CC BY
107
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 13. ВОСТОКОВЕДЕНИЕ. 2009. № 4
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Дьяков Н.Н. МУСУЛЬМАНСКИЙ МАГРИБ. ШЕРИФЫ, ТАРИКАТЫ, МАРАБУТЫ В ИСТОРИИ СЕВЕРНОЙ АФРИКИ (СРЕДНИЕ ВЕКА, НОВОЕ ВРЕМЯ). СПб.: Издательство СПбГУ, 2008. - 344 с.
С рубежа VII-VIII столетий и по сей день судьбы Магриба - «края заходящего солнца» - неразрывно связаны с исламским вероучением. Бурная и неоднозначная по своим результатам эпоха ранней исла-мизации Северо-Западной Африки сменилась «родившейся на волне религиозно-реформистской экзальтации берберских племен» (с. 79) блестящей эрой великих, хотя и недолговечных империй - Альмора-видов (XI-XII вв.) и Альмохадов (XII-XIII вв.). Крах этих государств породил длительную и застойную политическую раздробленность пост-альмохадского пространства, а на протяжении XVI в. подавляющую часть Магриба, включая современные территории Алжира, Туниса и Ливии, поглотила держава Османов. В XVII-XIX вв. североафриканский регион, уже более тысячи лет живший «под сенью полумесяца», стал ареной драматических событий, обусловленных соперничеством европейских государств за установление контроля над Северной Африкой. Однако какие бы бурные коллизии не переживал мусульманский Запад, вездесущий «исламский фактор» был представлен в них во всем своем многоцветье и полноте. Именно исламскому компоненту в жизни Магриба Средних веков и Нового времени посвящена монография профессора Восточного факультета СПбГУ Н.Н. Дьякова - признанного знатока североафриканских исторических реалий, много сделавшего для раскрытия перед российской читающей публикой историко-культурной специфики арабо-мусульманского Запада.
Высокое реноме нашего санкт-петербургского коллеги как в отечественном, так и зарубежном востоковедном сообществе зиждется на присущем ему искусном владении материалом, неординарном подходе к анализу происхождения, структуры, путей развития исламских институтов, глубине источниковедческих познаний, элегантности и отточенности авторских выводов. Каждая новая работа Н.Н. Дьякова читается с неослабевающим интересом, и рецензируемая книга исключения не составляет. Тем более, что она явилась плодом его многолетних и интенсивных полевых исследований, архивных изысканий и кабинетных штудий. В продолжение работ Н.Н. Дьякова 1990-х гг., посвященных антиколониальной деятель-
ности магрибинских суфиев и истокам их общественной значимости, данная монография являет собой масштабное полотно, призванное на многочисленных примерах донести до читателя значимость и разнообразие исламских институтов в жизни Магриба на различных этапах его исторического развития.
Накопленный за годы кропотливой работы и обобщенный историко-культурный материал в конечном итоге сфокусировал внимание автора на нескольких составляющих исламского религиозного комплекса - потомках пророка Мухаммада - шерифах (ашраф, шурафа), объединениях приверженцев исламского мистицизма (тасавву-фа) - турук (в авторской транслитерации - тарикаты) и окруженных почитанием верующих носителях святости (бараки) - марабутах. Эти ориентиры послужили автору «красной нитью», позволяющей в полной мере увидеть и осознать динамику общественно-политических позиций магрибинских исламских институтов на огромном историческом периоде. Стоит отметить, что магрибинскому тасав-вуфу свойственна устойчивость и востребованность и в наши дни. Причины этого, по верной мысли автора, кроются как в способности дервишских братств сочетать в своей практике традиционное и новое, так и во внутренней способности суфийских структур в сложные моменты истории стать центрами сплочения населения, остро ощущающего свою разрозненность и неспособность власти гарантировать интересы мусульманской общины. Именно это обстоятельство определяет научную актуальность предпринятого Н.Н. Дьяковым исследования.
Бесспорно, что успех исторического труда едва ли не во всем зависит от обширности и содержательности его источниковой базы. Монография Н.Н. Дьякова основывается на обширном корпусе разноплановых и исключительно сложных в научной обработке источников. В то же время автор в своих построениях обстоятельно учел достижения специальной отечественной и зарубежной литературы о Магрибе, трактующей проблемы истории, религиоведения, социологии, политологии и этнологии региона. Все это позволяет говорить об одном из важнейших достоинств монографии - ее фундированности и научной достоверности. Подчеркнем также то обстоятельство, что анализу задействованных источников и литературы Н.Н. Дьяков посвятил самостоятельный раздел (с. 25-58).
В композиционном отношении рецензируемая книга тяготеет к смешанной схеме, сочетающей хронологически выстроенные разделы с отдельными главами, обобщающими представления автора о ключевых понятиях его исследовательского поля. Структура работы, как представляется, глубоко продуманна и полностью соответствует задаче автора. В первом логически выделяющемся блоке монографии воспроизводятся важнейшие вехи магрибинской истории и одновременно высвечиваются грани деятельности исламских институтов
(главы III-V); во втором (главы VII-VIII) особый акцент сделан на организационной структуре последователей мистико-аскетическо-го направления в исламе, механизмах функционирования и роли турук и дервишеских обителей (завий) в магрибинском обществе рассматриваемого периода. «Тарикаты и завии Магриба... - гласит один из основных выводов автора, - выполняли функцию важного связующего элемента между этнокультурными массивами мусульманского Востока и Запада, долгое время действовавшего на разных социальных уровнях и способствовавшего как региональной этно-конфессиональной, так и общей цивилизационной консолидации исламского макросоциума на всем пространстве Ближнего Востока и Северной Африки» (с. 163).
Особо отметим, что в монографии Н.Н. Дьякова гармонично сочетаются традиционные каноны хронологически последовательного исторического повествования и проблемные поиски историко-социологического, политологического и социокультурного характера, экономические сведения и личностные характеристики, панорамные обобщения и психологические портреты видных деятелей магрибин-ского ислама. Каждая глава рецензируемого исследования обогащает наши знания об исламском Магрибе новым материалом и содержит оригинальные оценочные характеристики тех или иных процессов и явлений североафриканской действительности. Мы же ограничимся изложением наших впечатлений об отдельных ее разделах. Так, особый интерес для специалистов по истории арабо-мусульманского мира Нового времени представляют глава V «Марабуты Магриба в эпоху иностранной экспансии. XVI-XIX вв. » и глава VII, посвященная социальной базе и политической роли марабутов в XIX - начале ХХ столетия. В этих фрагментах монографии автор убедительно, с фактами и цифрами в руках, опираясь на первоисточники, показывает, как происходило размежевание суфийских братств: одни тарики бескомпромиссно боролись с колонизаторами, другие же приспосабливались к новой обстановке и сотрудничали с французскими властями. В качестве показательного примера Н.Н. Дьяков ссылается на эволюцию братства Каттанийа, лидеры которого в 1904-1909 гг. возглавляли в Фесе движение против европейского проникновения в Марокко (с. 133), однако после установления французского протектората над этой страной диаметрально изменили свою позицию и, в частности, содействовали низложению в 1953 г. султана Сиди Мухаммада (будущего короля Мухаммада V). Подобную эволюцию пережило одно из наиболее известных суфийских объединений Северной Африки - Тиджанийа. Как подчеркивает автор, это братство при всемерной поддержке колониальной администрации развернуло бурную деятельность в торгово-промышленной и финансовой сфере и достигло существенного влияния во французской Северной Африке, «пожалуй, столь же стабильного, как и его внутренняя структура» 110
(с. 184). Добавлением к авторским рассуждениям о коллаборационизме некоторых магрибинских турук может служить сюжет, связанный с дальнейшей судьбой Тиджанийи в Тунисе. В 1930-е гг. ее престиж в тунисском обществе был существенно поколеблен. В это время возглавлявший местный филиал Тиджанийи Мухаммад ибн Мануби, который называл себя «шерифом Тиджани», выступил против партии Новый Дустур, пользовавшейся в стране широкой популярностью. Мухаммад ибн Мануби, за спиной которого была служба волонтером под знаменами метрополии во время Первой мировой войны, забрасывал французскую администрацию посланиями с подобострастным выражением лояльности «нации-протектору», осыпая ядовитыми стрелами сторонников Нового Дустура, которые, по его утверждению, будучи «заклятыми врагами Франции», стали и его «смертельными врагами». При этом суфийский лидер не гнушался доносами на своих противников и ликовал по подводу ареста членов политбюро Нового Дустура в апреле 1938 г. Антидустуровские демарши Мухаммада ибн Мануби получили широкую огласку, поскольку его заявления публиковались в «Dépêche Tunisienne» - крайне правой газете французских колонистов1.
Одним из главных объектов исследования в рецензируемой монографии стал феномен «народного», в авторской интерпретации - «локального синкретического ислама» (с. 229) - явление многообразное и многосоставное, однако по определению включающее в себя культ святых - аулийа'. Как совершенно справедливо отмечает автор, «в каждом регионе распространения ислама, особенно на периферии его духовного и геополитического поля, поклонение... святым угодникам (уали) приобретает свои черты, обусловленные влиянием бытовавших там прежде культов и верований», поэтому не удивительно, что в Магрибе возник феномен марабутизма, впитывавший в себя на протяжении столетий элементы местных берберо-африканских культов с пережитками пунических и эллинистических верований, равно как элементы иудаизма и христианства (там же). Именно культу святых в традиционной культуре Магриба посвящена глава VIII. Это одна из наиболее «синтетических» глав работы, дающая пример использования методологического инструментария различных дисциплин, в том числе религиоведения, социологии и исторической антропологии. В этом разделе прежде всего привлекают внимание детальный многоаспектный разбор понятия «божественной благодати» (барака) (с. 194-200), а также освещение актуальной, но все еще
1 Архивное досье на Шерифа Тиджани - ксерокопии его писем и справок о нем, составленных французскими спецслужбами, см. в сборнике: Васаик нусийа ва шафавийа. Риджал ад-дин ва-л-харака ал-ватанийа би Тунис [Письменные и устные свидетельства. Религиозные деятели и национальное движение в Тунисе] 1881-1938. Тунис, 1993. С. 107-125.
слабо затронутой в отечественной историографии темы женщины в культе святых Магриба (с. 211-215).
Рецензируемая книга, как, впрочем, любая серьезная крупномасштабная монография, содержит положения, которые могут стать объектом научной дискуссии. Отметим одну из подобных авторских констатаций. Подводя итог своему исследованию, Н.Н. Дьяков пишет: «Многовековые. нити, которыми марабуты и их братства связывали мусульман не только между собой, но и с памятью и наследием прошлого, по-прежнему прочны, хотя и выглядят заметно обветшавшими. Эти узы, как и другие факторы историко-культурного единства Магриба, определяют интеграционный потенциал региона, одним из символов которого без преувеличения можно назвать фигуру марабута» (с. 236).
Обдумывая этот тезис, прежде всего хотелось бы отметить, что историко-культурное единство Магриба даже в Средние века было относительным. Ведь недаром о различиях между его «цивилизациями» ('умран) размышлял еще выдающийся средневековый арабский историк Ибн Халдун (1332-1406), создатель первой известной нам теории, постулирующей экономическую обусловленность исторического процесса. По его убеждению, в первые века после арабского завоевания Ифрикийа (Восточный Магриб) превосходила западные области региона по уровню развития культуры благодаря сильной государственной власти и расцвету Кайруана - столицы династий Аглабидов (800-909), Фатимидов (909-973) и Зиридов (973-1057)2. Хотя затем, по мысли Ибн Халдуна, Ифрикийа и пострадала от нашествий кочевников, следы городской культуры в ней сохранились, ибо существование «старых государств» (ад-дуввал ас-салифа)3 там продлилось дольше, чем эпоха империи Альмохадов, после распада которой берберы Западного Магриба, поначалу приобщившиеся к андалусской культуре, опять вернулись к своему «бедуинскому», «грубому» образу жизни. Поэтому обычаи населения Ифрикии, особенно жителей г. Туниса, воспринимались прославленным историографом как более близкие к обычаям египтян, нежели к обычаям берберов4.
2 Последняя дата - год разорения Кайруана военно-кочевым союзом арабов бану хилал и бану сулайм, которое повлекло за собой распад государства Зиридов на мелкие эмираты.
3 Арабское слово даула (мн. ч. дуввал) имеет два основных значения: «династия» и «государство, держава, империя». В средневековых текстах оно чаще всего заключало в себе оба смысла.
4 Ибн Халдун ал-Магриби, Абд ар-Рахман. Китаб ал-ибар... (Книга назидательных примеров.). Т. 2, Бейрут: Дар ал-китаб ал-лубнани, 1983. С. 659-660. Поясним, что Ибн Халдун, как и большинство других средневековых арабских авторов, выделял две основные части интересующего нас региона. Это Ифрикийа и Магриб, т.е. собственно Запад (арабское слово магриб и означает «запад»). Под этим довольно расплывчатым географическим понятием подразумевалась террито-
О спорности авторских положений, предполагающих устойчивость историко-культурного единения магрибинского региона, говорит и такой момент, как явная неравномерность в распределении источникового материала по странам внутри самой монографии. В работе Н.Н. Дьякова наблюдается бесспорное преобладание марокканской проблематики, исторических примеров, источниковых цитат над алжирскими и тунисскими. Этот «крен» во вводной статье известный российский магрибист и исламовед Р.Г. Ланда объясняет научными пристрастиями автора (с. 7). Такое замечание представляется тем более справедливым, что данная монография продолжает то же направление исследований, что и предыдущая работа Н.Н. Дьякова «Марокко: история, культура, религия»5. В то же время не стоит забывать и о том, что Марокко (а не Средний и Ближний Магриб, т.е. Алжир и Тунис) было метрополией государств Альморавидов и Альмохадов, а в постальмохадский период - главным связующим звеном между Магрибом и арабо-мусульманской Испанией (ал-Ан-далусом)6.
В Новое время дифференциация внутренних областей Магриба заметно усилилась, что не сводилось только лишь к различию между Шерифской империей в Марокко, с одной стороны, и османскими провинциями (Алжир, Тунис, Триполитания) - с другой. Власти этих полуавтономных провинций уже в конце XVI - начале XVII в. размежевали свои территории7, с чем Порте оставалось лишь согласиться, а затем с постоянством, достойным лучшего применения, вступали в вооруженные конфликты друг с другом. «Восток есть восток, а запад есть запад!» - провозглашали в 1745 г. глашатаи Константины, оповещая народ о том, что тамошний наместник-бей решил идти войной на восток, т.е. на Тунис8. Со своей стороны жители Туниса, в том числе простые обыватели, воспринимали алжирцев, во всяком
рия современного Марокко (Дальнего Магриба) с прилегающими к нему землями. Что же касается «бедуинского образа жизни» (бадв, бидава), то в магрибинской лексике это понятие означало (и означает) не только и не столько кочевничество, сколько сельский, деревенский уклад.
5 Дьяков Н.Н. Марокко: история, культура, религия. СПб., 1993.
6 См.: Ланда Р.Г. Общность культурных традиций Магриба и арабо-мавританс-кой Андалусии // Проблемы арабской культуры. Памяти акад. И.Ю. Крачковского. М., 1987. С. 254-268; Орлов В.В. Магриб после распада державы Альмохадов (середина XIII - начало XVI в.) // Очерки истории исламской цивилизации: В 2 т. Т. 2 / Под общ. ред. Ю.М. Кобищанова. М., 2008. С. 452-484.
7 Граница между Триполитанией и Тунисом была демаркирована в 1590 г., a алжиро-тунисская граница на севере установлена в 1628 г.
8 Seghir ben Youssef de Büja, Mohammed. Mechra el Melki, Chronique Tunisienne (1705-1771). 2e ed. Tunis: Ed. Bouslama, 1978. P. 248-249. Тем самым на магрибинской земле почти дословно озвучивались хрестоматийные строфы из «Баллады о Востоке и Западе» Редъярда Киплинга «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, / Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд» (перевод Е. Полонской).
113
8 ВМУ, востоковедение, № 4
случае «алжирских турок», как супостатов и почти что как своих «национальных» врагов9. Алжиро-тунисские войны, шедшие с перерывами двести лет (1614-1813 гг.), являются, по сути, значимой страницей истории Магриба, и ее вряд ли следует игнорировать, оценивая социально-психологическую атмосферу в сопредельных странах североафриканского региона.
Не вызывает сомнения, что интенсивная колониальная экспансия Х1Х-ХХ вв. в Магрибе, начало которой восходит к французской экспедиции в Алжир 1830 г., сплотила мусульман этого региона перед лицом общего врага - христианского Запада - и сгладила их взаимное недружелюбие. Однако в прошлом столетии единство Магриба было скорее не реальностью, а лозунгом, выдвинутым националистами Северной Африки в годы борьбы за независимость, когда появилась идея «Великого Магриба». Эта идея, опиравшаяся на мифологизированную историю средневековья, проверки временем не выдержала. Вспомним хотя бы тот факт, что в период деятельности Комитета освобождения Арабского Магриба (1948-1956), созданного в Каире, между представителями политических партий Туниса, Алжира и Марокко, сотрудничавшими в рамках этого комитета, было больше трений и разногласий, чем единодушия. В дальнейшем ситуация не улучшилась. В 1960 г. произошел разрыв дипломатических отношений между Марокко и Тунисом из-за того, что последний признал суверенитет Мавритании. При этом лидеры обеих стран (соответственно, король Мухаммад V и президент Бургиба) соперничали за влияние на алжирский Фронт национального освобождения, которому они оказывали посильную помощь. Когда же Алжир обрел независимость, между ним и соседями почти сразу вспыхнули вооруженные конфликты из-за спорных приграничных территорий. Позднее алжиро-марокканские военные столкновения, связанные с вопросом о самоопределении Западной Сахары, приняли еще более ожесточенный характер. Кроме того, во второй половине XX столетия интеграционный потенциал региона с экономической точки зрения стремится к нулю. Товарообмен между входящими в его состав странами составляет ничтожную долю в их внешней торговле и не имеет перспектив существенного роста. В других сферах экономического сотрудничества (создание совместных предприятий, научно-технические связи и т.п.) значительного прогресса также не наблюдается. Отношения с зарубежными партнерами, в том числе со странами ЕС, каждое государство Магриба строит самостоятельно, не придерживаясь какой-то согласованной общей линии. По этой причине Союз
9 Подробнее см.: Видясова М.Ф. Социально-политическая мозаика Туниса середины XVIII века в зеркале хроники Мухаммада Сагира бин Йусуфа из Бед-жи // Восхваление. Исааку Моисеевичу Фильштинскому посвящается. М., 2008. С. 44-75. 114
Арабского Магриба (САМ), созданный в 1989 г. с участием Алжира, Ливии, Мавритании, Марокко и Туниса, представляет собой крайне слабую и малоэффективную региональную организацию. Наконец, не будем забывать, что политические системы государств - членов Союза Арабского Магриба - весьма разнородны, не говоря уже об отличиях в их официальной идеологии, а также о разнице в уровне социально-экономического и культурного развития.
При учете вышеперечисленных моментов, как нам представляется, фигура марабута Магриба олицетворяет собой не столько всеобъемлющий интеграционный потенциал региона, сколько религиозную составляющую этого потенциала. Сохраняющий и по сей день актуальность «марабутский фактор», скорее всего, следует связывать с перспективой возрождения влияния суфийских братств, разветвленная сеть обителей которых некогда охватывала весь Маг-риб. Теоретически такое вполне возможно, поскольку реисламизация «сверху», которая, будучи ответом на вызов радикального исламизма, осуществляется - в той или иной форме - во всем мусульманском мире, эта политика включает в себя как ориентацию светских властей на тесный союз с официальными служителями культа, так и более терпимое, чем раньше, отношение к суфийским институтам. Последнее наблюдается даже в Тунисе, где ранее против турук велась бескомпромиссная борьба10. В ряде случаев власти открыто апеллируют к суфийским объединениям и организациям мистико-аскети-ческого толка, рассчитывая на их поддержку в деле противостояния экстремистским тенденциям и настроениям или же для укрепления своего престижа и популярности в глазах верующих. Примеры этому можно найти в Пакистане, в Центральной Азии, на Северном Кавказе и в других ареалах традиционного распространения ислама. Что же касается современного Магриба, то там, согласно нашему видению ситуации в регионе, скорее всего, может произойти лишь частное и ограниченное рядом исторически сложившихся районов оживление «культа святых угодников, обладателей божественной благодати» (с. 236), т.е. возврат к «народному исламу». И в каждой отдельно взятой стране этот процесс будет иметь свои масштабы и свою специфику.
Все вышеизложенное не противоречит основополагающим выводам автора, а, напротив, является следствием размышлений, навеянных чтением исследования Н.Н. Дьякова - исследования, отличающегося глубиной авторского проникновения в суть рассматриваемых проблем и высокой культурой подачи авторских идей.
10 В конце 1950-х гг. эта борьба привела к закрытию большинства дервишских обителей и экспроприации их вакуфных владений. В настоящее время в Тунисе с негласного разрешения властей действуют небольшие завийи.
Монография Н.Н. Дьякова оснащена пространными приложениями (с. 238-328), в том числе исключительно полезными сведениями агиографического характера о наиболее выдающихся суфийских деятелях Магриба (значительная часть которых приводится в мастерски выполненном авторском переводе). Учитывая самостоятельную значимость приложений и их высокую информативность, хотелось бы посоветовать автору в случае переиздания книги (что весьма вероятно, учитывая ее востребованность в востоковедном сообществе) снабдить ее именным указателем, который поможет читателю более свободно ориентироваться в тексте, поскольку автор возвращается к одним и тем же персоналиям в различных ее главах.
В целом фундаментальная работа Н.Н. Дьякова, заполняющая одну из лакун в отечественной магрибистике, вносит весомый вклад в развитие арабистики и исламоведения - как российского, так и зарубежного. Информативная и талантливо написанная, она не может оставить равнодушным профессионального востоковеда. Однако, вне всяких сомнений, монография представляет интерес не только для специалистов в области истории, культуры и религии народов Ближнего Востока и Северной Африки, а также студентов востоковедной специализации, которым она адресована, но и для широкого круга читателей, интересующихся восточными обществами эпохи Средневековья и Нового времени. Она наводит на размышления относительно впечатляющего многообразия исламского религиозного комплекса, который может быть уподоблен древу с пышной и причудливой кроной. Одна из его ветвей с многочисленными побегами - это региональный магрибинский вариант бытования ислама, которому и посвящены творческие усилия автора. Остается пожелать Н.Н. Дьякову продолжить исследования истории и культуры Магриба, результатов которых мы с нетерпением ожидаем.
М.Ф. Видясова, С.А. Кириллина, В.В. Орлов
Сведения об авторах: Видясова Мария Федоровна, докт. ист. наук, проф., зав. кафедрой политологии ИСАА МГУ имени М.В. Ломоносова; Кириллина Светлана Алексеевна, докт. ист. наук, проф. кафедры истории Ближнего и Среднего Востока, истории Южной Азии ИСАА МГУ имени М.В. Ломоносова; Орлов Владимир Викторович, канд. ист. наук, доц. кафедры истории Ближнего и Среднего Востока, истории Южной Азии ИСАА МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: office@iaas.msu.ru
