CC BY
128
ФОРМИРОВАНИЕ ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЙ КОМПЕТЕНЦИИ ПРИ ИЗУЧЕНИИ ФРАЗЕОЛОГИИ Л.Г. ЗОЛОТЫХ
Кафедра современного русского языка Астраханский государственный университет ул. Татищева, 20а, 414056 Астрахань, Россия
В статье рассмотрены основные черты лингвокультурологического своеобразия русской фразеологии. Предлагается осмысление таких понятий, как ментальность, этнокультура, дискурсивное пространство русской фразеологии.
Лингвокультурологическая компетенция осмысляется в рамках Государственного образовательного стандарта как один из показателей развития ценностного сознания обучающегося. Формирование лингвокульторологической компетенции - это осознание языка как феномена культуры, как культурно-исторической среды, воплощающей в себе историю, культуру, обычаи народа, осознание национальной специфики языковой картины мира, что способствует более глубокому пониманию истинной природы культурного смысла, закрепленного за определенным языковым знаком, в частности за фразеологической единицей. Расширение целей обучения русской фразеологии направлено на освоение культурного богатства русского языка в целом.
Роль фразеологических единиц (ФЕ) в раскрытии национального характера образа мыслей, души русского народа вряд ли можно переоценить. Представляя фразеологию как фрагмент языковой картины мира, В.А. Маслова отмечает способность ФЕ к отражению во фразеологической семантике длительного процесса развития культуры народа, они «фиксируют и передают от поколения к поколению культурные установки и стереотипы, эталоны и архетипы» /5, с.82/. Например, ФЕ дать (задать) карачун (карачуна); карачун пришел кому ‘о чьей-л. смерти (обычно быстрой, неожиданной и от сердечного удара)’ связывают с языческой русской мифологией. Несколько версий через историкоэтимологическое комментирование раскрывают общекультурный фон этой ФЕ. Во-первых, рассматривается связь со словом корочун, которым у русских обозначался день Спиридона-поворота (12 декабря) или «солнцеворота». Слово образовано от глаг. коротать или прил. короткий, объясняющего этимологию: корочун - ‘букв, время, когда дни предельно укорачиваются’. В это время появляется божество Корочун - злой дух, олицетворяющий смерть, зиму и злые силы природы, умерщвляющий жизнь
природы, напускающий лютые морозы, борющийся с добром. Это бог подземного царства, повелевающий морозами и тьмой, воюющий со святым богом грома и молнии Перуном. В одной из версий указывается на общую связь выражения со словом карачун - ‘злое языческое (святочное) божество Корочун (Карачун)\ Связывается возникновение ФЕ дать/задать карачуна с разложением глагола карачунить ‘уничтожать, изводить’ (зафиксировано в словаре В.И. Даля) на семантически опустошенный глагол дать + сущ. карачун по модели типа лёскать - дать леща, стрекать - дать стрекача /3, с.290/. В других версиях связь ФЕ дать (задать) карачун (карачуна); карачун пришел с мифологией не прослеживается.
По образному определению Л.И. Ройзензона, «фразеология из всех творений языкового гения человека - наиболее самобытное, сложное и компликативное явление», где сконцентрированы и закреплены представления народа и мифах, обычаях, обрядах, традициях, ритуалах, привычках, морали, поведения, а также стереотипы и социальноисторические факты. Значимость же тех или иных фрагментов действительности определяется их соответствием сетке ценностносмысловых отношений, лежащих в основе соответствующей этнокультуры. Этническая культура - это ценностно-отобранный и организованный жизненный и профессиональный опыт этноса как исторически сложившейся совокупности людей, обладающих относительно стабильными особенностями культуры (в том числе языка) и психики, а также создающих свое единство и отличие от других таких же образований (В. Бромлей).
Границей, очерчивающей содержание этнокультуры, являются контуры ее самобытной семиотической системы - и в первую очередь языка. Содержание этнокультуры включает в себя положительный социальный опыт, накопленный в формах ценностей, норм, традиций и образцов, обычаев, верований и знаний, которые как значимые фрагменты жизнедеятельности фиксируются моделью мира (порождающая модель мира является семиотической). «Сама же модель мира <...> оказывается востребованной жизнью до тех пор, пока ее ценностно-смысловые ориентиры соответствуют социальной организации, экономическому укладу общества и удовлетворяют этнокультурные запросы народа» И, с.90/. Так, в концептуальной модели мира русского народа неразрывно связанными составляющими являются природа и культура. Например, ФЕ: с гулькин нос ‘очень мало’ восходит к выражению с голубиный нос (клюв). Гулькин -притяжательное прилагательное от слова гулька, гуля ‘голубь’, возникших на основе звукоподражания гуль-гуль. Предлог С употребляется в значении сравнения - величиной с гулькин нос. Таким образом возбуждаются ингерентные ассоциации на основе реальных свойств объектов, обозначаемых прототипом ФЕ.
Уникальность фразеологической системы любого языка проявляется в том, что в ней в концентрированной языковой форме представлены особенности менталитета того или иного народа. Национальный менталитет, вслед за З.Д. Поповой и И.А. Стерниным, осмысляется нами как «специфический способ восприятия и понимания действительности,
определяемый совокупностью когнитивных стереотипов сознания, характерных для определенной личности, социальной или этнической группы людей». Менталитет тесно связан с концептосферой, и это взаимодействие проявляется в процессах мышления. Концептосфера как сфера знаний народа, в свою очередь, определяет менталитет народа: «образующие национальную концептосферу ментальные единицы являются основой образования когнитивных стереотипов - суждений о действительности», вербализованных, в частности, ФЕ. Так, компонент хлеб входит в структуру целого ряда ФЕ, ср.: легкий хлеб, есть чужой хлеб, садиться на хлеб и воду, перебиваться с хлеба на квас, хлеба не просит что-либо, встречать кого-либо хлебом и солью, хлеб-соль и др. Уважительное отношение русских к хлебу отразилось во многих обрядах и обычаях, часть из которых в современном мире забыта, но образные представления ингерентного характера воплотились во ФЕ как высказываниях образнооценочного содержания, порождаемых в процессе дискурсивной деятельности и способных удерживать смысловые установки и вне существования дискурса.
Мысль А.А. Уфимцевой о сопряженной актуализации двух или более слов, обладающих не только более мощным когнитивным потенциалом, но и служащих национально-специфическим средством выражения этнокультурного восприятия /6, с.68/, находит развитие в исследовании механизмов взаимоотношения фразеологических единиц и действительности в русле когнитивно-дискурсивной парадигмы.
Фразеологическая единица как этнокультурный результат когнитивно-дискурсивной деятельности приобретает особую культурологическую значимость, совмещая в своей семантике универсальные и идиоэтнические обобщения действительности, реальные и ментальные (возможные) миры. Идеографическая схема прослеживает определённую историю, уходящую корнями в народный быт, где каждая ФЕ объективирует «живой кусок русской жизни в ретроспективе» (В.М. Мокиенко).
Можно реконструировать целую картину «русского мира». Ср.: 1. Природа, животный и растительный мир: на чём свет стоит, свет клином сошёлся, выйти сухим из воды, как с гуся вода, как курица лапой, где раки зимуют, медведь на ухо наступил кому, белены объелся, ободрать как липку и др.; 2. Бытовые представления: (а) реалии повседневной жизни прошлого: задать баню кому, не ко двору, дым коромыслом, из кулька в рогожку, закусывать удила и др.; (б) трудовые процессы: через пень колоду, хоть пруд пруди, не мытьем так катаньем, попасть впросак, бить баклуши и др.; (в) единицы измерения (меры времени, длины, веса; денежные единицы): не по дням, а по часам; без году неделя, ни свет ни заря, как аршин проглотил, мерить на один аршин к о г о, ч т о, за семь вёрст киселя хлебать, от горшка два вершка, с три короба, ни алтына за душой; ломаного гроша не стоит и др.; (г) игры, развлечения: играть в бирюльки, жив куртка, биться об заклад, играть в жмурки и др.; (д) народная кухня и пища: печь как блины, седьмая вода на киселе, калачом не заманишь кого,
тёртый калач, заварить кашу, мало каши ел кто и др.; 3. История: в бегах, ни бельмеса не смыслить, как Мамай прошёл, Мамаево побоище, коломенская верста, казанская сирота, узнать всю подноготную и др.; 4. Социальные отношения: (а) семья и родственные отношения: Иван, не помнящий родства и др.; (б) этикет: милости просим, бить челом, ломать шапку перед кем, прийти к шапочному разбору, не поминай лихом, с лёгким паром, не солоно хлебавши и др.; (в) профессии: пока суд да дело, судить да рядить, тянуть канитель, звонить во все колокола, наклеивать ярлык, получать добро, тянуть лямку, вывести на орбиту, без сучка без задоринки и др.; 5. Духовная культура: (а) обряды, суеверия, верования: бабушка надвое сказала, к чёртовой бабушке, бес попутал, как в воду смотрел, ни дна ни покрышки, вбивать осиновый кол, перемывать косточки, с лёгкой руки, типун тебе на язык и др.; (б) религиозные представления, связанные с христианством; старославянская книжность: ад кромешный, бездна (кладезь) мудрости, как на духу, как зеницу ока, земля обетованная, камень преткновения, одним миром мазаны, один как перст, притча во языцех, воздать сторицей, как у Христа за пазухой и др.; (в) письменность, книжное дело: ни аза, от азов до ижицы, с азов, буква в букву, для галочки, филькина грамота, от доски до доски, прописать ижицу, плести словеса, ходить фертом и др.; (г) художественная литература: кисейная барышня, с открытым забралом, медовый месяц, лебединая песня, путёвка в жизнь и др.; 6. Фольклор, народная речь, юмор: на авось, не ахти какой, по щучьему велению, тише воды, ниже травы, красна девица, кровь с молоком, рожки да ножки, ни слуху ни духу, вверх тормашками, за тридевять земель, при царе Горохе, ворон считать, дать берёзовой каши, когда рак на горе свистнет и др.
Взаимосвязь этноязыкового сознания и языка находится в центре исследований современной этнолингвистической семантики языка, посредством которой оформляется в сознании носителя языка концептуальная картина мира. Надо заметить, что разные языки по-разному концептуализируют мир, и это подтверждается тем фактом, что в любом языке есть фразеологические единицы, которые не имеют эквивалентов в других языках и которые вообще трудно переводятся. Национальноспецифическими и культурно значимыми выступают типично национальные предметы быта, а следовательно, и их типичные национальные названия, личные имена, архаичные слова, нуждающиеся в этимологическом комментарии. Например: коломенская верста, мамаево нашествие, во всю ивановскую, лаптем щи хлебать, тертый калач, от горшка два вершка, тришкин кафтан, бить баклуши, мерить на свой аршин и многие другие.
Фразеологические единицы как «языковые знаки дискурсивного происхождения представляют собой яркий этнокультурный феномен в силу своей двойственной природы: сами знаки принадлежат языковому сознанию, а выражаемые ими представления - когнитивному» /2, с.5/. Так, ФЕ кондрашка хватил (хватила, стукнул, стукнула) кого ‘Прост, шутл. Кто-либо скоропостижно умер, скончался (об апоплексическом ударе, параличе)’, по предположению историка С.М. Соловьева, восходит к имени
Кондрата Булавина, бахмутского атамана, предводителя народного восстания на Дону в 1707 г. Одним из эпизодов восстания было внезапное нападение восставших на царский отряд во главе с воеводой князем Долгоруким и разгром его. Такое объяснение не всегда принимается безоговорочно и предлагаются другие версии, например: 1) кондрашка в выражении - эвфемистическое наименование смерти, тяжелой болезни, паралича, характерное для народного суеверия. Точно так же смерть эвфемистически называют Курносая, Костлявая, а медведя - Михаил Иванович Топтыгин и т.п. Ср. подобную эвфемистическую персонификацию в рус. поел. Хватит Мирошка, далеко не уйдешь!, где злая смертоносная сила получила иное наименование - Мирошка; 2) слово кондрашка связано с новгородским диалектным словом Кондрат, кондаратий ‘друг, товарищ, собрат’. Ср. эвфемистические диалектные наименования болезней типа тетка, мачеха; 3) слово кондрашка - результат контаминации диалектного слова Кондрат ‘друг, собрат’ с нем. Катга1, Категас1; 4) трактовки слова кондрашка на основе диал. Кондрат ‘друг, собрат’ или его контаминации с нем. Катга1 Категаё отвергаются семантически, ибо «от собрата до паралича далеко»; 5) компонент кондрашка можно связать с глаг. драть, выделяя в нем древний префикс ко- и (вставной) интерфикс -н-. Это подтверждается тем, что синонимом ФЕ кондрашка хватил является сущ. удар, восходящее к тому же корню, что и глаг. драть; 6) в данном случае необходимо учитывать закономерный характер использования в качестве компонента фразеологизма, называющего болезнь или смерть, имени собственного в качестве оберега. Словообразовательная структура компонента Кондрашка является сложной. Не вызывает сомнения связь этого слова с глаголом драть в одном из значений - «бить» (отсюда Кондрашка - болезнь, которая «бьет», «ударяет», т.е. случается внезапно, вызывая тяжелые последствия; ср. также синонимическое название апоплексии - удар). Предикативный характер фразеологизма кондрашка хватил вполне закономерен: ФЕ, называющий тяжелую болезнь (смерть) в момент своего возникновения, мог образоваться именно по модели, включающей самостоятельный субъект, так как болезнь (тем более смерть) осмыслялась как явление «стороннее», не зависимое от человека. Приведенный материал позволяет охарактеризовать именной компонент рассматриваемой ФЕ как псевдоантропоним, употребленный в функции оберега. Деривационная связь этого компонента с глаголом драть «бить, ударять» дает возможность установить структуру в следующем виде: Ко-(н)-др-ашк-а. 7) ФЕ могла возникнуть и на базе формального и семантического усечения пословицы Хватит Кондрашка (Мирошка), далеко не уйдешь - по типу образования отпословичных фразеологизмов стреляный воробей или море по колено. 8) оборот восходит к намеренной антропизации процесса, поскольку существовало табу на прямое наименование смерти, причины которой были неизвестны. Но сам антропоним Кондрашка внутренней формой связан с представлениями об искривлении или затвердении тела при параличе, поскольку слова с корнем -конд-/-кондр- объединены общей идеей затвердения, искривления /3, с.329-330/.
Дискурсивное пространство русской фразеологии обусловлено ценностно-коммуникативной сущностью смыслового пространства культуры, которое «не только обнаруживается, но и формируется в дискурсе, понимаемом как совокупность устойчивых коммуникативных событий» /4, с. 121-122/, поэтому становится возможным выделить следующие дискурсивные пространства русской фразеологии:
- дискурсивное пространство Библии;
- дискурсивное пространство мифологии;
- дискурсивное пространство русского фольклора;
- дискурсивное пространство ритуалов;
- дискурсивное пространство обрядов и обычаев;
- дискурсивное пространство древнерусского языка;
- дискурсивное пространство христианской религии;
- дискурсивное пространство литературы;
- дискурсивное пространство профессий;
- дискурсивное пространство речи известных деятелей;
- дискурсивное пространство исторических событий;
- дискурсивное пространство русских имен;
- дискурсивное пространство географических названий и другие.
Представляется целесообразным моделировать знания,
объективированные ФЕ, в виде набора фасет, каждая из которых по-своему упорядочивает языковую картину мира. Понятие фасеты (франц. /асеПе -букв, ‘грань’; ср. синтагматические связи производных его русского коррелята: грани зеркала, грани бриллианта, граненый, ограненный драгоценный камень, многогранный', филигранный - ‘отличающийся отделкой мельчайших деталей, тонко сработанный’), на наш взгляд, является оптимальным для выделения интерпретанты фразеологического знака, преобразующей соответствующее семиотическое содержание культуры в семантику ФЕ. Под фасетами мы понимаем цельные системы, предполагающие особые масштабы фразеологической интерпретации явлений мира - денотативных прототипов фразеологической семантики.
К примеру, обычаи нередко связывались с суевериями, с явлениями табу, и поэтому, продолжая по традиции употреблять те или иные выражения, мы уже не находим в них смысловой мотивировки. Так, дискурсивное пространство для ФЕ ни волоска не пропало, до единого волоска ‘полная, абсолютная сохранность чего-либо’; ни один волос не упадет (не упал) с головы ‘кто-либо будет в полной безопасности, совсем не пострадает’ - суеверный обычай, по которому суеверы, обстригая волосы, берегут их так же, как и ногти, в особом месте и кладут их с собою в гроб, веря, что на том свете за каждый волосок потребуют отчета. Эта ФЕ возникла, прежде всего, путем метонимического переноса значения с конкретной ситуации на более широкий круг явлений, как например, и разговорная экспрессивная ФЕ засучив рукава ‘усердно, старательно, энергично (делать что-либо)’; с действия на его результат. Многие из таких ФЕ до сих пор имеют соотносительные омонимичные свободные словосочетания.
Дискурсивное пространство ФЕ имеет теснейшую связь с процессами генерирования, переработки, трансформации и передачи информации, которая организована как текст, взятый в событийном аспекте, в совокупности с прагматическими, социокультурными, психологическими, паралингвистическими и другими факторами. Такую связь языка и жизни народа можно увидеть при исследовании дискурсивного пространства русской фразеологии.
Формирование лингвокультурологической компетенции при изучении русской фразеологии направлено на освещение менталитета русского народа, обусловленного его историей и отраженного в языке, что важно не только для учащегося, осваивающего русский язык как иностранный или неродной, но для учащегося - носителя русского языка.
ЛИТЕРАТУРА
1. Алефиренко, Н. Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания и культуры. - М.: Academia, 2002.
2. Алефиренко, Н.Ф. К проблеме дискурсивно-текстового универсума
культуры // Лингвориторическая парадигма: теоретические и
прикладные аспекты: Межвузовский сб. науч. тр.; под ред. проф. А.А. Ворожбитовой. - Вып. 1. - Сочи: СГУТиКД, 2002а.
3. Бирих А. К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. Русская фразеология. Историко-этимологический словарь. - М.: Астрель: ACT: Люкс, 2005.
4. Дейк ван Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. - М., 1989.
5. Маслова В.А. Лингвокультурология. - М.: Издательский центр
«Академия», 2004.
6. Уфимцева А.А. Лексическое значение: Принцип семиологического описания лексики. - М.: Едиториал УРСС, 2002.
THE FORMATION OF THE LINGUACULTURAL COMPETENCE WHILE STUDYING PHRASEOLOGY L.G. ZOLOTYKH
Department of Modern Russian Language Astrakhan State University Tatishev Str., 20A, 414056 Astrakhan, Russia.
The article outlines the most important features of the linguacultural peculiarity of the Russian phraseology. The meaning of such notions as mentality, ethno culture and discursive area of the Russian phraseology is suggested.
