CC BY
48
УДК 1 (091)
Н.М. Мурадова, ассистент, (4722)75-47-17, muradova@bsu.edu.ru,(Россия, Белгород, НИУ «БелГУ»)
«ГЕНИЙ ЖИЗНИ» И «ГЕНИЙ ТВОРЧЕСТВА»: ИЗГИБЫ СУДЬБЫ
H.A. БЕРДЯЕВА
Посвящена анализу философской автобиографии как уникального способа организации человеческой мысли. Делается акцент на самопознание, предполагающее совпадение двух процессов: осмысления жизни и её проживания. Автор идеи Бердяева рассматривает как оригинальный примеррусского неклассического философского мышления.
Ключевые слова: самопознание, целостность, жизнетворчество, дискурс, диалог, неклассическая философия.
“Творческая мысль никогда не может быть отвлеченной; она неразрывно связана с жизнью, она жизнью определяется” [1, с. 7]
А.Ф. Лосев определяет важнейшую особенность русской философии как интуитивное, мистическое познание (сознание) сущего, которое, однако, не исключает, а предполагает связь философии с жизнью, представленную в различных формах литературного текста. Цементирующим началом , по Лосеву, становится художественная литература, которая «является кладезем самобытной русской философии. В прозаических сочинениях ... часто разрабатываются основные философские проблемы, само собой в их специфически русской, исключительно практической, ориентированной на жизнь форме.» [2, с. 71]. В этих двух положениях улавливается легкое противоречие, ибо «практическая» ориентация формы на «мистическое постижение» жизни, довольно сложно сочетаемы между собой. Но именно в этом сочетании - «узел» русского философствования, который необходимо распутать.
Для русской философии, совпадающей в своем генетическом развитии с русской литературой, самобытное развитие которой определено пушкинским периодом, имманентна идея творческой целостности, соединения творческого процесса с самопознанием творца. Самопознание и обретение автором целостности, «поиск истины как поиск себя», предполагает минимализацию дистанции между осмыслением жизни и её проживанием, что было свойственно всем философствующим личностям России
XIX столетия. Целостность становится таким познавательным отношением к реальности, которое выражает её качественную определенность. Одним из проявлений такого рода целостности становится феномен жизне-творчества. Жизнетворчество - центральное понятие русской неклассической философии. Термин возник в Серебряном веке, у символистов «младшего поколения» (впервые А. Белый вводит понятие в тексты, вошедшие в сборник «Эпопея «Москва»). Не имея аналогов в классической
мысли, это понятие расширяет возможности рефлексии как бы изнутри самой жизни, из глубин того самого мистического сознания, о котором писал А. Лосев. Жизнетворчество - творение новой онтологической реальности, и в ней - нового человека, наиболее близко к немецкому понятию жизненного мира, который исследуется с точки зрения его природы как «внешней» сущности (по отношению к действующему субъекту) и с позиции творческого акта, деятельного участия личности в преобразовании жизненного процесса. Философия в таком случае становится неотъемлемой частью духовного развития личности, способом постижения действительности, выходящим за рамки его жизни. Она включена непосредственно в контекст познания жизненного мира личности. Философия жизнетворче-ства характеризует совершенно особый способ духовного бытия человека, в котором интуиция, переживание и понимание синтезируются в метод философского постижения жизни, смыслом которой становится творчество.
Бердяевский подход демонстрирует идею жизнетворчества, которая реализуется как духовно-творческая установка: человек берёт на себя теургические функции и создаёт (пока лишь идейно) новый мир или вторую реальность. Смысл жизнетворчества как духовно-творческой установки состоит в создании второй реальности - новой жизни, которая будет лучше и истинее, чем настоящая, в которой пребывает человек, взявший на себя функцию Творца. И если в классической европейской культуре преобладало чёткое разделение субъективных представлений о мире творческих фантазий и мира как объективной реальности, социальных учений и общества (как давно существующей отлаженной системы), творчества и жизни, то в русской философии, напротив, часто не проводилось различие между реальностью как таковой и реальностью как предметом рефлексии.
Русская религиозная философия неоднородна и содержит различные по своему содержанию и смыслу учения. Русские философы первой четверти XX в. (Д. Мережковский, В.Розанов, Н.Бердяев, П.Флоренский и др.) предложили авторские версии творческого бытия человека как личности. Человек становится личностью, когда он начинает творить самого себя, а через себя - свой внешний мир. «Самотворчество - превращение себя в произведение искусства.», тяга человека к творчеству своей жизни - «человеческое самостроительство» [3, с. 156]. Творчество трактуют как высшую форму проявления человеческой жизни, ведь человек сам сотворен по образу и подобию Создателя, при этом подразумевается, что творение мира не завершено, оно продолжается. И человеку в этом процессе отведена отнюдь не последняя роль - человек перед Богом в ответе за всё происходящее на земле. Для многих из философов творчество - это акт выражения полной свободы человека, его экзистирования.
Одним из ярких примеров является работа H.A. Бердяева «Самопознание (Опыт философской автобиографии)» (1949). Перед нами уникаль-
ный опыт написания автобиографии, оригинальное мышление его автора становится иллюстрацией лосевских размышлений о природе русской философии в целом.
В самом начале своей книги Бердяев пишет, что «есть несколько типов книг, написанных о себе и своей жизни. Есть, прежде всего, дневник, который автор вел из года в год, изо дня в день. Это очень свободная форма, которую сейчас особенно любят французы. <...> Есть исповедь. Блаженный Августин и Ж. Ж. Руссо дали наиболее прославленные примеры. Есть воспоминания. Необъятная литература, служащая материалом для истории. «Былое и думы» Герцена - самая блестящая книга воспоминаний. Наконец, есть автобиография, рассказывающая события жизни внешние и внутренние в хронологическом порядке. Все эти типы книг хотят с большей или меньшей правдивостью и точностью рассказать о том, что было, запечатлеть бывшее. К бывшему принадлежат, конечно, и мысли, и чувства авторов. Моя книга не принадлежит вполне ни к одному из этих типов. Я никогда не писал дневника. Я не собираюсь публично каяться. Я не хочу писать воспоминаний о событиях жизни моей эпохи, не такова моя главная цель. Это не будет и автобиографией в обычном смысле слова, рассказывающей о моей жизни в хронологическом порядке. Если это и будет автобиографией, то автобиографией философской (выделено мною - Н. М), историей духа и самосознания» [1, с. 9].
В «Самопознании» затронуты все сферы жизни и интересов автора как человека, ученого, мыслителя; при этом эти «ипостаси» отделены от автора-Бердяева и это сразу выводит текст за рамки банальной фактологии. Раскрыв принципы самопознания и учитывая неклассичность русского мышления, «Самопознание» по праву может считаться образцом философской автобиографии в современном смысле.
Бердяев отмечает, что самопознание может «способствовать постановке и решению проблем человека и человеческой судьбы, а также пониманию нашей эпохи» [1, с. 9]. Он пишет работу в свободной манере, не связывая стиль с каким-то хронологическим планом. Память о себе: ситуациях, событиях, людях пересекаются с теоретическими размышлениями и философскими выводами автора о своем переживании (проживании) этой памяти. Главы распределяются не в синхронном порядке, а по философским темам, изнутри организующим жизнь и творчество мыслителя, его воспоминания. При этом темы перекликаются между собой и плавно переходят из одной в другую. Он отмечает, что воспоминания о прошлом никогда не бывают пассивными, но не могут быть и точным воспроизведением фактов или биографических сюжетов хронометрического порядка. Поиск способов репрезентации прошлого, и себя в нем, приводит Бердяева к высказанной когда-то Достоевским мысли о тайне личности (в данном случае своей собственной), которую никогда нельзя понять до конца[4, с. 7], исчерпать ее сущность, узнать себя в каждый момент своего бытия. Вся суть
личности отражена в автобиографическом признании Л. Толстого: «Я всегда один и тот же и каждую минуту другой». Личность таинственней окружающего мира и в этом смысле она - важнейшая из всех «предметов» философии. Исходя из позиции, что человек заключает в себе всё, он в тоже время очерчивает границы самопознания: «моя память будет сознательно активной, то есть будет творческим усилием моей мысли, моего познания сегодняшнего дня. Между фактами моей жизни и книгой о них будет лежать акт познания, который меня более всего интересует»[1, с.7]. Здесь отражен важнейший посыл философского типа биографии: нет линейности, прямого (а может быть даже и косвенного) отражения реальности, есть рефлексия рефлексии - представления о той реальности, которая уже прожита и не может быть названа объективной, хотя бы потому, что ее уже нет. Память - это конструктивное начало и Бердяев фактически ставит вопрос о соответствии реальности (фактов), прошлого тем впечатлениям, образам, представлениям, которые возникают в памяти. Память - пограничное состояние между образом прошлого и моим воспоминанием (конструированием) о нем - становится медиатором между человеком и его биографией. В этом случае реальность отступает перед творцом и творческим актом и может быть актом бесконечного творения и пересотворения. Мы все прекрасно понимаем, что одно и то же воспоминание имеет сотни вариантов творческой интерпретации. Очередной виток творения происходит и тогда, когда читатель начинает постигать текст, включая уже собственное воображение, интуицию и понимание, прописанной в тексте творческой биографии, то есть очередной раз занимаясь ее пере-со-творением.
По словам философа, его книга могла носить название «Мечта и действительность» потому, что основа его жизни - конфликт с внешним миром, жизнь в особом хронотопе собственной мечты и поэтических грез. «Я принадлежу к тому типу людей и к той небольшой части поколения конца 19 и начала 20 века, в которой достиг необычной остроты и напряженности конфликт личности, неповторимой индивидуальности, с общим и родовым» [1, с. 301]. В результате он постигает, что «путь исторического величия и могущества есть путь объективации, путь выбрасывания человека во вне и самопорабощения. Этот путь ведет к царству антихриста, которое есть царство античеловеческое. Подлинное же творчество человека должно в героическом усилии прорвать порабощающее царство объективации, кончить роковой путь её и выйти на свободу, к преображенному миру, к миру экзистенциальной субъективности и духовности, то есть к подлинности, к царству человечности, которая может быть лишь царством богочеловечности. Значение своей мысли я вижу именно в этом предчувствии, в этом сознании двух путей, лежащих перед человеком, - пути объективации, экстериоризации, заковывания в призрачном могуществе и массивности и пути трансцендирования к преображенному и освобожденному миру, Божьему миру. <...> Существует Сущая правда, она не похо-
дит на мир и на все, что в мире, но она должна открываться и вочеловечи-ваться. В последний час моей жизни я, наверное, вспомню о моих многочисленных грехах, слабостях и падениях, но, может быть, и дана будет мне благодатная возможность вспомнить, что я принадлежал к алчущим и жаждущим правды. И это единственная из заповедей блаженства, к которой и я могу иметь отношение» [1, с. 313-314].
Философ каждый раз подчеркивает, что его самопознание - «творческий акт» и размышляет о необходимости выйти из имманентного круга «действительности», создать в себе образ нового мира благодаря творческому подъему как прорыв свободы через необходимость. «В творчестве всегда есть эсхатологический момент. Творческий акт есть наступление конца этого мира, начало иного мира...»[1, с. 219-220]. Его подход принципиально отличен от рационального подхода, доминирующего в западной мысли, когда рефлексия выступает необходимым условием познания окружающего мира, не выходящим за логические и объектные основания. Логика и рационализм являются не творческими, но лишь прагматическими основами знания, об этом-то и упоминает Лосев, указав, что «основание западноевропейской философии - ratio. Русская философская мысль, развивавшаяся на основе греко-православных представлений, в свою очередь во многом заимствованных у античности, кладет в основание всего Логос. Ratio есть человеческое свойство и особенность; Логос метафизичен и божествен. Если мы захотим, подводя итог сказанному, как можно короче охарактеризовать внешнюю и внутреннюю сущность самобытной русской философии, то можно это сделать следующей фразой. Русская самобытная философия представляет собой непрекращающуюся борьбу между западноевропейским абстрактным ratio и восточно-христианским, конкретным, богочеловеческим Логосом и является беспрестанным, постоянно поднимающимся на новую ступень постижением иррациональных и тайных глубин космоса конкретным и живым разумом» [2, с. 74].
Немецкому рацио русский философ Бердяев, продолжатель идеологии русского писателя Достоевского, противопоставляет греческую теорию, основанную на гармонии и соединении рацио и трансцендентного познания. Одной из причин такой оппозиции, по мысли С.М. Климовой, стало то, что «русская мысль оказалась в пограничной зоне одновременного общения различных исторически определенных форм разумения. Это значит, что рационализм воспринимался ими уже не как главный принцип анализа, а как один из приемов изучения тех или иных процессов, наряду с другими, может быть и диаметрально противоположными. Не менее важно, что отношения, оказались организованы по типу диалогических и в таком «виде» были включены в состав органической переходности. Это был имманентный обстоятельствам и новым идеям органический переход, «трансформация логики мышления («трансдукция») в форму разума культуры, логики культуры, или иначе...актуализация бесконечно-возможного
бытия в план произведения». Произведение становится результатом бесконечного диалогизирования многообразных способов мышления как внутри одного текста, так и между самыми разными позициями и подходами» [5, с. 116]. Поэтому рационализм и мистические прозрения, мечта и реальность вполне мирно уживаются в русском литературном тексте: философском, биографическом, художественно-поэтическом или религиозном.
Многим значительным фигурам мировой культуры было свойственно то, что принято называть taedium vitae, и первым был Платон, создавший свой мир эйдосов, единственно подлинный в его понимании мир. В отличие от европейской, по сути рационалистической философской традиции, русская философская мысль оказалась более восприимчива к идеям Платона, который процесс познания представлял как некое «припоминание» души об истинном быти. Соответственно творчество, по Платону, можно понимать как некий «дар богов». «Я мыслитель типа исключительно интуитивно-синтетического. У меня, бесспорно, есть большой дар сразу понять связь всего отдельного, частичного с целым, со смыслом мира. Самые ничтожные явления жизни вызывают во мне интуитивные прозрения универсального характера. При этом интуиция носит интеллектуальный характер. За малым и раздельным в мире я вижу духовную действительность, из которой проливается свет на всё. <...> Я не кончаю слов, чтобы угнаться за своей мыслью. Я никогда не обдумываю формы, она сама собой выливается, моя мысль даже изначально связана с внутренним словом ... Манера писать у меня ... афористическая .»[1, с. 221]. Для Бердяева афоризм выступает единственным способом передать в максимально сжатом виде всю свою философию, «для которой нет ничего раздельного и частного». Как полагал А.Белый, «афоризм - наиболее тесная форма общения автора с читателями, при условии, что автор умело выражается, а читатель - схватывает. Афоризм - открытая дверь к самостоятельному пути там, где автор лишь расставляет вехи. Из хорошего афоризма можно вытащить больше жемчужин, чем из хорошей тяжелой книги» [6, с. 249].
Философская автобиография расставляет акценты в творчестве мыслителя. Каждый раз появление нового текста позволяет говорить о преодолении автором самого себя. Личность отвечает на вызов обстоятельствам как внутренней, так и внешней жизни. В данном контексте философская автобиография - ответ на вызов внешнего мира. Она представляет собой авторский поиск я, поиск оснований мировоззрения. «Автор пытается выстроить картину взаимодействия внутренней и внешней линий жизни, найти оправдание существующим ценностям, проследить влияние культуры на события окружающей действительности и дать оценку ценностям и самому себе» [7, с. 54-55].
Философская автобиография - это инвариант, синтезирующий различные литературные жанровые формы: афоризмы, дневник, исповедь, эссе. Существование философской автобиографии демонстрирует разнооб-
разные формы духовного творчества людей; тем самым философская автобиография показывает многообразие философского дискурса, обеспечивая ему дальнейшее развитие.
Итак, можно обобщить: философская автобиография выступает особым дискурсным жанром, сочетающим объективные формы выражения мистического познания личностью самого себя в акте творческого транс-цендирования и одновременно результатом репрезентации жизненного мира, переживаний, воображения и воспоминания человека о себе. Философская автобиография является не только оригинальной формой неклассического философствования, раскрывающей сущность человека через конкретную судьбу. Она обнажает всеобщность творческого ядра, как особого прорыва человека к себе при возможной полной прозаичности (вто-ричности) и даже банальности его повседневного существования.
Список литературы
1. Бердяев Н.А. Самопознание (Опыт философской автобиографии). М.: Книга, 1991. 448 с.
2. Очерки истории русской философии./ Лосев А.Ф. [и др.]. Свердловск: Изд-во ур. ун-та, 1991. 592 с.
3. Шелер М. Избранные произведения. М.: Гнозис, 1994. 490 с.
4. Достоевский Ф.М. Возвращение человека. М.: Сов. Россия, 1989.
558 с.
5. Климова С.М. На пороге диалогики культуры (на примере философских исканий Н.Н. Страхова) //Вопросы философии. 2010. №5. С. 115124.
6. Белый А. Символизм как миропонимание. Серия «Мыслители
XX века». М.: Республика, 1994. 528 с.
7. Ковыршина С.В. Автобиография как форма духовного творчества // Наука и молодежь: проблемы, поиски, решения: сб. науч. тр. Всерос. науч.-практ. конф. студентов, аспирантов и молодых ученых. / СибГИУ. Новокузнецк, 2003. Вып. 7. 4.1. Гуманитарные науки. С. 54-55.
N.M. Muradova
"THE GENIUS OF LIFE" AND “MASTER OF CREATION": BERDYAEV’S TWISTS OF FATE
The article is devoted to the analysis of philosophic autobiography as a unique method of organizing human mind-set. The article lays stress on self-knowledge as a unity and congruence of 2 processes: understanding
the life and the process of living, in itself. The author considers Berdyaev's ideas an original example of russian non-classical philosophical thought.
Key words: self-knowledge, life-making, discourse, dialogue, non-classical philosophy.
Получено 11.05.2011 г.
