CC BY
79
24. Ibid. P. 90.
25. Hendrickson G. L. Elizabethan Quantitative Hexameters // Philological Quarterly. 1949. № 28. P. 251.
26. Harvey G, Spenser ed. Op. cit. P. 99-100.
27. Hewlett J. H. Op. cit. P. 1062.
28. Harvey G., Spenser ed. Op. cit. P. 97.
29. Ibid. P. 177.
30. Ibid. P. 121.
УДК 821.133
С. P. Матченя
К ВОПРОСУ О ТЕНДЕРНОЙ СТРУКТУРЕ
РОМАНА Т. СМОЛЛЕТТА «ПРИКЛЮЧЕНИЯ РОДРИКА РЭНДОМА»
В статье рассматривается вопрос о тендерной структуре романа Т. Смоллетта «Приключения Родрика Рэндома». Устанавливается, что общая картина тендерных отношений в романе сложна и динамична, преобладает маскулинное начало, определяющееся несколькими взаимосвязанными факторами: социальными, ролевыми и личными.
The article deals with the problem of gender structure of T. Smollett's novel "The Adventures of Roderick Random". It is ascertained that the general representation of gender relations in the novel is complicated and dynamic, and masculinity principle is prevalent, which is determined by several interrelated factors: social, role and personal ones.
Ключевые слова: тендерные отношения, маскулинность, тендерная структура, тендерные проблемы, феминистки, метатекст, мотив, патриархальная этика.
Keywords: gender relations, masculinity, gender structure, gender problems, feminists, style, genre, metatext, motive, patriarchal ethics.
Т. Смоллетт (1721-1771) вошёл в историю английской литературы как один из классиков са-тирико-юмористического романа [1]. Стеснёнными материальными обстоятельствами, а также удивительной многогранностью таланта можно объяснить то, что писатель работал в самых разнообразных жанрах, его перу принадлежат поэма «Слёзы Шотландии», памфлет на «Хаббаку-ка Хилдинга» (то есть на Филдинга), «Полная история Англии» в пяти томах, семитомный «Свод подлинных и занимательных путешествий» (компиляция материалов), «Современное состояние всех наций» (редактирование), перевод «Дон Кихота», издание сочинений Вольтера в 36 томах, множество публицистических журнальных статей.
В предисловии к «Приключениям графа Фердинанда Фатома» (1753) автор определял жанр романа как «большую развёрнутую картину, охватывающую образы героев, расположенных
© Матченя С. Р., 2011
группами, занимающих различные позиции, причём каждая индивидуальная фигура подчиняется общему плану», а этот план связан с образом главного героя, который «является ключом к лабиринту событий и придаёт значительность произведению в целом» [2].
Такова метатекстовая установка писателя, к которой он мог бы добавить, что его романы были разножанровыми по составу, включали в себя сцены и эпизоды фарсового, драматического, сатирического характера, вставные новеллы, диалоги, комические описания и т. д., причём кумулятивное нагнетание событий завершалось автором традиционным «хэппи эндом» сюжетной схемы, выработанной ещё в античном романе и закреплённой в английской романистике произведениями Нэша, Делони, Дефо, Филдинга.
Один из лучших романов Смоллетта «Приключения Родрика Рэндома» (1748) написан от лица заглавного героя. В образе Рэндома несомненно автобиографическое начало, особенно в первых главах произведения, где рисуются детство и юность героя, родившегося в Шотландии. Судьба персонажа, как это бывало уже у Дефо и Свифта, как бы закодирована в его имени и фамилии. Имя "Roderick" в древности означало «славное правление», а фамилия "Random" связана с английским выражением "at random" -«наудачу, случайно». Да, в конце повествования Родрика ждёт «славное» пусть не царство, но поместье и прекрасная жена, а к этой цели он идёт не прямо, а благодаря сцеплению случайных поворотов судьбы, какими полны были все плутовские романы. При этом писатель старается соблюдать некий «баланс» в изображении своего героя - он его одновременно идеализирует (наделяет превосходными качествами - добротой, щедростью, рыцарской храбростью) и «развенчивает», ставя иногда в смешные положения, осуждая его тщеславие, суетность, погоню за деньгами. При этом герой сохраняет в себе и качества обычного человека или, проще говоря, обывателя, который, попадая в различные обстоятельства, соответственно меняет свои если не убеждения, то установки. Говоря иначе, автор ассоциирует себя со своим героем, который действует по принципу «всё относительно»: если персонаж попадает в бедственное положение, он сочувствует униженным, если же фортуна ему улыбается, он уже высокомерен по отношению к нижестоящим.
Так, в «военно-морских» эпизодах герой (и вместе с ним автор) осуждает жестокие порядки, царящие в британском флоте. Многие сцены здесь полны отталкивающих натуралистических описаний - задыхающиеся в спёртом воздухе корабельного лазарета больные и раненые, грязь, кровь, грубость командиров. Впечатляет сцена
расправы над Рэндомом, помощником врача, которого ложно обвинили в подготовке мятежа на корабле: несчастный лежит прикованный цепями к палубе, изливая свою бессильную ярость против начальства в ругательствах и проклятиях, а рядом валяются в «кровавом месиве» трупы уже погибших моряков. Но эта вспышка социального протеста не делает героя борцом за социальную справедливость, а всего лишь заставляет его искать пути приспособления к обществу. Родрик и далее будет с переменным успехом бороться с негодяями, которые мешают ему лично, что не мешает ему при случае плутовать, ввязываться в авантюры, искать свою выгоду.
Характерны в этом плане эпизоды, рисующие отношения между Родриком и его слугой Стрэ-пом, базирующиеся отчасти на патриархальной преданности последнего своему господину. Мотив «слуга - хозяин», имеющий социальную окрашенность, живёт в европейской литературе ещё с античных времён, и Смоллетт показывает, как в динамично развивающемся обществе могут меняться отношения между «партнёрами» в этой паре. Так, Стрэпу однажды довелось раздобыть денег, и он спасает своего хозяина от солдатчины. Здесь автор проявляет себя мастером психологического анализа, создавая достаточно сложный рисунок противоречивых чувств и настроений участников встречи. Родрик, конечно, рад спасению, но он же и огорчён тем, что Стрэп правомерно упрекает хозяина (пусть бывшего) в заносчивости, какую Рэндом действительно проявлял ранее к своему помощнику. Происходит размолвка, которая кончается тем, что слуга и хозяин примиряются на основе психологического компромисса, о котором Рэндом пишет так: «Я сделал вид, будто покоряюсь его желанию... пообещал, что невзгоды послужат мне уроком. В свою очередь, он притворился, что доволен моим поведением. Но, несмотря на все его уловки, я заметил, что он был опечален».
А. Елистратова верно пишет, что Смоллетт в данном случае уловил одну из закономерностей исторического процесса, когда патриархальная этика отношений «слуга - хозяин» в буржуазном обществе «вступает в противоречие с новым, просветительски-демократическим взглядом на личное достоинство человека из народа» [3]. К замечанию исследовательницы можно добавить, что Смоллетт, да и Филдинг, всё же больше придерживаются норм патриархальной этики, когда их герои уверены, что они поступают правильно, отдавая в жены своим слугам-друзьям бывших подружек - Том Джонс, например, «женит» своего верного Партриджа на гулящей девице и своей бывшей любовнице Молли Сигрим, а Рэндом отдаёт в жёны Стрэпу исправившуюся проститутку мисс Уильямс.
Как и его предшественники и современники, Смоллетт является «мужским» автором в том двойном смысле, что он: 1) разделяет патриархальные взгляды своей эпохи; 2) уделяет больше внимания героям-мужчинам. Почти всюду, если не считать немногих вставных новелл, на первом плане фигурирует заглавный персонаж, который одновременно является и рассказчиком, ведущим своё акториальное повествование, навязывающим свои мужские оценки всем остальным героям и героиням романа, всему окружающему. Вокруг главного героя группируются многочисленные мужские персонажи - отец, дед и другие родственники Родрика, слуга Стрэп, злобный самодур капитан Оукем, матросы и солдаты, упрямый, но честный чудак-валлиец, доктор Морган, старый морской волк Том Баулинг (тоже чудаковатый, количество «чудиков» у Смоллета велико), развратный граф Стратвелл, лейтенант Гауки, неудачливый драматург Мелопойн и многие другие, образующие пёструю толпу типов, представляющих не все, но многие слои тогдашнего английского общества. Эти персонажи, как и следовало ожидать, определяют общую авантюрную атмосферу романа, структурируют сюжетные конфликты между аристократами и плебеями, военными и гражданскими лицами, бедняками и богачами, англичанами, с одной стороны, и иностранцами (французами, испанцами, голландцами) - с другой. Всё это, так сказать, конфликты внутри мужского состава населения.
Не забывает английский романист и тему мужской любви, той самой, которая волновала Джона Лили и особенно Фрэнсиса Бэкона. Речь идёт о 51-й главе романа, в которой передаётся «деликатный» разговор между Родриком и его очередным знакомым, лордом Стратвеллом (Strutwell, по-английски глагол "to strut" означает «ходить напыщенно», «вычурно»). Лорд начинает издалека, он расхваливает роман Петрония «Сатирикон», где изображена группка гомосексуалистов, и спрашивает мнение Рэндома об этой книге. Герой отвечает, что он высоко ценит литературное мастерство античного автора, но находит его произведение «очень развратным, очень неприличным» (so lewd, so indecent). Лорд же, отвергая эту моральную оценку, утверждает, что описанный сатириком грех «станет вскоре в Англии более модным, чем простой блуд» (in all probability it will become in a short time a more fashionable vice than simple fornication). Здесь, сам того не зная, Смоллетт устами отрицательного персонажа предсказал неприятное будущее, ошиб-шись лишь в сроках - не «вскоре», а через двести лет, в XX в., «мода» на гомосексуализм захватила США и Западную Европу, проникла и в Россию. Рэндом же (выражая мысль автора) отвечает лорду гневным двустишием:
Позору предан будь гнуснейший тот злодей,
Кто грех сей насадил в Британии моей!
(Eternal infamy the wretched confound
Who planted first that vice on British ground!).
И в этом плане Смоллетт продолжил традицию тех английских романистов (Свифта, Фил-динга), которые осуждали всевозможные половые извращения.
При этом важно то, что писатель не забывает о женщинах, которым он уделяет не столь значительное, но все же заметное внимание. Правда, среди женских образов романа есть лица совершенно условные и бледно обрисованные - это прежде всего девушка Нарцисса. Зато Смоллет-ту удались три женские фигуры гротескного плана, которые украсили его роман; создавая их, он показал себя знатоком женской природы и гуманистом, а в одном из случаев также и талантливым юмористом. Прежде всего, речь идёт о фигуре мисс Нэнси Уильямс, которую автор сначала называет «уличной женщиной» (a woman of the town), а затем более грубо «проституткой».
Создавая характер «ведьмы», миссис Сэйдж-ли, Смоллетт дает ситуацию, когда женщина спасает героя. Эта перипетия нужна художнику, чтобы провести гуманную идею о возможности и необходимости отношений дружбы и взаимопомощи между мужчинами и женщинами. На этот раз речь идёт о том, как Рэндом, подло избитый и ограбленный капитаном корабля, был брошен умирающим от ран на берегу и валялся в грязи. Жители селения, тупые мужики, смотрят на несчастного как на «дьявола» и даже готовы заколоть его навозными вилами, но ему на помощь приходит женщина, которую в селении считали ведьмой. Она кричит на мужчин: «Это не чёрт, дьявол в ваших дурацких башках! Это жалкий несчастный бедняга!» (Here be no devil, but in your en fool's head. Here be a poor miserable wretch). И выздоравливающий с помощью этой «достойной матроны» Родрик с интересом выслушивает её историю.
Герой остаётся на всю жизнь благодарен этой доброй женщине, такой, как он говорит, «простодушной, разумной и человечной» (so innocent, sensible and humane). Более того, он и в дальнейшем обращается за советами к миссис Сэйджли, самая фамилия которой говорит за себя, ведь она означает «мудрая» (Sagely от "sage"- мудрец). Эта целительница рекомендует Родрика слугою к старой деве (которая остаётся безымянной в романе). Таков первый в английской литературе образ женщины-чудачки, «синего чулка». К сожалению, волгоградские исследователи В. Карасик и Е. Ярмохина, написавшие серьёзное исследование о видах британских чудаков и эксцентриков, упустили из виду как раз
женскую разновидность этого явления [4]. Ссылаясь на английских специалистов, учёные приводят список разновидностей чудаков: eccentric, crank, nut, dotty, faddy, madcap, freak, etc. Упущен только вид "blue stocking", в котором гротескно совмещаются многие признаки поведения и характера разных видов этих «эксцентриков»: соединение признаков таланта и психических отклонений, разумность или, наоборот, абсурдность поступков. Можно также предположить, что в образе эксцентричной дамы писатель дал пародию на известную в XVIII в. леди Мэри Уор-тли Монтегю (1689-1762) или на других участниц кружка «синих чулок» (Blue Stocking Circle, на его заседания приглашались и мужчины) [5]. Между тем, как выясняют современные исследователи, особенно феминистки, участницы этого кружка внесли большой вклад в британскую литературу и в борьбу за повышение статуса женщины в обществе, за культивирование типа жен-щины-интеллектуалки. Смоллетт как раз был противником подобного типа, что мы видим на примере образа мисс Уильямс, но если ей он сочувствует как жертве подобных «свободомыслящих» настроений, то из эксцентричной учёной дамы он делает настоящую карикатуру. Она представлена как неряшливо одетая особа, окружённая книгами, телескопами, глобусами, рукописями, в которых запечатлены обрывки и наброски её графоманских стихов и эссе. Она верит в духов, с которыми «может общаться лишь девственник», презирает «мужскую половину» (the male part of the creation), иногда воображает себя зайцем и ест только зелень и т. п.
Как бы сурово ни оценивали эту фигуру критики-феминистки, заслугой Смоллетта остается введение в литературу типа чудачки, причём эту его инициативу берут на вооружение не только писатели-мужчины (В. Скотт, Диккенс, Теккерей), но и женщины, начиная с Джейн Остен и вплоть до Мюриэль Спарк, которые подмечают в своих героинях черты эксцентризма, правда, не в таком карикатурном виде, как у Смоллета. В целом же, повторим, отношение писателя к тендерным проблемам жизни было вполне взвешенным и ориентированным на патриархальные ценности.
Итак, общая картина гендерных отношений в обществе, складывающаяся в романе, представляется сложной, запутанной и динамичной. При том что в ней преобладает маскулинное начало, между самими мужчинами нет единства, их сообщество социально иерархизировано, да и в каждом из слоёв идёт «война всех против всех». Сложен и рисунок связей как внутри женского сообщества, так и между женщинами и мужчинами - здесь тоже всё определяется сразу несколькими взаимосвязанными факторами - со-
циальным (деление общества на классы), ролевым (те роли, которые играют мужчины и женщины в жизни), личным (характер женщины, её темперамент, её психика, связанная с особенностями физиологии). Несомненно, требуется дальнейший тщательный анализ образной системы романа, чтобы конкретизировать эту богатую гендерную структуру произведения.
Примечания
1. См.: Bruce D. Radical Doctor Smollett. L., 1964; Tobias Smollett: Bicentennial Essays presented to Lewis M. Knapp / ed. by G. S. Rousseau and b. G. Bouce. N. Y., 1971; Grant D. Tobias Smollett: A Study in Style. Manchester, 1977; Rousseau G. S. Tobias Smollett: Essays of Two Decades. N. Y., 1982; Lewis J. Tobias Smollett. Cape, 2003.
2. Смоллетт Т. Приключения графа Фердинанда Фатома. М., 1967.
3. Елистратова А. А. Английский роман эпохи Просвещения. М., 1966. С. 283.
4. См.: Карасик В., Ярмохина Е. Лингвокультур-ный тип «английский чудак». М., 2006.
5. См.: Selected Prose and Poetry of Lady Mary Wortley Montegu / ed. by Rise S. Bear. Chicago, 1996; Staves Susan. A Literary History of Women's Writing in Britain. Boston, 2006; Bluestocking Feminism Writings of the Bluestocking Circle 1738-1785. Vol. 6 / ed. by Gary Kelly. L., 1999.
УДК 821.111
E. H. Нечаева
ДЕТСКАЯ ДУХОВНАЯ ПОЭЗИЯ КРИСТОФЕРА СМАРТА
В данной статье рассматриваются детские религиозные гимны выдающегося английского духовного поэта XVIII в. Кристофера Смарта. Являясь последним законченным произведением поэта, сборник детских религиозных гимнов отражает его теологические и философские взгляды и является важным для уточнения особенностей его художественного метода.
The given article dwells upon religious hymns for children by the outstanding English religious poet of the XVIII century Christopher Smart. Being the last complete work of the poet, the collection of children's religious hymns reflects Smart's theology and philosophy and is an important step in reconstructing his life and creativity.
Ключевые слова: Кристофер Смарт, детская религиозная поэзия, гимны, Англия XVIII в.
Keywords. Christopher Smart, children's religious poetry, hymns, England of XVIII century.
Кристофер Смарт, выдающийся духовный поэт Англии XVIII в. (1722-1771), в конце своего творческого пути обратился к жанру религиозного гимна. Последним законченным произведением
© Нечаева Е. Н., 2011
Смарта и своего рода подведением итогов его жизни как поэта и христианина является сборник Hymns for the Amusement of Children («Гимны для развлечения детей», 1771), который состоит из 39 законченных стихотворений. Смарт посвятил его второму сыну Георга III, получив на это высочайшее разрешение через королевского капеллана.
Большая часть стихотворений «Гимнов для развлечения детей» была написана, скорее всего, во время пребывания Смарта в долговой тюрьме, незадолго до его смерти. Сложно сказать, какие именно гимны были написаны поэтом до заключения или в его предсмертные дни. Определенно можно судить только о гимне Against Despair («Против отчаяния»), так как его публикация в журнале Gentleman' s Magazine сопровождалась заметкой о том, что стихотворение было написано поэтом в тюрьме King's Bench. Возможно, Смарт писал детские гимны в течение всей своей жизни, редактируя их по мере необходимости на разных этапах своего творчества.
В отличие от большинства поздних работ Смарта, его сборник гимнов для детей получил высокие оценки современников. Книга выдержала пять переизданий в Англии в течение XVIII в., была опубликована в США в 1795 г.
Смарт предназначал сборник гимнов для детской аудитории, указывая, что его цель - воспитание «добродетельных мальчиков и девочек» ("to make good boys and girls") [1]. Название сборника контрастирует с его содержанием: в гимнах раскрываются такие сложные теологические понятия и христианские символы и ценности, что вряд ли они могут «развлекать» ребенка. В то же время Смарт описывает собственные глубокие теофилософские идеи и искания во внешне простом поэтическом тексте. В «Гимнах для развлечения детей» он предвосхищает поэтическую технику «Песен невинности» У. Блейка. Действительно, гимны Смарта, как и стихотворения, вошедшие в цикл Блейка, написаны в простой стихотворной форме, по 4-5 строк в строфе. В них присутствуют приёмы параллелизма и аллитерации, что гармонично сочетается с самой формой. Здесь нет сложных фигур и тропов: Смарта, как и Блейка, больше волнуют простота языка и искренность звучания стихотворений. Мнения критиков по вопросу о доступности текста гимнов для детской аудитории неоднозначны. Однако краткость стихотворений сборника, наличие гравюр, иллюстрирующих их идейное содержание, свидетельствуют о том, что Смарт учитывал возрастные особенности потенциальной аудитории. Как подчеркнул Д. Дейви, в гимнах Смарта есть некая наивность, простодушие и открытость, которые и обеспечивают поэтическому тексту понятность и ясность [2].
