постоянного эпитета проклятый конкретизируется в двух направлениях, которые могут быть представлены в следующих семемах: 1. Отлучённый от церкви (ср. окаянный - проклятый, отверженный церковью) [28, т. 2, с. 594]; 2. Ненавистный, проклинаемый [22, с. 611]. Семантика слова проклятый, с пометкой значения «бранное», передаёт экспрессивную оценку, выражая негодование [22, с. 611]. В былине «Илья и Идолище» Идолище называют поганым, удваивая значение «враг-язычник» [17, с. 174]. Номинации Чурило да ведь Пленкович, Чурилко мла-дый Пленкович главным слово Чурило / Чурилко со значением иркт. «замарашка, чумичка» [15, т. 4, с. 615] репрезентируют отличительные национальные черты лица, как и в номинации тотарин -тотарское лицё. Постоянный эпитет Пленкович указывает на «состояние порабощённости», «несвободы» [22, с. 611].
В русском эпосе, писал В.Я. Пропп, сравнение занимает второстепенное положение, ибо вся структура поэтической выразительности направлена не на сближение по сходству, а на дифференциацию по отличию [18, с. 148.] Во внешнем виде различают красоту русского князя с «Русыми-то кудрями» и «жёлты кудри» «тотарищо да постраш-нея всех татар» [12, с. 447-448]. Содержание сравнительной степени прилагательного страшный -«ужасный, пугающий» приумножено приставкой по- со значением «усиления признака» [22, с. 525]. Не отличается красотой глава Литовского королевства: (Заходил Дунаюшко) к королю в Литву,
Да к Ляховиньскому да страховиньскому... [3, с. 468]. Прилагательные Ляховиньскому да страховиньскому обозначают территорию, которой владеет монарх, и внешнюю характеристику короля.
Описание силы, мощи, габаритов монархов других держав передаётся через устойчивые формулы изображения богатырей:
Переступит с ноги на ногу, карап спогинаетця, Мачты-блоки опростаютця.
Ступил на мать сыру-землю -Так сыра земля спотряхнулася [12, с. 447]. Таким образом, номинативными средствами языка монархи иных (других, отличающихся от русской) держав противопоставлены русскому князю - «ласковому» Владимиру Красное Солнышко по внешним / национальным признакам (Курган, страховиньский) / Чурило, тотарин, тотарищо); русским князьям Владимиру, Роману и Василию Пермяте - по вероисповеданию (Идолишшо Проклятого, Издолишшо проклятое, нечистый, поганый), владению/состоянию (Ляховенские, Заморё-нин, Кортоусово, Пленкович), отношению (злой, собака). На первое место выступают эпитеты. Многие эпитеты становятся в эпосе постоянными. Они называют существенный признак монарха иной державы и имеют, как правило, оценочный характер с отрицательной коннотацией.
Главным атрибутом царской власти является не только территория, но и княжеские палаты: у короля Ляховенского «красно крыльцё», «светлая гридня», «замочьки немецкие» [6, с. 429], приезжает (богатырь) во Шахов и во Ляхов ...ко красну крыль-цю, .по белым сеням, .во светлу светлицу [8, с. 420], «в Кортоусово цярство» «на красно крыльцё», «белые сени», ... во светлу светлицу [9, с. 437]. У Бориско да сына Заморёнина «палаты да белокаменны», где «столы да вси дубовые,. белы браны скатерти» [11, с. 149-150]. Названные предметы пространства, организованного человеком, фокусируют внимание на деталях, визуально предопределяющих следующие события или действия героев: «красно крыльцё», «новы сени» «обеспечивают выход вовне и вход» [27, с. 10], «светлая гридня», «светла светлиця» «с дубовыми столами» символизируют сбор собрания, «за-мочьки немецкие» - новый способ охраны комнат.
Системообразующим признаком властного дискурса становится угроза утраты дома / территории, власти: ...Бладимир стольнокиевскёй!
Отдай ты нам да красен Киев-град Без бою, без драки, без кровопролития. Добром неоддашЪ- - и так возьмём. [5, с. 444]. Повелительная форма глагола отдай со значением «вручи» «дай», где приставка от- выражает «совсем, вовсе» [22, с. 467; 15, т. 2, с.720], повторяется словоформой оддашь при противопоставлении не оддашь - возьмём, акцентируя внимание на угрозе «захвата».
В пинежской былине «Илья Мурович и Калин царь» требования, пересказанные с латинского языка, князю Владимиру Алёшей Поповичем: «Говорил Добрынюшка Микитич сын: “Я не знаю грамоты латыньскоё, Ты отдай Олёши Попови-чю ”» - передаются богатырём властителю через привычную этическую форму прошения: «Он ведь просит города Киева Без бою, без драки, без се-ченья» [10, с. 50]. В содержании глагола просит
передано значение: «склонять к исполнению своих желаний, ... убеждать исполнить что., добиваться в чём чьего согласия » [15, т. 3, с. 509]. В то же время поведение посла Калин-царя демонстрирует уверенность в победе над князем Владимиром: «Он в гридню идёт - Богу не молитьсе; Через стол скочил - сам на место сел» [10, с. 50].
Властные действия номинируются глаголами, указывающими на низвержение воли русского князя: Не спрашивает он у ворот приворотничков,... Он не чтит, крестит своё тотарское лицё. Он Господу Богу не молитця,
Да солнышко Владымеру не кланяиця, Матушки Апраксеи целом не бьёт. [12, с. 447]. Семантика глаголов несовершенного вида не спрашивает, не чтит, не крестит, не молитця, не кланяиця, целом не бьёт определяется отрицательной частицей не, репрезентирующей нарушения монархами иных держав норм и правил поведения, традиционных для русского человека. В былине «Соловей Будемирович и Запава Путевисьня» представлено правильное поведение гостя:
Он в гридню идёт, - Богу молитьсе,
Он Владимеру-князю поклоняитьсе;
Он Владимеру-князю подарки дарит ...
Он кнегины Опроксеи подарки дарит... [13]. Наказания при неповиновении - прямой речевой акт давления и нажима: «Говорит он да таковы слова:
“Пришёл к тебе за добрым делом я, за сватовством,
Уж ты дашь дочерь за меня взамуш,
Не дашь, так я силой возьму,
Тебя, солнышко, во полон возьму,
Матушку я Апраксеюшку стругом выстружу, Из святых икон я мосты смошшу,
А Божьи ваши церкви я на дым спушшу,
А Настасью я Володишну за себя взамуж возьму”» [12, с. 447].
Смысловая структура глагола шире, чем смысловая структура имени существительного, и круг его значений подвижнее. Семантика повторяемого глагола возьму в словосочетаниях силой возьму во полон возьму, взамуж возьму определяется следующими значениями: «добиваться своей цели, применяя что-нибудь», «с собой увозить, уводить, захватить, получить» [22, с.285; 15, т. 1, с. 196]. Лексические значения глаголов в словосочетаниях стругом выстружу (выстружить - «действие. особым орудием, имеющим вид серпа» [15, т. 4, с. 340], приставка вы- указывает на «исчерпанность действия, достижения результата» [22, с. 112]), мосты смошшу (мостить - «покрывать поверхность дороги», приставка с- указывает на «соединение в одном месте» [22, с. 690]) усилены тавтологическими сочетаниями однокоренных слов. Семантика устойчивого словосочетания на дым спушшу -«предам огню и разорению, сожгу» [25, с. 370] -
функционально-синтаксически закреплена, фразеологически связанна. Разрушительные действия вражеских сил, прежде всего, направлены на уничтожение веры, церкви и икон, «пространства духовного, контролирующего и определяющего .пребывание в этом мире» [Цивьян, с.11]: Из святых икон я мосты смошшу, А Божьи ваши церкви я на дым спушшу. Народное понимание силы святых икон в Божьих церквях общепризнанно: перед битвой богатыри ... молятся Спасу Пречистому, Они Божьей Матери Богородици [10, с. 54]. Победив русский дух, враги уверены, что сокрушат физическую мощь богатырей.
Начальственные состояния и отношения чуже-странца-царя к жене русского князя (кнегины) номинируются опорным прямым значением глаголов, указывающих на проявление власти:
А он позорил кнегиню да Марью Юрьевну.
А он дерёт со кнегины да платье цветное,
А говорит он кнегины да Марьи Юрьевны:
«А ты потешь-ко, кнегина, да добрых молодцов, А ты спляши нага да по-удалому» [11, с. 150] Эмоциональный / экспрессивный характер достигается образной направленностью глаголов позорил со значением «ставить в постыдное, унизительное положение» [22, с. 517], дерёт со значением «рвёт на части» [22, с. 182], потешь-ко со значением «развлеки, доставить удовольствие» [22, с. 795], спляши со значением «потанцуй» [22, с. 524], описывающих ситуацию.
Таким образом, языковой образ монархов иных держав создаётся номинативными средствами языка - лексемами с прямыми значениями, отражающими общенародное понимание высшего положения в обществе; образными средствами языка, называющими существенный признак предмета и имеющими, как правило, оценочный характер с отрицательной коннотацией; «устно-поэтическими формулами как способом передачи обобщённого значения “дальний предел”» [26, с. 113]; синонимическими средства языка, удваивающие значения; реже - фразеологическими единицами, глаголами, репрезентирующими системообразующий признак властного дискурса - угрозу потери дома, власти, свободы; наказания при неповиновении. Все номинации отражают пространственную оппозицию внутренний/внешний, соответствующую оппозиции свой/чужой, за исключением женских имён, так как дочь монарха имплицитно невеста русского князя (будущая хозяйка дома).
Примечания
1 Под личностью мы понимаем «социальную характеристику человека» [Б.И. Кононенко. Большой толковый словарь по культурологии. - М.: АСТ, 2003. - С. 240].
2 Наибольшие былинные богатства были обнаружены в районах русского Севера [ЛС, с.60].
Библиографический список
1. Аникин В.П. Былины: словарная статья // Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. - М.: «Советская энциклопедия», 1987. - С. 59-60.
2. Баллада-старина «Чурила Пленкович и Василий Пермята» // Пятиречие: фольклорное собрание О.Э.Озаровской, 2000. - С. 196-198.
3. Баллада «Дунаюшко» // Пятиречие: фольклорное собрание О.Э. Озаровской, 2000. - С. 468-470.
4. Баскаков Н.А. К этимологии половецких собственных имён в «Слове о полку Игореве» // Проблемы истории и диалектологии славянских языков: сб. ст. к 70-летию члена-корреспондента АН СССР
B.И.Борковского. - М.: Наука, 1971. - С. 38-45.
5. Былина «Василий-пьяница и Курган-царь» // Пятиречие: фольклорное собрание О.Э.Озаровской, 2000. - С. 443-447.
6. Былина «Владимир-жених» // Пятиречие: фольклорное собрание О.Э.Озаровской, 2000. -
C. 425-433.
7. Былина «Дунай» // Пятиречие: фольклорное собрание О.Э.Озаровской, 2000. - С. 433-435.
8. Былина «Женитьба Владимира» // Пятиречие: фольклорное собрание О.Э. Озаровской, 2000. - С. 414-425.
9. Былина «Иван Гордеевич» // Пятиречие: фольклорное собрание О.Э. Озаровской, 2000. -С. 435-443.
10. Былина «Илья Мурович и Калин царь» // Пятиречие: фольклорное собрание О.Э. Озаровс-кой, 2000. - С. 49-58.
11. Былина «Князь Роман и Марья Юрьевна» // Пятиречие: фольклорное собрание О.Э. Озаровской, 2000. - С. 146-155.
12. Былина «Сватовство татар к Настасье Во-лодишне» // Пятиречие: фольклорное собрание О.Э. Озаровской, 2000. - С. 447-450.
13. Былина «Соловей Будемирович и Запава Путевисьня» // Пятиречие: фольклорное собрание О.Э. Озаровской, 2000. - С. 41-49.
14. Виноградов В.В. Лексикология и лексикография: избр. труды. - М.: Наука, 1977. - 310 с.
15. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. - М.: Рус. язык, 1999. -Т. 1: А-З. - 1999. - 699 с.; Т. 2: И-О. - 1999. -779 с.; Т. 3: П. - 1999. - 555 с.; Т. 4: Р- 1999. - 688 с.
16. Иванов В.В., Топоров В.Н. Дунай: словарная статья // Мифологический словарь. - М.: «Сов. Энциклопедия», 1991. - 736 с. - С. 228-229.
17. Костюхин Е.А. Лекции по русскому фольклору. - М.: Дрофа, 2004. - 336 с.
18. Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие. - М.: Изд. центр «Академия», 2010. - 208 с.
19. Никифоров / Предисловие к сборнику «Победитель змея». - М.: ОГИ, 2009. - С. 19-27.
20. Новичкова Т.А. Песенно-эпический фольклор из собрания О.Э. Озаровской (неопубликован-
ные записи): предисловие // Пятиречие: фольклорное собрание О.Э. Озаровской, 2000. - С. 393-397.
21. Новичкова Т.А. Комментарии к песенно-эпическому фольклору из собрания О.Э. Озаровской (неопубликованные записи) // Пятиречие: фольклорное собрание О.Э. Озаровской, 2000. - С.398-498.
22. Попова З.Д., Стернин И.А. Язык и национальная картина мира. - Воронеж, 2003. - 59 с.
23. Ожегов С.И. Словарь русского языка: 70000 слов. - 22-е изд., стер. - М.: Рус яз., 1990. - 921 с.
24. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 1-4. - М.: Прогресс, 1964-1973. -Т. 1. - С. 135.
25. Фразеологический словарь русского языка: 4000 слов / под ред. А.И. Молоткова. - М.: Сов. энциклопедия, 1967. - 543 с.
26. Хроленко А.Т. Чистое поле, синее море // Русская речь. - 1986. - № 4. - С. 108-114.
27. Цивьян Т.В. Модель мира и её лингвистические основы. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. - 280 с.
28. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. - 7-е изд., стереотип. - М.: Рус. яз. - Медиа, 2006. -Т. 1: А - Пантомима. - 621 с.; Т. 2: Панцирь -Ящур. - 559 с.
УДК 80
Клиенкова Ирина Борисовна
irina.klienkova@mail.ru
Шубина Эльвира Леонидовна
Московский институт международных отношений (университет) МИД
elvira.shubina@mail.ru
ВОПРОСЫ ИЗУЧЕНИЯ СУБСТАНТИВНЫХ СЛОВОСОЧЕТАНИЙ (на материале швейцарского варианта немецкого языка)
В данной статье рассматриваются проблемы грамматического оформления словосочетаний типа eine Art (своего рода, что-то вроде) + AdjN на материале немецкоязычной прессы Швейцарии. В результате анализа статей были выявлены некоторые расхождения в организации таких словосочетаний в прессе Германии и Швейцарии.
Ключевые слова: субстантивные словосочетания, номинации с аппроксимативным значением, виды подчинительной связи, генитивное управление, предложное управление, согласование, примыкание.
Вопросы изучения субстантивных словосочетаний, особенно изучение проблемы номинации со значением приблизительности или номинации с аппроксимативным значением (от лат. арргохто - приближаюсь) занимает одно из центральных мест в современной лингвистике.
Анализ лингвистических исследований, посвященных данной теме, показывает, что в теории номинации способов обозначения фрагментов вне-языковой действительности необходимо исследовать не только способы обозначения с помощью отдельных слов, но и с помощью несколькослов-ных номинаций. Такие номинации позволяют избежать ситуации «номинативного тупика», когда у говорящего возникают определённые трудности при выборе имени, например, если объект именования ему неизвестен, не может быть точно назван в силу размытого характера, или если в момент порождения высказывания говорящий стремится наиболее адекватно обозначить элемент денотативной ситуации, а в языке нет соответствующего точного обозначения [3].
Как отмечает Т.М. Пристинская, «аппроксима-тор (так называемое “речевое слово”, “переключающее” номинацию с точной языковой номинации на приблизительную) .привносит в значение номинации рационально-оценочный компонент, маркируя неполное соответствие ядерного компонента
номинации обозначаемому элементу денотативной ситуации, например в немецком языке: fast ein Kind (почти ребёнок), eine Art Bahre (своего рода носилки), so etwas wie eine Insel (что-то вроде острова), das Beinahe-Abkommen (почти соглашение), fast taub (почти глухой), beirnhe schluchzen (почти рыдать) и др.» [3].
Среди вышеперечисленных примеров словосочетание с аппроксиматором eine Art является субстантивным. По степени употребления оно используется чаще других. Наибольший интерес у германистов вызывает необычное для строя немецкого языка оформление второго компонента: в таких словосочетаниях очень часто второй компонент связывается с первым без какого бы то ни было морфологического показателя, например, eine Art Gluck. Отсюда появление различных теорий. Так, одни учёные рассматривают форму второго компонента как общий падеж, который имеет место в английском языке (например, О. Мензинг [6]), другие считают, что второй компонент стоит в том же падеже, что и первый (например, авторы грамматики DUDEN [5]).
Разные точки зрения по этому вопросу и в отечественной лингвистике. Форму второго компонента в таких словосочетаниях как общий падеж рассматривает и О.И. Москальская [7]. В.Г. Адмони называет падеж, в котором стоит второй компонент, монофлективом (Monoflexiv) или заменительным
