CC BY
403
ГОТИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В РОМАНЕ Ч. ДИККЕНСА «ПРИКЛЮЧЕНИЯ ОЛИВЕРА ТВИСТА»
М.Ю. Черномазова
Особенностям творчества Ч. Диккенса посвящено много работ, каждая из которых отражает ту или иную грань дарования писателя. При написании данной статьи была поставлена следующая цель: опираясь на текст романа Ч. Диккенса «Приключения Оливера Твиста», дать представление о том, какое отражение в данном произведении нашли традиции готической литературы. Осуществлена попытка доказать, что использование готических традиций - не литературоведческое вычитывание, а элемент поэтики Ч. Диккенса, необходимый ему для решения собственной художественной задачи. В статье раскрывается мастерство Ч. Диккенса в сочетании с приемами готической литературы, получает развитие мысль о том, что готика невидимыми нитями оказывается привязана к действительности, в которой происходит много страшных, загадочных вещей. Они нередко не менее страшны, чем самые ужасные фантастические истории.
Ключевые слова: Ч. Диккенс, готические традиции, «социальная готика», мистика.
С первого взгляда может показаться странным, что у «пресловутого оптимиста» Ч. Диккенса в романах присутствует нечто, традиционно относящееся к традициям «черного» романа, романа ужасов. Из всех романов Диккенса, пожалуй, только заглавие романа «Тайна Эдвина Друда» отсылает нас к неизменному атрибуту готики - тайне, загадке. Однако анализ раннего романа «Приключения Оливера Твиста» может рассеять подобные сомнения. Отнюдь не случайно
В.В. Ивашева делает интересное наблюдение относительно позднего и самого загадочного романа - «Тайна Эдвина Друда»: «Предчувствия, предсказания, созвучие природы мрачным переживаниям героев, необыкновенные ситуации, заимствованные из арсенала литературной традиции «романа тайн» и предыдущих романов самого Диккенса (курсив наш. - М. Ч.), - все здесь налицо» [1]. Тем самым исследовательница подчеркивает наличие готических элементов и в ранних произведениях Ч. Диккенса.
Готика в романах Диккенса - это не описание древних заброшенных, полуразрушенных замков или монастырей. В произведениях писателя нет изображения бурных потоков, дремучих лесов, безлюдных пустошей, разверстых могил. Атмосфера страха и ужаса, которая присутствует в романах Диккенса, нагнетается не этим, хотя отметим, что для создания определенного колорита писатель прибегает и к включению в произведения некоторых готических элементов, перечисленных выше.
Обратимся к роману «Приключения Оливера Твиста» (1837-1839). Отметим, что он открывает ряд социальных романов Ч. Диккенса, в центре которых стоит образ простого человека, чьи жизнь и невзгоды отображают участь людей из народа.
Роман «Приключения Оливера Твиста» -повествование о жизни, полной страданий и невзгод. Талант Ч. Диккенса проявился здесь отчетливо и ярко. Наследие готической литературы в романе дает о себе знать в эпизодах, где описывается жизнь в работном доме, трущобы и притоны Лондона, грязные улицы и ночлежки. Готика Диккенса приобретает социальный характер. В.М. Жирмунский и
Н.А. Сигал относят «Приключения Оливера Твиста» Ч. Диккенса, а также «неистовую школу» французских романтиков к явлениям литературы, в которых «техника романов «тайны и ужаса» была использована для современной темы - изображения социальных ужасов» [2].
В английской литературе 1830-х гг. трудно было найти более животрепещущую тему, чем изображение работного дома. В 1834 г., когда было введено «новое законодательство о бедных», куцая приходская благотворительность, издавна существовавшая в Англии, сменилась издевательством над самой идеей благотворительности. По новому закону в работных домах устанавливался такой режим, который превращал их в тюрьмы: бедняка насильно разлучали с семьей, кормили впроголодь, заставляли выполнять бесполезную работу и постепенно доводили его до полного отупения. Особенно страшным
было положение ребенка в работном доме. Следующий эпизод красноречиво об этом свидетельствует: «Мальчиков кормили в
большом зале с кирпичными стенами <...> Миски никогда не приходилось мыть. Мальчики скоблили их ложками, пока они не начинали снова блестеть; покончив с этой операцией <. > они сидели, впиваясь в котел такими жадными глазами, словно собираясь пожрать кирпичи, которыми он был обложен <...> Оливер Твист и его товарищи на протяжении трех месяцев терпели муки, медленно умирая от недоедания: наконец они стали такими жадными и так обезумели от голода, что один мальчик, который был рослым для своих лет и не привык к такому положению вещей (его отец содержал когда-то маленькую харчевню), мрачно намекнул товарищам, что, если ему не прибавят миски каши, он боится, как бы случайно не съесть ночью спящего с ним рядом тщедушного мальчика. Глаза у него были дикие, голодные, и дети слепо ему поверили» [3]. Слова «ужасный», «мрачный», «страшный», пожалуй, наиболее подходят к страницам, повествующим о невзгодах маленького Оливера, о его пребывании в работном доме, в воровском притоне Феджина. Примечательно, что роман «Приключения Оливера Твиста» был задуман Диккенсом как роман уголовный. В предисловии к первому изданию Диккенс объявляет «Оливера Твиста» правдивым «романом о ворах». В то же время он подчеркивает отличие публикуемого произведения от популярных в 30-х гг. «уголовных» романов Бульвера Литтона и его последователей.
Ч. Диккенсу не была близка традиция «ньюгейтского» романа. Писатель создает свое, совершенно иное произведение. Ужас достигается путем нагнетания различных художественных образов, деталей, символов. Вышеобозначенный эпизод в столовой из романа «Приключения Оливера Твиста» составляет лишь одно звено в целой цепи эпизодов, в которых проявляется мастерство Диккенса. Сцены, в которых описываются жизнь простого народа, кварталы и улицы Лондона, его притоны, выдержаны в традициях романа «ужасов». Лондон у Диккенса -не просто место, где разворачиваются события. Город становится персонажем произведений, в котором сосредоточены зло, порок,
преступление. Описание жизни лондонских кварталов возникает на страницах произведений Диккенса во всей неприглядности и со всей ужасающей правдивостью. Это узкие грязные улочки, глухие переулки и подворотни, жалкие домишки и лавчонки. Эти кварталы населяют люди, потерявшие человеческий облик. До такого состояния довели их нужда, голод, страдания и лишения. Вот эпизод из романа: «Дверь открыла девочка лет тринадцати-четырнадцати. Гробовщик, едва заглянув в комнату, понял, что сюда-то он и послан. Он вошел; за ним вошел Оливер. Огня в очаге не было, но какой-то человек по привычке сидел, сгорбившись, у холодного очага. Рядом с ним, придвинув низкий табурет к нетопленной печи, сидела старуха. В другом углу копошились оборванные дети, а в маленькой нише против двери лежало что-то, покрытое старым одеялом. Оливер, бросив взгляд в ту сторону, задрожал и невольно прижался к своему хозяину; хотя предмет и был прикрыт, он догадался, что это труп. У мужчины было худое и очень бледное лицо; волосы и борода седые; глаза налиты кровью. У старухи лицо было сморщенное; два уцелевших зуба торчали над нижней губой, а глаза были острые и блестящие. Оливер боялся смотреть и на нее и на мужчину. Они слишком походили на крыс, которых он видел на улице» [3, с. 5354]. Страшная картина. Казалось бы, нет здесь ни подземелий, ни гробниц, ни ужасных привидений, ни других деталей, по которым мы могли бы отнести роман Диккенса к произведениям, продолжающим в английской литературе традиции готического романа. Но эти традиции достаточно ярко заявляют о себе в творчестве писателя. Вместо гробниц Диккенсу достаточно, к примеру, описать лавку гробовщика, как он и делает это в «Оливере Твисте».
Г. Честертон, биограф Ч. Диккенса, пишет: «Творчеству Диккенса и его духу свойственны две основные тенденции: или у его читателя бегают мурашки по телу, или он хохочет до упаду» [4]. Г. Честертон сравнивает «Записки Пиквикского клуба» и «Приключения Оливера Твиста»: «Пиквик» -столь мало выдержанное произведение, что лишь единство комизма связывает пеструю вереницу несуразностей. Легко было предвидеть, что следующая книга будет с начала до
конца проникнута ужасом. И если в «Пиквике» Диккенс сдержал свою природную склонность к страшному, то в «Оливере Твисте» он обуздал свою же столь же прирожденную склонность к смеху и радости» [4].
Г. Честертон делает в своей книге любопытное замечание относительно иллюстраций, встречающихся в романе «Приключения Оливера Твиста»: «Надо считать особо счастливой случайностью, что иллюстрации к этому произведению принадлежат Крукшен-ку. В искусстве Крукшенка была болезненная выразительность, напоминающая, если хотите, душу преступника. В его рисунках какая-то мрачная сила. Они исполнены не только болезненности, но и гнусности <. > Между этими тяжелыми и зловещими рисунками есть один, дающий с какой-то особенной мрачной откровенностью представление об ужасной поэзии, которой проникнута вся книга. На нем изображен Оливер, сидящий у открытого окна в доме одного из своих добрейших покровителей. За окном стоят Фед-жин и Монах с физиономией висельника <...> Их бесцветные глаза, жадно и хищно пожирающие спящего Оливера, переданы художником со свойственной ему простотой и дьявольской выразительностью» [4, с. 108110]. Но Г. Честертон говорит и о значительном отличии автора от иллюстратора. Он отмечает впечатлительность, сентиментальность раннего Диккенса, в которых не было абсолютно ничего болезненного. «Просто у него была, как и у Стивенсона, свойственная молодым людям склонность к мрачным, преисполненным таинственности и крови историям о черепах и виселицах.», - замечает Г. Честертон [4, с. 108-110].
Что же касается привидений и других явлений потустороннего мира, то у Диккенса появляется и загадочная женская тень на стене, и роковые предзнаменования. Здесь писатель близок готической традиции. В целом, надо отметить, что Диккенс довольно часто прибегает к эксперименту Анны Рэдк-лиф. Особенностью творчества А. Рэдклиф является то, что писательница всем необъяснимым, сверхъестественным явлениям и событиям обязательно дает прозаическое, вполне земное объяснение. В «Оливере Твисте» таинственное появление женской тени, которая пугает Монкса и Феджина, объясняется в итоге тем, что их разговор подслуши-
вала Нэнси. Но Диккенс, казалось бы, разъясняя эту ситуацию, все же оставляет место для размышлений и даже мистических предположений, домыслов читателя о происхождении этой тени. Разговор Монкса и Феджина в тот момент шел об Оливере и его дальнейшей судьбе. Женская тень, вполне возможно, в сознании читателя должна ассоциативно связываться с образом матери, с влиянием потусторонних сил, несущих возмездие.
Мистический элемент присутствует в эпизоде, где Нэнси рассказывает о своем страшном видении, которое оказалось вещим - девушка погибает от руки Сайкса: «. весь день меня преследовали ужасные мысли о смерти, о каких-то саванах, я горела, как в огне. Вечером, чтобы скоротать время, я взялась за книгу, и те же видения появились между строк <...> Я могу поклясться, что видела слово «гроб», написанное большими черными буквами на каждой странице книги. а сегодня вечером по улице пронесли гроб как раз мимо меня» [3, с. 410].
Говоря о готических традициях, которые в творчестве Диккенса, безусловно, есть, необходимо остановиться более подробно на трактовке понятий Добра и Зла у предроман-тиков и у Диккенса. В произведениях, созданных в жанре литературы «ужаса», переосмысляются традиционные религиозные представления о дьяволе и злобных демонах. На смену религиозной абстракции этих понятий в произведениях готической литературы приходит «загадочный и сложный, поэтизированный и фантастический мир сверхъестественных существ - сильфид, эльфов, «духов стихий», могущественных, но не всесильных, бессмертных, но открытых страстям и страданиям.» [2, с. 265]. Для Диккенса была характерна иная форма изображения Добра и Зла. Противопоставление Добра и Зла носит у Диккенса мифологический, а порой сокровенно-религиозный характер. Борьба светлых и темных сил связана с борьбой за человеческую душу. Так описана смерть Нэнси в романе «Приключения Оливера Твиста»: «Из всех злодеяний, совершенных под покровом тьмы в пределах широкого раскинувшегося Лондона с того часа, как нависла над ним ночь, это злодеяние было самое страшное. Солнце - яркое солнце <...> озарило комнату, где лежала убитая женщина. Оно озарило ее. Сайкс попытался
преградить ему доступ, но лучи все-таки струились (курсив наш. - М. Ч.)» [3, с. 424425]. Душа Нэнси была чиста. И то, что она волею судьбы вынуждена была жить в окружении воров и убийц, не сделало ее сердце жестоким.
Ч. Диккенс по-своему отдал дань «роману тайн», восприняв его наследие, традиции, своеобразно переработав их в своем творчестве. Готика у Диккенса невидимыми нитями оказывается привязана к действительности, скрывается в многочисленных явлениях жизни, в которой происходит много странных, загадочных вещей. Они нередко не менее страшны, чем самые ужасные фантастические истории.
1. Ивашева В.В. Творчество Диккенса. М., 1954. С. 472.
2. Жирмунский В.М., Сигал Н.А. У истоков европейского романтизма // Уолпол. Казот. Бекфорд. Фантастические повести. М., 1967. С. 260.
3. Диккенс Ч. Приключения Оливера Твиста // Диккенс Ч. Собр. соч.: в 30 т. М., 1958. Т. 4.
С. 24-25.
4. Честертон Г. Диккенс. Л., 1929. С. 275. Поступила в редакцию 2.07.2008 г.
Chemomazova M.Yu. Gothic themes in the novel of C. Dickens «The Adventures of Oliver Twist». Many works are devoted to creativity features of C. Dickens, each reflecting this or that side of the writer’s talent. In the article, the following aim has been set: to give representation of what reflection in the given product was found with traditions of the Gothic literature basing on the text of the novel of C. Dickens «The adventures of Oliver Twist». In this work an attempt to prove, that the use of Gothic traditions is not a fiction of the literary scholars but an element of poetics of C. Dickens, necessary for him for the decision of his own art task. The article reveals C. Dickens's skill in a combination with the receptions of the Gothic literature, develops the idea that the gothic style appears to be connected to the reality by invisible strings; in this reality there are many terrible, mysterious things. They are quite often not less terrible, than the most awful fantastic stories.
Key words: C. Dickens, Gothic traditions, «social Gothic», mysticism.
1S2
