CC BY
65
С.О. Беляев
КОНЦЕПТЫ РИСКА В ДИСКУРСИВНЫХ СТРАТЕГИЯХ КЛАССИЧЕСКОЙ И НЕКЛАССИЧЕСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ
Термин «риск» сегодня используется во многих естественных, технических и социальных науках. Изучение специфики риска применительно к различным сферам социальной жизни - прерогатива частных наук, каждая из которых имеет свою направленность и свои методы исследования. Риск - явление комплексное, имеющее различные, порой противоположные основания, что приводит к целому спектру возможных определений, разногласий и противоречий. Нахождение общего методологического, междисциплинарного базиса осложняется, прежде всего, тем, что в исследовании риска используются подчас несовместимые методы и модели. Поиск точек соприкосновения в величайшем разнообразии концепций и подходов, препятствующих плодотворному синтезу теорий в практике социально-правовых исследований, представляется необходимым.
Проблема риска в настоящий момент разрабатывается во многих областях социального познания: в экономике, психологии, истории, социологии, в юридических науках, политологии, в целом ряде естественных и технических наук. Риск рассматривается в рамках теорий игр, в теориях принятия решений и в исследовании операций. Проводятся междисциплинарные исследования различных технологических рисков. С одной стороны, этот далеко не полный перечень областей изучения риска говорит об общенаучном статусе категории, что формально подтверждает проведенный А. Альгиным ее социальный анализ в отечественном обществознании [1, с. 69-78].
С другой стороны, для дисциплинарных рискологических исследований характерны отсутствие единых теоретико-методологических рамок, поливариабельность трактовок, разнообразие принципов и методов исследования. Риск является, прежде всего, междисциплинарным концептом, формирующимся в категориальном пространстве взаимодействия частных наук [2, s. 257]. Вместе с тем центральная проблема риска имеет определенную исследовательскую традицию и сложившиеся исследовательские программы. Линия преемственности рискологических концептов намечается на основании эволюционных векторов развития классической и неклассической рациональности, представляющих вертикальную структуру связей, характеризующих базовые принципы, методы исследовательских программ. Дисциплинарные горизонтальные связи фиксируют уникальные спецификации различных областей применения парадигмальных принципов для исследования сфер социального бытия. В основе теорий риска фиксируются методологические принципы и установки, которые оказываются вписанными в динамику эволюции парадигмальных оснований науки, социокультурных контекстов, спецификацию и размежевание различных предметных областей [3, с. 418]. Исходя из данной предпосылки, можно проанализировать развитие рискологических теорий в историческом и систематическом ракурсах, фиксируя базовые историко-социальные предпосылки генезиса риска и их теоретическое воплощение в концепт-рисках.
В историческом контексте для анализа концепта риска характерен эволюционный переход от риск-метафоры судьбы в античном мышлении к риск-метафоре фортуны в эпоху Возрождения и к рационализации риска в классических и постклассических теориях [4; 5, с. 307]. Как подчеркивает П. Бернстайн, «в Средневековье и древнем мире так же, как в первобытных и земледельческих обществах, люди, сталкиваясь с проблемой выбора, принимали решения без четкого понимания риска или природы принятия решения» [6, с. 53]. В досовременном состоянии имели место свои способы интерпретации наступления негативных последствий, например, судьба или проявление воли божественных существ, придавая этим феноменам надприродный, сакральный смысл. «В эпоху современности, когда
дисконтинуальность между настоящим и будущим требует постоянных решений в настоящем» [7, s. 173], становится актуальной проблема выбора и взаимодействия между организациями, коллективными и индивидуальными авторами. События и состояния действительности, воспринимавшиеся ранее в качестве опасностей, трансформируются в риски. «Вмешательство в последовательность явлений,
воспринимавшихся в качестве квазиестественных процессов, порождает представление об управляемости, изменчивости и возможности контроля - и вместе с этим это достигалось ценою риска неверного решения или упущения» [7, s. 174], - подчеркивают германские исследователи.
Именно в эпоху Нового времени формируется обширный теоретический и социальноинституциональный пласт, связанный с основополагающими предпосылками классической рациональности, играющей важнейшую роль в современных прикладных исследованиях риска. Они формируются в ареале классической парадигмы на основании принципов монизма, фундаментализма, элементаризма и редукциокизма, специфицирующих область социального в терминах детерминированности явлений, рациональной калькуляции, единства онтологического и гносеологического, природного и социального. Для начального периода развития классических концепций риска характерен синтез математической теории вероятности и инструментальной рациональности. В итоге формируется концепт-риск, который интерпретируется в качестве квантифицированной величины потенциальной опасности, выражающей вероятность и величину возможного ущерба, выигрыша или переменной их величины. Подобная трактовка остается конституирующим моментом исследования для большинства современных экономических исследований. Рискованная или проблемная ситуация в данном дискурсе является разновидностью неопределенности, когда наступление возможных событий вероятно и может быть оценено [8]. Риск всегда включает в себя два взаимосвязанных компонента - объективный и субъективный. Риск как объективный компонент отражает ту или иную неопределенность в среде активности субъекта. Риск как субъективный компонент - это поведенческая готовность субъекта принимать решения с учетом характера, масштаба и динамики этой объективной неопределенности. Ситуация риска может иметь несколько модификаций:
- существуют объективные вероятности предполагаемого результата;
- вероятности наступления ожидаемого результата могут быть получены только на основе субъективных оценок;
- существуют как объективные, так и субъективные оценки вероятностей.
Главная цель классических теорий была вполне очевидной и состояла в развитии идеи об универсальной мере риска, с помощью которой решалась проблема управления и научного исчисления [9, s. 20]. Однако исчисление различных видов риска в форме монетарных ценностей вело к произвольным и весьма спорным результатам. В отношении второго компонента, исчисления вероятности, исследования риска оказались на границе объективно познаваемого, что становится очевидным на примере ядерной угрозы. Поскольку в ситуациях риска в большинстве случаев отсутствуют эмпирические данные, подтверждающие те или иные прогнозы, то в этом случае субъекты руководствуются по большей части субъективными вероятностями.
Через процедуры исчисления вероятности и калькуляции негативных последствий осуществлялась универсальная научная оценка риска, независимая от социальных и индивидуальных интересов исследователей: «Абстрагирование от индивидуальных различий и нивелирование в сфере негативных последствий, а также деисторизация темпорального измерения риска через процедуры исчисления риска -такова цена универсальности и всеобъемлющей меры риска в процессе социального производства риска» [10, s. 118].
Исследовательские программы неклассической рациональности характеризуются включением гораздо более обширных дисциплинарных и предметных областей исследования. Неклассическая традиция вместе с тем является не только преодолением, но и логическим продолжением классических теорий. В целом в современной обществоведческой литературе дискуссии о рамках классической и неклассической рациональности сосредоточены вокруг ответа на вопрос: является ли социальный риск статистическим или ситуационным феноменом. Согласно исследованиям американского автора К. Шрадер-Фречетт, в качестве основных противостоящих друг другу концепций в социальном познании риска выделяются позитивистские и релятивистские концепции [11; 12]. Позитивисты полагают, что риск может быть определен, описан и оценен только количественными методами [13, s. 141-145]. Релятивисты же интерпретируют риск как субъективное отношение человека к различным явлениям жизни, которое определяется его морально-этическими, политическими, эмоциональными и другими установками. Дихотомическую классификацию теорий риска предлагает и С. Хорниг, выделяющий контекстуалистские и научные подходы, аналогичные по своим содержательным характеристикам позиции К. Шрадер-Фречетт [14, с. 39-40, 42, 44, 60-61]. Однако вероятностное понимание риска не означает, что приоритет в его изучении всегда должен отдаваться точным наукам, а в случае контекстуалистского подхода - гуманитарным и социальным. Например, в рамках «психометрической школы» исследуются субъективные вероятности наступления различных событий. Качественный же анализ последствий рисков может проводиться и естественными, и техническими науками. Кроме того, методологическое противопоставление научных и контекстуалистских оценок риска является некоторым преувеличением,
поскольку все научные методы в той или иной степени используют в качестве когнитивных механизмы человеческой перпеции.
Крайние точки зрения на сущность риска не означают их принципиальной несовместимости. В связи с этим Г. Бехманн предлагает рассматривать противостоящие друг другу вероятностную и контекстуалистскую концепции в качестве крайних точек одного континуума, между которыми расположены в той или иной степени «смешанные» позиции [15].
В рамках социологического подхода выделяются различные макротеоретические и индивидуалистские направления тематизации рискогенных явлений. Следуя утвердившейся классификации социологического подхода, можно выделить социокультурные и объективистские подходы [16, s. 53-79].
Социокультурные теории на основании установок индивидуалистской социологии Вебера, Зиммеля рассматривают риски как продукты социально-культурного развития и ограничивают проблематику риска анализом культурных типов (М. Дуглас, А. Вильдавски, С. Райнер, О. Ренн).
Конструктивистские теории Н. Лумана, Г. Банзе, В. Бонса, К. Яппа и Ю. Марковица и др. раскрывают проблему социальных рисков в контексте оригинальной методологии аутопоэтических социальных систем. Риск анализируется как комплексный контингентный феномен социальных коммуникаций. Социологическая теория конструктивизма, описывая свой основной предмет изучения - социальный риск, определяет его скорее как последствие функционально-структурной организации пространства, т. е. как коммуникативное или даже функциональное понятие: чем больше коммуникативных связей в обществе, тем сложнее социетальная организация и выше внутренняя дифференциация и неопределенность. Как убедительно показывает А.Б. Гофман [17], при таком подходе пределом эволюции и дифференциации, логической «конечной точкой» является общество, охватывающее все человечество, характеризующееся высоким уровнем внутренней сложности и нестабильности.
Неклассическая парадигма заключает в себе большой исследовательский потенциал в плане выявления макро- и микроструктурных механизмов социальных рисков. Именно в рамках данного направления формируется теоретическое пространство исследований общества риска. Общая тенденция неклассической рациональности состоит в постепенном переходе от идеалов знания классической рациональности в терминах причинных объяснительных схем к идеалам социокультурного и ценностно-ориентированного знаний о риске. Риск трансформируется из статичного объекта исследования в динамический процесс взаимодействия человека, общества, культуры и природы в той ценностной и культурной системе координат, в которой «риски существуют только в терминах знания о нем» [18, р. 120]. Теории общества риска направлены на переосмысление проблем развития общества, культуры на основе имманентной критики классических теорий социологии, философии. Согласно исследователям, действующим в рамках направлений исследования общества риска, программы исследования индустриальной модернизации, разработанные Марксом, Хабермасом, Парсонсом, объединяет общая идея утопического эволюционизма. Сторонники этих теорий связывали индустриальную модернизацию с устойчивым прогрессом и тем самым исключали дисконтинуальности и кризисы, особенно в экологической сфере. Они использовали концептуальный аппарат теории развития производительных сил, коммуникативной рациональности, структурной дифференциации и функциональной интеграции в качестве механизма именно последовательно развивающейся экономики и социальных трансформаций, исключая саму возможность прогнозирования риска и его возможных форм.
Как полагает Т. Штрулик, диагнозы в теориях общества риска совпадают относительно типологии современных рисков, выявляют их комплексную природу, неравномерное пространственно-временное распределение, а также неконтролируемый характер. Дискуссионным остается вопрос о способах социального производства риска. Неоднозначны в рамках теории риска также и вопросы относительно того, каким образом и в какой степени можно минимизировать социальные риски: посредством лучшего знания, более компетентных решений или же посредством сознательного отрицания существования проблемы? Ответы на данный вопрос тесно связаны с эпистемологической оценкой предпосылок знания о социальных рисках [19, s. 25]. Если сущность социального риска концептуализируется в качестве социальных феноменов, возникающих из решений и целенаправленного поведения отдельных и вместе с этим обладающих объективным характером социальной угрозы, то на их основе, в принципе, можно достичь универсального концептуального знания. В этом случае незнание представляется устраняемым препятствием на пути через применение более совершенного знания. В отличие от умеренного конструктивистского направления представители радикального конструктивизма исходят из предпосылки, что риски являются результатом наблюдения или специфических отношений внутри системы, при этом связи между наблюдателем и объективным миром не следует интерпретировать в качестве объективного познавательного соответствия знания объективной реальности. Этим не оспаривается существование
внешнего мира, но подчеркивается перспектива имманентного порождения опыта и образов действительности. Поскольку коллективные и индивидуальные субъекты оценивают внешнюю социальную среду посредством собственных критериев релевантности, риски не следует интерпретировать в качестве осознания объективно значимых феноменов действительности. В рисках проявляются границы различных способов социальной координации, адресующих ожидание по отношению к социальному опыту. Относительно координации различных форм конструктивистская концепция исходит из предпосылки о соответствии знания и социального риска. В отличие от концепций Гидденса и Бека, имеющих четкую ориентацию на социальную онтологию, теоретическая установка конструктивизма не только обеспечивает плодотворный теоретический подход к проблеме риска, но вместе с этим указывает на амбивалентный характер знания о риске [20].
Подобно У. Беку Луман также рассматривает современный социум как общество риска. В отличие от концептуальных построений Бека основанием его диагноза служит не предпосылка о том, что повсеместное распространение последствий функциональной дифференциации социального пространства приобретает спонтанный и неконтролируемый характер, а о том, что вместе с переходом к состоянию современности значительно возрастает дифференциация модусов социального времени «будущего -настоящего», и следовательно, возрастает зависимость будущего от решений настоящего. По Луману, конститутивным моментом риска является его связь с модусом будущего, которая проистекает из проблематики социальной деятельности. Поскольку результаты решений, а следовательно, также и негативные последствия могут быть зафиксированы только в будущем или в другом настоящем, в котором данные решения приобрели необратимый характер [7, s. 169], поскольку риски являются, прежде всего, формами проблематизации будущего [21, s. 25-26]. При этом следует учитывать двойную контингенцию, обусловленную решениями субъекта и ответной реакцией на них других субъектов, в соответствии с которой будущее перманентно изменяется и остается принципиально неисчислимым. С точки зрения теории Лумана, это обстоятельство означает необходимость описывать с помощью понятия риска будущее общества современности, в соответствии с которым «все действия и решения проблематизируются с точки зрения возможных негативных событий будущего, причем безопасность и безошибочность того или иного действия становится все более невероятной, а неопределенность во всех ее значениях становится основополагающим образцом поведения» [22, s. 148]. «Риски представляют собой неопределенности, возникающие только в контексте деятельности и процессов принятия решений, которые приписываются субъектам действия и решений» [23, s. 169].
Рассмотрим теперь риски - решения в условиях неопределенности. Неопределенности - ситуации с равновероятной возможностью наступления благоприятных и неблагоприятных последствий, опасности -только угрозы. Условия (ситуации неопределенности) - попытка преодоления наличных границ социального порядка в целях открытия новых горизонтов возможностей. Риск и опасность - понятия, относящиеся к концептуализации возможных понятий в неопределенном будущем. В данных концептах будущее является тем, что всегда является иным по сравнению с наличным планом действительности. Опасность имеет место тогда, когда возможные последствия событий, включая их вероятность, не могут быть определены. Об опасностях говорят также и в тех случаях, когда неблагоприятные последствия атрибутируются на внешние причины за пределами контроля социального субъекта. С субъективной точки зрения, опасность интерпретируется в качестве экзистенциальной угрозы, не устранимой посредством собственного решения или действия субъектом.
Таким образом, теоретические изыскания Лумана и Бека демонстрируют общую направленность современных исследований риска в социальных науках. Основанием неклассической концептуализации являются не позитивистские по сути методы исследования, а переориентация фокуса социальноправовых и социологических исследований на проблематику взаимовлияния личного поведения в условиях неопределенности, проблематику социального времени, неопределенности, системности, выводящая исследования социального риска на новые теоретические горизонты.
Литература
1. Альгин А. Риск и его роль в общественной жизни. М., 1989.
2. Jungk R. Das Risiko als gesellschaftliche Herausforderung. In: Schmidt, M. (Hrsg), Leben in der Risikogesellschaft. Der Umgang mit modernen Zivilisationsrisiken 9Alternative Konzepte, Karlsruhe: Verlag C.F. Muller., Band 71, 1989.
3. Дугин А.Г. Эволюция парадигмальных оснований науки. М., 2000.
4. Гидденс Э. Судьба, риск, безопасность // Thessis. 1994. № 5.
5. Горан В.П. Древнегреческая мифологема судьбы. Новосибирск, 1990.
6. Бернстайн П. Против богов: Укрощение риска. М., 2000.
7. Kneer G., Nassehi A., Niklas Luhmanns Theorie sozialer Systeme. Eine Einfuhrung, 3., unverand. Aufl., Munchen, 1997.
8. Диев В.С. Управленческие решения: неопределенность, модели, интуиция. Новосибирск, 2001.
9. Einleitung G. Risico - ein neues Forschungsfeld? // Bechmann, G.- (Hrsg.), Risiko und Gesellschaft. Grundlagen und Ergebnisse interdisziplinarer Risikofoforschung. 1993.
10. Bechmann G., Stehr N. Risikokommunikation und die Risiken der Kommunikation wissenschaftlichen Wissens Zum gesellschaftlichen Umgang mit Nichtwissen // GAIA 9. 2000. № 2.
11. Shrader-Frechette K.S. Risk analysis and scientific method. Methodological and ethical problems with evaluating societal hazards. Dordrecht: D. Reidel Publishing Company. 1985.
12. Shrader-Frechette K.S. Risk and rationality: Philosophical foundations for populist reforms. Berkeley: University of California Press, 1991.
13. Mazur A. Gesellschaftliche und wissenshaftliche Ursachen der historischen Entwicklung der Risikoforschung. In: CONRAD, J. (Hrsg), Gesellschaft, Technik und Risicopolitik Im Auftrag des Battelle-Instituts (Frankfurt), Berlin: Springer-Verlag, 1983.
14. Они Б.О. Массовая коммуникация в «обществе риска»: Дис. ... канд. филос. наук. М., 2001.
15. Bechmann, G. (Hrsg..), Risiko und Gesellschaft. Grundlagen und Ergebnisse interdisziplinarer Risikofoforschung. 1993.
16. Renn O. Concept of Risk: A Classification, in: Krimsky, Sheldon / Golding, Dominic (eds.): Social Theories of Risk, Westport, 1992.
17. Гофман А.Б. От «малого» общества к «большому»: классические теории социального роста и их современное значение // Новое и старое в теоретической социологии. М., 1999.
18. Shrivastava P. Ecocentric Management for a Risk Society // The Academy of Management Review, Vol. 20. 1995. № 1.
19. Japp K.P. Unterscheidung von Nichtwissen // TA -Datenbank-Nachrichten, Nr. s, 8. Jg., Dezember. 1999.
20. Strulik T. Risikomanagement globaler Finanzmarkte Herausforderungen und Initiativen im Kontext der Bankenregulierung Frankfurt a M.: Campus, 2000.
21. Meier S. Okologische Modernisierung, Umweltmanagement und organisationales Lernen Eine Analyse organisationaler Lernprozesse beim Aufbau eines Umweltmanagementsystems in Kleinbetrieben der Baubranche Dortmund, 2002.
22. Gorg C. Gesellschaftliche Naturverhaltnisse. Munster, 1999.
23. Bonb W. Vom Risiko: Unsicherheit und Ungewissheit in der Moderne. 1995.
