CC BY
92
А. Г. Шарафутдинова
ИРАНСКИЕ СЛЕДЫ, ПРЕЛОМЛЯЮЩИЕСЯ В СЛОВАРЯХ И ГРАММАТИКАХ ЯЗЫКОВ ЕВРОПЫ И АЗИИ (ТАТАРСКОГО, ТАДЖИКСКОГО, БАШКИРСКОГО, УДМУРТСКОГО, РУССКОГО)
Работа представлена кафедрой филологии Академии управления «ТИСБИ» Набережночелнинского филиал.
Представлена авторская точка зрения на рассмотрение древних слоев заимствований языков Европы и Азии.
Ключевые слова: сравнительно-исторический, типолого-сопоставительный метод, языковые контакты, заимствования, субстрат, пиджин, креол, палео-лингвистика.
A. Sharafutdinova
IRANIAN TRACKS IN VOCABULARIES AND GRAMMARS OF EUROPEAN
AND ASIAN LANGUAGES (TATAR, TAJIK, BASHKIR, UDMURT, RUSSIAN)
The author of the paper presents her own point of view on consideration of the ancient layers of borrowings in languages of Europe and Asia.
Key words: comparative method, typological and contrastive method, language contacts, borrowings, substratum, pidgin, Creole, paleolinguistics.
Как известно, устойчивые контакты иранских языков и культур с языками и культурой народов Поволжья, Урала, Сибири, Малой Средней Азии, Египта установились, по мнению некоторых финноугроведов, не позднее атлантикума (У1-1У тыс. до н. э.), охватив своим воздействием тюркские, славянские, финно-угорские народы, заметно усилились в суббореале (Ш-1 тыс. до н. э.) в замедленных темпах, главным образом через письменные каналы продолжились в условиях распространения христианства и ислама в Новую Эру (1-11 тыс.). Как внешние и ранние контакты языков разных семей, связи эти оказались поистине всеобъемлющими и вселенскими, оставили в своих сторонах неизгладимые, пока еще обозримые и поддающиеся научному изучению следы.
Исследование их сравнительно-историческими и типолого-сопоставительными методами и приемами с опорой на устную и письменную речь носителей литературного (в ряде случаев - диалектного) языка, имеющую, как правило, характер диалога, обла-
дающую разговорностью (тексты художественных произведений, обрядовых и мифических сказаний), на словари (толковые, дву- и многоязычные, диалектологические, фразеологические, словари заимствований, синонимов, антонимов и т. д.), а также на разговорники, содержащие образцы диалогов на обиходные темы (пособия для тех, кто изучает языки как иностранные), грамматики языков показывает, что материалы этих контактов, умозаключения и выводы о них имеют на современном этапе жизни огромное теоретико-практическое значение, крайне важны при описании истории лексики и грамматики больших и малых языков не только Европы, Азии, Ближнего Востока, но даже Египта.
По сравнению с арабизмами и монголиз-мами, отложившимися в языках ареала позже в довольно прозрачном состоянии, специфика иранизмов состоит в том, что, будучи ранними заимствованиями, они в большинстве своем носят характер субстратных и смесовых образований. Как таковые собираются крупицами в силу того, что подверглись фо-
национным и структурным изменениям, затаились в словарях различных языков. Некоторые из них (такие как Идел, Сарапул, Саратов, Дербышки, Казан, Актаныш, Кичку-тан, Танайка, Урал, Елабуга и т. д.) обнаруживаются в различного рода публикациях в виде искаженном при попытках этимологизировать, именно такие любительские, беспочвенные разъяснения названий городов, сел, рек и озер стали ходячими во II пол. XX в. как единственно правильные. То обстоятельство, что в «Кратком топонимическом словаре» В. А. Никонова (1966) они были подвергнуты сомнению, местами - жесткой критике и вполне обоснованно отклонены, было принято во внимание только в 1990-е гг. И не всеми. Попытки, ведущие к правильным выводам по древним пластам ономастики, и в те годы по-прежнему предпринимались без выхода к иранизмам. Яркими примерами к тому были работы Л. Е. Кирилловой (Удмуртия), занимающейся изучением местных топонимов и этнонимов в целях выделения в них генетических элементов. Цель статьи состоит в демонстрации этого положения с опорой на работы данного автора.
Так, однажды Л. Е. Кириллова в своей статье [6] привела целый ряд тополексем, смешавшихся, по нашему мнению, на тюркской, финно-угорской, иранской основах. Надо сказать, что этот сложнейший материал Л. Е. Кириллова членила в основном правильно благодаря своей интуиции и достаточно высокой филологической подготовке, но останавливалась перед вопросом, элементами какого языка-источника тополексемы признать. В частности, писала: «В татарском языке есть диалектное слово калым со значением небольшое озеро, небольшой водоем со стоячей водой. Каково его происхождение, сказать затрудняемся» [6]. Интерпретируя преимущественно на удмуртском материале, Л. Е. Кириллова вела речь о следующих этно- и тополексемах (берем те, которые больше интересуют):
гурэз (-гурезь, гурезь-), что по-удмуртски оказывается, гора, а фактически, по нашим данным, это основа наст. вр. таджикского (далее тадж.) глагола гурехтан
убегать, спасаться бегством, скрываться; перен. уклоняться, избегать, отлынивать; гурез! соответствует русскому повелительному наклонению берегись! сторонись! Гу-реза передает значение беглец, беженец, дезертир, тот, кто в бегах, скрывается [10]*.
Бичер (правильно: бечир; слоги би- и -чер являются искажениями, наиболее часто встречающимся в трудах М. З. Закиева и в пер-мистике); заимствование закрепилось в речи удмуртов и башкир в значении татарский (татарская местность, татарский взгляд на вещи, татарское поведение) в качестве подэтнонима от ир. бечир ирон. слабый, не умеющий брать, хватать, аналогичного ир. ночир прям., перен. с ослабленными пльцами, не способный брать, хватать, наряду с гибридными тюрк.-ир. яугир тот, кто проводит свою жизнь в военных походах, завоеватель (по словам историка А. Бейета, самоназванием башкирского народа), бошчир головорез**.
Ватка - в удмуртском языке прозвище человека, входящего к племени ватка, на наш взгляд, берущее свое начало от ир. водй долина, русло, легшего в основу удмуртского гидронима Вятка со значением долинная, равнинная река.
Тыло, тыв, тыл - по мнению Л. Е. Кирилловой, огонь, общеперм. tfila, tfil подсека, росчисть; лексема, ее фонетические разновидности уходят своими корнями, по нашему мнению, к ир. от огонь, тат. ут огонь, пережившим метонимический троп в направлении к росчисть на основе близости, сопредельности смежности своей семантики с понятиями подсека, с тем, что огнем выжгло лес, все живое и появилась росчисть как земля пахотная и пастбищная.
Калым, варианты kalym, kalem, kaljm, kalim и т. д. со значениями залив в реке или озере, омут, стоячая вода, отстоявшаяся после паводка, низина со стоячей водой; к данным лексемам мы в статье еще вернемся; о них кратко Л. Е. Кириллова говорит, ссылаясь на «Инструкцию по передаче на картах географических названий Татарской АССР» Л. И. Розовой [4].
Цепочка бисмэн, бичмэн, бэзмэнка, бэс-мэнка, bismen (Wiedemann 1880: 465), бичмен
(Борисов 1991:30), бесмен (УРС 1983: 46), бесмен (Алатырев 1988:173), пысман, пыс-ман (МРС 1991:283, 286), пёсмен, Пёсмен 9ырми - Пёфмен фырми, что, пожалуй, от мар. Пысман, пысман со значениями межа, грань, граница (Федоров 1996:424), произошедшая очевидно от тадж. бесомон неустроенный, не обеспеченный необходимым, беспорядочный, от его синонимов бесохиб не имеющий хозяина, бесхозный, заброшенный, беспризорный, покинутый, бесуд недоходный, без пользы, прибыли.
Л. Е. Кириллова отмечала правильно, что в контексте данных лексем апеллятивы йыраз'/йыраз изголовье, верхняя часть, начало чего-либо, пыдаз'/пыдаз подножие, низкое место вблизи чего-либо, пыдин место в низине у реки, как правило, указывают «на расположение одного географического объекта относительно другого», образованы они сами путем прибавления аз'/аз перед, фасад, лицевая сторона, место, иногда -ин (ир. суффикса обладания) к словам пыд нога, йыр луг, чернозем в низине (по-татарски йир или ^ир, аяк асты, йори торган урын тобэк, ара, мэйдан). И надо сказать, что этими последними наблюдениями Л. Е. Кириллова ставила нас в необходимость делать выводы относительно возможности происхождения удмуртских аз'/аз непосредственно от поли-семичного, многофункционального ир. предлога широкого спроса аз, способного употребляться и самому по себе в качестве предлога со значениями из, с, от, у, по, через, сквозь, о, об и в сочетании с различными именами в значениях больше, сверх, за, чем, и в изафете в значениях как видно, очевидно, по-видимому, и в ряде сложных глаголов с отрицательными значениями ликвидировать, уничтожать, изымать, снимать, сносить, исчезать, отходить в прошлое, вырывать (с корнем), отказываться, отступаться, упускать, терять, устранять, удалять, исключать, срубать и т. д.
В целом и общем рассмотренные в статье Л. Е. Кирилловой топо- и этнолексемы интересны еще и тем, что они по своим внутренним и внешним проявлениям неравноценны. Судя по сегодняшнему их состоянию
в тюркских и иранских языках, отдельные из них (кал-) - тюркизмы иранских языков, некоторые (пыдаз) - иранизмы тюркских языков.
Например, нельзя, неправомерно считать иранизмом лишь на основании его присутствия в иранских языках элемент кал-, от которого в татарском языке на разных этапах его развития образовались десятки родственных (ставших в ряде случаев уже историзмами, архаичными, диалектными) слов, таких как:
калдык артын калган кисэк, то, что осталось от целого в результате отделения от него части, частей;
калган-поскан, калдык-постык, таш-ландык, яраксыз нэрсэлэр; лишние вещи на выброс;
диал. калдау ичен чэчелми калган яткын ж;ир; калдау Yлэне кар астында кышлаган Yлэн; отсюда калдаулык, калдау урын брошенный участок;
калдыру кая да булса барганда кемне, нэрсэне Yзец белэн алмау; не брать с собой кого, чего в дорогу; булеп алып кую, саклау, т. е. оставлять/оставить, откладывать/отложить что-либо на ..., для...; запасать/запасти, заготовлять/заготовить/заготавливать что-либо впрок; запасаться/запастись чем для.; не доводить дело (работу) до конца; не договаривать; заставить кого-либо замолчать, прервать разговор; калдырмау отрицание во всех перечисленных выше значениях плюс значение делать все для достижения цели в., при.;
калышу аршка калу, кемнэдер тYбэнрэк булу, т. е. отставать, быть ниже кого-либо;
калку I кYтэрелY, аякка басу, оскэ кутэрелеп чыгу, кYперY, YCY, зураеп китY, пэйда булу (^к ж;исемнэре турында), искэ тошY, т. е. подняться/подниматься, развитие, движение вперед;
калку II (урын) кутэренке рельеф, чы-гынкы эгъза, перен. калку итеп (сYрэтлэY, гэYДЭлэндэрY), калкулык биеклек, т. е. возвышенность, холм, выпуклость;
калым ис. этн. топ [11, 5. 226], йолым, бирнэ, TYЛЭY, т. е. выкуп при женитьбе, выхода замуж; калымлык калым очен гаилэ чы-гымнарыннан аерым эзерлэнэ торган акча,
эцберлэр, мал-туар, то что откладывается для калыма (не лишне здесь напомнить, что не только у иранцев, но и татар не в последнюю очередь, а еще в глубокой древности калымом называлось то, что откладывалось по частям годами из семейного достатка);
калжа туралган ит кисэге, кусок вареного, жирного или сочного мяса, перен. польза, прибыль; калжалку, калжалап турау, калжалы, возможно, что и калжаю (кэлшэю), диал. кэлшэ трава или посевные, поросшие после косовицы, жатвы, курпы;
диал. калым озеро, общеупотр. кул озеро; 1. ябык табигый сулык, т. е. естественное озеро; закрытый водоем, поддерживающий связь с более древним и мощным водным источником, либо отделившийся от реки в результате изменения земной коры, все еще сообщающийся со своей альма-матер невидимыми путями, либо провальный, питающийся подземными водами; 2. щыелган яцгыр сунн яки башка су белэн тулган тYбэн урын, т. е. лужа, лужица...
То обстоятельство, что диал. калым -озеро является в татарском языке тюркизмом и оно древнее, чем калым - выкуп, позволяет отнести к тюркизмам сотни фонетических вариантов кал- (кул-, ^л, -куль, кюль, -кель, -коль и т. д.), содержащихся в составе простых, производных, сложных гидронимов, встречающихся на бескрайних территориях Евразии со смешанным (тюркским, иранским, финно-угорским, славянским и т. д.) составом населения. Эту лексему легко заметить и выделить в составе любого гибридного (смесового) гидронима и от гидронимиче-ского названия типа Кулоб (название областного центра в Таджикистане, возникшего на дне исчезнувшего озера), Иссык-Куль, Сонг-Кёль (Киргизия), Чатыр-Кёль, Яшилкуль, Рангкуль, Джиликуль, Каракуль, Зоркуль (Узбекистан), Сарыколь (Памир), Калалы р. (Краснодарский край), Калаус (Ставропольский край), Кальмиус р. (Донецкая область), Калья пос. (Свердловская область), Калмак-кырган сухоречка (Кзыл-Орд. И Джезказг. обл. Казахстана), Калакар р., Калар р. (Читинская область), Калниболотская нас. пункт (на р. Ея Краснодарского края), Каламитский
залив (р-н Черного моря у г. Саки, где берега усыпаны большими и малыми озерами).
Велика вероятность того, что в своем первозданном виде элемент кал- сохранился именно в гидрониме Байкал богатое озеро. В Восточной Европе, Малой и Средней Азии, Египте, на Ближнем Востоке к гидронимам с теми или иными вариантами элемента кал-образовались названия рек и озер, переименованных в водохранилища, названия высохших и ставших теперь кое-где безымянными водных пространств.
В таджикском языке, представляющем юго-западную группу иранских языков индоевропейской семьи, тюркский элемент кал- и некоторые его варианты встречаются в апел-лятивах со смесовой семантикой типа:
1) куявор подобно озеру, как озеро; кулмак лужа, болотце;
2) каллак часть, оставшаяся от целого, лишившаяся чего-либо, отделившаяся и ставшая чем-либо; например, растение с обрубленной верхушкой, с обрубленными ветвями; калта короткий, куцый (о ящерице) -тат. кэлтэ ящерица; калтак палка; калтапой коротконогий; калтапоя на низких ножках;
3) кал плешивый, лысый, оставшийся без волос, а иногда и кожи в результате болезни, т. е. прям., перен. паршивый; безрогий, комолый (о животном, родившемся без рогов); немало других, не имеющих в татарском своих аналогов производных и сложных основ, таких, как калй парша, плешивость, калбуз коза безрогая, калгов корова безрогая, комолая (что по-татарски муклэк), кала голова, макушка, калфах,м непонятливый, тупой, без частички или с оставшейся частичкой ума.
Наблюдения наводят на мысль, что на базе кал-/кул/кул и т. д. в русском языке появились слова: кулик небольшая болотная птица с длинными ногами; кулички места очень отдаленные, оторванные от мира (у черта на куличках); культя (культяпка) часть конечности, оставшаяся после ампутации, увечья; калека человек, получивший увечье; калитка дверца в заборе (как проем и часть целого); кулёмать прост. делать плохо, кое-как, видимо, только частично, не до конца (скулёмать).
Что же касается таких соответствий, как тадж. по нога, тат. тэпи нога, тат. бот часть ноги от колена до тазобедренной части туловища человека, у животных - задняя часть тазовой полости, тат. бэйге < тадж. пойга состязание в беге, скачки, тат. бэйгече < тадж. пойгачй участник состязания в беге, удм. пыд нога, удм. пыдаз у, возле, близ и т. д., удм. пыдин низовье, англ. Ьер^ олимпиада, состязания спортивные, рус. бег, бегать, бежать; вид легкой атлетики, бега I состязания, гонки упряжных рысистых лошадей (производные бега II хождение в бегах, в бегстве, много и долго ходить по делам; находиться в длительной самовольной отлучке, скрываться от следствия; беглец, беговой, бегом, бегун, бегунок и т. д.), топать, топ-топ, топтать совершать соответствующие действия ногами, рус. пинать, пнуть, пиннуть, пасть/падать, пасти, пастись, пастух, пеший, пешком, пехота, пядь (старинная русская мера длины, равная расстоянию между раздвинутыми большим и указательным пальцами) и пясть (часть кисти между запястьем и основными фалангами пальцев, у животных - часть передней пятипалой конечности), пожалуй произошедшие в определенной связи с пята, пятачок, пятерня, пять, и т. д., они являются несомненными иранизмами указанных языков, сохранившими в своей звукобуквен-ной оболочке согласные п, б, тп, бт, пд, пт, характерные для этой основы гласные в зависимости от того, к каком языке, в каких его позициях изменения происходили***.
Думается, что ключевая роль в возникновении и развитии этих параллелей в языках одного ареала принадлежала таджикской основе по нога, имеющей ряд прям., перен. значений и соответствующих этим значениям фразеологизмов, затем - персидской основе Ь [па] нога, стопа, имеющей пять и более значений и десятки фразеологизмов от каждого из значений. В пользу правильности этой версии достаточно сказать, что от этих основ в самой иранской среде с характерным только для иранских языков этнокультурным содержанием (самобытным) образовались сотни производных и сложных слов.
В таджикском с по, пой (осн. наст. вр. тадж. гл. пойдан), с персидским па, пай образовалось такое множество производных и сложных слов, что в статье можно привести только отдельные из них, лишь с тем чтобы убедиться, что они, действительно, слова данного языка (иранизмы), имеющие те или иные (корневые, суффиксальные) соответствия в языках Волго-Камья.
Это: поафзол, обувь; поафзолдуз сапожник; поафзолдузи пошивка обуви; поаф-зор см. поафзол; побанд связанный, скованный, закованный; путы, оковы для ног; пой-луч, побарахна босой, босоногий, босиком; уст. босяк; побарчо: мондан или побарчо: шуда мондан попадать в безвыходное положение, терять силы, слабеть, дряхлеть; побаста застрявший, задержавшийся где-либо; подор имеющий ноги, с ногами; поён (поин) низ, конец, край, предел; поёнй (по-инй) нижний, расположенный внизу, нижеследующий, низший, младший, низовой; пода стадо, гурт (крупного рогатого скота); по-дачй пастух; подабон пастух; подабонй пастьба; подабаро время выгона стада на пастбище; возглас, которым пастух извещает о времени выгона скота; подачо пастбище, поёноб (поиноб) нижнее течение реки, канала, низовье, пойма; помонй шаг; поранчопули вознаграждение, чаевые за доставку письма, за добрую весть, за визит (врачу), тат. аяк хакы, аяк бэясе; посухта с обожженными ногами и т. д.
Глагол поидан (пой) стеречь, подстерегать, подкарауливать, следить, выслеживать, ждать, дожидаться, выжидать; выкармливать, выращивать (скот), ухаживать, присматривать (за больным ребенком); стоять, продерживаться, быть стойким, твердым, постоянным образовался в свое время, разумеется, в таджикском от основы по нога, осн. наст. вр. гл. пой открыла счет в образовании многочисленных отглагольных (в основном сложных и в ряде случаев упростившихся а сегодня) имен типа пойандоз половик, ковер, дорожка; пойгах место у входа для снятия обуви; пойгох степень, достоинство; пойдори, пойкор человек, выполняющий поручения от населе-
ния квартала и получающий за это вознаграждение; пойкуб затоптанный, растоптанный, униженный, приниженный, посрамленный; пойкубй топтание на месте, дробь (в танце), поймол растоптанный, попранный и от гл. молидан растирать, откуда собственно тат. пумала кисть штукатура, маляра; пойшуйхона предбанник, где второй корень шуй/шу является основой наст. вр. гл. шустан мыть, стирать...
Важно отметить в связи с изложенным, что пай I - след в современном таджикском языке является более древним архаичным вариантом основы по нога, имеющим более отдаленные от нее, но тем не менее обусловленные ею значения, словообразовательные связи. Среди образований, имеющих своим первым элементом пай (пайафкан основатель; пайрохд тропинка; пайсипар путник, прохожий; пайзода хромой; пайпок I носки, чулки; пайпок II ступня верблюда; пайрав I последователь; пайравй следование и т. д.), есть соответствия, уходящие своими корнями к ранним периодам тюркско-иранских контактов, такие, как тадж. пайгом уст. шаг > тадж. пайгом весть, известие, привет > тадж., тат. пайгомбар/ пайгамбар/ пэйгамбэр пророк, приносящий весть, известие, вестник; тадж. пай гул(а) уст. кандалы, надеваемые на шею и руки, с тем чтобы ограничить движение > тадж. пайгула угол, уголок (эти примеры покажутся особо интересными тем, кто знает что в татарском языке от слова Fула когда-то произошло слово гелбэч угловой узкий проход между печью и стеной деревенского дома).
Элемент паст - низкий, тихий, образовавший в таджикском немало производных и сложных основ типа пастак низенький, маленького роста, низкорослый, пастакча ма-
лыш, короткий, лилипут, пастоб мелководный, пастравй падение, снижение, пастсаFри вислозадый (о животном), паст-сифат низкого качества, разг. низкий, подлый, пастшавй (см. пастравй понижение, убыль, стихание, утихание), пастй низменность и т. д., в тюркских языках обозримых (очевидных) следов не оставил. По финно-угорским языкам сведениями о нем не располагаем, но зато в русском как в одном из индоевропейских языков помимо приведенных выше примеров представлено большое количество параллелей с ним, типа пасть/ пасти скот, пастбище место выгона скота на подножный корм, пасть/ падать/ упасть опускаться/опуститься низко.
Приблизительно, гипотетически к словам, связанным с по генетически, в русском языке можно было бы отнести предлоги по, под, приставки по-, под-, а также в соответствии с этим положением образования погост, пожня, погань, покатый, поклон, поселок, постель, посул, поток, подвал, подворотня, подкова, подножие, подушка и т. д.
Таким образом, лексические иранизмы, преломляющиеся в языках интересующего ареала, в редких только случаях прозрачны во всех отношениях, чаще всего они представляют в разной степени затемненные пиджины и креолы, смесовые структуры. Нуждающимися в особом изучении с данной точки зрения мы считаем славянизмы типа пастырь - пастух, наставник, паперть -крыльцо, площадка перед входом в церковь, где обычно стоят нищие и просят милостыню, фразеологизм пай мальчик, девочка или мальчик послушные, заимствования пьедестал, постамент - подножие, возвышение, на которое поднимается победитель (в спортивных соревнованиях).
ПРИМЕЧАНИЯ
* Пример ярок в том плане, что на его основе можно размышлять, углубляясь мыслью в историю языков ареала. Значит, не случайно в древности это слово обозначало в Поволжье и Покамье места, куда бежали беглецы - горы, пещеры, ущелья, овраги, лесные массивы, Чангалы, т. е. джунгли (Жигули в фонет. Переработке). Правильность объяснения происхождения слова Жигули от. Ир. Чангал подтверждают следующие замечания В. А. Никонова: «В словаре Даля находим: жиг, «жиг в лес и поминай как звали!»; Жигули в Х"У1-ХУШ вв. были полны беглыми; жега брань, суматоха и жиган «опытный, тертый острожник»; в XVII в. Жигули служили центром волжских «разбойни-
ков», «чрезвычайно опасных для купеческих и царских судов» [13]. На наш взгляд народы Поволжья и Покамья постепенно либо сужали, либо расширяли значение основы гурез: удмурты - до гурезь гора, восточные славяне и русские в том числе - до гюрза опасная своим внезапным появлением ядовитая змея, грузу один из видов съедобных грибов (возможно, открытых беглецами в качестве надежной пищи); татары и удмурты совместно - до топонимов, содержащих гурезь в своем составе. Одну не очень распространенную в настоящее время детскую игру татары назвали герле, герле уй-нау, т. е. качишлы уйнау, игрой в прятки; древнее холодное оружие, колющее и ударное в виде тяжелой палки с проволочными иглами в конце назвали герзи, с учетом, что такая палка применялась и как орудие пытки умершего, избавления умершего от совершенных им грехов (в таких случаях к концу палки устанавливалось еще и твердое горючее вещество).
** Примечательно в данном примере то, что в нем всюду чир является основой наст. вр. тадж. гл. чирифтан брать, захватывать. Если у этнонима башкир (башкорт) вторым компонентом исторически было тадж. к;ир III истребление, уничтожение (что вполне допустимо), то и тогда слово это было аллоэтнонимом, передавало крайне отрицательное понятие тот, кто истребляет своего врага поголовно, не беря его в плен.
*** Не исключено, что когда-то о предмете очевидном, обозримом, расположенном близко, рядом, дойти, добраться, дотянуться до которого ничего не стоит, люди говорили не рукой, а ногой подать?!
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Атлас СССР. Гл. упр. геодезии и картографии при Совете Министров СССР. М., 1987. 224 с.
2. Инструкция по передаче на картах географических названий Татарской АССР/ сост. Л. И. Розова. М., 1969. 29 с.
3. Кириллова Л. Е. Географические термины в удмуртской топонимии как источник обогащения лексики удмуртского литературного языка // Формирование и развитие литературных языков народов Поволжья. Ижевск, 2004. С. 139-150.
4. Лингвистический энциклопедический словарь. М., Сов. Энциклопедия, 1990. 685 с.
5. Никонов В. А. Краткий топонимический словарь. М.: Мысль, 1966. 509 с.
6. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В. В. Виноградова. 4-е изд., дополненное. М.: ООО «ИТИ Технологий», 2007. 944 с.
7. Персидско-русский словарь: в 2-х томах. Свыше 60000 слов / под ред. Ю. А. Рубинчика. 3-е изд., стереотип. М.: Рус. яз., 1985. Т. I от 1 до j 800 с.; Т II от ^ до ^ 864 с.
8. Таджикско-русский словарь / под ред. М. В. Рахими, Л. В. Успенской. Гл. ред. Е. Э. Бертельс. 40000 слов с прил. Грамматического очерка, составленного В. С. Расторгуевой. М., 1954. 791 с.
9. Татар теленец ацлат малы CYЗлеге / ред. Ф. Э. Ганиев (баш. редактор), К. С. Минибаев, Ф. М. Газизова, Г. Г. Саберова, Ф. Ф. Гафарова. Казан: «Мажбугат йорты» нэшрияты. 2005. 848 S.
10. Удмуртско-русский словарь / под ред. В. М. Вахрушева. М., 1983. 592 с.
SPISOK LITERATURY
1. Atlas SSSR. Gl. upr. Geodezii i kartografii pri Sovete Ministrov SSSR. M., 1987. 224 s.
2. Instruktsiya po peredache na kartakh geograficheskikh nazvaniy Tatarskoy ASSR / sost. L. I. Ro-zova. M., 1969. 29 s.
3. Kirillova L. E. Geograficheskiye terminy v udmurtskoy toponimii kak istochnik obogashcheniya leksiki udmurtskogo literaturnogo yazyka // Formirovaniye i razvitiye literaturnykh yazykov narodov Po-volzh'ya. Izhevsk, 2004. S. 139-150.
4. Lingvisticheskiy entsiklopedicheskiy slovar'. M.: Sov. entsiklopediya, 1990. 685 s.
5. Nikonov V. A. Kratkiy toponimicheskiy slovar'. M.: Mysl', 1966. 509 s.
6. Ozhegov S. I., Shvedova N. Yu. Tolkovy slovar' russkogo yazyka: 80000 slov i frazeolo-gicheskikh vyrazheniy / Rossiyskaya akademiya nauk. Institut russkogo yazyka im. V. V. Vinogradova. 4-e izd., dop. M.: OOO «ITI Tekhnologiy», 2007. 944 s.
7. Persidsko-russkiy slovar': v 2 t. Svyshe 60000 slov / pod red. Yu. A. Rubinchika. 3-e izd., stereotip. M.: Rus. yaz., 1985. T. I ot T do j. 800 s.; T. II ot ^ do 864 s.
ФИЛОЛОГИЯ
8. TadzЫksko-russkiy 81оуаг' / pod red. М. V. КакЬ1ш1, Ь. V. Шре^^у; §1. red. Е. Е. БеЛе1^. 40000 s1ov s pri1. Graшшaticheskogo оеЬегка, sostav1ennogo V. 8. К^1;ог§иуеуоу. М., 1954. 791 s.
9. Tatar te1enen an1at шa1y suz1ege / red. Б. Е. Ganiyev (bash redaktor), К. 8. Minibayev, Б. М. Ga-zizova, G. G. Saberova, Б. Б. Gafarova. Kazan: «Mazhbugat уойу» neshriyaty. 2005. - 848 s.
10. Udшurtsko-russkiy s1ovar' / pod red. V. М. Vakhrusheva. М., 1983. 592 s.
