CC BY
52
И. И. Шеянова
ФОЛЬКЛОРНАЯ СТИЛИЗАЦИЯ В ЛИРО-ЭПИЧЕСКИХ ПОЭМАХ «УТРО НА СУРЕ» («ВАЛСКЕ СУРА ЛАНГСО») И «ЛИТОВА» П. С. КИРИЛЛОВА
Поэтика фольклорного сказа обогащает образный фонд художественного мышления современных поэтов и прозаиков и позволяет через локальные национальные концепции восстановить связь времен, расширить возможности изображения путей исторического развития народной жизни. Как показывает опыт мордовской художественной сказовой повествовательности, прослеживается типологическая закономерность: сказовая поэтика, проникая в систему идейно-художественного познания действительности, приобретает заряд содержательности через различные формы стилизации. Стилизация, по мысли В. Ю. Троицкого, - это «сознательное, последовательное и целенаправленное проведение художником характерных особенностей разговорного стиля, присущего какой-то общественно-политической этнографической группе, либо литературного стиля, свойственного писателю какого-то течения, занимающему определенную общественную и эстетическую позицию» [Троицкий 1964: 169].
К стилизации в широком смысле литературу подталкивало желание писателей говорить не только о народе или от его имени, но и его голосом. К стилизации, как правило, ведут вполне определенные эстетические импульсы в развитии художественного сознания, что наблюдалось и в русской литературе, и в европейской. Мордовская литература исключения не составляет. Различные виды стилизации говорят о разнонаправленных поисках в этом направлении.
Поиски предполагают опору на нечто уже сложившееся, когда необходимо не только воспроизвести, но и одновременно преодолеть уже свершившееся художественное «перевоплощение». Фольклорная стилизация утверждает себя своей вне-литературностью на фоне традиционной книжно-литературной речи. Подобно тому, как сказовая - «неправильная» - речь предполагает наличие повествовательной нормы, присутствие в тексте рассказчика (или героя-рассказчика) - сигнал того, что за ним прячется автор. Специфику сказовой формы определяет прежде всего характер отношений между автором и рассказчиком.
Для нас важно в первую очередь то, что фольклорная стилизация воспроизводит не только стиль первоисточника, но и его содержательную первооснову. Следуя
духу первоисточника, она обязательно нормативна: ее идейно-эмоциональная первооснова предполагает общенародное единство, где «я» изначально растворено в «мы», как соединение личного и надличностного, чем и в фольклорной стилизации, и в сказе обеспечивается целостность повествования.
В мордовской литературе наибольшее распространение получила стилизация как форма повествовательности, идущая от сказовых начал национального фольклора и связанная с поэтическими и прозаическими сказаниями. При этом в фольклоре жанр народных сказаний, как правило, бытует в основном в форме легенд и преданий историзованного характера, в письменной же литературе сказовые принципы повествования обнаруживаются в закреплении сказаний как жанровых форм творчества и в самом процессе сказывания в разных формах реалистической литературы.
Поэтика народного сказа ощутимо повлияла прежде всего на жанр поэмы, многообразно воплощающий изображением социальную и этническую историю мордовского народа.
Начальным звеном в освоении мордовскими поэтами жанров эпической поэзии явилась лиро-эпическая поэма историко-революционного характера. В центр ее повествования выдвигается не столько типическая личность, сколько народная среда, причем изображение народной жизни длительное время оставалось тесно связанным с особенностями фольклорно-эпической типизации. В этом отношении показательны поэмы П. Кириллова «Утро на Суре» («Валске Сура лангсо») и «Ли-това», к которым мы и обратимся.
В поэме «Утро на Суре» (1934) народная судьба конкретизируется в форме хроникального повествования об истории мордовского Присурья.
Развитие сюжета начинается с времен крепостничества, затем переносится к событиям пугачевского восстания, революции 1905 г. и завершается картинами Октябрьской революции и преображенного в послереволюционные годы Присурья.
По словам автора, поэма создавалась «по мотивам фольклора». Текст ее разделен на три части, или «сказки», которые последовательно раскрывают определенные этапы жизни народа. В экспозиционной «сказке» говорится об основании беженцами нового поселения. На лесной поляне собрались пятеро эрзян, ушедших в леса от непосильного социального гнета, податей и насильственной христианизации.
Повествование ведется от имени условного персонажа, персонифицированного в образе «сказочника-тростника», который нашептывает «сказки эрзи» рыбаку, расположившемуся на берегу Суры:
Ютасть пингеть теде уш ламо. Аволь а ламо сезевсть эрямот Аволь а ламо ломань ки улос Эзть кадово зернат ды куловт....
Много времени прошло с тех пор. Немало прервано жизней, Немало умерло людей, Не оставив зерен и золы...1
[Петра Эрьке 1934: 7]
В сказочное повествование включены стихи, близкие к народным песням, например, один из монологов Данка:
1 Здесь и далее подстрочный перевод автора.
Пиче вирень авака - пиче,
Пиче вирень тетяка - пиче
Вирень краень мазий тейтерь -
Менель сэнь,
А неяват монень
Тестэ сельмесэнь.
Вай, полакай,
Тирень тире полынем
Ки тонь эйстэ
Вирень масторс панимим.
Сосновому лесу матушка - сосна,
Сосновому лесу батюшка - сосна,
Лесного края красна девица -
Небесная синь,
Мне тебя не видать
Отсюда глазами.
Ой, супруга,
Дорогая супруга,
Кто от тебя
Меня погнал в лесную страну.
[Петра Эрьке 1934: 81]
Большинство эпизодов поэмы основано на сочетании собственно-литературных и фольклорных средств выразительности в воспроизведении жизни народа.
Преобладающая роль рассказчика в качестве источника информации подчеркивается введением в текст различных глаголов «говорения», указывающих на наличие элементов сказовости. Признаки сказа, в частности, ощущаются и в авторской ориентации на слушателей, что создает иллюзию импровизированной речи:
Сти якстерьстэ валскень эрямось Суранть велькссэ мон аштян ськамон... Свежа валскенть ярь симть прок ловсо Ды кунсолонк монь марто ёвксонть, Васень ёвксонть, Сурань эрзятнеде ...
Встанет красно утренняя жизнь, Над Сурой я стою один. Свежее утро пей, как молоко, И послушай со мной сказку, Первую сказку о сурских эрзянах.
[Петра Эрьке 1934: 5]
Стремление автора создать впечатление непосредственного рассказа-импровизации поддерживается взаимопроникновением литературно-авторских начал поэтики и фольклорной стилизации. Заметим, что художественная структура обеих повествовательных форм формируется на двухступенчатой основе:
Фольклорная стилизация
Художественно организованная устно-поэтическая речь
письменно-книжная литературная речь
Сказ
Художественно неорганизованная
устно-разговорная речь +
письменно-книжная литературная речь
В двухступенчатости обнажается существенное различие между литературным сказом и фольклорной стилизацией. В первом случае промежуточным звеном предстает художественно организованное, эстетически обоснованное явление, а во втором - художественно неорганизованное. Опора на художественно-обработанную народную речь ограничивает степень свободы авторского «я» в его отношениях с аудиторией и с действующими лицами.
В мордовской эпической поэзии 1930-х гг. наметились две тенденции в изображении героев: 1) осмысление их через конкретные явления и события обще-
народной значимости, и 2) стремление выявить индивидуальный облик героев. Это можно проследить на примере другой поэмы П. С. Кириллова - «Литова» (1939) (в послевоенные годы она была переработана в жанр героической драмы).
Поэма посвящена изображению одного из наиболее ярких событий истории мордовского народа - участию его в крестьянском движении Степана Разина. События относятся к концу 1670 г., когда крестьянская война охватила большую часть России. Мордву в этой борьбе возглавила молодая крестьянка Алена, ставшая прообразом Литовы. Обладая большими организаторскими способностями, Алена с 7-тысячным отрядом повстанцев овладела в 1670 г. городом Темниковом.
Созданию поэмы предшествовало изучение П. Кирилловым материалов исторической документалистики и фольклорных источников. Некоторые сцены «Ли-товы» целиком написаны на основе народных песен, легенд и преданий. П. Кириллов использует не фрагментарные мотивы, сюжеты, образы из родного фольклора, а совокупность его народного содержания и художественных приемов. Народные песни и плачи позволяют ему полнее раскрыть характеры отдельных персонажей и в целом образ народа: «Норов-ава», «Вай, пакся» («Ой, поле») и др. Национальный колорит повествования о народной жизни усилен включением «хора» как действующего условного персонажа. Роль его в «Литове» состоит в том, чтобы полнее представить характеры героев, эмоционально усилить массовые картины народной жизни.
В мордовской устной поэзии часто встречаются обращения героев к природе с просьбой о помощи. В качестве примера использования такого приема в поэме приведем монолог-обращение Литовы к солнцу с очевидной опорой на фольклорную устно-разговорную речь:
Ливтяк монень, уцяска, Чипазонть пельде. Ливтяк монень, уцяска,.. Ливтяк тень, сиянь селмо, Колмо энялксон тонень, Евтан теть энялкст колмо: Васень тонень энялксом -Лездак Васьканень менемс... Омбоце теть энялксом -Кеш ярь тирень Васькань Тон эсеть селмо алов. Колмоце монь энялксом... Лездак олячинть кисэ Монень штатолкс паломс.
Лети ко мне, счастье, Лети от бога-солнца Лети ко мне, счастье. Лети серебряное крыло У меня три просьбы к тебе, Скажу тебе три просьбы Первая просьба к тебе -Помоги Ваське скрыться... Вторая просьба к тебе -От всякой напасти Ваську укрой Ты под свое крыло. Третья моя просьба. Помоги за волю Мне свечою сгореть.
[Кириллов 1986: 94]
Но если в фольклоре обращение к природе чаще связано с личными просьбами героев, то в поэме Кириллова он включается в событийный сюжет.
Наряду с приведенным монологом-обращением в поэме встречаются и другие разновидности, например, косвенный, имеющий некий второй план, насыщенный лиризмом плач-обращение Литовы после сцены, в которой Варда гадает Арчилову, предсказывая ему его дальнейшую судьбу:
Чудеде, сельведть, чудеде, Чамам келес чудеде, Уло пезэм промодо Чама мазым саеде. Чудеде, сельведть, чудеде Мештем келес чудеде, Рунгом келес срадодо Седей вием саеде.
Вы теките, слезы, теките, По лицу, вы, теките, На подбородке соберитесь, Красоту заберите. Вы теките, слезы, теките, По груди, вы, теките, По стану разойдитесь, Силу сердца заберите.
[Кириллов 1986: 215]
За этими строками угадывается и второй смысл. За слезами, которые текут ручьями, шумят реками, бурлят половодьем, скрыто народное терпение, которое разольется гневом и местью с приходом Степана Разина.
Так, используя разнообразные виды монологов и лирически окрашенный строй речи, Кириллов стремился расширить способы проникновения во внутренний мир своих героев.
Предоставив слово рассказчику, который заключает в себе элементы народного сознания, П. С. Кириллов по-новому решает проблему автора в мордовской поэзии. Ни один из «народных» персонажей не воплощает полностью идею народности (как ее понимал поэт). Лишь в совокупности различных проявлений народного характера в обеих его поэмах рождается объемное, концептуальное представление автора о народе и его судьбе. Вот почему образу рассказчика сопутствует ирония автора, обозначившая духовную дистанцию между ним, и в то же время сквозь непритязательные изречения кирилловских рассказчиков живо обнаруживает себя авторская мысль.
Рассказчик у Кириллова - такой же художественный тип, как герой во всех литературных родах и жанрах: в качестве единичного он опредмечивает всеобщее. Но это всеобщее предстает в речевой форме, резко отличной от нормы литературной, которая воспринимается читателем как традиционная, «правильная». Поэтому в поэмах П. Кириллова момент общего ощущается как бы за пределами повествования, через позицию автора (формально в произведении отсутствующего).
Рассмотренные нами поэмы П. Кириллова позволяют выявить возможности фольклорной стилизации как таковой. Разумеется, она уступает сказовой форме повествования в широте и интенсивности развития. Вместе с тем интерес П. Кириллова и других поэтов к фольклорной стилизации свидетельствует о неисчерпаемости эстетических резервов народного первоисточника. Кроме того, поэзия в русле сказовой повествовательности тоже постоянно оглядывается на фольклор.
Взаимодействие фольклора и литературы вытекает из органического единства целей и задач народного и собственно литературного искусства слова. Литература не ограничивает себя простым освоением образов, форм и приемов, выработанных фольклором, а творчески осваивает их, так же как и фольклор со временем впитывает в себя идеи и образы, формируемые письменной традицией.
Литература
1. Алешкин А. В. Единство традиций. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1978.
2. Аспект - 1990. Исследования по мордовской литературе. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1991 (Тр. / НИИ яз., лит., истории и экономики... Вып. 102).
3. Троицкий В. Ю. Стилизация // Слово и образ. Сборник статей. М.: Просвещение, 1964.
4. Кириллов П. С. Кочказь сочиненият. Колмо томсо. 1-це т. (Избранные сочинения. В 3 т. Т. 1.) Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1986.
5. Петра Эрьке. Валске Сура лангсо (Утро на Суре). М.:ГИХЛ. 1934.
6. Поэтика. Л.: Academia, 1926.
7. Поэтика сказа. Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1978.
8. Фольклор. Поэтическая система. М.: Наука, 1977.
Sheyanova I. I. The folklore stylization in lyrical epic poems of S. Kirillov "The morning on the Sura" ("Valske Sura langso") and "Litova"
The idea of penetration of folk tale poetics into the genre of poem is retraced in the article. Due to that penetration the author's attention to the national life and the features of its historical development, rather than in the type of hero, is found in the center of narration.
