CC BY
255
УДК 141.201
И. И. Агапкин **
ИДЕЯ «КОСМО-ПСИХО-ЛОГОСА» В ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ Г. Д. ГАЧЕВА
В данной статье рассмотрена идея «Космо-Психо-Логоса», определяющая общую конструкцию философии культуры, которая разрабатывалась Г. Д. Гачевым на протяжении всей его творческой деятельности. Свои исследования он проводил на базисе духовных и материальных культур народов мира и, в частности, бывшего СССР. Каждую этническую культуру Гачев рассматривает как национальный образ мира, как сложно организованную систему, содержательными характеристиками которой являются ментальность народа, его язык, индивидуальный образ его этно-националь-ного мышления, в т. ч. и научного. Гачеву важно отыскать универсальные психические структуры, присущие каждой культуре. Ее архетипы выступают в роли инвариантов целостного образа мира. Гачев предложил оригинальную динамическую модель формообразования и бытия национальных культур в ее связях с другими культурами мира.
Ключевые слова: ментальность, архетип, Космо-Психо-Логос, национальный образ, идентичность, реконструкция, метатекст, универсалии, межкультурный диалог.
I.I. Agapkin
THE IDEA OF "COSMO-PSYCHO-LOGOS" IN G. D. GACHEV'S LEGACY
The idea of cosmo-psycho-logos is under consideration. This specific term was coined by prominent Russian philosopher and linguist George D. Gachev (1929-2008). According Gachev every nation creates its own image of the world however each of them have the general deeper structure, which unites all of them as a wholeness. He conducts his studies on the basis of the history and material cultures of the peoples of the world and, in particular, the peoples of the former Soviet Union. He regards every ethnic culture as the national image of the world, as complex organized system of substantial characteristics, i. e. the psychology, language, national way of thinking, and experience in routine everyday practice. Along with that he looks for universal mental structure inherent to every culture. Gachev proposes a dynamic model of identity of cultures in their correlation with intercultural connections.
Keywords: mentality, archetype, Cosmo-Psycho-Logos, the image of nationality, identity, reconstruction, metatext, universal, intercultural dialogue.
* Агапкин Иван Игоревич, аспирант философского факультета, Московский госу-
дарственный университет им. М. В. Ломоносова; a251991@yandex.ru
В данной статье основное внимание уделено идее Георгия Дмитриевича Гачева «Космо-Психо-Логос». Актуальность темы связана с трансформациями в духовной жизни нашей страны, ее стремлением приобщиться к ценностям, имеющим общечеловеческий характер. В мире наблюдается, с одной стороны, тенденция к развитию межкультурного диалога, выстраивание процесса взаимопонимания, с другой — растет интерес каждой нации к своему национальному бытию, к собственным истокам, необходимым для самоидентичности. Эта тенденция была изучена многими отечественными и зарубежными историками культуры. В России это были А. Хомяков и Н. Данилевский, Ф. Достоевский и К. Леонтьев, В. Розанов и Н. Бердяев и др.
Большой вклад в исследование национальных образов, этнических моделей мира и межкультурных связей разных народов был внесен самобытным русским философом, культурологом и лингвистом Г. Д. Гачевым. Гачев выявляет уникальность традиционных ценностей каждого этноса, этапы развития каждой культурной универсалии, уязвимость идентичности национальных культур в современном мире. Откуда берется понятие «национальная картина мира», одно из ключевых в культурологии Гачева? Впервые мысль о существовании у каждого этноса особого мировидения, сквозь призму языкового мировоззрения была сформулирована Гумбольдтом еще в начале XIX в. [11]. В современной антропологии трактовки оснований национального мировосприятия расходятся: одни понимают под ними темперамент и национальную психологию, другие — личные качества человека национального типа, третьи — отношение к религии, власти и труду.
Попытка понять национальный характер на основе анализа артефактов культуры — литературы, искусства и философии — разрабатывалась у Альфреда Фулье, по мнению которого
национальная индивидуальность сказывается, прежде всего, в психологических признаках: в языке, религии, поэзии, искусстве, памятниках, мнении, которое нация имеет сама о себе, и мнении, которое составилось о ней у других народов, наконец, в героях и исторических представителях; история народа открывает также его характер при условии тщательного изучения различных моментов и выведения того, что называется «исторической средой» [14, с. 133-134].
В начале XX в. немало мыслителей подобного рода появилось в Германии, что и не удивительно, если вспомнить о том, как ее захватила в это время проблема национального объединения. Штейнер, Шпенглер, Клагес, Касснер, Зиммель и вся школа Стефана Георге. В этом контексте уместно привести высказывание о Гачеве:
Вот уж где приняли бы Гачева с распростертыми объятьями. Тем более что он, никому из этих прославленных немцев, не уступая по уровню мысли, явно превосходит их всех по яркости письма. Однако тут уж не его одного только «вина», но всего русского языка в целом: суверенно владеющий им автор всегда останется в выигрыше в споре с любым чужеземцем [1, с. 6].
Но правда и то, что предшественниками Гачева в истории русской культуры были такие выдающиеся философы, как К. Данилевский, К. Леонтьев,
Н. Данилевский, В. Розанов и Н. Бердяев, представившие россыпи гениальных прозрений о русском национальном характере [3; 16].
К началу — середине прошлого века сложилось два основных теоретико-методологических подхода к исследованию национального характера — лич-ностно-центрированный и культурно-центрический. К первому можно отнести исследования, воспринимающие национальный характер как систему установок, ценностей и верований, присущих тому или иному этносу. Примером здесь может быть теория «социальной личности» Э. Форма. Ко второму — исследование Маргарет Мид, которая выявила три базовых критерия языковой идентичности индивида: (1) сравнительное описание языковых конфигураций; (2) анализ ухода за младенцем и детское воспитание; (3) изучение моделей межличностных отношений. В том же русле исследует национальное сознание и культуру Р. Бенедикт [2].
Начиная с 1960-х гг. проблема национальной картины мира широко разрабатывается в рамках семиотики при изучении первичных моделирующих (языковые модели) и вторичных (традиция, культура и уклады) систем языка.
Изначально вопрос о национальном образе мира осмыслялся Гачевым
в контексте анализа им Логоса, понятого в гегелевском духе как необходимое единство логического и исторического. У классиков немецкой философии Канта и Гегеля (которыми Гачев увлекается в 50-60-е гг., изучая философию под руководством Э. В. Ильенкова) он обнаруживает специфические черты национального немецкого мышления. Гачев ставит задачу постичь максимально полно «феноменологию народного духа» и понять, каким образом универсальное качество может проявляться в национальном. То есть то, как может индивидуальный опыт духовного роста национального целого — «онтогенез» повторить «филогенез» в опыте развития человечества, развитии различных форм быта, культуры и государственности:
Как человек, переселяясь в город, становится атом-индивид, такая же перспективами у национальных культур — в форме без-свое-земельной (странной)«национально-культурной автономии» = «само-законности». Тут еще сохраняется национальный Быт (рудиментарно); но без подпитки национальным Бытием, в своем Космосе... [13, с. 7-8].
Именно в это время Гачев обосновывает собственное толкование национального понимания мира. Определяющее для него — местоположение народа в мировом бытии. К примеру, рассуждает он, для немцев предельно важно основание — твердая поверхность или основа — некий Baum, будь то Stammbaum — генеалогическое древо индоевропейской науки, триада Гегеля: зерно — тезис, стебель — антитезис, а взаимосоединяющий их созревший колос — синтез, выступающий в роли отрицания отрицаний. В русском народе такие лингвосимволы бытуют в устном фольклоре, поэзии и прозе — ширь, путь, дорога, огромное пространство, тянущееся в бесконечность. У англичан, островного народа, окруженного водою, где «мой дом — моя крепость», предельно важен корабль — Ковчег — возможно, как архетип из Ветхого Завета, вспомним «Левиафан» Гоббса. Иными словами,
...каждый народ видит мир особым образом. Зависит это от того участка мирового бытия, который предоставлен каждому народу в качестве жизненного пространства: от особого сочетания первостихий — земли, воды, воздуха, огня — которое отлилось и в составе человека (этническом и духовном), и в быту, и в слове. Оттого и история народов своеобразна, и особы в ней извивы и сочетание общей миру цивилизации и исконно выросшей у народа каждого культуры [6, с. 180].
В целом теория «национальных образов мира» была сформулирована и оформлена Гачевым уже позднее, в 90-е гг. прошлого века. Национальные образы мира выступали инвариантами единого образа мира, что освобождало феномен культурно-локального от периферийности. Гачев сформулировал цель их изучения следующим образом: она
не в том, чтобы твердо закрепить какой-то аспект видения мира за данным народом. но в том, чтобы разглядеть многовариантность мироздания, используя в качестве точек наблюдения разные национальные космосы, откуда прозрачнее проступают те или иные грани бытия [9, с. 53].
По логике его концепции, в качестве исходного берется интернациональное и единое мировое бытие (космос, природа, история, культура). Космос — первоначальная мировая цивилизация, которая проявляется через «образы мира», представляющие уникальное воплощение интернационального Бытия. Первичная мировая субстанция (космос, природа, история, культура) отражается в «национальных образах мира», представляющих собой единство взаимодополняющих факторов: национальной природы, психического склада и мышления народа, его истории. Исходит национальный образ из хаоса мирового бытия, который и формируется как «особый космос», национальный, имеющий свою логику, национальное миропонимание, и особый логос — национальный склад мышления. От того, как народ «считывает» окружающее его бытие — будь то природа со своими неповторимыми условиями, климат, культура, формирующая поколения, — зависит, как строится и восприятие им своего национального мира, космоса, а вернее, «космологоса» (термин Гачева), т. е. присущего каждой культуре строя мира, творимого народом. Гачев так трактует мифологему «космо-психо-логоса»:
Природа каждой страны есть текст, исполненный смыслов, сокрытых в Материи. Народ = супруг Природины (Природы + Родины). В ходе труда за время Истории он разгадывает зов и завет Природы и создает Культуру, которая есть чадородие их семейной жизни. Природа и Культура находятся в диалоге: и в тождестве, и в дополнительности; Общество и История призваны восполнить то, чего не даровано стране от природы [6, с. 11].
Первична именно природа, она — «природина», великая матерь, мать-кормилица в фольклорном понимании народа, питающая и воспроизводящая национальную целостность. В природе заложен демократичный язык, понятный даже ребенку, основанный на корреляции с вещами и естественными явлениями. «Природа — заповеди, скрижали и письмена самого бытия», она «излучает душу — Психею», именно в Природе развивается и творится история народа, в ней народ приходит к тождеству с природой своего обитания
и социумом, т. к. «история — реализация потенций национального Космоса в браке с Социумом народа, в порождении — творчестве материальной и духовной Культуры» [6, с. 19].
Культура как результат этого процесса существует, по Гачеву, как нечто особенное для себя самой, внутри себя. В отличие от культуры естественной, флоры и фауны, люди развивают культуру там, где они поселились. Уникальный склад мышления обосновывает ту или иную целостность, в соответствии с которой каждый народ развивает в итоге свой собственный инвариант культурного бытия. Вместе с тем народ имеет свое представление о едином — материальной системе, или космосе, а также о духе, или логосе. Триада природы, психологии и логоса отражается и на сущности человека. Он в философии Гачева — троичное единство: тело, душа, дух (ум). По аналогии с ним и каждая национальная целостность являет собой своеобразный космо-психо-логос. Этот симбиоз есть скрещение таких взаимодополняемых компонентов, как местная природа (космос), национальный характер (психея) и склад мышления (логос).
Гачев много размышлял о национальном уме: существует ли он, как его можно усмотреть не только в искусстве и литературе, но и в религии, различных науках, в т. ч. в математике и физике? В описании космосов разных стран он обращается к Галилею, Паскалю, Декарту, Ньютону, Канту и др., чтобы через сравнение разных мировоззрений найти ответ на этот вопрос. Каждый народ по мере развития создает собственную картину мира, куда входят представления о природе — климате, ландшафте, представления о том, чем этот народ отличается от других окружающих его народов, об истории и своей роли в ней. Сквозь стихию культурного многообразия Гачев различает многоголосие народов и культур, которое он называет «сотами мировоззрения». Именно эта культурная дифференциация и притягивала его в поисках единства и связи единичного и общего. В этом многообразии он замечал «конкретику бытия» каждого народа:
.. .всмотримся в гранат и в виноград» (из сопоставительного повествования об Армении и Грузии). Или: что перевешивает — время или пространство? Для немцев более важно время, для русских — пространство, и потому в русской семиосфере не нашлось место для англосаксонского «время — деньги» [18, с. 86].
Национальный облик языка можно трактовать как голоса местной природы в человеке. В фонетике каждого языка мы имеем национальный космос в миниатюре. Изучение национального характера — это изучение национальной культуры с психологической точки зрения, где используются наблюдения и тексты, интервью непосредственно с их носителями, психоаналитические исследования, анализ кино и языка, ритуалов и литературы. К примеру, труд красит европейца, а в Индии же, напротив, уродует,
тогда, как в средней полосе человек призван к дерзанию, выйти за пределы себя «на труд, на подвиг и на смерть»: на Арктику походом, на мерзлоту, на великие стройки, ударные стройки и т. п. А усилия Логоса в индийском Космосе направлены не на преобразование природы во имя человека, а на уяснение человеком своей дхармы, своего пути в неизменном бытии — как частной улочки в его городе: чтоб город существовал и подтверждался [12, с. 45-46].
Труд и Культура едины в диалоге. В свой дополнительности они должны восполнить то, что не дано стране от природы, для бодрствующих — единый и всеобщий Космос. Поэтому в индуизме и присутствует «столько инструментов для обработки человеком самого себя, своей души и дыхания. так что усилие идет на усовершенствование природы, материи и богатства, а не на самоусовершенствование и культивирование божества в своем бытии» [5, с. 128]. России Гачев уделяет отдельное внимание, подчеркивая развитие образного сознания в русской литературе. Русская литература XIX в. — синтетическая форма национального самосознания, выполнявшая роль национальной русской философии.
Литература же великая, русская классическая XVIII-XX веков, Слово России, — два эти полюса сопрягает, и потому в ней такая пружинность и энергетика, что вечно питать будет. Также и мысль философская в России отмечена напряженной поисковостью, тут не ответы, а вопросы. Принципиальная незавершенность и непредсказуемость «последнего слова» — это и Бахтин отмечал в строении русского романа и мысли [8, с. 463].
Любая философская концепция как метатекст включает в себя национальную картину мира. Обращаясь к таким инструментам мышления, как «воображение и угадывание», она «собирает» текст культуры. С другой стороны, в оптику «научно-художественного» видения входят страны, народы, эпохи, культуры, научные идеи. Так строится философия культуры.
У Гачева разделяются два уровня знания: эпистемологический (верифицируемое знание о национальном, освобожденное от статуса нормативности в пользу принципа самоочевидной достоверности) и эмпирический (практическая значимость «прочтения» национального образа). Он вводит понятие «прецедентный текст» (продолжающий функционировать в культурологической практике и сохраняющий свое значение за пределами времени создания). Характеризуясь непротиворечивым сопряжением научной рефлексии и спонтанной субъективности, логики и завораживающей игры со смыслами, этот метатекст остается в отечественной культуре sui generis — сам по себе, необычный, нетипичный, но и как альтернатива идее «столкновения цивилизаций» по линиям географических и культурно-конфессиональных разломов.
Нельзя в этой связи не упомянуть Ю. Лотмана. В статье «Современность между Востоком и Западом» он утверждает, что географические условия — индивидуальный фактор этнокультуры, предопределяющий ее дальнейшее развитие. Кроме того,
географическое положение той или иной культуры изначально задано и до некоторой степени определяет своеобразие ее судьбы, которая неизменна на всех этапах развития. именно этот фактор не только становится важнейшим элементом самосознания, но оказывается наиболее чувствительным к динамике доминирующих процессов данной культуры [15, с. 744].
Отличительная особенность Гачева — его авторское присутствие в объекте исследования, с помощью чего осуществляется и познание предмета, и поиск
его исторической идентичности. Благодаря такому познанию возникает жанр мышления-исповеди, включенный в дальнейшем в дневник жизни писателя. Основной творческий жанр его трудов — жанр дневника. Гачев называет себя человеком, живущим в размышлении о жизни, свой стиль мышления он именует «привлеченным», а главный и почти основной жанр, в котором написано большинство его произведений, где он подлинно чувствовал себя свободным и открытым для восприятие нового, — «жизненно-философский дневник». Именно в этом жанре написаны 17 томов серии «Национальные образы мира», книги «Естествознание глазами гуманитария», «Гуманитарный комментарий к физике и химии», «Математика глазами гуманитария». «Главное, что слог его при этом нигде не теряет своего художественного накала, остается в пределах самой притязательной литературности со всеми приметами неземного индивидуального стиля» [1, с. 6].
В свете современности все более очевидно, что чем острее национальный вопрос, тем сильнее потребность перечитать сочинения Гачева, приобщиться к его «жизнемыслям». Значимость гачевского метатекста, в семантическом пространстве которого сходятся глубокие характеристики «национальных образов мира», подтверждена высокой степенью его узнаваемости и вместе с тем его глубины.
ЛИТЕРАТУРА
1. Архипов Ю. Без Шекспира — никак! // Литературная газета. — 2008. — № 15, 4 мая.
2. Бенедикт Р. Хризантема и меч. Модели японской культуры. — М., 2007.
3. Бердяев Н. Судьба России. — М., 2007.
4. Борисенко И. В. Национальный образ России: философско-культурологический анализ: автореф. дис. ... канд. филос. наук. — Ростов н/Д., 2008.
5. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос. — М., 1995.
6. Гачев Г. Д. Национальный космос // Современная драматургия. — 1990. — № 2.
7. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. Евразия — космос кочевника, земледельца и горца. — М., 1999.
8. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. Космо — Психо — Логос. М.: Академический проект, 2007.
9. Гачев Г. Д. Национальные образы мира: Общие вопросы. Русский. Болгарский. Киргизский. Грузинский. Армянский. — М., 1988.
10. Гачев Г. Д. Осень с Кантом. Образность в «Критике чистого разума». — М., 2004.
11. Гумбольдт В. фон. О различении строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества / Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. — М., 2001.
12. Губин В. Д., Стрелков В. И. Национальные образы философии. — М., 2013.
13. Дневник современного философа. Г. Д. Гачев, В. В. Бибихин, К. С. Пигров, С. Г. Семенова. — М., 2009.
14. Лурье С. В. Психологическая антропология: история, современное состояние, перспективы. — М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2003.
15. Лотман Ю. М. Современность между Востоком и Западом // История и типология русской культуры. — СПб.: Искусство, 2002.
16. Розанов В. Уединенное. — М., 1990.
17. Смирнов А. Как различаются культуры? — URL: www.intelros.ru/readroom/fg/ fg_2/5489 (дата обращения: 31.09.2015).
18. Султанов К. К. «Реконструкция национального образа», или открытие Другого // Филологические науки. — 2015. — № 2.
