CC BY
31
ФИЛОЛОГИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2010. № 1. С. 130-137.
КРУГЛЫЙ СТОЛ:
«С КАКИМИ ТРУДНОСТЯМИ СТАЛКИВАЕТСЯ СОВРЕМЕННЫЙ ЛЕКСИКОГРАФ?»
В названии круглого стола отражена главная тема разговора, который состоялся по инициативе доцента кафедры исторического языкознания ОмГУ М. А. Харламовой - руководителя проектируемого «Понятийного словаря говоров Среднего Прииртышья». (Таково рабочее название коллективного труда сотрудников кафедры.) Здесь публикуются наиболее значимые фрагменты выступлений участников проекта (канд. филол. наук М.А. Харламова, др филол. наук Б.И. Осипов, канд. филол. наук Л. С. Зинковская, канд. филол. наук О.Ю. Васильева, Н.Ю. Бельская, Е.В. Шевченко, Т.Г. Ермакова). В дискуссии приняли участие заведующий словарным отделом Института лингвистических исследований РАН д-р филол. наук С.А. Мызников, участник школы-семинара из Новосибирска канд. филол. наук О. В. Дубкова, а также омские коллеги авторов проекта - д-р филол. наук Л. О. Бутакова, д-р филол. наук Е.Н. Гуц, д-р филол. наук Н.В. Орлова. Заседание получилось интересным и весьма полезным для участников-лексикографов.
М.А. Харламова: С 2001 г. объектом исследования омских диалектологов становятся малоизученные новосельческие и неизученные смешанные говоры юга, юго-востока Омской области. Целенаправленный сбор материала и изучение живой речи ведётся с целью создания нового диалектного словаря, который должен отразить этнокультурное своеобразие региональной картины мира диалектоносителей - жителей Среднего Прииртышья.
Необходимость создания подобного словаря очевидна. Обычно диалектные словари определяют семантику слова и лишь изредка дают энциклопедическое описание того или иного понятия, его функционирования в системе традиционной крестьянской культуры. Кроме того, некоторые важные для диалектоносителя понятия и термины являются частью общенародной лексической системы, а потому естествен-
но выпадают из диалектных словарей. Полагаем, что без них лексикографическое описание мировосприятия современного носителя крестьянской культуры будет неполным. Мы решили представить в словаре лексику, отражающую основные, ключевые понятия, которые известны всем носителям говоров Среднего Прииртышья. Конечно, эта сложная задача, для решения которой необходимо учесть положительный опыт прежнего словаря (имеется в виду «Словарь русских старожильческих говоров Среднего Прииртышья». - ред.) и выработать новые критерии отбора и подачи фактов. При работе над словарём мы столкнулись с рядом трудностей, касающихся построения словарной статьи, дополнительных помет, «границ» словарной статьи (при пересечении семантических полей).
Первая трудность. На начальном этапе мы определили для себя несколько ключевых слов-понятий (дом, семья, время, пространство, хлеб и др.), которые широко представлены в диалектных записях. В поле зрения лексикографа по понятным причинам попадают прежде всего имена существительные или субстантиваты. Но как быть, например, с глаголами, которые составляют, как правило, центр диалектного высказывания и репрезентируют национально специфичные концепты? Или с прилагательными, часто выполняющими аксиологическую и (или) классифицирующую функцию. Помещать ли их в словарь? Если да, то в какую зону словарной статьи? Представляется возможным включение тех и других в тот раздел статьи, где речь идёт о типичной сочетаемости заголовочного слова и его вариантов. В конце словаря тогда будет дан словник, куда войдёт вся лексика словаря.
Вторая трудность. Ключевое понятие может манифестироваться устойчивым словосочетанием. Но в какую словарную статью определить тот или иной фразеологизм, если его семантика позволяет отнести
словосочетание не к одной статье? См. например, бытование в говорах Омской области таких устойчивых сочетаний, как идёт как корове седло (хомут) ‘о чём-л. совершенно неподходящем, о том, что выглядит нелепо’; как корова языком слизнула (слизала) ‘о бесследном исчезновении’; ша-рашится, как корова на льду ‘о неуклюжести’; не корову выбираешь ‘упрёк человеку, слишком долго выбирающему мелкую, незначительную покупку’; ласковый телок двух коров (маток) сосёт ‘об успехе, достигнутом с помощью лести’; у коровы молочко на язычке ‘о необходимости хорошего кормления коровы’; угляди человека в ребёнке, а корову в телёнке ‘о необходимости быть предусмотрительным’; коровам хвосты крутить ‘работать спустя рукава’; не мычит, не телится ‘о затянувшемся бездействии’ и номинаций рёва-корова, рёвушка-коровушка ‘кличка плаксы’. Данный материал указывает на взаимопересечение семантических полей корова, труд, лень, успех / удача и др. Что может стать критерием для отнесения того или иного фразеологизма к конкретной словарной статье?
Наконец, третий важный вопрос - вопрос о пересечении репрезентантов ключевых слов, возглавляющих словарную статью.
Так, например, словарная статья дом включает в себя лексемы дом,, хата, избушка и т. д., со-значениями которых оказываются ‘семья, родной кров, хозяин с домочадцами’, с одной стороны, а с другой
- ‘хозяйство, усадьба’. Оказывается, что эти значения позволяют поместить дом и в словарные статьи семья, родина, двор, добро и т. д.
В статье хлеб выделяются семантические поля хлеб ‘продукт питания’ и хлеб ‘злаковая культура’. В свою очередь, хлеб “продукт питания’ членится на семантические группы: тесто (репрезентировано
лексемами дежа, квашня., тесто, хлеб), закваска (представлено лексемами дрожжи, закваска, опара, остаток теста, отруби, хмель) и хлеб ‘выпекаемый продукт из муки’, хлеб как жизнь, мир, добро и т. д. Кроме того, в этой статье необходимо поместить и лексико-семантическую группу утварь для приготовления теста (кадушечка, квашонка, квашоный нож и др.). Следовательно, хлеб пересекается не только с такими национально и культурно значимыми понятиями, как жизнь, мир, добро,
но и с актуальным для жителей села ключевым понятием домашняя утварь.
Анализ диалектного дискурса показывает, что важным для диалектоносителей, безусловно, являются и животные. В соответствующей словарной статье мы выделяем домашних и диких животных. Семантическую группу корова представляют лексемы телок, телёнок, тёлка, телушка, полуторок, полуторница, колюлая, первотёлок, пороза, коровка (уменьшит.), коровище (увеличит.), коровушка (ласкат.), ко-ровёшка (снисходит.), коровёнка (пренеб-режит.), доёнушка (ласкат.), бурёнка, бурё-нушка (ласкат.) и т. д. Невозможно представить эту статью без названий помещений, где содержится корова: стайка, стая, конюшня, хлев, пригон, загон, денник, летник, коровник, что позволяет соотнести статью корова со статьёй, репрезентирующей двор. Значимыми для диалектной речи являются номинации масти коров: бурая (бурёнка, бурёнушка), чёрная (чернуха), белая (беляна), красная, чёрно- и краснопёстрая (пестряна, пеструха). Рассматривать ли эти наименования в данной статье или в статье о цветообозначениях в народной речи? В каком случае периферийное значение даёт возможность отнести лексему или словосочетание к другому полю?
Таким образом, необходимо очертить лексико-семантические поля или лексикосемантические группы слов, отражающие ключевые понятия, определить границы словарных статей и возможные отсылки (с помощью графических средств) к «близким» по семантике статьям.
С.А. Мызников: Идеографический
словарь вряд ли может полно представить языковую ситуацию в вашем регионе. Понятия далеко не исчерпывают своеобразия местных говоров.
М.А. Харламова: Мы осознаём, что понятийный /идеографический словарь не представит с исчерпывающей полнотой мировидение современных носителей традиционной культуры Омского Прииртышья. Именно поэтому ведём речь, кроме понятий, о тематических и семантических группах лексики, шире репрезентирующих основные понятия и представления диа-лектоносителей в полиэтническом регионе. Возможно, тогда тип словаря следует определить как понятийно-тематический.
С.А. Мызников: Вопрос об информантах. Ваша территория - это территория смешанная, и носители других языков не всегда могут быть вашими информантами. Например, билингвов нельзя причислить к ним. Информантами могут быть только уроженцы этой местности, осознающие себя русскими, русские, по крайней мере, в третьем поколении.
М.А. Харламова: Безусловно. В полевых условиях мы записываем речь не только представителей разных этносов, но и людей разного возраста и образования. Но при расшифровке и обработке материалов обращаем внимание на языковые особенности информанта, языковую рефлексию, на осознание информантом своей национальной принадлежности и на существенные экстралингвистические факторы (место выхода предков, место рождения предков, время появления их в данном регионе и т. п.). Билингвы в число наших потенциальных информантов не входят, и материалы, записанные от них, мы не используем в качестве источника будущего словаря.
Н.В. Орлова: Круг слов, которые попадут в словарь, заведомо ограничен, и не надо, на мой взгляд, этого бояться. В словарь войдут слова, которые организованы вокруг наиболее важных, культурно специфических понятий / концептов. Не думаю, что это должны быть только существительные. Как быть, например, с прилагательными, с разных сторон характеризующими человека? Или с глаголами поля «трудиться»? Концепт «труд» объединит лексемы, прежде всего занимающие в высказываниях семантические позиции предиката (лексема работать, номинации конкретных видов трудовой деятельности, оценочные глаголы и существительные, характеризующие плохо или хорошо работающих, и т. д.).
Наверное, некоторые из признаковых слов могут стать заголовочными. Может быть, есть возможность в какой-то мере опереться на логико-семантическую классификацию языковых единиц? Скажем, в поле «человек» - качества (человека), состояния (человека), общие и частные оценки (человека)? Другой вариант включения признаковой и предикатной лексики -фреймовая, или пропозициональная, организация лексики в отдельных словарных статьях. В понятие-концепт «животные» можно включить семантические позиции,
которые так или иначе подскажет материал. Насколько я знаю, так описывают диалектную лексику кемеровские ученые Л. А. Араева и её ученики.
Е.Н. Гуц: Такое объемное, комплексное, многоаспектное исследование не может не вызывать вопросы, замечания и, конечно же, является стимулом к дискуссии, к осознанию его лингвистических, культурологических, социолингвистических связей и значимости. Ограничусь тремя пожеланиями.
Во-первых, термины «концепт», «понятие» требуют либо четкой конкретизации во вступительной статье, либо (что на мой взгляд, более приемлемо) «устранения» из текста словарной статьи.
Во-вторых, собранный вами огромный языковой материал уже ждет своего упорядочения, построения синоптической схемы. Эта схема, строго следуя за материалом, учитывая семантику и логические связи языковых единиц, стала бы своеобразной моделью, матрицей, закрепляющей статус и место лексического элемента в словаре.
В-третьих, мне кажется, что обсуждаемый словарь либо может приобрести, при условии некоторых преобразований (в частности, построения семантических полей), вид идеографического, либо без дополнительных конструктивных вмешательств может быть рассмотрен как словарь тематический.
О. В. Дубкова: В конце, кроме словника, можно сделать ещё и тематический указатель.
Л.О. Бутакова: Прежде всего надо определиться с типом словаря - концептуальный, идеографический и т. п. Если это концептуальный словарь, то следует установить, что такое «концепт» и какова методика его моделирования. Думаю, что возможно создание словаря с двумя входами, как сделала И.А. Тарасова в «Словаре ключевых слов поэзии Георгия Иванова». Первый вход - от концепта к языковому знаку, второй - от знака к концепту.
Очень важно продумать границы материала: объем необходимой и достаточной информации для словарной статьи.
Б.И. Осипов: Я вижу новаторство проектируемого М.А. Харламовой словаря не в его идеографическом (или, может быть, лучше сказать - тематическом) характере, а в том, что он призван отразить реальное бытование речи прииртышского
села в сегодняшнем его состоянии. На мой взгляд, среди территорий вторичного заселения есть два типа: территории, где северная основа сибирских говоров сохраняется хорошо и новосельческие говоры постепенно подавляются старожильческими, а инославянский элемент в населении незначителен. Из известных мне территорий сюда относятся Удмуртия, Курганская область, вероятно, и Томская, Свердловская, Челябинская. Но есть территории, где влияние разных типов говоров является взаимным, а то ещё и осложняется инославянским влиянием. Насколько я могу судить, сюда относятся Алтайский, Красноярский край и вне сомнения - Омская область. Конечно, в текстовых примерах пометы «старож.», «новос.», «смеш.» относятся к информанту, но если слово наблюдается в разных говорах, надо находить и информантов из разных говоров, употребляющих его.
Конечно, в словаре такого типа неизбежно пересечение словарных статей вследствие пересекающегося характера семантических полей. Необходим поэтому словник, в котором был бы полный список слов с отсылками вида «стайка - см. корова, см. двор» и т. п.
Поскольку в одной словарной статье даются производящее и производное слова, то и семантические производные следует давать в той же статье.
Скажу ещё о подаче текстовых примеров. Фонетическая орфография как способ записи примеров вполне оправдала себя в «Словаре современного русского города» и может быть рекомендована для нового словаря, как и предлагает М.А. Харламова. Но я думаю, что в примерах стоит сохранить общепринятую пунктуацию и заглавные буквы. Это облегчит чтение широкому читателю.
Конечно, подготовка такого словаря -задача для целого коллектива, но М.А. Харламова должна выработать его теоретические основы, и я надеюсь, что она справится с этой задачей, хотя задача, конечно, сложная и многие решения заведомо окажутся уязвимыми для критики.
О.Ю. Васильева: Представлю для обсуждения словарную статью проектируемого словаря о наименованиях лиц по профессии (роду занятий). В статье дана классификация двух основных направлений, отражающих представление диалектоноси-
телей о профессии, среди них - профессии, привычные для сельского хозяйства, и общеизвестные (т. е. актуальные и для городского населения). Как показывает самобытный диалектный материал, каждое из групп может иметь многоуровневую дифференциацию понятийно-содержательного характера. Так, например, среди профессий, актуальных только для сельского хозяйства, согласно сформировавшемуся веками жизненному укладу деревенского жителя, следует различать постоянные (вневременные) и сезонные специальности, при этом в свою очередь, первые могут быть типологизированы по роду деятельности, который связан с полеводством, животноводством, народным промыслом.
При составлении словарной статьи одной из основных проблем стало определение статуса некоторых номинаций, обозначающих профессии разного рода деятельности: фермер (как вновь реабилитированная профессия и изменившаяся функционально), м.олокан (по сути, связана уже с переработкой сырья, а не собственно с сельскохозяйственным трудом); дроворуб (сегодня эта профессия может быть отнесена и к сфере услуг).
Возникают сомнения по формированию того или иного понятийного гнезда, соответствующего общелитературному: целесообразно объединить такие лексемы, как скотник - ‘работник фермы, ухаживающий за скотом’, и бычник - ‘заготовитель скота’? Оправданно ли в номинацию сеноуборщик включить профессии, понятийно отражающие все стадии уборки сена?
С.А. Мызников: Хорошо бы пересмотреть классификацию, включив в нее номинации специалистов, работающих с животными, в поле и связанных с переработкой сырья. Тогда многие профессии войдут в разные группы, что нормально, а номинация молокан обретет определенный по-
Лексема бычник может быть квалифицирована всё-таки по признаку отнесенности к конкретному животному.
Вместо сеноуборщик заголовочной следует сделать номинацию ‘человек, занимающийся уборкой сена’, а лексему сено-уборщик можно включить в понятийный ряд как один из его компонентов наряду с другими.
Е.В. Шевченко: Трудности у автора словарной статьи появляются уже по мере составления отдельных её частей.
Какой должна быть форма ключевого слова, если это слово диалектное? В собранном материале представлено много лексико-фонетических вариантов (кратковременный дождь - коротковременный дождь, левень - ливень, дождивый - дождливый).
Целесообразно ли в таком случае выносить каждый лексико-фонетический вариант отдельно или надо давать лексикофонетические варианты в скобках после ключевого слова? Если данную задачу мы можем решить путём выбора одного варианта, то на вопрос, какое именно слово из данного списка выбрать в качестве ключевого, нет единого ответа. Можно в качестве ключевого выносить общеупотребительное слово, например, слово ливень есть и в литературном языке, и в говорах, - но в таком случае перед нами уже не диалектные слова в привычном понимании. Можно исходить из количественного критерия определения главного слова, но тогда работа диалектолога, лексикографа будет сведена к подсчету частотности слова, что противоречит самой идее понятийного словаря.
Вызывает сложности такой раздел словарной статьи, как грамматические характеристики ключевого слова. М.А. Харламова в докладе (см. статью в настоящем номере. - Ред.) говорила, что слово в говорах часто получает иные грамматические характеристики, чем те, которые присущи этому же слову в литературном языке. Такие изменения, несомненно, требуют определённого отражения в словаре на уровне грамматических помет. Глагол повадиться в словаре С.И. Ожегова имеет значение ‘приобрести привычку делать что-н. (нежелательное)’, глагол употребляется с одушевленными существительными, но в говорах встречаем выражение дождь повадился, где глагол употребляется с неодушевлённым существительным. Стоит ли указывать такие изменения в употреблении слова в словарной статье?
Ещё одна трудность возникает при образовании падежных окончаний некоторых диалектных слов. Так, в говорах есть слово непогодь в значении ‘плохая погода’, слово непогодь в значении ‘метель, буря’. Для словарной статьи необходимо реконструировать окончание слова в родительном
падеже, но лексема непогодь встречается в собранном материале только в именительном падеже. Лексикографу остаётся либо в качестве окончания для слова выбрать типовое окончание на -и (непогодь, -и, ж.), либо не указывать в словарной статье окончание. Ошибочно в данном случае проводить параллели со словом непогода (непогода, -ы, ж.) из литературного языка.
Еще один вопрос касается полусвободных сочетаний. При анализе метеолексики говоров Среднего Прииртышья нами было выделено три группы сочетаний слов: свободные словосочетания с компонентом погода (тихая погода, ясная погода, мягкий ветер, мягкий дождь и др.); устойчивые словосочетания (набойный снег ‘сугробы’, осённая выпадка ‘первый снег’, день семе-ром ходит ‘о непостоянстве сибирской погоды’ и др.). В промежуточной зоне - между полностью свободными и полностью связанными сочетаниями - располагаются полусвободные словосочетания (смочный год ‘дождливый год’, смочный день ‘дождливый день’, клящий мороз ‘сильный мороз’, клящая зима ‘очень холодная зима’). В последнем случае возникает закономерный вопрос, в какую часть словарной статьи их включать: в лексическую сочетаемость или во фразеологию?
Нельзя обойти стороной и проблему семантического словообразования. Я тоже считаю, что семантические дериваты следует рассматривать как слова-омонимы, подавать как самостоятельные слова, то есть составлять для каждого отдельную словарную статью.
Таким образом, диалектное слово, конечно, намного ярче и богаче в плане исследования и анализа, чем общеупотребительное, но именно эти особенности и представляют собой главную трудность в его описании на разных языковых уровнях
- от фонетической формы до синтаксической сочетаемости.
С.А. Мызников: Пользовались ли Вы
другим толковым словарем в определении значений, кроме словаря С. И. Ожегова?
Е.В. Шевченко: Другие толковые словари я пока не привлекала, в основном используется словарь В.И. Даля, «Словарь русских старожильческих говоров Среднего Прииртышья», «Словарь русских старо-
жильческих говоров Среднего Приобья» и другие диалектные словари.
О.В. Дубкова: Как Вы разграничиваете в рамках словарной статьи старожильческие и новосельческие говоры?
Е.В. Шевченко: В каждом приведённом примере есть указание на говор. Отдельного разграничения по примерам и по отдельным словарным статьям нет, поскольку нет еще такого большого количества материала и разграничение приведет к большей дробности словаря. Если встречаются смешанные говоры, то указываем тип: например, русско-украинский, русско-чешский и т. д.
Л.С. Зинковская: Обращаю внимание на вопрос об объеме контекста ключевого слова. Насколько широким он должен быть? В качестве примера использую материалы словарной статьи о винопитии (фрагмент о пиве). Если приводить контекст, который только иллюстрирует значение слова пиво, то за рамками словаря могут оказаться сведения об этапах приготовления пива. Представлю эти этапы:
1) ставили-от солат / мука ржаная / вот / завадили была / 1а) эта фсё прини-сёш саломки / салома была / карчяги-жы были / 1б) накладёш / 1в) эта фсё завидёш / мука ржаная / солат / и-фсё сюда /
2) и-ставиш ф-печку / 2а) печь исто-пиш / ф-печку ставиш 2б) там разапреит /
3) ставиш апять /
4а) дастаёш вечирам 4б) и-маленька гарячей вады туда / кипячёнай лью / да-хоть никипячёнай гарячей / пастаит / 4в) и-апять печь истапляш /
5а) а-от уш-тагда утрам дастаёш / и-были набеги такие / ну-как даска / а-так-от латочек был / 5б) и-ставиш эти / кар-чяшки / и-ани тикёт / сусла сначяла / густое / харошэйе сусла [...] сичяс-та саладь-ники делают / ис-саладьникоф эта пива делаеш.
Если разбить речь информанта на отдельные словарные статьи: СОЛОД / ставить солод, ЛОТОК / набеги, КАРЧАГА / корчажка, СОЛОДНИК, тогда изображение процесса будет представлено неполно, фрагментарно. А наш словарь (здесь я полностью согласна с Мариной Александровной) должен сообщать не только собственно лингвистические данные, но также и культурно-бытовые сведения. Соответственно, контекст должен быть достаточным для решения этой задачи.
Т. Г. Ермакова: Тема моего выступления - сложности классификации лекси-
ческих единиц, относящихся к словарной статье «Растения». Как, по какому основанию разделить на группы все многообразие растений, упоминающихся в речи носителей говора? Самый простой путь - использовать ботаническую классификацию семейств. Но ботаническое деление на семейства, являясь строго научным, не отражает специфики диалектного представления о растениях. В народном сознании виды сближаются на основании внешнего сходства или произрастания в одних условиях. Так, к разным семействам принадлежат Горечавка лёгочная Gentiana pneumonan-the L. (сем. Горечавковые) и Колокольчик раскидистый Campanula patula L. (сем. Ко-локольчиковые), но называют оба вида одинаково - колокольчиком, из-за характерной формы и окраски цветков этих растений (яркие, сине-фиолетовые цветки колокольчато-воронковидной формы).
Возможно, более соответствующим материалу будет подход «утилитарный» - классификация фитонимов в зависимости от сферы применения растения. Примерные группы: лекарственные растения, растения, используемые человеком в пищу, употребляемые как суррогат чая, растения с хозяйственным значением - кормовые, сорные и проч. Но и тут есть свои сложности, например, какова должна быть степень зависимости от материала? Делить по сферам на основании общепринятых представлений или на основании анализа диалектных контекстов? Так, лебеда считается сорняком, но носители диалекта упоминают её как съедобное растение.
С другой стороны, практически каждое травянистое растение находит свое применение в народной медицине - самой обширной группой, в таком случае, безусловно, станут лекарственные растения. Это потребует более дробной классификации группы - по лечебному действию или свойству. Но опять-таки здесь будут наблюдаться пересечения, так как одному виду могут приписываться различные свойства (не всегда подтверждаемые официальной медициной). Например, Пижма обыкновенная Tanacetum vulgare L. (в говоре: девятильник, девятиха, пижа): Девятильник от печени хорошо помогает (Орлово, Тарский, старож.). Девятильник, говорят от давления, от ж.елцдка (Курнево, Муром-цевский, старож.). Пижа от желтухи хорошо (Бергамак, Муромцевский, старож.).
Очевидно, что классификацию на едином основании выдержать нельзя - это специфика отражаемого участка действительности, его многообразных характеристик и свойств.
С.А. Мызников: При работе с данной группой лексики в качестве заглавного слова традиционно используют латинские названия, вот например, Ве1и1а - береза, дальше в тексте так и идёт Ве1и1а, Ве1и1а. Может, Вам воспользоваться этой практикой?
Т.Г. Ермакова: Данный подход оправдан, как кажется, в научном обиходе, но в словаре говоров, который предназначен не только для узких специалистов, но и для широкого круга читателей, в заголовке словарной статьи предпочтительнее употреблять всё-таки русские названия. При этом латинская терминология будет присутствовать как необходимое дополнение.
Н.Ю. Бельская: Объекты моего исследования в рамках коллективного труда естественнее всего определить как концепты. Речь идет об абстрактных аксиологических концептах добро - зло, хорошо -плохо. Непростой вопрос: включать ли добро - зло, хорошо - плохо в одну словарную статью или разделить их? Исторически и семантически указанные ключевые лексемы довольно тесно связаны друг с другом. Например, с момента появления общим признаком у слов добро и хорошо был признак ‘красота.’.
Стоит, далее, отметить, что хорошо -плохо в диалектном материале обладают синкретизмом, свойственным древнерусским словам. Они могут выражать антропоцентрические признаки (характеризо-
вать человека с точки зрения его внутренних качеств, мироощущения, внешнего вида, здоровья, группу людей, коллектив, поколение, человеческую жизнь в целом) и выступать как предметные либо иные характеристики (оценивать жилище, еду, одежду, предметы домашнего обихода, хозяйство, домашних животных, окружающую природу).
В слове хороший на основе проанализированного материала можно будет выделить несколько сем: ‘красивый, умный, жалостливый, готовый помочь / качественный, полезный, добротный / вкусный, большой/ веселый, дружный / добрый’. Отдельно можно выделить ряд значений, которые перешли к хороший от добро: ‘кра-
сивый’, ‘качественный, добротный’, ‘боль-
шой’ (о размере, массе), ‘здоровый’.
Все эти значения, безусловно, должны найти отражение в словарной статье. Чтобы уточнить, выделить необходимый смысл синкрет хорошо-плохо, информанты часто вынуждены прибегать к помощи синонимов. Так, синонимами лексемы хороший выступают хвалой, подходящий, справедливый, скромный, умный, красивый, плечистый (о человеке); крепкий (о здоровье) дружный, веселый (о коллективе); свободный (о доме); настоящий (о чувствах). Синонимами к прилагательному плохой при описании концепта «жизнь» выступают тяжелый, трудный, расстроенный, не ахти, неважный. В других контекстах плохому синонимичны худой, поганый, которые также противопоставляются хорошему. Если речь идет о витальном признаке ‘здоровье’, то плохой - ‘с хворостью’, слепой, хромой, т. е. с физическими недостатками. На наш взгляд, эти синонимы необходимо включить в состав словарной статьи, поскольку они конкретизируют и дополняют значения оценок хорошо - плохо. Вопрос только в том, в какой части их расположить: рядом с заглавным словом или отдельным блоком, после перечисления всех основных значений?
Трудности возникают при квалификации фразеологических единиц и фразеологических сочетаний. С одной стороны, сочетание не видеть ничего хорошего встречается в речи нескольких информатов, что позволяет его отнести к разряду фразеологических. С другой стороны, к примеру, выражение Что тако добро? были бы рёбра.! - зафиксировано в речи одного информанта. Является ли он фразеологизмом? Или это авторский, индивидуальный оборот речи, т. е. окказионализм? Как быть с образными сравнениями? Включать ли их в словарную статью? К примеру, Мурамцэ-ва была, харошая / висёлая / а сичяс как в-яме //.
Много неясностей в области помет. Лексемы добрый и хороший способны кардинально менять значение, становясь обратно-противоположными оценками, т. е. характеризовать предмет со знаком минус: а щяс такая ужо жысь / слава боуу // нехай боу дай им пожыти ф-такой доброй жызьни //. Следует ли в данных примерах ставить какие-либо пометы? Кроме того, хорошо в предложении может выступать и
как категория состояния, и как оценочное слово. Возможно ли в словарной статье такое функциональное разграничение обозначить в виде помет (кат. состояния; оц.), или оно требует более подробного комментария? Таким образом, лексикографическое описание концептов добро - зло, хорошо - плохо наталкивается на ряд трудностей, которые связаны с желанием представить в словарной статье как можно более полную информацию об этих понятиях.
О.В. Дубкова: Почему добро представлено в примерах меньшим числом единиц, чем хорошо?
Н.Ю. Бельская: Так сложилось исторически, известно, что уже к XVII в. добро уступило место хорошо. И с этого времени репрезентативно и объёмно оказывается представлено в русском языке именно хорошо, и, конечно же, в народной речи, что и показывает материал говоров Омского Прииртышья.
С.А. Мызников: В завершение разговора вопрос ко всем участникам проекта. Думали ли вы о привлекательности названия вашего словаря для инвесторов? Чтобы получить деньги на издание словаря, надо придумать название не строго научное, а, может быть, научно-популярное.
М.А. Харламова: Нет, о «продажном», «популярном» названии не думали, хотя, вероятно, вы правы, надо подумать. Может быть, назвать «Народное слово Среднего Прииртышья (понятийно-тематический словарь)»?
С.А. Мызников: Хорошо звучит и понятно для всех, кому словарь будет интересен.
М.А. Харламова: Уважаемые коллеги! Позвольте на этом наше заседание считать закрытым. Мы благодарны всем за положительную в целом оценку нашей работы, очень нужные и важные замечания и своевременные вопросы. Спасибо.
