CC BY
35
ПРАГМАТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ФЕНОМЕНА РИСКА
В СОЦИАЛЬНЫХ НАУКАХ
А.В. Иванов
Ivanov A.V. Pragmatic aspects of risk phenomenon research in social sciences. The article is dedicated to interpretation of advantages of the pragmatic approach to study of risky situations described by sciences of socio-humanitarian direction. In the article the influence of the human factor on the state of uncertainty is revealed, connection between risk and a subject of activity is presented, means of pragmatic risk minimization by studying behavior invariants are indicated.
Термин «риск» сегодня используется во многих естественных, технических и социальных науках. Изучение специфики риска применительно к сферам социальной жизни -прерогатива частных наук, каждая из которых имеет свою направленность и свои методы исследования. В последнее время резко возросло число исследований, посвященных проблеме риска. Эти исследования проводятся в совершенно разных областях социального и гуманитарного знания - экономике, психологии, истории, социологии, в юридических науках, политологии, в целом ряде естественных и технических наук.
Риск - явление комплексное, имеющее различные, порой противоположные основания, что приводит к целому спектру возможных определений, разногласий и противоречий [1]. Нахождение общего методологического, междисциплинарного базиса осложняется, прежде всего, тем, что в исследовании риска используются подчас несовместимые методы и модели. Анализ современного состояния исследований по проблемам риска показывает, что единое понимание этого феномена различными науками отсутствует. В связи с этим для науки и философии в целом встает вопрос о статусе самого понятия «риск». Имеет ли данное понятие общенаучное значение, смеет ли оно претендовать на статус общенаучного понятия или даже философской категории?
Несмотря на отсутствие единого понимания риска в научном и философском познании, множественность трактовок, проблема риска имеет определенную исследовательскую традицию и сложившиеся направления. Линия преемственности рискологических исследований намечается на основании реконструкции эволюционных векторов раз-
вития классической и неклассической рациональности. В основе теорий риска фиксируются методологические принципы и установки, которые оказываются вписанными в динамику эволюции парадигмальных оснований науки, социокультурных контекстов, отражают сформировавшуюся спецификацию и размежевание различных дисциплинарных областей [2, 3]. Исходя из данной предпосылки, можно проанализировать развитие рискологических теорий в историческом и систематическом ракурсе, фиксируя базовые методологические принципы. Для того чтобы определиться с позицией по данному вопросу, на наш взгляд, следует более детально проанализировать основные подходы к проблеме и исследовать их практические и теоретические следствия с позиций философии и методологии науки.
В историко-философской перспективе понятие риска формируется в ареале классической парадигмы, специфицирующей область исследования в терминах вероятности. Для начального периода развития классических концепций характерна интерпретация риска через призму математической теории вероятности. В итоге формируется такое понятие риска, которое тесно связано с категорией неопределенности и анализируется в качестве квантифицированной величины потенциальной опасности, выражающей вероятность и размер возможного ущерба, выигрыша или переменной их величины. Соответственно, измерение риска было сведено к измерению размера потенциальных потерь. Эта трактовка и сегодня остается преобладающей для целого ряда направлений риско-логии. Рискованная или проблемная ситуация в данном дискурсе «является разновидностью неопределенности, когда наступле-
ние возможных событий вероятно и может быть оценено» [4].
В классической теории риска риск всегда включает в себя два взаимосвязанных компонента: объективный (онтологическая неопределенность) и субъективный (гносеологическая неопределенность). Категория неопределенности имеет определяющее значение как для выявления недостатка знания об имеющихся фактах и причинно-следственных отношениях между объектами, так и констатирует комплексность ситуации, в которой происходит их отбор, систематизация и построение теоретических моделей. При этом чистая, онтологическая неопределенность не может быть определена полностью. Гносеологическая неопределенность - философская категория, выражающая отсутствие логической и познавательной упорядоченности. Следует подчеркнуть, что во многих исследовательских программах, таких как, например, актуарная математика, риск практически отождествляется с процедурой исчисления вероятности наступления негативных событий.
Таким образом, классическая теория позволяет раскрыть сущность риска с помощью научного понятия неопределенности, используя для его формализации в точных науках ряд смежных категорий: случайность, вероятность [5]. Такой подход к построению общего определения риска в социальных науках был предложен американским экономистом Ф. Найтом в 1921 г. Ф. Найт впервые ввел различие между понятиями «неопределенность» и «риск», при этом он специально подчеркивал принципиальную измеримость риска и характеризовал его как «измеримую неопределенность» в отличие от собственно неопределенности, которая подразумевает невозможность измерения, в частности в отношении будущих событий. Ф. Найт отмечал, что термин «риск» употребляют в самых различных и неопределенных смыслах: так называют неопределенность любого вида, связанную с непредвиденными обстоятельствами [6].
Реализацией классических принципов становятся статистические методы, методы экстраполяции, индукции и каузального объяснения [7]. Метод экстраполяции основан на анализе и агрегации фактов опыта в классы и построении на его основе группы гипотез относительно будущих событий. При по-
мощи каузального метода, напротив, факты исследуются на предмет причинно-следственных взаимосвязей, с помощью него осуществляется попытка установить отношения подчинения переменных в различных классах объектов. Метод экстраполяции служит прогнозированию будущего, цель каузального метода - анализ причин, а все вместе они являются средствами идентификации и минимизации риска. Для определения возникающего риска необходима экстраполяция. Однако не всякое изменение можно определить с помощью каузального метода. Теория хаоса утверждает, что нелинейные связи осложняют предсказание последствий деятельности человека и общества в целом, а тем самым и оценку риска.
Основная цель классических теорий состояла в разработке универсального метода, с помощью которого решалась проблема научного исследования и управления риском. Однако классические концепции с их ориентацией на статистические методы исключали прагматические, ценностные аспекты и демонстрировали ограниченность своего применения. Поскольку в ситуациях риска часто отсутствуют эмпирические данные, подтверждающие те или иные прогнозы, то в этом случае невозможно ни достоверно установить вероятность наступления события, ни объективно определить размер связанного с ним ущерба. В любом случае субъекты руководствуются по большей части субъективными вероятностями. Поэтому классическое понимание риска, хотя и создает предпосылки для рациональных решений, но для своего более адекватного понимания требует учитывать корреляцию потенциально негативных результатов с оценками и различными видами активности субъекта. Для этого необходимо учитывать, с одной стороны, что риск нельзя рассматривать как ситуацию чистой неопределенности или определенности (детерминированности). С другой стороны, риск - это теоретическое понятие, описывающее ситуацию выбора. Необходимо учитывать прагматический и социокультурный аспект риска.
Исследование прагматических аспектов риска в неклассической программе исследования значительно расширяет объем исходных теоретических предпосылок, выводит исследования риска на новый методологиче-
ский уровень. В неклассических теориях риск как объективный компонент отражает ту или иную степень неопределенности в среде активности субъекта. Субъективный компонент риска в данном случае отражает поведенческую готовность субъекта принимать решения с учетом характера, масштаба и динамики объективной неопределенности. Учитывая весь комплекс предпосылок, можно сделать вывод о прагматической природе риска. Прагматика риска заключается в том, что оценки, мышление и действия субъектов играют каузальную роль в самой неопределенности; поскольку участникам этих процессов приходится иметь дело с ситуацией, которая сопряжена с принимаемыми ими решениями; мышление субъектов составляет неотъемлемую часть ситуации неопределенности. Таким образом, ситуация риска может иметь несколько модификаций:
1) существуют объективные вероятности предполагаемого результата;
2) вероятности наступления ожидаемого результата могут быть получены только на основе субъективных оценок;
3) существуют как объективные, так и субъективные оценки вероятностей, которые образуют сложный комплекс связей и отношений.
Принципиальным моментом в данной трактовке риска является системный взгляд на рискованную ситуацию. Поскольку в рискованной ситуации имеет место единство неопределенности и определенности, то определенность порождается неопределенностью, а неопределенность порождает неопределенность. Учитывая данное обстоятельство, риск предстает как единство, континуум определенности - неопределенности. Переход от неопределенности к определенности возможен не только в ходе познания, но и в результате действия объективных механизмов самоорганизации и саморазвития социальных и биологических систем.
Вторым компонентом неклассической интерпретации является выявление прагматических оснований риска. Целенаправленная человеческая деятельность всегда связана с принятием решений, а принятие решений является структурным элементом, важнейшим атрибутом риска. Риск всегда связан с социальным субъектом, и нельзя говорить о риске вне субъекта. Человеческую деятель-
ность можно представить как цепочку принятия решений. Решение - это процесс и результат выбора цели и способа ее достижения. Решение является связующим звеном между познанием и тем или иным вариантом поведения, действия человека, является мыслительным процессом, предполагающим предварительное осознание цели и способа действий и неопределенности. Важнейшей особенностью этого процесса является его волевой характер. В принятии решения интегрируются знания, интересы, мировоззрение человека. Если же субъект уходит от решения, то он фактически уже совершил выбор, только несознательно, не используя своих возможностей для реализации целей.
В частности, немецкий социолог
Н. Луман эксплицирует существенные прагматические характеристики риска, выдерживая баланс между специфичностью и универсальностью разрабатываемой дефиниции. Форма определяемого понятия риска задается Луманом как многоступенчатая схема контингентного (случайного, неопределенности, «не-необходимости») [8].
Во-первых, наличный риск предполагает ряд альтернативных вариантов будущего, неравноценных для рискующего субъекта. Реализация нежелательного варианта как результат рискованного действия не обязательна. Во-вторых, попадание субъекта в ситуацию риска в принципе предотвратимо доступными субъекту средствами. Рискованное действие вменяется свободному решению субъекта (здесь Луман разграничивает понятия риска и опасности). При этом опасность характеризуется неопределенностью и отсутствием активности субъекта. Риск же связан с реализацией того или иного решения. В этом смысле риск определяется Луманом в качестве суперпозиции онтологических, гносеологических, аксиологических неопределенностей. По его мнению, понятие риска обозначает сложный комплекс обстоятельств, с которыми обычно приходится иметь дело, по меньшей мере, в современном обществе в ситуациях деятельности.
Еще один вариант решения проблемы в русле прагматизма дает концепция американского философа Р. Рорти. Рассматривая все тот же термин «случайность» (contingency), он видит ее (с указанием на историчность, ситуативность всякого феномена) как фактор
непредсказуемости в поведении человека. Стабильности и упорядоченности социокультурного опыта классических гуманитарных дисциплин нет места при рассмотрении человеческой свободы и разнообразия языковых игр и словарей, в пространстве которых человеку суждено находиться. Адекватное устройство в мире, связанное с надежностью и безопасностью, возможно лить при условии осознания субъектом фундаментальной относительности как его словаря, так и социокультурной идентичности. «Ошибкой романтизма XIX в., впервые воспевшего и субстанциализировавшего историческую случайность, было восприятие ее как рока и трагедии» [9].
Такой подход, относимый Рорти к категории «квази-религиозных умонастроений», лишает человека воли к жизни и преодолению препятствий, притупляет возможность точной оценки происходящего и, соответственно, адекватность планируемых мероприятий. Именно случайность, согласно Рорти, ориентирует человека на постоянное самосо-зидание, открывает простор для деятельного творчества, ведущего к преодолению неприемлемых для индивида внешних обстоятельств и минимизации связанных с ними рисков.
Однако подобная ценностная установка, хотя и может быть положена в основание неких психотренингов, едва ли может претендовать на способность послужить научным методом, используемым при решении конкретных задач. Дело осложнено еще и тем, что в качестве единственной закономерности истории Рорти предлагал рассматривать перманентную пролиферацию словарей и соперничество культур. Тем не менее, словари и культуры, а как следствие - и задаваемые ими поведенческие практики, сохраняя свою несоизмеримость (здесь Рорти идет вслед за постпозитивистами), не являются несовместимыми. Узловыми точками в сети транскультурных коммуникаций будут явления и символы, имеющие смысл для всех участников коммуникации. Утверждение этой осмысленности проистекает из данных жизненного опыта, согласно которому люди самых разнообразных культур, воспитанные в русле подчас противоположных традиций, одинаково или сходным образом реагируют
на те или иные внешние стимулы и раздражители.
Таким образом, основным предметом изучения прагматического подхода к теории рисков должны быть не столько различные культурные традиции и специфические социальные практики, сколько те общие («транскультурные») поведенческие установки, когда объект исследования и/или использования ведет себя с высокой степенью предсказуемости невзирая на изменения социальной и прочей динамики. Здесь мы видели, что проводимые в соответствии с канонами классической парадигмы и использующие методы, родственные методу математического моделирования исследования феномена риска касаются «макро-мировых» его параметров, где влияние антропных факторов сведено к минимуму и не распространяется на «микро-мировой» уровень, на котором обозначенные методы должны быть дополнены прагматическим методом рассмотрения поведенческих инвариантов (в традиции неклассической парадигмы).
Таким образом, мы можем говорить о том, что неклассическая парадигма и прагматический метод заключают в себе большой исследовательский потенциал в плане выявления микроструктурных механизмов социальных рисков. Общая тенденция неклассической рациональности состоит в постепенном переходе от идеалов знания классической рациональности в терминах причинных объяснительных схем к идеалам социокультурного и ценностно ориентированного знания о риске. Риск трансформируется из статичного объекта исследования в динамический процесс взаимодействия человека, общества и природы в той ценностной и культурной системе координат, в которой «риски существуют только в терминах знания о нем» [10].
1. Бернстайн П. Против богов: Укрощение риска / пер. с англ. М., 2000.
2. Renn O. Concept of Risk: A Classification, in: Krimsky, Sheldon / Golding, Dominic (eds.): Social Theories of Risk, Westport 1992. P. 418.
3. Rescher N. Risk. A Philosophical Introduction to the Theory of Risk Evaluation and Management, Lanham. N. Y.; L., 1983. P. 120.
4. Диев B.C. Управленческие решения: неопределенность, модели, интуиция. Новосибирск, 2001. С. 73.
5. Рузавин Г.И. // Вопр. философии. 1998. № 7. С. 67.
6. Найт Ф.Х. Риск, неопределенность и прибыль / пер. с англ. М., 2003. С. 225.
7. Shrader-Frechette K.S. Risk analysis and scientific method: methodological and ethical problems with evaluating societal hazards. Dordrecht [etc.]: Reidel, 1985. S. 22.
8. Luhmann N. Soziologie des Risikos. Berlin; N. Y., 1991. S. 26.
9. Джохадзе ИД. Неопрагматизм Ричарда Рор-ти. М., 2001. С. 78.
10. Bonß W. Vom Risiko. Unsicherheit und Ungewißheit in der Moderne. Hamburg, 1995.
S. 120.
Поступила в редакцию 23.05.2007 г.
К ВОПРОСУ ОБ ОПРЕДЕЛЕНИИ ПОНЯТИЯ «ПРАВОСОЗНАНИЕ»
Е.П. Смородина
Smorodina E.P. On definition of the concept «law consciousness». The problem of law consciousness as an ideonormative model is analyzed in the article. Law consciousness is viewed as a unity between the real and the ideal. This interpretation of law consciousness covers axiological, epistemological, and praxiological approaches to the law and considers the law from the philosophical point of view.
Общепринято считать понятие «правосознание» одной из важнейших категорий в осмыслении феномена права. По мере роста внимания исследователей к проблеме права увеличивается количество публикаций, освещающих те или иные аспекты правосознания. Вместе с тем, обнаруживаются определенные проблемы в понимании концепта «правосознание» и потребность в уточнении ряда положений, казавшихся ранее очевидными, тем более, что общепринятого определения данного понятия нет. Проблема правосознания стала предметом исследования таких выдающихся российских ученых правоведов, как Б.А. Кистяковский, Б.Н. Чичерин, Г.Ф. Шершеневич и др. [1-3]. В указанных работах преобладало мнение, что правосознание представляет собой осознание правомерного поведения на уровне мотивации индивида. Одна из первых попыток рассмотреть понятие «правосознание», имеющее отношение к правовой реальности, а не к индивидуальной мотивации, была предпринята П.П. Новгородцевым, хотя концептуального определения данного понятия им не было дано [4].
В работе И.А. Ильина «О сущности правосознания» правосознание рассматривается по разным основаниям: общефилософскому,
религиозному и антропологическому. С точки зрения И.А. Ильина, правосознание представляет собой «инстинктивное правочувст-вие», в котором реализуется собственная духовность и признается духовность других людей. Источником правосознания является религиозное чувство и совесть, без них правосознание представляет собой «черствую форму, лишенную дара любви и дара созерцания» [5, 6]. И.А. Ильин подчеркивал, что правосознание является универсальной онтологической категорией, включающей идею мирового порядка, выступающей основой мироздания, определяющей социальные и правовые реалии. Идеи И.А. Ильина по поводу осмысления правосознания не потеряли теоретическую значимость в настоящее время, особенно когда происходит переосмысление ценностей в сфере права и правосознания и обновление реалий в социально-правовой сфере.
В дальнейшем в отечественной литературе в терминах исторического материализма преобладали следующие подходы к изучению и анализу правосознания. Первый подход был связан с изучением правосознания как «классовой категории», отражающей определенные экономические отношения [7, 8]. Другие исследователи акцентировали внима-
