CC BY
39
Во второй половине Х1Х в., по мере втягивания Цинской империи в мировые дела, укреплялся интерес новой китайской интеллигенции к изучению передового иностранного опыта, заимствованию научных теорий и технологий. Большое значение в этой связи начало приобретать системное изучение в Китае европейских языков, в том числе русского. В 1862 г. в Пекине была открыта первая современная школа иностранных языков и точных наук Тунвэньгуань (кит.: Н^^Е) 1, целью которой была подготовка специалистов, наделённых практическими навыками и умениями, для работы в интересах проводившихся в Цинской империи прозападных реформ.
На следующий год в школе было учреждено отделение русского языка. В апреле того же года по запросу Главноуправляющего китайского ведомства по делам всех государств российский министр-резидент в Пекине Л.Ф. Баллюзек порекомендовал на должность преподавателя русского языка этого учебного заведения выпускника Санкт-Петербургской духовной академии, члена Четырнадцатой Российской духовной миссии в Пекине, переводчика Российского посольства титулярного советника Афанасия Ферапонтовича Попова (1829—1870)2. Россиянин проработал там вплоть до своей смерти в Пекине 15 февраля 1870 г. На протяжении всего периода своей деятельности он усердно исполнял предписанные обязанности, старательно преподавал порученные ему предметы, прививал симпатию учащихся к русскому языку и России. Слушатели высоко ценили работу своего наставника, с большой благодарностью отзывались о его трудах. Дружеские контакты с учащимися не прерывались даже после их выпуска из учебного заведения. Например, командиро-
ванные вместе с китайским посольством в Европу лучшие выпускники русского отделения школы Гуй Жун и Такшина 15 ноября 1868 г. писали Попову в Пекин: «Вы советовали нам знакомиться и разговаривать с русскими. Ваш совет очень хороший. Очень благодарим Вас за Вашу заботу о нас». Письмо заканчивалось словами: «Глубоко-уважающие и помнящие Вас воспитанни-
з
ки» .
Во время работы в школе россиянин подготовил два обстоятельных доклада в Азиатский департамент МИД России - «Записку об училище русского языка в Пекине и положении при нём учителя из русских» (13 марта 1864 г.)4 и «Записку о китайских училищах и положении при них русского учителя» (11 ноября 1869 г.)5. Указанные документы являются содержательным и достоверным источником о деятельности школы Тунвэньгуань в начальный период, весьма интересны с точки зрения понимания организации там учебного процесса, анализа трудностей, с которыми сталкивались китайские администраторы при модернизации школьного образования в китайской столице вообще.
В своей первой «Записке» Попов рассуждал о важности изучения местной интеллигенцией иностранных языков и европейских общеобразовательных учебных дисциплин. Организация языковых школ, по мнению россиянина, являлась залогом успешного заимствования китайскими подданными передовых зарубежных знаний и умений, в связи с чем на языковую подготовку стоило смотреть «как на истинное, единственно верное начало цивилизации Китая, начало знакомства китайцев с европейской наукой и жизнью»6. Ведь перевод на китайский язык зарубежных научных изданий, чем повсеместно в Китае занимались иностранцы,
оказался малоэффективным делом «по предубеждению китайцев ко всему европейскому». И только после того, как овладевшие иностранными языками китайские прогрессисты сами приступят к переводу таких трудов, начнут «пересаживать европейское знание на почву своего языка и страны, дело пойдёт скорее и успешнее»7. Преподавание иностранного языка должно было дополняться толкованием других учебных курсов, непосредственно связанных с тем государством, язык которого изучался (именно поэтому при зачислении Попова в школу, кроме русского языка, его также просили обучать слушателей географии и истории). Комплексное преподавание позволило бы обеспечить наличие в китайском обществе всестороннего представления о зарубежных государствах, в том числе о России.
В своём докладе россиянин анализировал цели и задачи новой школы, говорил о роли отечественного учителя в подготовке её слушателей. Тунвэньгуань считалось привилегированным учебным заведением, в которое долгое время принимались дети исключительно маньчжурской аристократии, имевшие на момент поступления начальную учёную степень «сюцай». Довольно высокий социальный статус и приобретённые специальные знания, как считал Попов, впоследствии могли бы позволить им становиться «не только чиновниками МИД (Главноуправляющего ведомства по делам всех государств. - П.Л.) или чиновниками Шанхайской, Кантонской и других таможен вместо служащих иностранцев», но и, «если выдержат хорошо все экзамены, членами Министерства, начальниками и губернаторами провинций, вроде Амурской, Гиринской, Илийской, Тарбагатайской и прочих, даже министрами»8. В этой связи при выдвижении выпускников школы на государственные посты важно «заранее воспитывать их через учителя в симпатии к России»9. То есть через преподавание должно было прививаться лояльное отношение к нашему государству, учащиеся и позже занявшие значимые должности в империи выпускники-русисты должны были разделять российские
представления, содействовать отечественной политике в Китае, поощрять деятельность наших учреждений и частных лиц. Именно в этом, по мнению Попова, заключалась «задача нашего времени, и она падает на русского учителя»10.
Попов во время службы в школе активно пользовался статусом преподавателя для решения служебных задач. По приглашению чиновников Ведомства по делам всех государств имел возможность посещать их для ведения различных бесед (благо, что школа располагалась в здании самого Ведомства). Статус иностранного педагога в придворной школе был высок, поэтому местные сановники воспринимали Попова с большим уважением, чем если бы он общался с ними как служащий Российского дипломатического представительства. При контактах с ними россиянин из первых рук получал достоверную информацию, которая впоследствии анализировалась в интересах выстраивания внешнеполитической линии России в Китае. Проявлением определённого доверия, которое местные дипломаты демонстрировали в отношении Попова, являлись беседы по наиболее острым для китайского общества темам. «В другой раз разговаривали о взяточничестве в Китае и мерах прекращения его, - писал в своём докладе Попов, - совершенно согласился со своими оппонентами, что лучшей мерой была бы не строгость преследования взяточников, а увеличение оклада жалованья чиновникам»11.
Учитывая образовательные и общеполитические задачи, стоявшие перед российским преподавателем в школе Тунвэньгу-ань, Попов заключал, что такой человек должен не только демонстрировать «отличное знакомство с китайским языком, как разговорным, так и письменным, но и достаточное знакомство со страной, не только трудолюбие и усердие, но и чисто китайское терпение, не только достаточное энциклопедическое образование, но и благоразумный патриотизм и умение вести себя на месте»12.
Подготовка второй «Записки» Попова совпала по времени с периодом острой дискуссии при китайском дворе между предста-
вителями прогрессивной интеллигенции и старого чиновничества относительно будущего нового образования в Китае, в том числе и школы Тунвэньгуань. Консерваторы выступали в защиту существовавшей в этом государстве более тысячи лет системы государственных экзаменов на получение ученых степеней и причитающихся в соответствии с ними должностей (кит.: кэцзюй, 4^), в основе которой лежало теоретическое конфуцианское образование, отрицая при этом необходимость приобретения практических знаний и умений, необходимых для исполнения конкретных служебных обязанностей. «В этом государстве (Китай. - П.Л.), - совершенно справедливо в 1868 г. указывал один из выдающихся преподавателей школы, американский миссионер Вильям Мартин13, - тексты и каноны означают всё, а наука (в европейском понимании. - П.Л.) -ничего. Люди окружают себя словами, но не делами»14. Такая постановка вопроса была во многом объяснимой, ведь новое практическое образование только начинало своё становление, и старая аттестационная система, несмотря на всю свою архаичность, по-прежнему считалась единственным надёжным каналом формирования государственного аппарата и кадрового резерва. Эта система просуществовала ещё почти полвека и была упразднена лишь в 1905 г.
Конфликт старых идей и новых взглядов довольно убедительно демонстрируется в описанном Поповым инциденте, возникшем в связи с открытием в школе отделения астрономии. Дело в том, что в Китае традиционно следить за движением небесных тел, готовить с учётом полученных данных календари и делать соответствующие комментарии относилось к исключительной компетенции небольшой группы придворных астрономов. Они в том числе выполняли важнейшую, с точки зрения стабильного существования правящего дома, функцию - прогнозировали уникальные небесные явления (прежде всего затмения Луны и Солнца). Ведь если такие явления не были своевременно предсказаны, то это могло быть вос-
принято придворным окружением как знак недоверия Неба императору и его правлению, истолковано как утрата им «мандата правления», что было чревато потрясениями для династии. Консервативные сановники, считавшие, таким образом, деятельность звездочётов сакральной и отрицавшие идею распространения астрономических знаний в интересах общества и науки, пытались не допустить учреждения в школе соответствующего отделения15.
Несмотря на протесты, в конце 1866 г. класс астрономии всё же был открыт16. Созданное в крайне неблагоприятных идейно-политических условиях, это подразделение довольно скоро начало испытывать трудности, помимо прочего связанные и с неудовлетворительной организацией образовательного процесса. Руководством школы было принято решение (кстати, вопреки советам того же российского преподавателя Попова) ввести чтение лекций по астрономии и математике на английском языке, вместо того, чтобы организовать выступление лектора на китайском языке через перевод (пока слушатели овладевали английским). В итоге «вышло так, что большая часть учеников, уж и без того пожилых, или вовсе оставили училище или ходили на лекции по разу в неделю - ко времени получения стипендии. Остальные же в течение двух лет почти не сделали никаких успехов»17.
При всех имевшихся трудностях внешнеполитическое ведомство приняло решение это отделение сохранить, так как в случае его расформирования было бы не только «неловко перед иностранцами, в глазах которых существование» этого подразделения «как бы служит доказательством прогрессивных устремлений правительства, но, главное, было бы триумфом партии закоренелых (консервативных. - П.Л.) китайцев, оппозиционной правительству»18. Впоследствии работа отделения астрономии была усовершенствована: приглашены иностранные преподаватели, владевшие китайским языком, были также наняты китайские подданные, в необходимой степени владевшие английским языком и знавшие основы пре-
подававшихся там специальных учебных дисциплин (например, Ли Шаньлань (18101882), о котором сообщал Попов)19, увеличено количество урочных дисциплин, приняты новые учащиеся.
Другие преобразования, также проходившие в этот период в школе и описанные в документе Попова, оказались менее противоречивыми и оттого более успешными. В целях повышения качества работы учебного заведения было принято решение наладить практику приглашения иностранных преподавателей из-за рубежа, а не довольствоваться находившимися в Пекине иностранцами, порой имевшими сомнительную репутацию и не обладавшими специальными знаниями20; увеличено количество принимавшихся абитуриентов21 и повышена их стипендия22; преобразована сама система управления образовательным учреждением. Все эти мероприятия в совокупности позволили реанимировать работу школы, укрепить её положение и статус в глазах придворной элиты.
В своём письме Попов рассуждал о возможных негативных последствиях для русского учителя и русского отделения, которые могли возникнуть в связи с назначением в ноябре 1869 г. на должность старшего преподавателя школы упоминавшегося выше американца Вильяма Мартина. С учётом новых правил все иностранные преподаватели теперь были обязаны подчиняться Мартину, в том числе и российский наставник, который, в отличие от других иностранцев, занимавшихся только учительством в школе, был прежде всего служащим российского дипломатического учреждения.
Такая кадровая политика, подразумевавшая неравноправные трудовые отношения среди иностранных специалистов и от этого способная нанести ущерб интересам нашего учителя, а, стало быть, и российскому участию в работе школы, просуществовала, правда, не долго. Благодаря наработанному авторитету и хорошим личным контактам Попова с сановниками Ведомства по делам всех государств и руководством школы российский преподаватель «получил право не-
посредственного голоса в совете учителей, и голос его будет не бессилен не только потому, что он драгоман [Российского посольства], но и потому, что служит [в школе] дольше других, поскольку опытнее других и знает сравнительно лучше китайцев и их язык»23. Впоследствии между старшим преподавателем школы и Поповым установились прочные профессиональные отношения. Американец ценил опыт российского коллеги и «первый обратился к нему (Попову. -П.Л.) с просьбой быть ему помощником в деле устройства и улучшения училища»24.
Подготовленные А.Ф. Поповым две «Записки», таким образом, являются ценным источником по истории первого современного по тем меркам китайского учебного заведения по преподаванию иностранных языков и европейских точных наук - Тунвэнь-гуань. На настоящий момент это единственное сохранившееся подробное повествование российского современника, работавшего в этой школе и по долгу службы имевшего возможность непосредственно знакомиться с ходом преподавания, оценивать образовательные усилия администрации учреждения, анализировать причины выстраивания ею определённой образовательной, административно-кадровой и финансовой политики.
Оба документа интересны ещё и тем, что описывают ранний период работы школы, когда шло её становление, определялись цели и задачи в условиях пока ещё глубоко консервативного китайского общества. Сделанные Поповым выводы базируются на реальных событиях, участником которых он являлся. Он объясняет первопричины создания школы, связывая их с растущей необходимостью местных подданных обратиться к иностранному передовому опыту, анализирует истоки конфликта, возникшего в связи с учреждением отделения астрономии, совершенно верно видя его природу в противостоянии старого чиновничества и прогрессивно настроенной части китайской интеллигенции.
Важное место отводится анализу деятельности самого российского учителя. В
представлении Попова эта должность выходит за рамки просто преподавательской. Он полагал, что назначение на неё имеет также определённое значение с точки зрения профессионального роста. «А между тем опыт доказал, что учительство, частое посещение классов и Министерства (Главноуправляющее ведомство по делам всех государств. -П.Л.) служит значительным подспорьем исполнению обязанностей драгомана», - говорил про себя Попов25.
Развивая тезис о значимости учителя из россиян, Попов совершенно справедливо возлагал на него, помимо педагогических обязанностей, также функции проводника культур, человека, в задачи которого входило прививание китайским подданным доброжелательного и лояльного отношения к России. Такой посыл соответствовал логике того времени: вторая половина XIX в. - период активного соперничества мировых держав в Китае, когда каждое государство пыталось укрепить своё влияние в регионе, в том числе путём проведения сбалансированной гуманитарной политики. Важной составной частью подобной политики как раз было укомплектование китайских учебных заведений иностранными преподавателями, навязывание там своих образовательных стандартов, учебных программ с целью создания прослойки людей среди нарождавшейся прогрессивной интеллигенции, разделявших и принимавших ценности западной цивилизации. Именно поэтому, как только ещё в 1861 г. стало известно о планах китайских властей учредить в столице современную школу, российских двор пытался максимально оперативно определить туда своего учителя. И, видимо, по той же причине американские дипломаты в Пекине после получения информации об отказе школьной администрации открыть у себя американское отделение (а первоначально такие планы были) предложили создать его там за свой счёт. В итоге в связи с дублированием функций американского отделения с уже существовавшим английским предложение американцев было отклонено.
В целом подготовленные А.Ф. Поповым два документа являются свидетельством важных событий из жизни Цинского общества второй половины XIX в. - периода ранних реформ, когда шёл активный поиск путей развития китайского государства и общества в Новое время.
Примечания
1 Школа находилась в ведении Главноуправ-леющего ведомства по делам всех государств (кит.: Цзунли гэ го шиу ямэнь,
- нового внешнеполитического учреждения китайского двора, открытого им в 1861 г. вследствие выполнения Китаем международных обязательств. В первые годы работы школы туда принимались дети «восьмизна-менных служивых людей в возрасте 13-14 лет», с 1885 г. возраст был повышен до 15-20 лет и значительно расширен круг принимавшихся абитуриентов: предлагалось не ограничиваться только маньчжурами, но также вести набор среди молодых «образованных китайцев». В школе в разные годы было введено преподавание иностранных языков - английского, русского, французского, немецкого и японского, функционировали отделения точных наук, таких, как астрономии, естествознания, медицины и т.д. С целью проверки усвоенных учениками знаний предусматривались месячные, квартальные, годовые аттестации, обучение завершалось выпускными экзаменами. Первоначально срок обучения составлял три года, впоследствии, после принятия в 1876 г. двух новых учебных планов, он был продлён до пяти и восьми лет соответственно. Преподавали в школе как китайские, так и иностранные наставники, причём ввиду специфики учебного заведения последних было больше, чем первых (так, в период с 1862 по 1898 г. там работали 64 иностранца, в то время как китайцев -всего 44). Выпускники школы распределялись на переводческие и дипломатические должности, назначались на вакантные места на современных производствах и предприятиях, работали преподавателями в новых школах и училищах. В 1902 г. школа Тунвэньгуань была преобразована и на правах переводческого отделения (кит.: фа-
ньи кэ, ЙЗ^) была включена в состав учреждённого в 1898 в г. Пекинского университета
(кит.: Цзинши дасюэтан, Подроб-
нее о деятельности Тунвэньгуань см.: Чоубань иу шимо, Тунчжи чао (Полное изложение сведений по ведению дел с варварами в правление Тунчжи). Т. I. Цз. 8. Пекин: Чжунхуа шуцзюй, 2008. С. 432; Чоубань иу шимо, Тунчжи чао (Полное изложение сведений по ведению дел с варварами в правление Тунчжи). Т. II. Цз. 15. Пекин: Чжунхуа шуцзюй, 2008. С. 656; Чжунго цзиньдай цзяоюй ши цзыляо хуэйбянь. Янъу юньдун шици цяоюй (Сборник материалов по истории образования в Китае в Новое время. Образование в период Движения «по освоению заморских дел»). Шанхай: Шанхай цзяоюй чубань-шэ, 2007. С. 48-50, 52-58, 71-72, 176-178; Чжун-го цзиньдай цзяоюй ши цзяосюэ цанькао цзыляо (Справочные материалы по преподаванию истории образования в Китае в Новое время). Т. I. Пекин: Жэньминь цзяоюй чубаньшэ, 1986. С. 40.
2 Подробнее о жизни и деятельности А.Ф. Попова см., например: Хохлов А.Н. Первый преподаватель русского языка в Пекине А.Ф. Попов // Вопросы истории. 2009, № 11. С. 76-87; Хохлов А.Н. А.Ф. Попов - первый преподаватель русского языка в пекинской школе иностранных языков «Тунвэньгуань» // Восточный архив. 2012, № 1(25). С. 20-27; Хохлов А.Н. А.Ф. Попов - первый преподаватель русского языка в пекинской Школе иностранных языков «Тунвэньгуань» (продолжение) // Восточный архив. 2012, № 2(26). С. 37-43.
Российский государственный архив древних актов. Ф. 1385, оп. 1, д. 1739, л. 1-8. Ссылка даётся по работе А.Н. Хохлова, см.: Хохлов А.Н. А.Ф. Попов - первый преподаватель русского языка в пекинской Школе иностранных языков «Тунвэньгуань» (продолжение) // Восточный архив. 2012, № 2(26). С. 38.
4 Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Фонд 161 (Санкт-Петербургский Главный архив), П-12, опись 52, документ 1 («Об училище русского языка при Китайском Министерстве Иностранных Дел и о бывших при оном учителях: Надворном Советнике Афанасии Попове, Иеромонахе Александре и Титулярном Советнике Вебере, 1862 г.»), 5 февраля 1863 - 23 апреля 1871 г. Л. 8-13об.
Там же. Л. 64-75. Там же. Л. 9. Там же. Л. 9об. Там же. Л. 11. Там же. Л. 11 об.
11
Там же. Л. 10. Там же. Л. 12об.
12 Там же. Л. 13.
13 Вильям Мартин (William Alexander Parson Martin; кит. имя Дин Вэйлян, ТЙЙ) родился 10 апреля 1827 г. в США в местечке Ливония штата Индиана в семье священника пресвитерианской церкви. В 1846 г. окончил Университет штата Индиана и был записан в Пресвитерианскую теологическую семинарию в Новой Албании. В 1849 г. по линии Американской пресвитерианской церкви был командирован в Китай для осуществления миссионерской деятельности. В апреле 1850 г. прибыл в Гонконг, откуда перебрался в Нинбо (провинция Чжэцзян), где с 1845 г. функционировала первая американская пресвитерианская церковь, на базе которой в 1850 г. была открыта религиозная миссия и церковная школа. Мартин начал увлечённо изучать местный диалект и лишь по прошествии нескольких лет приступил к освоению нормативного китайского языка, который ему особенно пригодился в его будущей преподавательской работе (подробнее о жизни и деятельности В. Мартина до приезда в Китай и первых годах его миссионерской деятельности см.: Гу Чаншэн. Цун Малисюнь дао Сытулэйдэн - лай хуа синь-цзяо чуаньцзяоши (От [Роберта] Моррисона до [Джона Лейтона] Стюарта - миссионеры, прибывавшие в Китай для продвижения нового образования). Шанхай: Шанхай шуюянь чубань, 2005. С. 185-191; Liu Kwang-Ching. Science and Salvation in China: the life and work of W.A.P. Martin (1827-1916) // American Missionaries in China. Papers from Harvard Seminars. Cambridge: Harvard University Press, 1966. P. 11-25. В 1863 г. при поддержке американских и английских дипломатов переехал в Пекин, где в том же году открыл отделение Американской пресвитерианской церкви, см.: Ван Вэйцзянь. Дин Вэйлян хэ цзинши тунвэньгуань (Вильям Мартин и пекинская Школа иностранных языков Тунвэньгу-ань) // Чжунмэй гуаньси ши луньцун. Шанхай: Фудань дасюэ чубаньшэ, 1985. С. 196. В 1865 г. был принят в школу Тунвэньгуань в качестве преподавателя английского языка. В 1867 г. взял длительный учебный отпуск и выехал в США для совершенствования своих знаний по юридическим наукам в Йельском университете, вернулся в Пекин в сентябре 1869 г. и в ноябре того же года в звании старшего преподавателя (профессора) был вновь зачислен в Тунвэньгуань.
Преподавал международное право (кит.: Гунфа, ^fe), политику мировых держав (кит.: Фуго цэ, ЖШЖ) и естествознание (кит.: Гэу, ШЩ), см.: Covell, Ralph R. W.A.P. Martin: Pioneer of Progress in China. Washington: Christian College Consortium, 1978. P. 180. Внёс значительный вклад в модернизацию образовательного процесса и учебной инфраструктуры школы. В 1895 г. ушёл в отставку и уехал в США, но вскоре вернулся в Пекин, где стал преподавать в Пекинском университете. Скончался в Пекине 17 декабря 1916 г. от болезни лёгких, отдав службе Китаю 66 лет (подробнее о деятельности Мартина в Тунвэньгуане см., например: Ван Вэньбин. Дин Вэйлян юй чжунго (Вильям Мартин и Китай). Пекин: Вайюй цзяосюэ юй яньцзю чубаньшэ, 2008. С. 117-144; Гу Чаншэн. Цун Малисюнь дао Сытулэйдэн - лай хуа синьцзяо чуаньцзяоши (От [Роберта] Моррисона до [Джона Лейтона] Стюарта - миссионеры, прибывавшие в Китай для продвижения нового образования). Шанхай: Шанхай шуюянь чубань, 2005. С. 201; Хэ Дац-зинь. Дин Вэйлян юй цзинши тунвэньгуань (Вильям Мартин и пекинская Школа иностранных языков Тунвэньгуань) // Бэйфан луньцун. 2005. № 4. С. 81; Чжунго цзиньдай цзяоюй ши цзяосюэ цанькао цзыляо (Справочные материалы по преподаванию истории образования в Китае в Новое время). Т. I. Пекин: Жэньминь цзяоюй чубаньшэ, 1986. С. 31-32, 40).
14 Liu Kwang-Ching. Op. cit. P. 29.
15 Кстати, именно по этой причине школа в течение более двадцати лет не могла добиться разрешения на возведение у себя научной обсерваторию. См.: Дин Вэйлян (W. Martin). Хуацзя ицзи: и вэй мэйго чуаньцзяоши яньчжун дэ вань цин диго (Шестидесятилетние воспоминания: позднецин-ская империя в глазах одного американского миссионера) [A Cycle of Cathay or China, South and North with Personal Reminiscences by W.A.P. Martin, D. 'D.LL.D.]. Перевод с английского: Шэнь Хун, Юнь Вэньцзе, Хао Тяньху. Гуйлинь: Гуанси ши-фаньдасюэ чубаньшэ, 2004. С. 209.
16 Подробнее о процессе его учреждения и связанными с этим придворными дебатами см., например: Лю Гуанцзин. 1867 нянь тунэвньгуань дэ чжэнъи (Спор 1867 г. в Школе иностранных языков Тунвэньугань) // Фудань сюэбао (шэхуэй кэсюэ бань). 1982, № 5. С. 97-80.
17 АВПРИ. Фонд 161 (Санкт-Петербургский Главный архив), II-12, опись 52, документ 1 («Об училище русского языка при Китайском Мини-
стерстве Иностранных Дел и о бывших при оном учителях: Надворном Советнике Афанасии Попове, Иеромонахе Александре и Титулярном Советнике Вебере, 1862 г.»), 5 февраля 1863 -23 апреля 1871 г. Л. 67об - 68. «Среди принятых [на отделение астрономии] учащихся, - писал современник, - лишь двоим было до 30 лет, возраст же остальных составлял от 35 до 50 лет, что вовсе не подходило для изучения иностранного языка. Ученики постоянно пропускают занятия, не обращают никакого внимания на важность изучения английского языка». Cм.: Ван Вэй-цзянь. Указ. соч. С. 201.
18 АВПРИ. Фонд 161 (Санкт-Петербургский Главный архив), II-12, опись 52, документ 1 («Об училище русского языка...») Л. 68об - 69.
19 Там же. Л. 68. Ли Шаньлань - известный китайский математик, астроном, ботаник. Родился 22 января 1811 г. в Нинбо провинции Чжэцзян. Умер в Пекине 9 декабря 1882 г. Подробнее см.: Чжунго да байкэ цюаньшу (Большая китайская энциклопедия), лисюэ (механика). Автор статьи: Дай Няньцзу. Цз. 74. Издание первое. Пекин: Чжунго да байкэ цюаньшу чубань-шэ, 1985. С. 287.
20 В 1877 г., например, из Мичиганского университета для чтения курса по астрономии был приглашён лектор Марк Харрингтон (Mark Harrington), см.: Covell, Ralph R. W.A.P. Martin: Pioneer of Progress in China. Washington: Christian College Consortium, 1978. P. 179.
21 Было предложено, чтобы на всех отделениях одновременно обучалось 120 человек. Впоследствии это количество учащихся было зафиксировано в уставе школы, принятом в 1885 г., см.: Чжунго цзиньдай цзяоюй ши цзяосюэ цань-као цзыляо (Справочные материалы по преподаванию истории образования в Китае в Новое время). Т. I. Пекин: Жэньминь цзяоюй чубаньшэ, 1986. С. 40.
22 Вместо трёх лянов серебра в месяц им стали платить по 10 лянов, см.: АВПРИ. Фонд 161 (Санкт-Петербургский Главный архив), II-12, опись 52, документ 1 («Об училище русского языка.»). Л. 65об.
23 АВПРИ). Фонд 161 (Санкт-Петербургский Главный архив), II-12, опись 52, документ 1. 5 февраля 1863 - 23 апреля 1871 г. Л. 73об.
Там же. Л. 73об. Там же. Л. 74об.
