CC BY
145
ОТРАСЛЕВАЯ СОЦИОЛОГИЯ
УДК 316.344.7:94(470)"1920/1929"
М. В. Бердинских
ИМИДЖ ПОЭТА И ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ПРИСТРАСТИЯ МАРГИНАЛЬНЫХ СЛОЕВ СОВЕТСКОЙ ЭПОХИ 1920-х ГОДОВ
В статье раскрывается механизм изменения общественного мнения о личности одного из самых популярных советских поэтов - Сергея Есенина. Судьба стихов Есенина тесно связана с запретом его поэзии в конце 1920-х гг. и популярностью его стихов среди заключенных ГУЛАГа. Значительное воздействие поэзия Есенина оказала на формирование особой - лагерной - субкультуры.
In article the mechanism of change of public opinion about the person of one of the most popular Soviet poets - Sergey Yesenin reveals. The destiny of verses of Yesenin is closely connected with an interdiction of its poetry in the late twenties and popularity of its verses among prisoners of a Gulag. Yesenin's poetry has rendered considerable influence on formation by the person - camp subculture.
Ключевые слова: имидж поэта советской эпохи, смерть поэта как общественное событие, имажинисты, маргинальные слои общества и лагерная субкультура советской эпохи, судьба стихов Есенина в эпоху 1950-х - 1960-х гг.
Keywords: image of the poet of the Soviet epoch, Death of the poet as public event, imagists, Marginal social classes and camp subculture of the Soviet epoch, destiny of verses of Yesenin during an epoch 1950 -1960th years.
«Имидж», «имиджелогия», «имиджмент» - эти и производные от них термины и понятия в последнее время все более активно населяют страницы не только социологических текстов, но и текущей публицистики, новостных сообщений и даже беллетристики. Ничего удивительного в этом нет: мы живем в эпоху хрематистики («купли-продажи»), двигателем которой, как известно, является реклама, а она, в свою очередь, строится как раз на конкуренции «образов товара» - «брендов» или (обобщенно) - имиджей.
Энциклопедическое определение этого понятия весьма лаконично и лапидарно. Имидж (от английского "image" и от латинского "imago" - «образ», «вид») - это целенаправленно формируемый образ (какого-либо лица, явления, предмета), при-
© Берлинских М. В., 2011
званный оказать эмоционально-психологическое воздействие на кого-либо в целях популяризации, рекламы и т. п. [1]
В нашей стране современное широкое использование понятия «имидж» имеет свою историю. Благодаря деятельности группы отечественных литераторов и художников, называвших себя «имажинистами» (1919-1927 гг.), в сообщество которых до 1924 г. входил С. А. Есенин, впервые этот термин получил в России распространение во французском варианте ("image" - «имаж»), причем это художественное течение («имажинизм») возникло у нас «вслед за "имажистами" европейской и американской литературы» [2]. Представители этого литературного течения заявляли о том, что цель творчества заключается именно в создании образа и его исключительной самоценности: «...Мы, кто отшлифовывает образ, кто чистит форму от пыли содержания. утверждаем, что единственным законом искусства, единственным и несравненным методом является выявление жизни через образ и ритмику образов» [3].
В качестве основного выразительного средства имажинисты использовали метафору, метафорические цепочки, сравнивающие разные элементы прямого и переносного образов. Конечно, расшифровка понятия «имидж» при этом являлась достаточно ограниченной. Оно толковалось только через понятие «образ», а трактовка самого «образа» отчасти гипертрофирована, искажена, что, собственно, и отвечало программным целям этой литературной группы - эпатировать публику, возвести образ в ранг «эксцентричного артиста с громким псевдонимом и вызывающим удивление костюмом» [4]. Вместе с тем вполне допустимо говорить и о том, что уже тогда (в 1910-1920-е гг.) имажинисты посредством эксцентричных художественных форм и вызывающего поведения на публике пытались донести до сознания широкой аудитории понимание того, что «имидж» является многокомпонентным понятием, которое сочетает в себе использование информационных, описательных характеристик образа и субъективного, экспрессивного элемента. И с помощью своего творчества им нередко удавалось также заявить о силе воздействия мощного выразительного образа-представления на общественность, на своих читателей, слушателей, зрителей.
Имажинизм явился последней нашумевшей школой в русской поэзии XX в. Это направление
было создано через два года после Октябрьской революции, но по всей своей содержательной направленности ничего общего с этой революцией не имело. Первую опубликованную декларацию, в которой провозглашались творческие принципы нового движения (Москва, 29 января 1919 г.) подписали претенциозно назвавшиеся «передовой линией имажинистов» поэты Сергей Есенин, Рюрик Ивнев, Анатолий Мариенгоф и Вадим Шершене-вич, а также художники Борис Эрдман и Георгий Якулов. Позднее к имажинизму также примкнули поэты Иван Грузинов, Матвей Ройзман, Александр Кусиков, Николай Эрдман, Лев Моносзон. Иначе говоря, в состав объединения имажинистов входили литераторы и художники довольно (а иногда и совершенно) разнородные и непохожие - как по своим теоретическим взглядам и творческой практике, так и по социальным и литературным связям. Во всяком случае, между В. Шершеневичем и А. Мариенгофом, с одной стороны, и С. Есениным и А. Кусиковым - с другой, больше отличий, чем сходства. Имажинизм первых насквозь урбанисти-чен и граничит с футуризмом (назовем В. Маяковского, Д. Бурлюка, И. Северянина), имажинизм вторых пронизан патриархальностью и близок к «новокрестьянским» поэтам (в лице Н. Клюева, С. Клычкова, П. Орешина и др.), хотя и то и другое является выражением психологии и бытия различных социальных групп, столкнувшихся на перекрестке путей их маргинализации, деклассирования и деградации, то есть тех, кто в мире «самовитых слов» искал убежища от революционных бурь. Это литературное направление (впрочем, как и все остальные, исключая так называемый «соцреализм») было обречено в условиях советского режима либо на вымирание, либо на переход к полулегальному существованию - в различных вариантах субкультуры [5].
Вместе с тем (наряду с футуристами) имажинисты явились, условно говоря, первыми отечественными «имиджмейкерами» в сфере масс-культуры (в наше время - «шоу-бизнеса»), первооткрывателями некоторых фундаментальных приемов того, что сегодня именуется «паблик рилейшенз» (РИ, «пиар», а на сленге продюсеров-шоуменов - «раскрутка»). В основе этой «методологии» - публичный скандал в самых различных его проявлениях. Пытаясь эксплуатировать скандальный успех, когда-то выпавший на долю русского кубофутуризма, имажинисты подражали футуристическому эпатажу публики, причем их акции порой выходили за пределы общепринятых норм поведения. К числу таковых можно отнести и роспись стен Страстного монастыря богохульными надписями, и «переименование» московских улиц (табличка «Тверская» менялась на «Есенинская») и т. п. [6]
Имажинисты в силу своего скандального, богемного образа жизни часто попадали в руки ми-
лиции и работников ЧК (известно, например, что С. Есенин более десяти раз привлекался к судебной ответственности - по различным составам обвинений, но главным образом - за хулиганство) [7]. Выручали их только многочисленные связи с чекистами и высокопоставленными деятелями советского режима.
За пять лет активной деятельности имажинисты смогли завоевать громкую, хотя и скандальную, славу. Постоянно проходили поэтические диспуты, где мэтры нового течения весьма успешно доказывали окружающим превосходство новоизобретенной поэтической системы над всеми предшествующими. Вместе с тем все их «дерзости» носили скорее театрально-наивный, если не откровенно вторичный, характер.
В. Шершеневич в своих воспоминаниях признает: «Скандал в дореволюционной России был одним из легальных способов "протеста"... Скандал тогда был и способом саморекламы. После революции мы, имажинисты, попробовали "по традиции" пойти по этому пути. Но в изменившейся обстановке факт скандала стал давать уже другой резонанс. Реклама получилась печальная, протеста не получалось совсем. Мы пробовали идти в бой с картонными мечами.» [8]
Творческие разногласия среди имажинистов в конце концов привели к тому, что группа в 1925 г. фактически распалась: еще ранее, в 1922 г., эмигрировал А. Кусиков, а в 1924 г. о роспуске группы и своем выходе из нее объявили С. Есенин и И. Гру-зинов. Другие имажинисты вынужденно отошли от поэзии, обратившись к прозе, драматургии, кинематографу - во многом ради заработка. «Агония идеологического вырождения имажинизма, -не без удовлетворения констатировала советская официозная критика, - закончилась очень быстро, и первые же годы нэпа похоронили почти окончательно имажинизм как литературную школу: "моль времени" оказалась сильнее "нафталина образов". » [9]. Окончательно деятельность «Ордена воинствующих имажинистов» прекратилась летом 1927 г. (подробнее см. в воспоминаниях участников этой группы - А. Мариенгофа, В. Шершеневича, М. Рой-змана и др. )[10]
Безусловно, ведущим «ньюсмейкером» и «пи-арменом» группы имажинистов являлся С. Есенин. Впрочем, целенаправленную работу по формированию своего имиджа он вел с самого начала своего творческого пути, чутко улавливая при этом все колебания и трансформации социальной конъюнктуры.
До революции 1917 г. он культивировал (имитировал) образ «крестьянского поэта», рассчитанный на элитные и богемные слои тогдашнего общества, -вполне благопристойный, лояльный властям, с ярко выраженным патриархально-религиозным содержанием. Все это подкрепляется публичным общением
со знаковыми фигурами тогдашней культурно-художественной среды (А. А. Блок, В. Я. Брюсов, А. М. Горький и др. ), сотрудничеством с «новокрестьянскими поэтами». Часто устраиваются совместные выступления вместе с лидером этой группы Н. А. Клюевым, в том числе в Царском Селе, перед императором Николаем II, императрицей Александрой Фёдоровной, членами царской семьи и придворной знатью. Более того, именно императрице посвящает С. Есенин свою первую поэтическую книгу «Радуница» (1916 г.).
В то же время, интуитивно предчувствуя тектонические колебания политической ситуации в стране, Есенин заводит знакомства в леворадикальных кругах, в частности, поддерживает отношения с эсерами, среди них - с поэтом Л. Каннегисе-ром, убившим впоследствии (в 1918 г.) председателя Петроградской ЧК М. Урицкого [11]. Формируется и новый имидж «поэта-хулигана», который начинает активно «раскручиваться» сразу же после революции 1917 г. Этой скандальной репутации С. Есенин подчинил, в сущности, всю свою оставшуюся жизнь. Он становится главной фигурой в поэтических кафе, которые процветали в Москве в 1918-1920 гг., а затем приобретает всемирную известность, благодаря недолговечной женитьбе на знаменитой американской танцовщице Айседоре Дункан и совместному посещению с ней (в 1922-1923 гг. и опять же - не без скандалов, причем замешанных нередко на бытовом антисемитизме) ряда зарубежных стран (Германия, Франция, Италия, Бельгия, США). Собственно, на «продвижение» этого скандального имиджа было нацелено и сотрудничество С. Есенина с группой имажинистов, которые, как уже отмечалось, стали на короткий период весьма заметной и шумной принадлежностью московской и даже провинциальной литературной жизни [12].
Все это приносит определенные дивиденды: популярность С. Есенина, особенно среди городской молодежи, достигает уровня «идоломании», что, в свою очередь, обеспечивает относительно высокие издательские тиражи. Только за шесть лет (19201925) в отечественных (столичных и провинциальных) издательствах книги поэта издаются не менее 20 раз, за рубежом (Берлин и Париж) - 6 раз. Подготовлено также 3-томное собрание стихотворений, вышедшее в Госиздат уже после смерти поэта (Москва, 1926) [13]. При этом наибольшей популярностью пользовались те сборники и отдельные произведения, в которых позиционировался и эксплуатировался как раз имидж-посыл «хулигана» и «босяка-маргинала»: «Кобыльи корабли» (1920), «Исповедь хулигана» (1921), «Страна негодяев» (1922-1923), «Москва кабацкая» (1924) и др.
Конечно, за всем скандально-рекламным антуражем продолжали (интуитивно, эмоционально) пробиваться органические истоки есенинской по-
этики, подпитываемые предельной искренностью и лиризмом. Но они, во всяком случае в последние годы жизни поэта, все чаще перекрывались наносными, конъюнктурными опусами и акциями [14].
Нельзя в связи с этим не вспомнить полные искренней скорби слова А. М. Горького (1926 г.): «Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой "печали полей". любви ко всему живому в мире и милосердия, которое - более всего иного - заслужено человеком. И еще более ощутима. ненужность всего, что окружало своеобразно талантливого и законченно русского поэта. Он не вызывал впечатления человека забалованного, рисующегося, нет, казалось, что он попал в. сомнительно веселое место по обязанности или "из приличия", как неверующие посещают церковь. Пришел и нетерпеливо ждет, скоро ли кончится служба, ничем не задевающая его души, служба чужому богу» [15].
Очевидно, именно трагический разрыв между сокровенным лирическим мироощущением поэта и созданным самим С. Есениным и его окружением скандальным имиджем, усугубленный личными неурядицами и болезнью (алкоголизм, психопатология), и привел его (исключая разнообразные надуманные конъюнктурно-конспирологические версии на сей счет - от «пьяной разборки» до «троц-кистско-чекистско-сионистских происков») к катастрофическому финалу - самоубийству.
Личная трагедия получила широкий общественный резонанс: по стране прокатилась волна подражаний-самоубийств; возникали различные кружки (типа «Вольница», «Лига самоубийств»), где молодежь, в основном учащаяся, «штудируя» С. Есенина и следуя его примеру, была готова расстаться с жизнью. Один из авторитетных в то время большевистских идеологов К. Радек вполне резонно называл это «термометром, показывающим лихорадочное состояние общественного организма.» [16].
В литературных (и не только литературных) кругах смерть С. Есенина вызвала далеко не однозначную реакцию. Одни с искренней скорбью восприняли известие о «трагической гибели русского поэта-самородка» (М. Горький, А. Воронский, А. Луначарский, Л. Троцкий) [17]. Другие выразили сдержанное, но не лишенное идеологической ангажированности сожаление (В. Маяковский) [18]. Третьи развернули разнузданную, оголтелую кампанию глумления над его памятью (лидеры РАПП и близкие к ним окололитературные «надзиратели») [19].
Политическая же элита, формировавшаяся в то время вокруг И. Сталина и начинавшая непримиримую схватку за власть с Л. Троцким и его сторонниками, использовала этот трагический инцидент в своих корпоративных интересах - как еще один повод для дискредитации соперников,
предъявив им обвинения в сочувствии и даже потворству так называемой «есенинщине». В начале 1927 г. входивший тогда в сталинскую группировку член Политбюро ЦК ВКП(б) и ответственный редактор газеты «Правда» Н. И. Бухарин публикует статью, названную им «Злые заметки», в которой, по сути, сформулированы официальные обвинения С. Есенину и его последователям в «юродствующем народном национализме», «упадочничестве» и прочих «грехах».
«Есенинская поэзия, - провозглашает в своей статье главный в то время большевистский идеолог (которого, впрочем, его соперник на «марск-систско-ленинском» поприще Л. Троцкий за глаза называл «Колей Балаболкиным»), - по существу своему есть мужичок, наполовину превратившийся в "ухаря-купца": в лаковых сапожках, с шелковым шнурком на вышитой рубахе, "ухарь" припадает сегодня к ножке "государыни", завтра лижет икону, послезавтра мажет нос горчицей половому в трактире, а потом "душевно" сокрушается, плачет, готов обнять кобеля и внести вклад в Трои-це-Сергиевскую лавру "на помин души". Он даже может повеситься на чердаке от внутренней пустоты. "Милая", "знакомая", "истинно русская" картина!
Идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни и так называемого "национального характера": мордобой, внутреннюю величайшую недисциплинированность, обожествление самых отсталых форм общественной жизни вообще...
...Есенинщина, - продолжает Н. Бухарин вколачивать "партийно-идеологические гвозди" в гроб поэта (и, заметим, обеспечивая ему тем самым мощную посмертную рекламу), - самое вредное, заслуживающее настоящего бичевания явление нашего литературного дня. Есенин талантлив? Конечно, да. Какой же может быть спор? .Есенинский стих звучит нередко, как серебряный ручей. И все-таки в целом есенинщина - это отвратительная, напудренная и нагло раскрашенная российская матерщина, обильно смоченная пьяными слезами и оттого еще более гнусная. Причудливая смесь из "кобелей", икон, "сисястых баб", "жарких свечей", березок, луны, сук, господа бога, некрофилии, обильных пьяных слез и "трагической" пьяной икоты; религии и хулиганства, "любви" к животным и варварского отношения к человеку, в особенности к женщине; бессильных потуг на "широкий размах" (в очень узких четырех стенах ординарного кабака), распущенности, поднятой до "принципиальной" высоты, и т. д.; все это под колпаком юродствующего диаБьнародного национализма -вот что такое есенинщина.» [20]
Правда, впоследствии, в докладе на Первом съезде советских писателей (1934 г.), Н. Бухарин отозвался о С. Есенине хотя и критически, но
гораздо «теплее» («звонкий песенник-гусляр», «талантливый лирический поэт»), поставив его даже в один ряд с А. Блоком и В. Брюсовым - как со «старыми» поэтами, «отразившими революцию в своём творчестве» [21]. Впрочем, «оптимизитиро-вать» официальный имидж С. Есенина это не могло, скорее наоборот: сам Н. Бухарин к этому времени уже находился в опале, а позднее, как известно, был окончательно заклеймен как «троцкистский приспешник» и в марте 1938 г. расстрелян [22].
Между тем по «отмашке сверху» в стране развернулась многолетняя кампания против «есенин-щины» - и в литературе, и в быту. Рапповская критика (и не только она) постоянно обвиняла поэта в «кулацких настроениях» (особенно в ходе кампании «по ликвидации кулачества как класса» -в конце 1920-х - начале 1930-х гг.). Творческое наследие поэта находилось под иезуитским подозрением, публиковалось очень выборочно (а в отдельные периоды и полностью замалчивалось), прижизненные издания стихов «широкому читателю» в библиотеках не выдавались, то есть практически были недоступны. Правда, в официальные цензорские списки, составлявшиеся Главлитом, входила лишь поэма «Песнь о великом походе» - по той причине, что в ней «фигурируют» Г. Зиновьев и Л. Троцкий. Из-за публикации той же поэмы был изъят 3-й том «Собрания стихотворений» С. Есенина 1927 г. издания. В дальнейшем эта поэма печаталась с большими купюрами, причем в комментариях это никак не оговаривалась [23]. В различные списки Главлита входило также свыше 10 книг, посвященных С. Есенину [24]. За почти 30-летний период (1927-1955 гг.) в СССР вышло в свет лишь около 25 изданий с произведениями С. Есенина (причем две трети из них приходятся на 1927-1934 гг.) общим тиражом не более 700 тысяч экземпляров, то есть менее чем по 24 тысяч книг в год - на многомиллионную читательскую аудиторию [25]. Наряду с этим книги самого С. Есенина и посвященные поэту издания периодически выводились из школьных и вузовских программ, «задвигались» в библиотеках подальше от читателя - в так называемый «пассивный фонд» и т. п.
Но здесь вступила в действие неумолимая логика имидж-технологии, согласно которой «запрет -двигатель рекламы»: часто действия партийно-советских идеологических надсмотрщиков достигали прямо противоположного эффекта, играя своего рода провокативную роль. Рядовой отечественный читатель, научившийся читать между строк, считал, что чем больше «они» ругают автора и его произведения, чем больше их запрещают, тем большего внимания этот автор и эти книги заслуживают.
По меткому и выстраданному замечанию итальянского кинорежиссера Ф. Феллини, «цензура -это реклама за государственный счет» [26]. Имен-
но так произошло и с творчеством С. Есенина. Оказавшись вытесненным на полулегальное существование в сфере культуры официально признанной, оно стало достоянием различных субкультур: вначале богемного андеграунда, а затем (по мере стремительного расширения советской лагерной системы в 1930-1950 гг. и массового «перемещения» в нее представителей художественно-творческой элиты) - субкультуры уголовного мира, или так называемой «блатной субкультуры».
В последней С. Есенин (точнее - «есенинский миф-имидж», причем именно в бухаринской его трактовке) получил вполне закономерное признание. Прошедший все круги гулаговского ада
B. Т. Шаламов свидетельствует, что популярность
C. Есенина «блатных кругах была очень велика. Это был единственный поэт, "принятый" и "освященный" блатными, которые вовсе не жалуют стихов... Блатные сделали его "классиком" - отзываться о нем с уважением стало хорошим тоном среди воров» [27]. Такие есенинские стихи, как "Сыпь, гармоника", "Снова пьют здесь, дерутся и плачут», "Устал я жить в родном краю", "Письмо матери", вошли во все антологии лагерной субкультуры. Секрет такой популярности В. Шала-мов усматривает в «откровенной симпатии к блатному миру», в настроении, отношении, тоне целого ряда стихотворений Есенина, близких блатному миру («прежде всего это нотки тоски, все, вызывающее жалость, все, что роднится с "тюремной сентиментальностью"»). Чутко воспринимаются лагерниками также «нотки вызова, протеста, обреченности» [28]. В стихах Есенина они («блатари»), как утверждает В. Шаламов, «многого не понимают и непонятное - отвергают. Наиболее же простые стихи цикла "Москвы кабацкой" воспринимаются ими как ощущение, синхронное их душе, их подземному быту с проститутками, с мрачными подпольными кутежами» [29]. В то же время они «проходят мимо есенинской пейзажной лирики, мимо стихов о России - все это ни капли не интересует блатарей. ». Вызывает восхищение «матерщина, вмонтированная Есениным в стихи. Ведь речь любого блатаря уснащена самой сложной, самой многоэтажной, самой совершенной матерной руганью - это лексикон, быт». Популярности Есенина в лагерях способствовала и поэтизация им хулиганства. «Есенинское хулиганство, прославленное стихами, - считает В. Шаламов, - воспринимается ворами как происшествие их "шалмана", их подземной гулянки, бесшабашного и мрачного кутежа. Каждое стихотворение "Москвы кабацкой" имеет нотки, отзывающиеся в душе блатаря; что им до глубокой человечности, до светлой лирики существа есенинских стихов. Им нужно достать оттуда иные, созвучные им строчки. А эти строчки есть, тон этот обиженного на мир, оскорбленного миром человека - есть у Есенина» [30].
Есть, по мнению В. Шаламова, и еще одна сторона есенинской поэзии, которая сближает ее с понятиями, царящими в «блатарском мире», с кодексом этого мира. Речь идет об отношении к женщине: «Есенинские стихи о пьяных проститутках блатные знают наизусть и давно взяли их "на вооружение", - утверждает В. Шаламов. - Точно так же "Есть одна хорошая песня у соловушки" и "Ты меня не любишь, не жалеешь" с самодельной мелодией включены в золотой фонд уголовного "фольклора"». [31]
Наряду с грубо циничным и презрительным отношением к женщине-жене, женщине-сожительнице другая характерная примета криминального быта - культ матери. И в этом отношении, как полагает В. Шаламов, поэзия Есенина также «чрезвычайно тонко воспроизводит понятия блатного мира... Первое "Письмо матери" ("Ты жива еще, моя старушка") знает буквально каждый блатарь. Этот стих - блатная "Птичка божия". Да и все другие есенинские стихотворения о матери, хоть и не могут сравниться в популярности своей с "Письмом", все же известны и одобрены» [32].
Наконец, еще одно существенное замечание В. Шаламова сводится к тому, что «настроения поэзии Есенина в некоторой своей части с удивительно угаданной верностью совпадают с понятиями блатного мира. Именно этим и объясняется большая, особая популярность поэта среди воров. Стремясь как-то подчеркнуть свою близость к Есенину, как-то демонстрировать всему миру свою связь со стихами поэта, блатари, со свойственной им театральностью, татуируют свои тела цитатами из Есенина. Думается, что ни одного поэта мира не пропагандировали еще подобным образом. Этой своеобразной чести удостоился только Есенин, "признанный" блатным миром.» [33] (см. также работы на эту тему А. Синявского и С. Снегова) [34].
Очередные трансформации имиджа С. Есенина происходят в послесталинский период («хрущевская оттепель», «брежневский застой», «горбачевская перестройка», «ельцинский переход к рынку», «путинская суверенная демократия»). Творчество поэта перемещается из андеграунда в широкие слои официозной культуры: издаются многотиражные сборники (включая академическое семитомное полное собрание сочинений 1995-2000 гг.); предпринимается целый комплекс проектов по «увековечению памяти» (организуются музеи, устанавливаются мемориальные доски и монументы, имя С. Есенина получают улицы и бульвары в десятках городов, широко отмечаются - начиная с 1965 г. - юбилейные даты, выпускаются памятные медали, марки, открытки, конверты, учреждается даже Есенинская международная литературная премия); стихи С. Есенина звучат с эстрадных, музыкальных и театральных подмостков (всемирную известность получает, в частности, спектакль «Пуга-
чев» московского Театра на Таганке); песни на есенинские стихи постоянно звучат в радио- и телеэфире, появляются и вокально-симфонические интерпретации (поэма Г. Свиридова «Памяти Сергея Есенина», его же кантаты «Деревянная Русь», «Светлый гость», поэма «Отчалившая Русь», вокальный цикл «Мой отец крестьянин» на стихи Есенина (1956) и др.) [35].
При этом культивируется (мифологизированный и мумифицированный) образ некого «гениального самородка», «воплощения народного духа», «певца земли родной» (кинофильм «Пой песню, поэт», 1971 г.). Предпринимаются даже попытки (в определенных богемных кругах «шестидесятников») политизировать этот образ - в интересах утверждения принципов «социализма с человеческим лицом» [36].
В современном российском социуме (с непреодоленной парадигмой иллюзорного сознания у подавляющего его большинства), представляющего собой, применяя классификацию Г. Дебора, «общество спектакля» (имитации), на этапе перехода от «сосредоточенной к рассредоточенной театрализации» (от тоталитарно-бюрократического капитализма, называвшего себя «социализмом», к «гражданскому обществу») происходит очередная «перезагрузка» есенинского имиджа, причем вновь с явно выраженными признаками «есенинщины», но на сей раз густо приправленной шовинизмом, ксенофобией, квазиправославным мессианизмом и антисемитизмом [37].
Именно в этом формате следует, очевидно, рассматривать культивируемый в наши дни различными масс-медийными и масс-культурными средствами интерес к судьбе и творчеству С. Есенина: это и так называемый «русский шансон», и спекулятивные публикации в печатных СМИ, и ТУ-проекты (телесериал «Есенин», 1-й канал, 2005 г. документальный фильм В. Мирзояна «Кровь и слово», РТР, 2000 г. и др. ), и многочисленные «есенинские» сайты в Интернете, и т. д. и т. п. [38].
Ориентированы эти акции, несомненно, на те маргинальные слои отечественного социума, круг которых за последние годы имеет ярко выраженную тенденцию расширения. В этих условиях проверенные временем бренды «есенинщины» (в трактовке одной из современных поп-групп - «баня, водка, гармонь и лосось» плюс «бабы, кони, раздолье пурги») оказывается весьма кстати, поскольку «аномальная потребность выставления себя напоказ компенсирует. мучительное чувство существования на обочине жизни» [39].
Российское общество только начинает осознавать себя как «социум спектакля» («тотальной имитации»). Термины «иллюзорность», «спектакль» заменяются в нем магически-возвышенным эвфемизмом «имидж». Остается надеяться, что за этим рекламным баннером все-таки не исчез-
нет подлинный имидж (образ и суть) человека -как существа разумного, обладающего сознанием, способностью понимать и творить прекрасное и вечное, каковым (не в апокрифах, а по Вышнему предназначению и по творческой ипостаси своей) был и остается великий русский поэт Сергей Есенин.
Примечания
1. Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия: компакт-диск. М., 2011.
2. Гусарова Ю. В. О некоторых основаниях разделения понятий «образ» и "image" //Вестник Амурского государственного университета. Благовещенск, 1999. Вып. 7.
3. Цит. по: От символизма до Октября: сб. / сост. Н. Бродский и Н. Сидоров. М.: Новая Москва, 1924. С. 170-174.
4. Там же.
5. Имажинизм // Онлайн-энциклопедия «Кругос-вет».
6. Шершеневич В. Листы имажиниста: стихотворения. Поэмы. Теоретические работы. Ярославль: Вер-хне-Волжское кн. изд-во, 1996. URL: http://ru. wikipedia. org/wiki/.
7. URL: http://ru. wikipedia. org/wiki/Eсенин,_Сер-гей_Александрович.
8. Шершеневич В. Великолепный очевидец //Мой век, мои друзья и подруги: воспоминания А. Мариенгофа, В. Шершеневича, И. Грузинова. М.: Московский рабочий, 1990. URL: www. poesis. ru/poeti-poezia/ shershen/snoska. htm.
9. URL: http://slova. org. ru/n/imazhinizm/.; Троцкий Л. Литература и революция. М.: Политиздат, 1991. С. 55-56.
10. Мариенгоф А. Роман без вранья; Циники; Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги: романы / сост., подгот. текста, послесл. Б. Аверина. Л.: Худож. лит., 1988; Шершеневич В. Великолепный очевидец . Ройзман М. Все, что помню о Есенине. М., 1973. URL: http://www. bookmate. com/books/EUR1c121.
11. URL: http://ru. wikipedia. org/wiki/Eсенин,_Сер-гей_Александрович.
12. Мирский Д. С. «Крестьянские поэты» и имажинисты: Есенин. М., 1992. URL: http://feb-web. ru/ feb/irl/irl/irl-7611. htm.
13. http://ru. wikipedia. org/wiki/Eсенин,_Сергей-_Александрович.
14. http://www. likt590. ru/project/esenin/.
15. Цит. по: Горький М. Сергей Есенин // Горький А. М. Полное собрание сочинений. Т. 20. М.: Наука, 1974. С. 62-69; URL: http://esenin. ru/ about-esenin/memories/470-article. html.
16. Рожков А. Интернационал дураков //Родина. 1999. № 12. С. 61-66. С. 66.
17. Цит. по: Горький М. Сергей Есенин. С. 62-69; Троцкий Л. Памяти Сергея Есенина // Правда. 1926. № 15; Известия. 26 января 1926 г. URL: http://www. analysisclub. ru/index. php?page=iraq&art=2324; Памяти Есенина: сб. М.: Всероссийский Союз поэтов, 1926.
18. Маяковский В. Как делать стихи? URL: http:// vlmayakovsky. narod. ru/index. html; Маяковский В. Сергею Есенину // Маяковский В. Стихотворения. Поэмы. Пьесы. М.: Худож. лит., 1969. С. 238-242, 706707; Маяковский В. Упадочное настроение среди молодежи. Есенинщина: выступление на диспуте. 13 фев-
раля и 5 марта 1927 года. URL: http://eseniada. narod. ru/mayakovskiy-esenin. html.
19. См., напр.: Ревякин А. И. Чей поэт Сергей Есенин? (Беглые заметки). М. : Изд. автора, 1926. URL: http://www. esenin. ru/forum/viewtopic. php?t=3894.
20. Бухарин H. Злые заметки. М.: ГИЗ, 1927; Октябрь. 1927. № 2; Октябрь. 2004. № 5. URL: http:// magazines. russ. ru/october/2004/5/bu22. html.
21. Горелов И. E. Николай Бухарин. М.: Московский рабочий, 1988. (История Москвы: портреты и судьбы). С. 146-177. URL: http://ru. wikipedia. org/wiki/.
22. Там же.
23. См., напр.: Есенин С. А. Собрание сочинений: в 6 т. М. : Худож. лит., 1978. Т. 3.
24. Блюм А. В. Запрещенные книги русских писателей и литературоведов. 1917-1991 // Индекс советской цензуры с комментариями. СПб., 2003. С. 8081. № 166-167, 1086-1096. URL: http://www. opentextnn. ru/censorship/russia/sov/libraries/books/blium/ilp/
25. Рассчитано по: http://poltora-bobra. livejournal. com/89643. html; Рассчитано по: http://www. ruthenia. ru/sovlit/p_aut006. html.
26. Блюм А. В. Указ. соч.
27. Хлысталов Э. 13 уголовных дел Сергея Есенина. М., 2006.
28. Там же.
29. Там же.
30. Там же.
31. Там же.
32. Там же.
33. Там же.
34. Снегов С. Язык, который ненавидит. М.: Просвет, 1993; Синявский А. Д. (Абрам Терц). Отечество. Блатная песня // Нева. 1991. № 4. С. 161-174.
35. Есенин С. А. Полное собрание сочинений: в 7 т. / гл. ред. Ю. Л. Прокушев. (Российская академия наук. Институт мировой литературы им. А. М. Горького). М.: Наука: Голос, 1995-2000; Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия: компакт-диск. М., 2011. http://ru. wikipedia. org/wiki/Есенин,_Сергей_Алек-сандрович.
36. Евтушенко Е. Памяти Есенина (Письмо к Есенину). URL: http://www. evtushenko. net/075. html; http://antology. igrunov. ru/authors/evtush/esenin. html.
37. Дебор Г. Общество спектакля / пер. с фр. М.: Логос, 2000. С. 62-63; Алексеев В. В., Вельм И. М. Сталинизм: истоки, становление, пролонгация, сущность, выход из сталинизма. Ижевск: ГОУВПО «УдГУ», 2009. 131 с., ил.
38. Островский В. Кто убил Сергея Есенина // URL: http://www. dazzle. ru/spec/se. shtml; Островский В. Надругательство над памятью Есенина. URL: http:/ /www. analysisclub. ru/index. php?page=iraq&art=2324; Ойцевич Г. Лев Троцкий и Сергей Есенин, или laudatio funebris как источник коварного стереотипа. URL: http://esenin. niv. ru/review/esenin/005/477. htm; Кузнецов В. Тайна гибели Есенина. URL: http://www. esenin. niv. ru/esenin/smert/tajna-gibeli/tajna. htm; Ojcewicz G., Wiodarczyk R, Zajdel D. Zabуjstwo Sergiusza Jesienina. Studium kryminalistyczno-historycznoliterackie. Szczytno, 2009; Браун H. Есенин, казненный дегенератами // Новый Петербурга. 2006. № 14(778). 13 апр. URL: http://www. esenin. ru; Тайна гибели Есенина. URL: http://www. kp. ru/daily/23617. 3/4710; Памяти Есенина: сб. Указ. соч.
39. Алексеев В. В., Вельм И. М. Указ. соч.
УДК 316.6
Ю. В. Верминенко
ТОЛЕРАНТНОСТЬ И ИНТОЛЕРАНТНОСТЬ К ПЬЯНСТВУ И УПОТРЕБЛЕНИЮ НАРКОТИКОВ В ОБЩЕСТВЕННОМ СОЗНАНИИ НАСЕЛЕНИЯ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА
В статье рассматривается исследование толерантности и интолерантности по отношению к наркотизации и алкоголизации как специфический вид.
The article deals with the study of tolerance and intolerance in relation to drug addiction and alcoholism as a specific form.
Ключевые слова: социальная проблема, общество, социологическое исследование, толерантность.
Keywords: social problems, society, sociological research, tolerance, intolerance.
Начиная с 90-х гг. двадцатого столетия российскими социологами было проведено немало опросов общественного мнения по различным социальным проблемам нашего общества. Наркотизация и алкоголизация по результатам этих исследований попадали в десятку наиболее острых социальных проблем, причем, как правило, обе эти проблемы объединялись и рассматривались как схожие социальные явления, имеющие статус социальных болезней. Главной целью большинства исследований было выяснение социально-демографического профиля современной наркомании и алкоголизации в российском обществе. Накопленный социологами эмпирический материал позволяет оценить масштабы и опасность проблемы наркомании и алкоголизма. Кроме того, в исследованиях уровня толерантности в российском обществе наркоманы указываются в качестве альтернативы для ответов на вопрос о тех социальных группах, которые вызывают наибольшие опасения. В отношении алкоголиков общественное мнение не так категорично. До сих пор очень тонкой и прозрачной остается грань между разделением таких понятий, как «употребление алкоголя» и «злоупотребление алкоголем». Бытует мнение, что пьянство - это национальная российская традиция.
Эффективность антиалкогольной и антинаркотической практики по-разному воспринимается экспертами и населением. Для экспертов она сводится к достижению положительной динамики регистрируемых показателей, например числа больных алкоголизмом, состоящих на учете, и т. п. Население оценивает эффективность политики исходя из
© Верминенко Ю. В., 2011
